Только когда Ялмари сел, прислонившись к дереву, она заметила, что он ласково улыбается.
— Что? — спросила она. — Я что-то сделала не так?
— Все так, — заверил он. — Плохо, что меня так сильно зацепили, но как же приятно, когда ты за мной ухаживаешь, — объяснил он.
— А мне еще приятней, — тихонько засмеялась она. — Я тебя столько еще ни разу не целовала, сколько за эти дни, — она подала ему флягу с настоем Люне.
Он сделал глоток.
— Жаль, что я ничего не чувствовал, — он на мгновение сморщился от боли, сделал еще глоток. — Почему целебные отвары всегда такие мерзкие? Дай воды.
Девушка налила в кружку воды и протянула ему.
— Удержишь?
— Я сегодня такой сильный, что сам себя удивляюсь, — он снова скривился. — Только голова кружится.
— Ялмари... — Илкер посмотрела в ту сторону, где скрылся Сорот. — Может, надо сказать о лорде остальным... Хотя бы Шраму. Чтобы он знал...
— Не знаю, — принц не переживал об этом. — Не думаю, что Герард что-то предпримет. Разве только спину не прикроет в бою.
— Это и страшно.
— Но не самое страшное, — заверил он. — Я тут в бреду слышал, вы никак не поймете, зачем на нас напали, а потом оставили в покое, хотя могли добить?
— Да, Етварт об этом все время упоминает.
— С нами был акурд... — девушка явно испугалась, но он договорил. — В бою нас разделили. Никто не видел, где был Балор. Никто не видел, где был Шрам. Никто не видел, что случилось с Бисерой. И даже Люне какое-то время была одна. Каждый из них теперь может быть акурдом.
— Кроме меня, очень уж слабой, чтобы защитить тебя, и Сорота, который жаждет твоей смерти, — завершила Илкер.
— Вот именно. Никому нельзя доверять. Вот что на самом деле страшно. Этого Загфуран и добивался.
— Неужели он до сих пор следит за нами? — поникла девушка.
— Я в этом не сомневаюсь. Вряд ли ему очень хочется, чтобы мы достали амулет против духов гор. Амулет, который поможет Энгарну победить.
— Почему тогда он не убил нас?
— Не знаю. Может, нас защищает Эрвин. Может, маг ведет свою, ему одному известную игру... Давай не будем пока об этом. Иди ко мне поближе.
Илкер с удовольствием устроилась рядом, прижавшись к его плечу. Они сидели так довольно долго. Когда он задремал, она осторожно положила его на землю.
Вернулась Бисера с зайцем и двумя пестрыми птицами в руках. Кинула добычу у костра и недоуменно оглянулась.
— Никого нет? Они бросили его одного? — возмутилась она. — Без защиты?
Илкер прекрасно понимала, что амазонка ее провоцирует, поэтому не произнесла ни слова. Но Бисеру это не остановило. Она подошла ближе и прошипела прямо в лицо Илкер:
— Язык проглотила, крыска? Ты ничтожество. Он не будет твоим. Ты только и можешь, что пищать и прятаться за его спину. Он все равно...
— Ты хорошая, я знаю, — горячо перебила ее Илкер. — Он выбрал меня не потому, что я лучше. Я не знаю почему... Но ты обязательно будешь счастлива. Потому что по-другому не справедливо!
Бисера отшатнулась, а потом замахнулась с ненавистью:
— Да пошла ты...! — но так и не смогла ударить. Отскочила и снова умчалась в лес.
Как ни старалась Люне примириться с лордом, ничего не получалось. Наоборот, ее попытки как будто еще сильнее его озлобляли. Чем мягче и спокойней была она, тем раздражительней становился он. А ведь Герард действительно ей нравился. Не потому что был красив или богат. Не потому, что был хорош в постели — по правде говоря, он вовсе не был хорош. Но было в нем что-то от беззащитного обиженного мальчика, что вызывало желание утешить и принять под свое покровительство. Люне было безразлично, женится он на ней или нет. Для нее это мало значило. Пусть станет королем, если так хочет. Она ему поможет в этом. Теперь, когда вместо желанного талисмана она получила добротный, но совершенно бесполезный плащ, она считала, что договор с принцем разрушен. Люне ничем ему не обязана. Единственный, для кого она бы постаралась сделать что-то, — это Герард.
