— Ты же сам сказал, чтоб я не попадался тебе на глаза, — ответил Эсгин.
— Да, было дело, — проговорил Раданайт. — Но не стоило воспринимать мои слова так буквально.
Эсгин пожал плечами.
— Не покажешь мне его? — спросил Раданайт, кивком показывая на ребёнка.
— Зачем? — глухо отозвался Эсгин. — Он тебе всё равно не нужен.
Король некоторое время молча шёл рядом, глядя вперёд.
— Насколько я понимаю, он родился раньше срока, — проговорил он. — Как сейчас его здоровье?
— Спасибо, с ним всё в порядке, — ответил Эсгин кратко.
Раданайт вдруг остановил Эсгина, обхватив за талию, и его рука в чёрной перчатке отвела в сторону плащ, скрывавший спящего малыша. Несколько мгновений Раданайт смотрел в его личико, и его сжатые губы вздрогнули, а брови чуть нахмурились. Не улыбнувшись и не говоря ни слова, он крепко поцеловал Эсгина в лоб.
— Если будет нужна моя помощь — обращайся, — сказал он.
— Благодарю вас, ваше величество, — сказал Эсгин сухо. — Мы с Серино сами справимся.
— Как знаешь, — ответил Раданайт. — Но я в любом случае не откажу, если ты обратишься. Сделаю всё, что в моих силах. Мы всё-таки не чужие.
Дотронувшись до лица Эсгина, он повернулся и стремительно зашагал вперёд. Эсгин провожал взглядом развевающиеся полы его чёрного плаща, пока он не скрылся за поворотом. Через две минуты послышался звук двигателей.
Глава XXIX. Шанс
Лечебные процедуры продолжались десять дней. Джим ложился в капсулу установки искусственного сна и проваливался в пустоту. Уже через миг крышка открывалась, и Джим, опираясь на руку младшего сотрудника Иаммо Раниса, выбирался из капсулы, расслабленный и слегка заторможенный. То, что для него казалось мигом, в реальности занимало двенадцать часов.
Как раз после одной из таких процедур ему позвонил Эрис. Его голос в динамике звучал слабо и страдающе.
— Ваша светлость... Пожалуйста... Помогите...
На заднем плане слышалась музыка, а также шум транспорта.
— Что случилось, в чём дело? — пробормотал Джим, ещё не вполне пришедший в себя после сна.
— Мне плохо, — стонал Эрис. — Умоляю вас, заберите меня отсюда... Мне больно... Боль... страшная...
Укол тревоги несколько взбодрил Джима. Хоть они с Эрисом и расстались, но в его голосе звучало столько неподдельной муки, что Джим не смог остаться равнодушным.
— Где ты находишься? — спросил он.
— Ночной клуб "Синий дым", — последовал стонущий ответ. — Заберите меня... Я не могу... Мне больно...
— Что случилось? Где больно? — с беспокойством спрашивал Джим.
— Живот...
— Хорошо, еду. Вызови пока врачей, не теряй времени! Ты сам лучше объяснишь, где ты точно находишься и что у тебя болит.
Джиму невольно вспомнились слова Арделлидиса про озноб и депрессию у Эриса. В отношении себя он был уверен, что всегда принимал противозачаточные капсулы, но... вдруг что-то не сработало?
Врач не хотел отпускать Джима на ночь глядя (была половина двенадцатого), но он оделся и вызвал себе такси. Во флаере его била дрожь, и он похолодевшими пальцами массировал себе веки, пытаясь прогнать сухость в глазах. Потом он сообразил, что лучше подстраховаться и самому позвонить в скорую помощь, если Эрис вдруг не сможет, что он и сделал — прямо из такси.
Эриса он нашёл на парковочной площадке. Тот сидел у своего флаера, держась за низ живота, смертельно бледный в свете фонарей, а из клуба доносилось приглушённое биение ритма музыки.
— Ваша светлость, — прошептал Эрис, еле шевеля посеревшими губами, когда Джим над ним склонился.
Одет он был в легкомысленно обтягивающий зелёный костюм со стразами, а обут в блестящие сапожки на толстой платформе. "Клубный прикид" нелепо сочетался с его мертвенно-белым лицом и беззащитно-мученической, скорченной позой у шасси флаера. По спине Джима пробежал холодок: похоже, дело было действительно плохо.
— Скорую вызвал? — спросил он, опускаясь на колено возле Эриса.
Тот только простонал что-то, что можно было понять как отрицательный ответ. Впрочем, причина, почему Эрис не смог вызывать врачей сам, стала ясна Джиму тут же: дыхание юнца отдавало спиртным. Со смесью жалости, огорчения и усталой злости на это легкомысленное создание Джим приподнял его лицо за подбородок и заглянул в мутные от боли и выпитого алкоголя синие глаза, которые когда-то необъяснимо пленили его.
— Беда мне с тобой, — проговорил он.
К счастью, вызванные Джимом врачи были уже здесь: он увидел медицинский флаер. Но они искали Эриса в самом клубе, и Джиму пришлось ловить их там и вести к пациенту. Он успел перехватить их вовремя: бригада решила, что это ложный вызов, и уже собиралась улетать. Диагноз был поставлен на месте: внематочная беременность, надрыв трубы с внутренним кровотечением.
— Я еду с ним, — сказал Джим, решительно вскакивая в медицинский флаер.
В полёте ему позвонил Дейкин. Врач сообщил ему о внезапном отъезде Джима из больницы, и сын был удивлён, встревожен и возмущён.
— Пап, что это значит? После процедуры тебе нужен покой! Куда ты сорвался? Где ты сейчас?
— Лечу во флаере скорой помощи, — ответил Джим. — Я сам в порядке, не волнуйся... А вот с Эрисом плохо.
— Опять он? — в голосе Дейкина слышалось нескрываемое недовольство. — У тебя же с ним всё кончено, как вы опять пересеклись?
— Он мне позвонил, — вздохнул Джим.
— И ты сорвался к нему из больницы, ночью? Пап, я этого не понимаю, — сказал сын.
— Сынок, я потом расскажу, ладно? Тут всё серьёзно. Позже поговорим.
Джим разъединился и откинул затылок на подголовник пассажирского сиденья. Эрис лежал в медицинской капсуле, под действием обезболивающего прибора, и смотрел на него сквозь прозрачную крышку. Ничего, кроме жалости, Джим сейчас к нему не испытывал. Весь секрет одурманивающих чар Эриса заключался в особом составе духов, которыми он пользовался: в них входили вещества, возбуждающие влечение. Никакого "магнетизма" не было — просто химия.
Джим поник головой от навалившейся на него печали. Ребёнок всё-таки случился, но родиться ему было не суждено. Может, и к лучшему: с таким отношением к детям, как у Эриса, хорошим родителем не стать. И всё же Джиму было горько до щемящей боли в груди — боли за маленькое, ни в чём не повинное гибнущее существо.
Он попросил врачей по возможности сохранить эмбрион — для генетического анализа. Хоть теперь это уже и не имело большого значения, но Джим всё же хотел узнать, его ли это ребёнок. Капсулы капсулами, но случиться могло что угодно. Эрису делали операцию, а Джим сидел в холле, с грустью думая о не родившемся малыше. Кто был виноват в том, что так случилось? Глупый алчный Эрис? Природа? Он сам?
Снова позвонил Дейкин.
— Пап, ну где ты? Мы не спим, волнуемся.
— За меня волноваться не надо, — сказал Джим. — Спите, родные, со мной всё нормально. Я в больнице, идёт операция. Скорее всего, раньше утра я отсюда не уеду.
— Что там случилось-то? — спросил Дейкин.
— У нас с ним мог быть ребёнок, — вздохнул Джим. — Но его не будет.
В полтретьего Эриса перевезли в палату, а хирург вручил Джиму баночку с чем-то красным...
— Как вы просили.
На дне баночки в небольшом количестве крови утопал крошечный полупрозрачный человечек. Тельце его было уже хорошо сформировано — ручки, ножки, даже личико наметилось.
— Сочувствую, — сказал хирург.
Джим держал баночку и смотрел на ребёнка без слёз: они застряли в горле болезненным комом. Бог с ним, с Эрисом: если он так не любит детей, Джим и не стал бы заставлять его воспитывать малыша. Он забрал бы его себе и вырастил бы сам, а Эрис пусть бы продолжал тусить по клубам. Легкомысленное, глупое существо. Вряд ли в нём проснулись бы родительские чувства...
"Господи, о чём я?"
Этот малыш никогда не обнимет его за шею и не скажет "я тебя люблю". Безо всяких "бы".
Утром Джим съездил в генетический центр. Эти чистые светлые коридоры всколыхнули со дна его памяти старую печаль. Когда-то он был здесь с Фалконом, и надежда в одну миллиардную долю процента не оправдалась. Чему она равнялась сейчас? Наверно, у неё не было числового выражения.
Ждал результата он недолго. За срочность, конечно, пришлось заплатить, но уже через час ему вынесли прозрачную распечатку с радужной эмблемой центра — такую же, как много лет назад: ничего не изменилось. Не изменился и ответ.
— Вы не являетесь родителем этого ребёнка.
Когда Джим вернулся в больницу, Эрис уже пришёл в себя. Теперь одежда вполне соответствовала его бледному лицу и серым губам: голубая больничная сорочка даже подчёркивала болезненность вида.
— Что со мной было? — спросил он, морща лоб.
— А ты не помнишь? — в свою очередь спросил Джим.
— Помню только, как звонил... Было очень больно, — ответил Эрис, сжимая и разжимая бледные, как воск, пальцы, будто они у него занемели.
— А сейчас больно?
— Ноет... чуть-чуть.
— У тебя было внутреннее кровотечение. Сделали операцию, для тебя всё обошлось.
"А для ребёнка — нет", — хотел Джим добавить, но решил: ни к чему.
— Почему ты позвонил именно мне? — спросил он.
— Не знаю... Больше некому было. — Голос Эриса еле слышался от слабости.
— Хм, некому? — усомнился Джим. — А как же твои друзья?
— Да... они все там же были. Пьяные.
— А родители?
— Им всё равно.
— Не может быть.
Эрис поморщился и отвернул лицо к окну, за которым суетился летний городской день.
— А он? — спросил Джим. Эрис непонимающе нахмурился, и он пояснил: — Ну, тот, от кого у тебя был этот ребёнок? Почему ему не позвонил?
Глаза Эриса, полуприкрытые от слабости, открылись шире, в них отразилось недоумение, потом осознание и усталое смирение.
— Значит, был.
— Да, его уже нет.
Эрис долго молчал, глядя в сторону от Джима, в окно. Его глаза медленно наполнялись слезами.
— У меня нет никого... настоящего. Друзья... туфта. С родителями... не общаюсь. Только вы... Не бросайте меня, пожалуйста.
Веки Эриса зажмурились, из-под них просочились и скатились на наволочку крупные слёзы. Тонкая струнка жалости остро зазвенела в сердце Джима. Эрис смотрел в окно, а оттуда на него равнодушно взирал призрак одиночества.
— Мы можем остаться друзьями, — сказал Джим, легонько беря его за запястье. — Если тебе нужна помощь, поддержка — обращайся. Какие-то жизненные вопросы — приходи. Тебе надо над многим подумать, дружок. Над тем, что в этой жизни важно, а что, как ты говоришь, туфта. Разобраться. Ты молод, тебе ещё только предстоит выбрать свою дорогу. На той, по которой ты идёшь, ничего настоящего и нет.
Эрис повернул лицо к нему, глядя на него сквозь слёзы.
— Ваша светлость... Может, нам можно попробовать ещё раз?
Джим вздохнул, покачал головой.
— Солнышко, я не думаю, что это стоит делать... То, что между нами было, тоже нельзя назвать настоящим. Вряд ли из этого получится что-то хорошее.
Жестокие слова Джим попытался смягчить ласковым пожатием пальцев Эриса. Тот снова отвернулся и закрыл глаза.
— Понятно, — севшим голосом сказал он. — И вы меня кидаете. Как все.
— Хороший мой, мы можем общаться как друзья, — сказал Джим мягко. — А так, как раньше — думаю, не стоит. Но я не закрываю перед тобой двери, ты можешь обращаться в любое время, по любому вопросу. Если тебе нужен совет, мнение или просто поддержка старшего друга — я всегда открыт для разговора.
Джим вытер ему слёзы, погладил по волосам. Ему было жаль этого запутавшегося юнца — и только. Может быть, он и заслуживал шанса, и со своей стороны Джим сделал всё, что мог. Но главное решение оставалось за самим Эрисом и за Бездной.
Глава XXX. Возвращение в "Оазис"
Флокарианское солнце — звезда Блоог — проникло своими лучами сквозь щель между занавесками и разбудило Лейлора. Открыв глаза, он приподнялся на локте, щурясь от яркого света, зевнул и потёр слипающиеся веки. Онемение руки и ноги сегодня чувствовалось уже не так сильно: только небольшие мурашки бегали в пальцах. Поработав кулаком и разогнав в руке кровь, Лейлор ещё раз с удовольствием зевнул и только потом увидел, что в его номере находился гость.
Высокий, в белой пылезащитной куртке, белых брюках и высоких сапогах со шнуровкой по бокам голенищ, в белом головном платке, этот гость стоял в дверях спальни и улыбался, сияя смелыми светло-голубыми глазами на загорелом лице. В руках у него был маленький букетик каких-то голубых цветочков. Лейлор сразу узнал его.
— Привет, — сказал гость.
— Здравствуйте, милорд, — обрадованно ответил Лейлор.
— Просто Рэш, — улыбнулся гость, подходя и присаживаясь рядом с ним на край кровати. — Вижу, ты помнишь меня.
— Ещё бы не помнить! — воскликнул Лейлор, приподнимаясь повыше и наваливаясь спиной на подушки. — Такое нескоро забывается. Вы так классно отделали полковника Асспленга, что он и думать забыл о папе!
Окинув Лейлора внимательным взглядом, Рэш заметил:
— Какой ты стал худенький... На лице — одни глаза. Что с тобой?
— Я... — Лейлор слегка замялся и договорил: — Болел. — И похвастался, чтобы сменить тему: — А у меня недавно была свадьба.
— Да что ты! — доброжелательно удивился Рэш. — Не рановато?
— Нет, в самый раз! — сказал Лейлор, беря с тумбочки свою диадему и надевая её. — Ни за что не угадаете, кто мой спутник!
— И кто же? — поинтересовался Рэш.
— Король Раданайт! — с гордостью ответил Лейлор.
Рэш присвистнул, а потом с улыбкой прищурился.
— А не разыгрываешь? — спросил он с сомнением.
— Вот, смотрите! — Лейлор достал из-под пижамы медальон, открыл и показал Рэшу фотографию, на которой были они с Раданайтом.
— Да, я, кажется, что-то слышал про свадьбу короля, — вспомнил Рэш. И сказал, почтительно целуя руку Лейлора: — Что ж, я вас поздравляю, ваша светлость. — И добавил: — Стыдно признаться, я почти не интересуюсь новостями, совсем отстал от жизни. С утра до ночи на работе.
— А вы по-прежнему делаете оазисы? — спросил Лейлор.
— Да, освоение ресурсов Флокара продолжается, — ответил Рэш. — Ты просто не представляешь, сколько здесь воды. Но вся она спрятана глубоко под землёй.
Они пару секунд помолчали. Рэш держал руку Лейлора в своей, ласково сжимая. Лейлор сказал:
— Если вам интересно, я здесь с папой. И он всё ещё один.
Рэш опустил взгляд. Лейлор внимательно вглядывался в его лицо, стараясь угадать, какие чувства вызвало в лорде Хайо упоминание об отце. Энергичная линия его рта не дрогнула, а выражения взгляда было не видно за опущенными ресницами. Когда Рэш вновь поднял глаза, они были по-прежнему светлыми и смелыми, хотя и немного задумчивыми.
— А вы, Рэш? — осмелился спросить Лейлор. — Вы нашли себе кого-нибудь? Или вы один?
Помолчав, Рэш ответил странно, с запинкой:
— Нет... Нет, я теперь не один.
Его ответ огорчил и разочаровал Лейлора. Кажется, отец упустил классного парня, подумал он с грустью. А Рэш уже, в свою очередь, всматривался в его глаза с тенью улыбки в уголках губ. Протянув Лейлору букетик, он сказал:
