— Пожалуй, это будет правильно, хотя бы на период освоения выращивания мясогрибов, — вынужденно согласился академик.
— Поздравляю, Александр Николаич! — Первый секретарь поднялся, пожал руку Несмеянову и широко улыбнулся. — Удивили вы меня знатно! Готовьте дырочку для ордена Ленина, и Ленинскую премию вы тоже заслужили.
— Не забудьте только, что я работал совместно с коллегами из Эквестрии, — напомнил академик.
— Вот на весь коллектив представление и пишите, — согласился Хрущёв. — Никого не обойдём, наградим всех.
— Но это ещё не всё, — Несмеянов выложил из портфеля три баночки с зеленоватой жидкостью, и пластиковую коробку. — Вот, например, три штамма бактерий, выведенных на основе сине-зелёных водорослей. Но к ним привиты гены бактерий-экстремофилов...
— Стоп, стоп, давайте сначала объясните, что это за бактерии такие? Слово, вроде, знакомое...
— Экстремофилы — бактерии, способные выживать в самых неприятных условиях, например, при низкой или высокой температуре, или под действием радиации. Вот, например, штамм УН, для очень низких температур и сухого климата, — начал Несмеянов. — Бактерии поглощают углекислый газ и выделяют кислород под действием солнечных лучей. По сути — обычный растительный фотосинтез, только проходящий при малой освещённости, глубоко минусовых температурах и практически без воды. Вода синтезируется бактериями при разложении минералов, добываемых из грунта. Бактерии образуют на поверхности грунта сплошную плёнку, насыщенную извлечёнными питательными веществами.
— Что-то сложновато, — Никита Сергеевич озадаченно почесал лысину. — Для чего это?
— Забрасываете бактериальную культуру ракетой на Марс, через несколько десятков лет получаете Марс с пригодной для жизни атмосферой и почвой. Заодно можно у нас на Крайнем Севере использовать, — объяснил на пальцах академик.
— Йопт!... — Хрущёв так и сел в кресло.
— Дальше, — Александр Николаевич взял в руки вторую баночку. — Штамм УВ — для высоких температур. Точно так же поглощает углекислый газ из атмосферы и разлагает грунтовые породы для высвобождения связанного кислорода. Но, в отличие от фотосинтеза, используется принцип термосинтеза, то есть, приток энергии не от солнечного света, а от высокой температуры, — продолжил Несмеянов. — Здесь механизм намного более сложный.
Он открыл пластиковую коробку и показал Первому секретарю кусок желеобразной субстанции, напоминающий покрытый затвердевшим белым жиром холодец.
— Это можно есть? — спросил Хрущёв.
— Если очень прижмёт — то да, но аккуратно, — ответил академик. — Короче, бактерии забрасываются на Венеру. Они устойчивы к температурам до 600 градусов Цельсия, радиации, кислотам и щелочам. На Венере они начинают работать, поглощая углекислый газ, разлагая гидроксильные и оксидные группы из почвы, и накапливая послойно полученные твёрдые вещества. Внизу скапливаются чистые тяжёлые и лёгкие металлы. Над ними образуется два слоя белков и жиров, в виде геля, насыщенного водой. Сверху всё это покрыто слоем ярко-белого сахара. Он препятствует высыханию геля, а также обладает высокой отражающей способностью. Как только атмосфера очистится от углекислоты и наполнится кислородом, слой сахара будет отражать солнечный свет. К этому времени большая часть поверхности Венеры будет затянута слоем этого студня. Планета начнёт постепенно остывать. Как только температура опустится до 25-30 градусов Цельсия, бактерии начнут растворять сахарный слой, и поверхность снова потемнеет. Они так запрограммированы. Если же температура превысила 40 градусов, сахар на поверхности 'студня' снова образуется, и начинает отражать солнечные лучи, регулируя разогрев планеты.
Хрущёв слушал его, раскрыв рот от изумления.