Вампиру, с которым столкнулась в лесу неподалеку от Шаалаввина, она подчинялась из страха. Он был не так прост, как казался, — Люне чувствовала это даже слабенькими ведовскими силами. Уже то, что он сумел добраться до ведьмаков на ее прародине, и они пообещали помогать ему, говорило о многом. Если уж они вместе, защищенные магией Фагора, волшебными дверями, предпочли не воевать с ним, а подчиниться, то ей одной и подавно с ним не справиться. Если бы еще она получила амулет... Но это не сбылось. Поэтому она исполняла его волю.
И тут неожиданно желание вампира пошло в разрез с желаниями Герарда. Вампир велел оставить Ялмари в живых, подозревая, что амулет против духов и злой магии добудет только он. Вампир не ошибся. Едва только возникла опасность, змея исчезла. Но Люне нутром чуяла: стоит Ялмари прийти в себя, и "проводник" появится снова. Так что надо поставить принца на ноги. Засада, устроенная людьми Пагиила, несколько перестаралась. Увидев полумертвого оборотня, она засомневалась: сможет ли исцелить его? Смогла.
Вот только Герард. Он так обрадовался, что принц умрет. И когда Люне приложила все силы, чтобы вылечить его, не на шутку взъярился. Она несколько раз объясняла лорду, что смерть принца ничего ему не прибавит, а жизнь ничему не помешает. Все было бесполезно. Это опять была какая-то детская обида, уязвленное самолюбие. Вроде как Ялмари его унизил несколько раз, и теперь получил по заслугам. И нечего было вмешиваться в то, что допустило провидение.
Когда она в очередной раз его успокаивала, он прикрикнул на нее.
— Мало того, что поступила как дура, так еще и не желаешь этого признать! Так бы и стукнул тебя.
Затем повернулся и ушел в лес. Люне посидела немного, глядя на Илкер. Девушка караулила Ялмари и обо всем догадалась. Много она слышала. Конечно, Люне могла бы легко ее обезвредить. По поводу ее жизни ничего сказано не было. Пусть только попробует наябедничать мужу. Узнает, что такое гнев ведьмы. Надо будет предупредить ее. Но сначала помириться с лордом. Еще одна попытка. Она пошла за ним следом.
Герард плавал в реке. Он был потрясающе красив. Люне невольно залюбовалась им. Вот кого природа щедро одарила: и лицо, и тело — все прекрасно. Высокий, широкоплечий, улыбка такая, что сердце тает. Ему бы еще ума чуть-чуть. Но, к сожалению или к счастью, одному все сразу редко дается. Ничего, она согласна быть его умом.
— Постирай одежду, — распорядился Сорот, заметив девушку на берегу.
Люне подвязала юбку так, что оголились колени, вошла в воду. Ей не нравилось, что он грубит, но сейчас она готова была потерпеть немного. Конечно, она не собиралась повиноваться ему и дальше. Но сейчас он злился. Ему надо успокоиться. Вот поплавает немного. Может, тогда будет готов выслушать ее. И простить. Не будет же он таким злым вечно...
Герард вышел из воды и лег на песок, уставившись в небо. Закончив стирку, Люне развесила одежду и устроилась рядом, глядя на него. Он не обращал на девушку внимания, тогда она поцеловала его. Сорот хранил безразличие.
— Интересно, — спросила она лукаво, — сколько поцелуев тебе надо подарить, чтобы ты оттаял? Тысячу? Десять тысяч? Я поцелую столько, сколько скажешь, — она прикоснулась губами к его плечу, потом скользнула к груди.
Герард небрежно отодвинул ее.
— Какие к шерешу поцелуи? Думаешь, сможешь загладить вину ими?
— Милый, ну в чем же я виновата? — начала сюсюкать она.
— Ты опять?! — возмутился он и сел на песке. — Ты что, так и не поняла ничего?
