О, как он сводил ее с ума. Стоило ему лишь прикоснуться к ее раскаленной коже, как ее затуманенное страстью воображение тут же представляло, что она выгибается под ним, широко раздвигает бедра и чувствует нечто большое и твердое между своих ног.
— Возьми меня. Возьми меня сейчас же... — Ее хриплый шепот вырвался из окутанного знойной пустыней перчащего горла.
Слова дались ей с огромной силой, так как мозг отказывался слушаться. Остались лишь примитивные животные инстинкты. И эти инстинкты заполонили их обоих до предела.
Резко рванув рубашку, Шеннон издала тихий рык, пригрожая маленькой пуговице, которая упорно не желала поддаваться ее неуклюжим пальцам.
С легким раздражением отметив, как в ее затуманенное страстью сознание смутно пробрался тихий мелодичный звон, раздающийся откуда-то со стороны, она свела брови.
Стараясь не обращать на эти звуки никакого внимания, Шеннон продолжала растягивать мужскую сорочку, с сущим недовольством позволяя объекту своего вожделения выбраться из своих прочных сетей и обратить внимание на стеклянный столик.
По его нахмурившемуся лбу девушка поняла, что случилось что-то важное и Мануэль вот-вот выскользнет из ее объятий. Чуть не расплакавшись от такой мысли, она лишь по сильнее обхватила его плечи, не желая отпускать от себя нежного любовника.
— Шеннон, мне нужно ответить. — Как в тумане прозвучал его голос.
Смутно понимая, о чем он говорит, брюнетка отрицательно покачала головой.
— Не отвечай...
Она вновь попыталась с силой притянуть его обратно, но мужчина оказался непреклонным.
Ненавидя свой поступок, Мануэль все же вырвался из ее рук и наконец-то дотянулся до разрывающегося на столе телефона.
Надеясь, что это по-настоящему важный звонок, брюнет поспешно нажал на кнопку соединения.
И это не было ошибкой.
Из трубки тут же послышался не в меру бодрый голос Фериччи. Помня о том, что он наиболее активен в ночное время, нежели дневное, Мануэль даже слегка позавидовал своему старому другу.
— Получил мою посылку? — Первым делом спросил его Лоренцо.
— Получил. — Посмотрев в все ещё затуманенные после знойных поцелуев янтарные глаза Шеннон, сухо отозвался он.
— Ну и как? Что думаешь?
Отойдя на несколько шагов от дивана, Конте принял самый что ни на есть небрежный тон, словно собираясь обсудить вполне обычные вещи, связанные с ежедневным бизнесом, а отнюдь не с человеческой судьбой.
— Думаю, что это правда. — Вновь без эмоций изрек он.
— Да, мне тоже так показалось. — Согласился друг. — Все эти записи... в них просто чувствовалась душа. Но все же, проверить эту информацию не помешало бы.
— И как ты себе это представляешь? — Невольно изогнув бровь от услышанного вопроса, усмехнулся собеседник.
— Путем обычного ДНК. Она сдаст анализы и...
— Ни в коем случае! — Тут же грубо прервал Мануэль.
Догадываясь о должной реакции Шеннон, стоит ему только заикнуться об этом, Мануэль поспешно отбросил от себя ужасающую картину разъяренной тигрицы. Он уже видел ее в подобном состоянии, и сейчас какое-то шестое чувство громко шептало о том, что на этот раз битьем посуды не обойдется.
— Я верю записям. — Четко произнес брюнет. — Большего не требуется.
— Да, но... — В замешательстве пробормотал Лоренцо. — Что если наш любимый папочка не признает родство?
— Это я беру на себя. — Спокойно отозвался Мануэль. — Кстати, о нем. Ты уже его нашел?
В трубке тут же раздался самодовольный смешок.
— Ты не поверишь, но я все-таки докопался до Леонардо и завтра с утра у нас назначена встреча.
— Во сколько? — С облегчением приняв столь долгожданные сведения, нетерпеливо спросил Конте.
— В девять.
— Отлично. Тогда в одиннадцать я жду тебя у себя.
— Будет сделано, босс. — Насмешливо потянул Фериччи, но тут же став серьезным, сосредоточенно продолжил. — Так что, мне прямиком направить его к тебе? Или все же рассказать об ещё одном кандидате на его шикарное наследство?
Шеннон громко вздохнула, привлекая к себе внимание Мануэля, и, удобно расположив голову на драповом подлокотнике дивана, слегка обиженно покосилась в его сторону.
— Я все сделаю сам. — Кратко произнес Мануэль в трубку. — А теперь мне пора идти. Жду тебя завтра.
Закончив разговор, мужчина ещё некоторое время молчаливо смотрел на лежащую в нескольких шагах от него темноволосую красавицу. Она была прекрасна не только внешне. Не избалованная деньгами, как большинство окружающих девушек на этом острове, она имела чувства стыда и совести, что так не часто можно было встретить в пределах их современного мира. Черт возьми, кажется, он был только рад, что София увезла ее подальше отсюда. Несомненно, здешнее общество только бы извратило ее внутренний образ, и он бы так и никогда не увидел в ней то, что не смогло погубить ни беспризорное обитание трущоб, ни былые кражи, ради выживания. Не смотря ни на что, душа Шеннон была чиста и невинна.
А теперь его долг заставить эту душу засверкать всеми радужными красками и вернуть то, что принадлежит ей по праву. Нравится ей это или нет, но она часть его общества. Она родная дочь одного из самых богатых и влиятельных людей в Италии. И если только Пасквитти признает ее родство, то проблема с тюрьмой отпадет в ту же секунду — он в этом не сомневался. Очень скоро о ней узнает общество. Оно зашепчется, постепенно все громче и громче повышая свой голос. Оно посмотрит на нее с подозрением, которое незаметно примет оттенок искренней зависти и восхищения. Но оно, непременно, примет ее, так как она одна из них.
И он впервые с превеликим удовольствием поможет обществу в этом деле.
Пронзенный ее напыщенно презренным взглядом, Мануэль не обратил на него должного внимания и, мягко улыбнувшись, подошел к дивану.
Стоило только его голове снова нависнуть над ней, как Шеннон вмиг позабыла былые обиды и нетерпеливо прильнула к все ещё усмехающимся мужским губам. Слегка облизав их своим языком, она нетерпеливо потянула ладони к шелковой сорочке, но вновь ненавистный звон пронзил огромную комнату.
Болезненно сжав веки, девушка глухо простонала, в очередной раз одиноко падая на мягкие подушки широкого дивана.
— Кажется, я скоро возненавижу твой телефон. — Злобно пробурчала она.
Лицо Мануэля осветилось виновной улыбкой. Подумав о том, что это снова может оказаться Лоренцо, забывший передать ему какие-то новые важные факты, мужчина поспешно схватил трубку.
— Да? — Стоя рядом с диваном, произнес он.
Шеннон совсем скисла. Былое настроение окончательно сошло на нет. Приподнявшись, она села поудобнее и, обхватив руками прижатые к груди ноги, уперлась подбородком о свои колени. Очень надеясь на то, что после этого разговора Мануэль выбросит свой телефон к чертовой бабушке и вновь обратит на нее внимание, девушка протяжно вздохнула, отстраненно смотря перед собой.
Прослушав быструю речь, едва доходившую до ушей Шеннон, мужчина слабо улыбнулся, взглянув на сникшую девушку.
— Отличные новости, Мигель. Завтра же жду его дома. — Слишком радостно, как ей показалось, отозвался он.
Не поддавшись ее мысленным уговорам, Мануэль отнюдь не спешил выбрасывать свой мобильник, вместо этого положив его в карман своих черных брюк.
Молчаливо следя за направившимся к встроенному бару широкоплечим мужчиной, Шеннон с интересом отметила, что он достал бутылку белого вина и не спеша заполнил золотистой жидкостью два хрустальных фужера.
Увидев, как один из них тотчас протянулся к ней, она неуверенно произнесла:
— Я не пью.
— Брось. — Вложив тонкую ножку фужера в ее пальцы, проронил брюнет. — От одного бокала с тобой ничего не случится. К тому же, это даже полезно.
— У нас есть какой-то повод? — Приподняв бровь, заинтригованно спросила она.
— У нас их много. — Согласился он, улыбаясь глазами. — Например, один из них — это ты.
— Я? — Недоверчиво переспросила Шеннон, изогнув губы в иронической усмешке. — И что, мы выпьем тост за очередную пройдоху, которой посчастливится попасть в Неапольскую тюрьму?
Сев рядом с ней, мужчина пригубил вино, мысленно подыскивая верную тактику разговора.
— Не обязательно. — Наконец произнес он. — Фериччи уверен, что если бы у тебя были хоть какие-то связи — это бы значительно упростило дело.
— Связи? — Не совсем понимая, переспросила она, решаясь попробовать золотистой жидкости.
Вино оказалось немного терпким, но очень приятным и мягким на вкус.
— Ну, например, если бы ты сказала, кто твой отец. — Тем временем продолжил Мануэль, краем глаза следя за ее реакцией.
Пригубленное вино тут же подалось наружу, освобождая хватающий воздух рот.
Просидев в легком оцепенении около нескольких секунд, Шеннон, наконец-то, пораженно произнесла:
— Мой отец? Тебе нужен мой отец?!
— Ну, — плавно пожав широкими плечами, как ни в чем не бывало продолжил собеседник, — если он итальянец, то вполне возможно, что у него есть какие-то связи в Неаполе. Может даже знакомые судьи.
Скинув с себя остатки прошлого ошеломления, Шеннон не сдержалась и истерично рассмеялась во весь голос. Со стороны ее можно было бы сравнить с умалишенной, но не в меру быстро схватывающий ум, в покрытой темными локонами голове, работал как никогда ясно. Увы, она уже давно не доверяла людям, как и не верила в любящие родительские чувства.
С секунду ей хотелось вновь сказать, что у нее нет, и никогда не было отца, но тяжелый ком обиды, собравшийся благодаря жесткостью прожитых в одиночестве лет, давил на плечи, заставляя ее хоть немного излить накопившуюся горечь.
— Мой отец обычный бедный ублюдок, который ни о ком кроме себя никогда не думает. Вряд ли у него есть упомянутые тобой связи, а если бы это и было так, то он все равно ничего для меня не сделает. Он эгоист и лицемер. Полная дрянь. И я его ненавижу! — Последние слова она произнесла с наибольшим чувством.
В прозвучавшем ответе не осталось места для воображения чего-то нежного и ласкового по отношению Шеннон к своему родителю.
В том, что она лгала насчет финансового положения отца, Мануэль был абсолютно уверен. Ее глаза блестели лишь беспощадным гневом, а отнюдь не прочими качествами.
Протяжно вздохнув, Мануэль вновь принял беспечный вид и, словно вовсе не замечая витающую в воздухе ярость, спокойно сделал новый глоток, после чего совершенно без зазрения совести подкинул новую охапку дров в и без того полыхающий костер.
— Ты так говоришь, как будто лично его знаешь.
Резко поставив свой фужер на стеклянный столик, девушка яростно сжала ладони. Ей не нравилась тема их разговора. Она вообще не хотела вспоминать своего отца. Ни сейчас — ни когда-либо потом.
Сделав глубокий вздох, Шеннон кое-как придала своему голосу меньшую враждебность и открыто посмотрела на сидящего рядом Мануэля.
— Хватит и того, что я знаю, как этот подонок поступил с моей матерью.
— Обстоятельства бывают разные...
— Обстоятельства?! — Взбешенно выкрикнула она, соскочив на ноги. — Да какие к черту обстоятельства? О чем ты говоришь?! Ты не знаешь, что тогда произошло. Ты и представить себе не можешь ту боль, что испытала моя мать, нося под сердцем его же дитя! Он мог просто щелкнуть пальцами, и вся наша жизнь изменилась бы в корне. Он мог это устроить. Но он ни черта не сделал. Мы ему никогда не были нужны!
— И все же, ты не можешь этого знать наверняка. — Спокойно выдержав ее острый взгляд, в котором светила ненависть ко всем олигархам этой планеты, Мануэль лишь продолжал пить свое вино.
Отступать было слишком поздно. Но если он только пожалеет Шеннон, то всю эту попытку можно смело закопать в глубокую яму и больше никогда не возвращаться к ней, а это было совсем не то, чего он добивался.
Она по-прежнему безмолвно стояла перед ним. Руки уперты в бока, из глаз сыплются искры неукротимой обиды и слепой ярости, дыхание прерывистое и глубокое — воинственная поза, которая всем своим видом говорила лишь о борьбе.
Но борьба так же не входила в его планы, как и жалость.
Понимая, что слишком жесток, Мануэль продолжал расслабленно пить свое вино.
Шеннон должна найти в себе силы, чтобы справиться с этим, должна смириться, иначе проживет всю оставшуюся жизнь в одной лишь ненависти и болезненных воспоминаниях о тяжелом прошлом — а это больно. Очень больно.
— Прошлое довольно размыто — будущее же весьма неопределенно. — Философски заключил он, ставя свой почти пустой фужер рядом с его собратом.
Бешеную спесь, нашедшую на воинственную брюнетку, как ветром сдуло. Непонимающе захлопав ресницами, она все же бессильно опустила руки.
— К чему ты это?
Шелковая материя дорогой сорочки, покрывающая широкие мужские плечи, слегка колыхнулась.
— Лишь к тому, что ты не знаешь, что было в прошлом наверняка, как и не знаешь, что сейчас испытывает твой отец за совершенное несколько лет назад происшествие. Вполне возможно, он понял, что совершил ошибку.
— Ни черта!
— Вполне возможно, что он искренне сожалеет.
— А мне на это глубоко наплевать. Того, что было — не вернуть!
— Одно из самых лучших качеств человека, которое и делает нас людьми — это умение прощать.
Шеннон презренно хмыкнула, протестующе скрестив руки на груди.
— Никогда!
Ещё раз заглянув в пылающие огнем темно-карие глаза, взгляд Мануэля углубился, унося его куда-то далеко из этой комнаты.
— Мы все должны найти в себе силы, чтобы простить, как бы больно не было нашей душе. — Тихо изрек он, по-прежнему обитая в каком-то внутреннем мире. — Иначе будет только хуже.
Упрямо покачав головой, Шеннон уже было хотела вложить в свой голос как можно больше сарказма, но отстраненный вид сидящего перед ней мужчины невольно заставил ее поменять свое решение.
— Что ты можешь знать о душевной боли? — Недоверчивым голосом спросила она. — Ты ведь любил своего отца. Это стало очевидным, стоило тебе только заговорить о нем. И я уверена, у вас это чувство было взаимным. Ты не можешь знать, какого это быть отвернутым собственным родителем.
Мануэль не ответил. Не возразил. Он просто смотрел в потемневшее от ночи окно, однако его взгляд отнюдь не блуждал по непроглядным сумеркам, вместо этого он видел картины своего прошлого.
— Это чувство не всегда было взаимным. — Наконец сухо изрек он, возвращаясь в богато украшенную комнату. — До восьми лет совместного проживания под крышей этого дома мы ненавидели друг друга.
Ошеломленно моргнув, Шеннон не знала, что и сказать. Она ожидала чего угодно, но о таком повороте в жизни богатого наследника даже не подозревала. Да и как такое вообще возможно? Сегодня на яхте, когда он с ощутимой болью смотрел на улыбающуюся фотографию отца, когда в его голосе открыто сквозила тоска, она и представить не могла, что когда-то Мануэль ненавидел этого человека.
— Но... — Не зная, имеет ли она право спрашивать о подобном, Шеннон все же неуверенно спросила. — Но почему?
Его тихий голос сопроводился немного ироничной, грустной усмешкой.
— Из-за матери.