— Но на Венере недостаточно убрать из атмосферы углекислый газ, — продолжил академик. — Я консультировался в Главкосмосе, мне сказали, там ещё присутствуют облака серной кислоты, они тоже дают сильнейший парниковый эффект. Против них распыляем в верхних слоях атмосферы Венеры штамм УСВ, — Несмеянов продемонстрировал Первому секретарю третью баночку. — Он уже работает на основе фотосинтеза, и одновременно разлагает углекислоту и серную кислоту. В результате образуется кислород, водяной пар, а на поверхность планеты выпадает сероуглерод. Не самое полезное вещество, но там его поможет утилизировать штамм УВ, он 'заточен' в том числе и на переработку сернистых соединений. Распылённые в атмосфере бактерии будут размножаться в облаках серной кислоты, пока не 'сожрут' их полностью. В отсутствие серной кислоты они погибнут.
— Потрясающе... — произнёс, отходя от шока, Первый секретарь. — Не ожидал... Никак не ожидал... Это всё?
— Вообще-то не совсем, есть ещё одна разработка, совместная с товарищем Лысенко и нашей коллегой-пони Мосси Бранч. Но, если не возражаете, мы в самом конце о ней расскажем, — предложил Несмеянов. — А пока дадим слово Трофиму Денисовичу.
— Хорошо, — кивнул Хрущёв. — Так, Трофим Денисович, теперь слушаю вас.
— У меня, Никита Сергеич, две разработки, одна другой важнее.
'Большой академик' встал с кресла, подошёл к двери в приёмную, открыл её и произнёс:
— Заходите.
Он достал из кармана фонарик и включил его. Фонарик светил почему-то синим светом. Лысенко отступил назад, и Хрущёв вдруг замер от изумления, увидев невероятное зрелище. В его кабинет одна за другой вошли... кукуруза и конопля.
(Автор не курил коноплю. Его воображение не нуждается в стимуляторах.)
Академик медленно пятился, подсвечивая растения синим фонариком, и конопля с кукурузой, медленно переставляя корни по ковровой дорожке, двигались следом. Дойдя до середины кабинета, Лысенко выключил фонарь и повернулся к охреневшему до глубины души Никите Сергеевичу:
— Вот, товарищ Хрущёв... Вырастил для вашей программы терраформирования кукурузу, которая растёт без почвы, без солнца, без воды, при любой низкой температуре, в вакууме. Её корни могут дробить камни. В процессе роста она выделяет много кислорода. По созревании вылезает корнями из того, в чём растёт, и сама приходит на варку и лущение. Достаточно включить синий фонарь, и кукуруза сама идёт на свет.
— Э... это как это? — Первый секретарь, и до того пребывавший в шоковом состоянии, при виде ходячих растений и вовсе выпал в осадок.
— Да вот, как выяснилось, генетика в соединении с эквестрийской магией способны на удивительные вещи...
— Генетика? — перебил Первый секретарь. — Помилуйте, Трофим Денисович, вы же напрочь отрицали генетику и эти, как их там... хромовые... нет...
— Хромосомы. Да, грешен, отрицал, не верил, но сейчас признаю свои заблуждения, — ответил Лысенко. — Более того, готов ответить за все прегрешения по всей строгости, прошу только одного — принять и использовать в народном хозяйстве мои последние разработки, созданные ради блага советского народа.
— Погодите посыпать голову пеплом, об этом потом, — отмахнулся Хрущёв. — Сначала о деле. Так, с кукурузой более-менее понятно, а что конопля?
— Исходная конопля, как вы знаете, растение двудомное, что вызывает дополнительные сложности при уборке. Мужские и женские растения растут вперемешку для опыления, но мужские созревают на месяц раньше...
— А народно-хозяйственное применение имеют, главным образом женские. Поэтому, перед механизированной уборкой приходится вручную убирать мужские растения, — нетерпеливо закончил Никита Сергеевич. — Знаю, знаю... Погодите! Вы хотите сказать...