Люне тоже села.
— Герард, — произнесла она чуть строже. — Может, прекратишь истерику? Станешь наконец мужчиной? Сколько уже можно?
Она не договорила. Сорот с размаху ударил ее по лицу. Из носа хлынула кровь. Люне вскочила и отправилась к реке. Склонилась над водой, умылась. Подошла к дереву, чтобы исцелиться. А Герард отчитывал ее:
— Я тебя предупреждал? Рот меньше разевай! Если бы он выздоровел сам, я бы слова не сказал. И сам бы никогда его не убил. Но был такой случай! Такой случай! И тут вмешалась ты. Какого шереша ты вмешалась? Он должен был сдохнуть. И какого шереша ты теперь делаешь из меня идиота? Да я...
— Ты, лорд, еще сильно пожалеешь о том, что сейчас сделал, — Люне выпрямилась. Встала перед Герардом. Глаза ее сверкали таким гневом, что он испугался, но чтобы не показать это, поднялся. Навис над девушкой.
— Как ты со мной разговариваешь, с...? Если я тебя трахнул, ты можешь голос на меня повышать? Да я...
— Ты, лорд, — продолжила Люне негромко, — на коленях проползешь через три страны: через Лейн, Энгарн и Кашшафу. И будешь меня умолять, чтобы я за тебя замуж вышла. Только я, придурок, за тебя не выйду. Ты меня век будешь помнить.
— Да как ты... — Сорот задохнулся от гнева и снова ударил ее, но на этот раз Люне подставила ладонь. Он будто в раскаленную печь стукнул. Заорал, кинулся к реке, чтобы остудить обожженную руку в воду, а девушка спокойно попрощалась:
— До встречи, лорд, — и скрылась в лесу.
29 фибрайира, лагерь Ройне
Он победил! Пусть не так скоро, как рассчитывал, но городской совет Биргера пришел к нему с поклоном. И, Эль-Элион видит, граф Ветоним был милостив к строптивцам. Для сдачи города он выставил очень щадящие условия: поскольку, осаждая, он не потерпел больших потерь, то мог себе это позволить. Пусть эти заморенные голодом старики выторговали себе еще две недели на размышление и для того, чтобы приготовить город, Ройне не сомневался, что они придут. Возможно, придут раньше. Ведь их женщины и дети еще стоят в акведуке, вместе с трупами, под открытым небом, холодным зимним дождем. В знак милосердия и примирения он приказал спустить им несколько корзин с едой, но поднимутся на поверхность они не раньше, чем город сдастся.
Ройне оттолкнул от себя жареную утку и сделал большой глоток вина. Из войск Тазраша тоже поступили хорошие известия: они получили еду и оружие. Обоз из Кашшафы шел долго, но он добрался, а до этого два обоза захватили враги, не оставив им ничего. Его армии повезло — неумелый генерал, который по слухам теперь коротал дни в Юдале, не додумался до той тактики, что Полад применил севернее. Они вполне обходились грабежом вилланов из окрестных деревень. Правда, с каждым разом приходилось забирать южнее, но они сталкивались лишь со слабым сопротивлением вилланов, вооруженных вилами, и это особо не беспокоило. И все же радовало, что до Нефтоах еще далеко, впереди еще несколько крупных городов и множество маленьких, впереди столица Энгарна — ее Ройне захватить не позволят, а жаль. А за рекой еще множество земель... Надо написать Невене. Пусть приедет сюда. Он станет герцогом в Энгарне и поселится здесь...
Из Кашшафы ему привозили только особые деликатесы, которые здесь было не достать, например лейнское вино... Хотя вместе с этим вином были и нехорошие вести: лейнцы приближались к Ветониму. Их было не так много, и бои, в которые они вступали, трудно было назвать успешными, но... они приближались. Самое паршивое, что сейчас могло произойти — это необходимость вернуться, чтобы защитить Ветоним. Эль-Элион не сыграет такую шутку с ним. Они задержат врага и без его помощи — он ведь не оставил поместье без защиты. А лейнцы отвратительные вояки, посмотреть хотя бы, как они воевали в Восточном Энгарне.
Генерал скривился. В последнее время его беспокоили боли в желудке и спине. Вроде бы он молод для таких болезней. Солту постоянно мучил голод, но стоило съесть хоть немного — и о спокойном дне можно было забыть. От постоянных болей и ощущения голода, он стал еще более раздражительным. Чуть успокаивали только мысли о сдаче города. Он продумал церемонию. Все должно пройти просто и торжественно. Хотя если церемониймейстер сделает что-то особенное, Ройне его наградит. Это особенный день для всех: для солдат, офицеров. Для генерала и, конечно, для Алеана. Теперь он станет графом Хецроном по-настоящему.
Ройне сделал еще глоток вина и на этот раз подержал его во рту, согревая, распознавая оттенки вкуса. Превосходное вино. Надо заказать еще такого.
После ссоры с братом Солта несколько раз пробовал встретиться с ним, но безуспешно. Алеан избегал его. Приказы явиться к генералу игнорировал. Лишь однажды передал через оруженосца, что появится, только когда начнется настоящая война. Денисолта сам искал полковника, но безуспешно. Это так бесило, что он готов был пойти на крайние меры, но тут появились послы из города. Эти переговоры чрезвычайно вдохновили Денисолту, хотя и не показал этого никому.
...Он слушал вдохновенную проповедь армейского духовника, как всегда не понимая ни слова, а сам представлял, как послы стоят под дождем, — мокрые, старые, исхудавшие, ожидая его аудиенции и теряя надежду. Все три часа богослужения это доставляло ему удовольствие, и когда они предстали перед Ройне, такие, как он ожидал, он заговорил с ними грубо и резко, пока старики униженно просили у него снисхождения...
Даже сейчас при воспоминании о том дне в душе разливалось приятное тепло. Вот ради чего он шел на войну. Ему нравилось воевать, но еще больше нравилось одерживать победы. И вот так принимать покоренных...
Солта быстро допил вино.
— Эй! — кликнул он оруженосца.
Тот появился мгновенно и замер у входа в шатер. Генерал так и не запомнил его имени, но что толку? Возможно, в следующем бою он погибнет. Скорбеть о нем Ройне не будет. Он любил почтение и благоговение по отношению к себе, но этому парню он, кажется, внушал ужас. Не глядя на это трясущееся недоразумение, генерал отдал приказ.
— Полковника Ройне ко мне.
Еще одна безнадежная попытка достучаться до брата, но, может быть, узнав, что город сдан, он немного пришел в себя. Ведь это подтверждает, что Денисолта был сто раз прав, когда шел на такие меры.
Оруженосец замялся, заблеял что-то невнятное:
— Господин генерал, но ведь... господин полковник, он же... Он же...
— Доложите, наконец, четко, что случилось, — взбесился Солта.
Окрик помог. Парень перестал бледнеть и краснеть:
— Полковник Ройне сейчас на венчании. То есть у него сейчас венчание.
— Что?! — Солта вскочил, роняя сразу и стул, и легкий столик вместе с недоеденной уткой. — Какое на хрен венчание, ты о чем?
— Он женится. Наш духовник его венчает.
— На ком?!
Оруженосец снова потерял дар речи.
— Ну, так... Дочь графа, который... Ну, с которой он...
Не тратя слов понапрасну, Ройне выскочил из палатки, оттолкнув с дороги оруженосца, но снаружи остановился.
— Где? Веди! — коротко приказал он.
И парень вприпрыжку помчался впереди.
Алеан особенно не изощрялся по поводу свадьбы — "новобрачные" стояли рядом с шатром полковника, благо сегодня дождя не было, хотя день был пасмурный. Вокруг понурые солдаты, будто присутствовали не на свадьбе, а на похоронах — понимали, чем это представление закончится. Духовник тоже был бледен, а уж когда заметил мчащегося к ним генерала и вовсе стушевался. Но, кажется, обряд он уже завершил, потому что брат взял в руки лицо девчушки и от души поцеловал. На пальце блеснул обручальный перстень. Духовник что-то забормотал, склонившись к нему. Ройне уловил обрывки слов.
