— ...господин генерал... вам следует...
Но Алеан не обернулся. Повернулся спиной к Солте и громко провозгласил:
— Отец, будьте любезны, проводите мою супругу в ее замок, пока я переговорю с генералом по поводу медового месяца.
Дважды предлагать не пришлось. Духовник чуть ли не волоком потащил "невесту", она поспевала за ним, как могла, придерживая длинное платье, чтобы не споткнуться. Бежала без оглядки. Солдаты тоже разошлись, чтобы не мешать начальству выяснять отношения. Алеан же, превратившись в памятник, так и стоял спиной к брату, наблюдая за ними. Первым не выдержал Солта. Он дернул брата за плечо, разворачивая к себе:
— Что, шереш тебя раздери, ты вытворяешь? Что это за представление? Ты что, всерьез полагаешь, я позволю тебе жениться на этой голодранке?
— Как ты можешь мне запретить, братишка? Я уже женат. Конечно, ты можешь ее убить, с тебя станется, но я постараюсь ее защитить. А голодранкой она стала благодаря нам, — Алеан сбросил с себя ладонь брата, развернулся и быстрым шагом пошел куда-то.
Но Солта так этого не оставил.
— Стой! — он быстро нагонял его. — Не смей уходить, мы еще не договорили. Что ты хочешь этим доказать? Чего ты вообще добиваешься?
Полковник быстро развернулся и пошел спиной вперед, объясняя.
— Я ничего не добиваюсь! И ничего не доказываю. Я совершил очередной бесчестный поступок. Такой ответ тебя устроит?
Он снова отвернулся.
— Да какого шереша? Уже и жениться для тебя бесчестный поступок?
— Представляешь, да! — они так и неслись по лагерю: впереди Алеан, все с теми же странно блестящими глазами — он слишком злоупотребляет завааном! — следом генерал. Со стороны наверняка смотрелось глупо.
Ройне сделал отчаянный рывок и удержал его на месте, поставил перед собой.
— Да объясни, что творится! Ты опять пьян. Все время пьян.
— Объяснить? — последнее замечание Алеан проигнорировал. — Я тебе объясню, брат. Бывают моменты, когда что бы ты ни делал, ты совершаешь бесчестный поступок. Ну, женился я на ней. И что? Все равно подумают, что я, как и ты, лишь закрепил права на графство. И не женился бы — я все равно был бы мерзавцем, который отобрал у девочки замок, а ее обесчестил. Все бесчестно! Но она хотела стать моей женой, и я сделал ей этот подарок. Надеюсь, у духовника хватит ума спрятать ее, чтобы ты до нее не добрался, я так вряд ли ее увижу еще раз.
— Куда собрался? — грубо потребовал Солта.
— На войну! — радостно хохотнул Алеан. — Я собрался на войну. Останусь здесь исполнять клятву королю Еглону, буду бесчестен, потому что то, что ты делаешь — мерзко. Уйду от тебя — буду бесчестен, потому что нарушу клятву. У меня один выход: найти достойного противника и сдохнуть в бою. Тогда, может, люди забудут, что я твой брат и что я тоже держал осаду под Биргером.
— Что ты мелешь?! Ты пьян!
Ройне замахнулся, чтобы дать ему пощечину, но Алеан быстро отскочил.
— Да пошел ты! — отошел на две трости и снова повернулся: — Мои разведчики доложили, что сюда движется вражеский кавалерийский отряд. Я выйду им навстречу. Надеюсь, Эль-Элион будет милостив ко мне, и тебя я тоже никогда не увижу!
Алеан, на этот раз не оглядываясь, ушел к всадникам, ожидавшим его на опушке. Вероятно, взял только добровольцев, остальные из его полка не пошли на смерть. Что ж, глупость должна быть наказана. И наглость тоже. Хочет сдохнуть — пусть подыхает. Ройне направился в шатер. Его ожидал оруженосец, еще не оправившийся от ужаса.
— Генерал Ройне... — начал было он, но Солта его прервал:
— Офицеров кавалерийского полка ко мне. И разведчиков тоже, — распорядился он.
Следовало немедленно выяснить, что за врага они заметили. И назначить нового полковника, конечно.
Ветер навстречу, руки касаются теплой лошадиной кожи. Мерное покачивание — вверх-вниз, вверх-вниз. Когда в седле много дней, это надоедает, болят ноги, спина, задница — все болит. Но сейчас он испытывал такое же наслаждение, как проводя ночь с женщиной после долгого воздержания. Лихач такой же покорный, как женщина, так же отзывчив на его ласку. Ни с одним конем не было такого взаимопонимания.
Он сейчас чувствует настроение хозяина, всхрапывает вопросительно: "Может, быстрее? Может, тогда тебе станет легче?" Не станет, родной, не станет. Есть неисцелимые раны. Мучение от них прекратит только смерть.
А ведь как глупо! Он солгал: ему не быть героем в любом случае. Его сочтут сумасшедшим, пьяным, но никак не героем. Уж Солта постарается, чтобы так было... Впрочем, он ведь так дорожит семейной репутацией. Иметь брата, геройски погибшего на войне, ему выгоднее, чем брата-пьяницу. Так что все может быть...
Жаль, что никто не узнает, как было на самом деле. Хорошо, что никто не узнает, как было на самом деле. Это война. Ему с детства внушали, что война похожа на торжественный парад на городской площади. В крайнем случае на рыцарский турнир. А она оказалась грязной уродливой старухой с язвами на коже. И ему надо было ее любить. Жениться на ней, как Солта, и радоваться, когда она испытывала удовлетворение!
Нет уж, пусть Солта тешит ее. А он еще раз побудет на рыцарском турнире. В последний раз в жизни.
Вот они, родимые! Вот они. Кирасы поверх стеганых дублетов, легкие шлемы. Да это "барсы"! Куда же вы? Не торопитесь так. Давай, Лихач, нагони их. Еще немного.
Копье проносится мимо врага — в последний момент вильнул в сторону. Тем лучше. Мы же рыцари, хотя наверняка в твоей фамилии есть частица "ми", потому что у тебя нет даже крошечного поместья. Но ты смел, хотя не так силен, как "волки". Мы должны драться лицом к лицу. У тебя нет копья? И я его отброшу. Все будет честно.
Да, я отлично владею мечом, мой отец и брат воевали всю жизнь. И меч у меня дороже, чем у тебя. Столкнись ты с теми, кто скакал за мной, ты бы победил. Но все по-честному. По-рыцарски, ведь так? Один на один. Но тебе чуть-чуть не повезло, и ты умер героем. Не горюй, я догоню. Вон твои товарищи подоспели. Десять, двадцать... Да все равно! В бой. Это уже не поединок, но все равно отлично!
Зачем ты меня прикрываешь, друг? К шерешу! Давай я тебя. Вот так! Мы столько прошли вместе, и сейчас ты остался со мной. Главное, не попасть в плен. Это совершенно ни к чему.
К шерешу! Все к шерешу. Есть только эта битва. Есть я, Лихач и меч. В бой!
Звон, крики, раны, боль, боль, боль. Это хорошо. Это не так страшно, как то, что болит внутри. Это по-честному.
Небо, деревья, земля. Какая же ты жесткая. Меч взвился надо мной, а мое оружие далеко, на ладонь от кисти — не дотянуться, чтобы защититься.
Мама, какая ты бледная... Ты заболела? Мой первый конь, у тебя такая теплая кожа, хочется спать в конюшне, рядом с тобой. Жаль, отец не разрешает. Первая женщина... Бель, вот как ее звали. Смешливая и смелая. С ней было хорошо... Отец, ни к чему так злиться на Солту, он любит тебя. Солта, ты бываешь смешон в гневе и заносчивости. И с женой надо нежнее, нежнее. Если бы Невена не принадлежала тебе, я бы показал, как надо... Как тебя зовут? Неважно. Не бойся меня, я ласковый. Никто еще не жаловался...
Меч врывается в грудь и боль, что пряталась внутри, распускается алым, ослепительно красивым цветком. Это хорошо. Это по-честному.
4 мариса, Лейн
Люне ушла, ни с кем не попрощавшись. Сорот вернулся тогда из леса злой, баюкая обожженную руку. Никому не рассказал, что случилось, только несколько раз обозвал ведьму, не выбирая выражений, так что Балор сурово его одернул. Етварта откровенно забавляло происходящее. Ялмари стало лучше, еще остался ведьминский настой, но все же Илкер не понимала, чему радуется полуполковник. Заметив укоризненный взгляд девушки, он подмигнул:
— У нас тут есть лекарки не хуже ведьмы. Вон, Бисера его у феи смерти отвоевала, знаешь?
— Знаю, — тихо промолвила Илкер.
— Ну и сейчас вылечит, не волнуйся.
Бисера вскинула подбородок и ревностно взялась за дело, не спрашивая разрешения. Она распоряжалась Илкер так, будто она была ее служанкой. И девушка подчинялась. До тех пор пока не увидела, как Бисера целует его. Это уже было слишком. Хорошо, что он был без памяти, но все же...
Она поставила ведро рядом с амазонкой и сообщила:
— Я не оставлю тебя с ним наедине.
Красавица надменно поиграла бровями:
— Боишься, он быстро разберется, кто ему на самом деле нужен?
— Нет, — заверила Илкер. — Но я буду с ним, пока он не велит мне уйти. Пока что он мой.
И это спокойная твердость вновь заставила Бисеру отступить. Она злилась на слабость, на то, что не могла найти слов, чтобы уязвить соперницу, злилась от собственного бессилия. Полуполковник, заметив, что Илкер победила, поцокал с уважением, когда амазонки рядом не было:
— Молодец, ваше высочество! Боевая вы. Не думал, что с ней справитесь. А вы вон что... Вот уже недаром говорят: в спокойном озере чудища водятся.
Илкер не понравился этот комплимент.
Без Ялмари все начало рассыпаться: Люне ушла, Бисера стала дерзкой, Герард на всех огрызался, Шрам хамил. Лишь Балор был прежним, и Илкер еще раз признала со вздохом, что с оборотнями дело иметь проще, чем с людьми.
Через три дня после исчезновения ведьмы Ялмари впервые встал на ноги. Через пять дней заверил, что может продолжить путь. Но они не знали, куда идти. Ужик пропал. Етварт высказал, что стоит свернуть на запад и найти Щиллема или кого-нибудь из людей Тештера, потому что их путешествие оказалось бесполезным, только время потеряли. Герард горячо его поддержал. Балор и Бисера отмалчивались. Илкер никто не спрашивал. Как-то так получилось, что все воспринимали ее, во-первых, как обузу, а во-вторых, как довесок к Ялмари. И в чем-то они были правы.
— Без амулета мы проиграем, — сообщил всем принц.
Он ничего не сказал, но всем стало ясно, что Ялмари собирается идти дальше, полагаясь на удачу.
Еще ночь они оставались на месте. Илкер уже привыкла спать на земле, тело перестало болеть по утрам, будто ее всю ночь пинали. Вот только сны... Опять эти сны. Неужели и здесь они ее не покинут?
...Если она досчитает до пяти и ничего не случится, она убежит отсюда. "Один..." Плита удобная: теплая и как будто мягкая. Не хочется никуда идти. Хочется спать. "...два..." Тело становится таким легким, что, кажется, она сейчас улетит. Давно ей не было так хорошо. В пути болела каждая косточка, она только и делала, что стискивала зубы, улыбалась через боль. А сейчас все ушло, также как тревога и страх. "...три..." Ни одной мысли. Она не помнит, зачем начала считать. От этого тоже легко, голова кружится от этой пустоты. "...четыре..." Она все-таки полетела. Поднялась над плитой, так же вытянувшись в струнку и раскинув руки. Лететь было сладостно. Подольше бы это не заканчивалось. Да ведь она умирает! Сердце ухнуло куда-то вниз, а потом наполнилось ликованием. Она не ошиблась: это действительно не больно, наоборот...
Все закончилось внезапно, ее швырнуло порывом ветра так, что потемнело в глазах. А когда Илкер снова смогла видеть, она сидела на лугу, мокром от росы. Сразу стало зябко. Девушка попыталась устроиться удобнее и тут же порезалась, листья были на удивление острыми. Она слизнула капельку крови. Вокруг, куда ни посмотришь, только зеленое поле и синее небо. И куда теперь?
— Что легче умереть или жить? — еще никогда голос Эрвина не был так холоден и суров. Совсем как эта трава вокруг.
Илкер знала, почему он спрашивает и что хочет услышать.
— Умереть, — она знала, что это он и хочет услышать. — Я слабая, я не смогу жить без него.
И оглянулась: где Управитель Гошты? Но вокруг по-прежнему было пусто.
— Ты лукавишь, — упрекнул ее Эрвин. — Ты надеешься, что когда-нибудь он забудет тебя и будет счастлив. Но ты представить не можешь, на что его обрекаешь. Ты не спасешь его, он умрет в тот же день, что и ты. Он будет ходить, говорить и есть, но он будет мертв. Ты хочешь ему такой жизни?
— Нет, но...
— Но ты мне не веришь, да? Жаль, что я не могу показать тебе это, но это неважно. Я не принимаю твоей жертвы.
— Тогда помоги нам обоим выжить.
— Это невозможно, — отрезал невидимка.
Илкер вскочила и крикнула в небо.
— Тогда я требую, чтобы ты выполнил обещание. Моя жизнь вместо его. Ты не имеешь права отказать!
— Ты этого хочешь? — холодное лезвие прижалось к шее. — Этого? Бери!
Кровь, брызнувшая из горла, тоже обожгла холодом. Илкер вздрогнула и открыла глаза.
— Что? — вскинулся Ялмари.
Девушка осмотрела себя и виновато:
— Напугала я тебя. Опять кошмар... — и тут же вскрикнула радостно. — Амулетик вернулся!
Между ними ползал ужик, приплясывая на месте то ли от радости, то ли от нетерпения. Девушка ласково прикоснулась к его спинке.
— Зачем же было так меня пугать? Зачем ползал по шее, — змейка скользнула по руке, будто погладила. — Да, я тоже соскучилась, — заверила она ужика. — Мы все тебя заждались, — Ялмари удивленно хмыкнул. — А что? — засмеялась девушка. — Еще скажи, что я не права.
— Ты все еще считаешь его ненастоящим? — усмехнулся он.
— Да, — настаивала Илкер. — К настоящей змее я бы не притронулась.
— Я поверю, что ты и с ядовитой змеей можешь подружиться, — поддел ее принц. — Всем доброе утро! — крикнул он громче. — Завтракаем и отправляемся в путь, у нас снова есть проводник.
4 мариса, Биргер
Цохар каждый раз заверял, что он не пророк, но его слова сбывались так, что Гарое столбенел. Взять хотя бы его фразу: "Может быть, вы станете королем, а может быть, вас вздернут на виселице..." Гарое продирал нервный смех, когда на ум приходили эти слова. Особенно теперь, когда ему сообщили условия, на которых генерал Ройне готов "простить" бунтарский город. Конечно, они приняли эти условия. Гарое замер на мгновение, когда ему их передали, а потом поблагодарил старейшину за выпрошенные две недели. Священник только хмыкнул и еще раз напомнил о несделанных делах.