— ...что эта конопля — однодомная, самоопыляемая, и не требует ручной уборки мужских растений перед применением комбайнов. Собственно, она и комбайнов не требует, — подтвердил академик. — По созревании, точно так же, как с кукурузой, достаточно посветить на неё в сумерках синим фонариком, и конопля сама приходит куда нужно.
— Вот это да! — Первый секретарь был в полном восторге. — Трудозатраты, выходит, резко снижаются!
— Именно! — Трофим Денисович выглядел предельно довольным. — Ещё и экономия на технике и топливе будет.
— Та-ак... А что у неё с наркотическим действием?
— При выращивании севернее определённой широты содержание каннабинола предельно низкое, наркотический эффект полностью отсутствует.
— И до какой широты?
— До широты канадской границы, — ухмыльнулся Лысенко. — Если точнее — севернее определённой изотермы, примерно соответствующей канадской границе. Если перенести её на территорию СССР... — он развернул географическую карту, на которой был отмечен ареал безопасного выращивания.
— Та-ак... а к северу её далеко можно сеять?
— До самого полярного круга, — ответил академик. — Она тоже морозоустойчивая. Единственное, что необходимо сделать — проинформировать население. Если кто-то в сельской местности встретит ночью толпу идущей по дороге конопли, могут быть нежелательные последствия для психики.
— Да уж... это точно, — Никита Сергеевич только головой покрутил. — А её что, обязательно ночью надо убирать?
— Нет, но ночью свет синего фонаря лучше видно. Можно в сумерках, — пояснил Трофим Денисович.
— А вот при выращивании южнее безопасной изотермы содержание каннабинола увеличивается, и тут уже нужно быть осторожными.
— М-да, шишки получаются на редкость свирепые, — подтвердил Несмеянов.
— Вы так говорите, будто сами пробовали, — ухмыльнулся Первый секретарь.
— Грешен, пробовал. Но исключительно исполняя долг исследователя. Да и штаммы сине-зелёных водорослей для терраформирования Венеры не просто так появились, — ответил академик.
— Вот... было у меня ощущение, что, иначе как под веществами, такие бактерии не придумать, — едва не хрюкнул от смеха Хрущёв.
— Скажем так, научная мысль иногда движется весьма нетрадиционными путями, — заключил Несмеянов.
— М-да... Ну, важен результат! А результат замечательный, что и говорить! — Первый секретарь пришёл в себя и теперь лучился счастьем. — Да! Вы же ещё какую-то совместную разработку упоминали?
— Точно так, — Несмеянов достал из портфеля ещё одну пластиковую коробочку, открыл её и положил на стол. В коробке лежала завёрнутая в фольгу... палочка дрожжей.
— Это что, дрожжи? — осторожно осведомился Никита Сергеевич.
— Именно, — кивнул Лысенко. — Совместная разработка Александра Николаевича, моя, и нашей эквестрийской коллеги Мосси Бранч.
— Гм... И что они делают?
— Вообще, дрожжи — один из самых удивительных и многообещающих организмов, — с воодушевлением начал Несмеянов. — Мы только начали изучать их возможности по-настоящему. Они могут стать неисчерпаемым источником протеинов и прочих полезных веществ. Однако, конкретно этот штамм имеет немного другие свойства.
— Какие же?
— Если развести их с водой и сахаром в классической пропорции, дать перебродить обычное время, а затем перегнать в дистилляторе, получаемый продукт будет иметь уникальные свойства...
— Э-э... то есть... самогон? — уточнил Первый секретарь. — Вы сделали специальные дрожжи для самогона?
— Именно так, — подтвердил Несмеянов. — В общем-то, не только для самогона, для хлебопечения и пирогов они тоже отлично годятся. Вы же знаете, какой ущерб наносит народному хозяйству пьянство и алкоголизм?
— Ещё как знаю! И вы, что, решили усугубить ситуацию своими дрожжами?
— Усугубляют, в основном, портвейном, — ухмыльнулся Лысенко. — Нашими дрожжами ситуацию можно исправить. Дело в том, что из этих дрожжей получается уникальный самогон с отрицательным градусом. (Идею честно спёр здесь https://bash.im/quote/454437)
— Э... это как? С отрицательным? Пьёшь и трезвеешь, что ли? — ошалело уточнил Никита Сергеевич.
