— Есть разговор.
Терминал пожал плечами.
— Не представляю, о чем ты хочешь говорить, но я исполню твою просьбу.
— О геноциде.
* * *
Небольшой домик в глухом пригороде давно не собирал такой многочисленной компании. Двенадцать персон разместились в нем с большим трудом. Правосудор и Молния вызвались сходить за недостающими продуктами — отчасти из-за того, хотели как можно меньше времени проводить наедине с нашим, кхм... старшим товарищем. Отшельник оккупировал компьютер. Тот вел себя подозрительно прилично, мне даже показалось, что кулер издает что-то вроде мурлыканья. Магус о чем-то беседовал в зале с Императрицей. Не знаю, какая общая тема могла найтись у философа и переводчицы, но подслушивать не хотелось. Дьявол и Жрица обретались там же. Хотя они молчали, да и вообще забились по разным углам, чувствовалось, что они ухитряются обмениваться какими-то мыслями. Смерть, как всегда, находился в своей комнате, и одному ему было известно, что он там делал. Луна и Шут помогали мне на кухне. Первая была глубоко погружена в себя и успела дважды порезаться безопасным ножом для овощей, пока чистила картошку. И сама же затянула порезы. Это поначалу показалось мне хорошим знаком — как-никак, она наконец-то смогла подобрать ключ к своим полномочиям. Однако она продолжала отмалчиваться, только позвонила своему сокурснику, что подвозил нас — сказала ехать домой и никого не ждать. В уме я сделал пометку потом связаться с этим человеком и извиниться за неудобства — он слишком много пережил всего за два дня. Шут же то и дело метала на меня то гневные, то взволнованные взгляды, и я нутром чувствовал, что с этим придется разбираться в первую очередь. Как только мы переместились домой, она первым делом залепила мне еще одну пощечину. Как пояснила тут же, 'для профилактики'. Теперь же явно старалась держаться поближе ко мне. Ну что же... от собственной тени, похоже, было бы проще сбежать, чем от нее. Возможно, нужно было с самого начала вести себя иначе. Как бы то ни было, сделанного не воротишь, и мне, похоже, придется брать ответственность за ту, кого приручил. Кстати про приручение...
Я глянул в отражение на боку кастрюли. Терминал сидел за столом, сложив перед собой пальцы, и глядел в пустоту. По моей просьбе он изменил внешность, чтобы нас случайно не перепутали, и сейчас имел облик сухого светловолосого мужчины средних лет, одетого в советского фасона костюм и на первый взгляд воплощавшего концепцию заурядности. Второму взгляду открывалось странное выражение глаз, которое необъяснимым образом вгоняло в дрожь даже меня. И насколько я мог судить, это были не эмоции терминала, а обычное состояние этого тела. Страшно было даже представить, чей облик наш коллега позаимствовал.
— Послушай, — задал я свербевший на языке вопрос. — Как к тебе обращаться? То есть, я знаю, что ты терминал, но это не определяет тебя как индивидуальность.
— К чему это? — он не изменил позы, не шевельнул ни единым мускулом. — Я не нуждаюсь в имени.
— Зато мы нуждаемся в том, чтобы оно у тебя было, — я достал из кармана свою карту и продемонстрировал ему. — Ты лишил нас способности иметь имена, потому что имя — это определение личности, то, что укрепляет ее границы, а именно их ты стремился расшатать. Но, как видишь, мы нашли выход. И поскольку сейчас нам предстоит сотрудничать, нужны средства облегчения коммуникации. Имена в том числе.
— Я принимаю этот аргумент, — терминал чуть заметно кивнул. — На заре вашей истории имена давались согласно заслугам и роду деятельности. С этой позиции точнейшее определение меня — 'Губитель'.
Да уж... обезоруживающая прямота.
Вернулись из магазина Правосудор и Молния. Последнюю удалось пристроить к делу вместо Луны, из которой кухарка была неважная. Наконец, через полчаса общими усилиями скромный обед на двенадцать персон вскоре был приготовлен. Стол пришлось перетащить в зал, но все равно не хватало ни стульев, ни места за столом. Ну, в тесноте да не в обиде. По крайней мере, мне удалось накормить народ горячим рагу и курицы и картошки. Сытые люди спокойнее. Мне не хотелось опять разнимать драку.
— И так, теперь давайте проясним один момент, — начал я разговор, ради которого его и пригласил. — Наш коллега — это персонификация планетарной защитной системы. Он считает, не без оснований, что человечество является смертельной угрозой существованию мира. В том смысле, что само присутствие людей разлагает микрокосм планеты, и если ничего не предпринять, то в итоге она погибнет, превратившись просто в кусок камня в пространстве. Исчезнет магнитное поле — да и вообще все, что появилось за последние четыре миллиарда лет — озоновый экран, плодородный слой почвы, пресная вода, ископаемое топливо, живые организмы. Весь мир превратится в одну большую Карантинную Зону., только вот карантин будет устанавливать уже некому. Времени у нас осталось мало. Можешь сказать, сколько именно?
— При текущих темпах эскалации процессов, полное истощение планетарного микрокосма произойдет в течение трехсот лет, или меньше. Необратимые повреждения будут получены в течение менее чем пятидесяти лет.
— А откуда такой разрыв?
— Я предполагаю, что по мере истощения, человечество будет численно уменьшаться, но и адаптироваться к новым условиям, в связи с чем коррозирующее воздействие будет продолжаться, но с меньшей интенсивностью. Я так же предполагаю, что некая доля людей сможет пережить момент гибели планеты, создав полностью замкнутую систему жизнеобеспечения, используя солнечную и геотермальную энергию.
— И что предлагает наш, кхм, коллега? — холодно осведомился Магус.
— Комплексное воздействие, — ответил Губитель. — Использование людских систем вооружений, уничтожение инфраструктуры, генерация болезнетворных микроорганизмов, провоцирование продовольственного дефицита. По отдельности эти меры не привели бы к значительному сокращению популяции, однако примененные одновременно, они дадут удовлетворительный результат в сравнительно краткие сроки. Максимальный эффект при минимальных затратах сил.
— Ты собираешься убить всех? — как бы невзначай спросил Дьявол.
— Это было бы предпочтительно. Однако в случае стабилизации численности человеческой популяции на безопасном уровне я не буду принимать дополнительных мер.
— Безопасный уровень — это сколько?
— Не более миллиона особей, при условии равнораспределенного проживания небольшими родоплеменными группами и ликвидации признаков цивилизации.
— Но это же означает отбросить нас в каменный век! — Магус только что не подпрыгнул на месте от возмущения.
— Только в таком состоянии ущерб от вашего присутствия не будет превышать возможности к восстановлению.
— Так, это бред какой-то, — влез Правосудор. — Этот... он что, думает что мы паразиты, которых надо извести по корень?!
— 'Этот', как ты выразился, — мне пришлось повысить голос, — имеет полное право так считать. Он старше нас на миллиарды лет. Ты не обязан с ним соглашаться, однако он может обосновать свою точку зрения, и с его позиции, он прав.
— Ты на чьей стороне вообще?!
— Я на стороне истины. А истина в том, что хотя Губитель и прав по-своему, но есть и иная точка зрения, — я повернулся к терминалу. — Послушай... мы — плоть от плоти человечества. Мы рождены людьми и от людей, росли в условиях техногенной цивилизации, и мы просто не можем принять безоговорочно твой тезис, что род людской должен быть стерт с лица Земли. Опять же, разум — настолько редкое явление, что любая форма разумной материи во Вселенной уникальна. Даже если предположить, что человечество своим неконтролируемым развитием поставило под угрозу существование планеты, я не считаю приемлемым его полное уничтожение. И здесь есть тонкий момент. Ты испытываешь неприязнь к человеческому виду. Но что думает по этому поводу сама планета?
— Ее чувства — мои чувства, — произнес Губитель таким тоном, будто в сотый раз объяснял прописную истину.
— Нет, — вдруг впервые нарушил молчание Смерть. Он отлепился от стены, возле которой стоял, и неловко прошагал к терминалу. — Я был тут. Долго. Я слушал. Зовет. Просит. Любит.
— Кто? — кажется, Губитель удивился.
— Цветок, — речь все еще давалась Смерти нелегко, он почти дрожал от натуги. — Теплый цветок в холоде. В пустоте. Это все — этот цветок.
Он развел руками вокруг себя.
'Вот оно, — подумал я. — Вот почему его было недозваться весь последний месяц...'
Терминал ничего не ответил, но уже это было признаком сомнений.
— Обрати внимание, — заметил я. — Многие из нас независимо друг от друга приходили к одним и тем же выводам. Мир желает от нас защиты, но мир не желает тотального истребления.
— Что ты предлагаешь?
— Пока — ничего. Я прошу отсрочку реализации твоего плана.
— Зачем?
— Вот зачем. Как ты уже понял, мы не приемлем твоих методов. И у нас вместе взятых достаточно сил, чтобы свести твои усилия на нет. Однако мы понимаем, — я снова повысил голос, окидывая товарищей взглядом 'только-попробуйте-возразить', — что конфликт неприемлем, поскольку уничтожит планету намного быстрее, чем ноосферная коррозия. И это приводит нас в почти патовую ситуацию, из которой есть только один выход — мы изыщем способ отвести угрозу, и ты его примешь. Не сможешь не принять, потому что альтернативой опять же будет самоубийственный конфликт. Розумiешь, панове?
— Другого способа не существует.
— Вот это мы и опровергнем.
— Это невозможно.
— Друг мой, невозможное — это как раз по нашей части. Мы доказывали это делом не раз.
Губитель слегка прищурился. Его мимические мышцы шевелились в полном беспорядке, из-за чего казалось, что по лицу терминала идет рябь. Я не ощущал вкуса его эмоций, но почему-то был уверен, что он в смятении.
— А если не справитесь?
— Тогда я приму твой твой план, как единственно верный, и помогу тебе с проведением геноцида.
— Теперь ты говоришь только за себя.
— Я не в праве требовать от других совершать убийства. Ну так как, дашь отсрочку?
— Сколько ты хочешь?
— Дай нам год, — твердо сказал я. — Этого времени хватит.
— Приемлемо, — ответил терминал после секундного колебания и встал из-за стола. — Я приостановлю свои действия. Однако угроза со стороны Того-Что-Извне все еще существует, и она будет только усиливаться.
— Я помню, Губитель, я помню. Более того, я полагаю, что именно То-Что-Извне может нам помочь.
Он посмотрел на меня как на психа. На безнадежного, конченого сумасшедшего. Не произнеся больше ни слова, он вышел из гостиной, а через несколько секунд хлопнула дверь. Стука шагов по крыльцу слышно уже не было — терминал просто сбросил плоть, как неудобную официальную одежду.
— Даже жалко его немного, — протянул я, изучая ногти. — Не читал он Шекли, а зря. Если ты что-то создаешь — прежде всего подумай, как это потом выключить.
Потом Правосудор схватил меня за грудки и поднял со стула.
— Объяснись, — потребовал он тихо и от того страшно.
— Во-первых, поставь меня на пол. Во-вторых, ты сам все слышал.
— Ты только что подписался под уничтожением всех людей на земле!
— Я выторговал самое дорогое — время. Или ты сходу решил лапки кверху поднять?
Лицо бывшего десантника перекосило. Я почувствовал, как резким порывом поднялась волна — созданная на одном лишь чувстве справедливости, на протесте против моего отвратительного поступка. Простите, подполковник Сергеев...
Мой удар отшвырнул Правосудора к стенке, и я продолжал его держать, чтобы он не мог шевельнуть ни пальцем, ни мыслью. Сейчас любое действие давалось мне с легкостью, о которой я и помыслить не смел. Если бы только был прок от этой грубой силы...
— Ребята, поймите меня правильно, — сказал я, обращаясь ко всем разом. — Я никого не пытаюсь предать или обмануть. Сейчас в запасе есть целый год времени, есть четко поставленная задача, а мы впервые располагаем полной информацией о происходящем. Вы можете соглашаться со мной, а можете не соглашаться, я никогда никого ни к чему не принуждал, и сейчас не буду. Но я прошу вашей помощи, потому что я — всего лишь один человек. Мне не нравится то, что Губитель намерен сделать, и если вам тоже — то помогите мне найти ответ. Помогите мне доказать наше право жить. Помогите мне, пожалуйста. Я ведь уже так устал...
Глаза защипало, горло сперло. Я выпустил из незримых пут Правосудора и осел на стул, роняя голову в ладони. В голове было пусто. На что я вообще надеялся, заключая сделку? На чудо? Чудес не бывает, я мог заявить это ответственно, как большой специалист по чудесам. Бывает нудная работа, сбор данных, отточенные навыки — и использование их в нужное время и в нужном месте. Все, что выглядит чудесами, такое скучное, если приглядеться. Произойдет ли чудо сейчас? Пойдут ли они за мной? Калека. Военный. Ученый. Медсестра. Школьник. Художница. Переводчик. Программист. Сирота. Студентка. Они не чудовища, не небожители — они просто люди, на которых взвалили непомерную ношу. Значит... значит сам, все сам. Разумеется, один я не справлюсь, и мне придется стать самым массовым убийцей в истории, положив этой самой истории конец.
— Ну и чего разнылся, товарищ Зануда? — спросил Дьявол. — Рожи страдальческие корчить мы тут все умеем. Мне вот мысль Губителя нравится, но раз уж такой кипешь, грех не поучаствовать.
— Молодой человек, не разочаровывайте меня, — нахмурился Магус. — Если мы позволим терминалу истребить человечество, как мне прикажете рекомендовать вас на соискание ученой степени? И перед кем главное?
— Я не знаю, чем я могу помочь, — Отшельник мрачно глядел в окно. — Но если что, обращайся. Мне все равно теперь не с кем поговорить...
— Если есть задача, ее надо выполнять, — Правосудор был все еще на взводе, но вроде бы уже не злился. — И когда мы ее выполним, я тебе вот этими своими руками рыло начищу.
— Я поговорю с родителями, — заявила Луна. — Они же в ФСБ работают, возможно, удастся как-нибудь к делу подключить. Как вам идея?
— Все будет хорошо, — Жрица приблизилась неслышной тенью. — Просто верь.
— Тепло, — невпопад сказал Смерть. — В тепле растут цветы.
Императрица и Молния не нашлись что сказать, но я ощущал их чувства. Прежде они выбрали человеческую жизнь, бежали сами от себя, но сейчас были готовы к отчаянному рывку.
Шут тоже промолчала. Я только чувствовал ее ладони на своих плечах, мягкое касание микрокосма и близкое дыхание.
Чудеса, правда? Не знаю. При всем своем могуществе, я ощутил себя бессильным ошметком, стоило только подумать, что остался один. Спасибо вам, ребята. За то, что не оставили.
— Спасибо, — прошептал я вслух.
Они начали расходиться, по одному или группками, обсуждая собственные идеи и находу разрабатывая планы. Я сидел на стуле и ждал непонятно чего. Шут не отходила от меня ни на шаг. Наконец, в доме остались только мы вдвоем, и я наконец нашел в себе силы посмотреть ей в глаза.
— Веришь в любовь? — спросила она.
— Я знаю о ней.