— Именно так. Наши дрожжи при брожении вырабатывают не спирт, а целый набор особых ферментов, которые не просто выводят алкоголь и продукты его распада из организма, а ещё и формируют отвращение к алкоголю, — на полном серьёзе ответил Несмеянов. — При этом употребляющий быстро трезвеет, либо избавляется от мучительного похмелья. Эту идею предложила и помогла реализовать наша уважаемая эквестрийская коллега Мосси Бранч. Мы тут пригласили одну особу, которая может поделиться, так сказать, мнением рядового потребителя...
— Я бы сказал, не рядового, а профессионального потребителя, — вставил Лысенко. — Разрешите пригласить?
— Приглашайте, конечно!
Академик открыл дверь в приёмную:
— Мисс Панч, пройдите пожалуйста.
Он посторонился, и в кабинет Первого секретаря вошла лиловая земная пони.
— Прошу знакомиться. Мисс Берри Панч, Первый секретарь ЦК КПСС товарищ Хрущёв, — представил их Лысенко. — Как я упоминал, у мисс Панч были серьёзные проблемы с алкоголем...
— Можно просто Берри! Вот с алкоголем у меня никогда проблем не было! — весело заявила пони. — Проблемы были, в основном, после...
— Ну, это как обычно, — понимающе кивнул Никита Сергеевич. — Ситуация знакомая. Погодите-ка... А я вас помню! Вы же были на вечеринке в Понивилле?
— Ага, только я тогда перебрала пунша и рано отключилась, — подтвердила Берри.
— Э-э... И как вы попали в компанию двух академиков? — Первый секретарь с подозрением посмотрел на Лысенко и Несмеянова.
— Оказалось, что достать в Эквестрии крепкий алкоголь для эксперимента не так просто, — пояснил Александр Николаевич. — Пони, в основном, ограничиваются сидром, алкогольная зависимость у них — редкость. Мы спросили одного, другого, ну... и нам сказали, что в Понивилле живёт Берри Панч, у которой всегда есть...
— Поня-атно, — ухмыльнулся Никита Сергеевич. — И что вы скажете по поводу этого.... отрицательного самогона?
— Удивительный, гениальный продукт! — с энтузиазмом ответила Берри Панч. — Лучше всего получается, если сначала нажраться в сопли обычным самогоном или чем-то с похожей крепостью, а затем перейти на отрицательный. Тогда опьянение постепенно отступает, голова проясняется, и затем приходит такое счастье и лёгкость...
— Гм... — только и сумел произнести Первый секретарь.
— И голова утром вообще не болит! — радостно подчеркнула пони. — Опохмеляться не нужно! Кстати, если опохмелиться отрицательным самогоном после обычного пойла, эффект тоже замечательный! Все симптомы как рукой снимает. И тяга к выпивке пропадает, не сразу, а постепенно, где-то с третьего приёма. Я вот раньше вообще не просыхала, а теперь мне даже в праздники выпить не хочется. Могу просидеть весь вечер с кружечкой сидра.
— Однако... Очень интересно, э-э... Берри, — промямлил огорошенный в очередной раз Никита Сергеевич. — И привыкания к этому новому самогону тоже не чувствуете?
— Не-а! — весело ответила лиловая пони. — Я теперь вообще намного лучше себя чувствую!
— Ну, это понятно, многолетняя алкогольная интоксикация закончилась, — подсказал Несмеянов.
— Та-ак... А на людях вы это своё зелье проверяли? — поинтересовался Хрущёв. — А то, может, оно только на поней действует?
— Конечно, вот, Трофим Денисович сам первым дегустатором был, — кивнул Несмеянов.
— Ага, ух, и набодались мы с ним! — весело заявила Берри.
Она уже открыла было рот, чтобы живописать всё в деталях, но почему-то донельзя смутившийся Лысенко вдруг замахал руками:
