В голове моментально звякнул тревожный колокольчик. Если и это и правда ее парень — значит, их встреча гарантировано вызовет еще больший эмоциональный стресс. А значит, Первичный Импульс произойдет точно в этот момент.
Внутренности невольно сжали в комок, хотя мне было далеко не в первой.
'Не в первой? Окстись. К этому невозможно подготовиться'.
Густой воздух с силой ударил в лицо, будто прижатая к лицу подушка.
Кости ног с каждым шагом угрожали треснуть.
Швы на одежде и обуви готовы были вот-вот лопнуть.
Быстрее! Еще быстрее!
Мысленно я рисую схему собственного тела. Упрощенную, но сложности сейчас не требуются. Вот мышцы, вот сухожилия. Они сокращаются — и облепленные плотью кости приходят в движение, отталкиваясь от земли.
Момент толчка, то, что надо!
Еще сотые доли секунды уходят на разбор действия. Толчок — это использование силы упругости и силы ускорения. Я выстраиваю свою парадигму, используя Второй закон Ньютона, согласно которому противоположные векторы сил уравновешиваются.
Уравновешивались.
Я переписываю формулу Второго закона, добавляя в правой части уравнения дополнительный коэффициент...
'F=0,3a×m'
Увеличивая силу каждого толчка более чем втрое. Второй штрих...
'ρ= 0,1×(p×M)/(R×T)'
Воздух почти перестает оказывать сопротивление.
Это имеет свою цену. Законы природы, описанные уравнениями, должны быть незыблемы. Я ломаю их в угоду себе, ради сиюминутной цели, и вместе с ними я ломаю себя. Выбиваю подпорки из-под собственной личности, расшатываю каркас своего же сознания, чтобы втиснуть в него допущение о том, что бытие куда пластичнее, чем есть на самом деле. Корчится от боли и окружающий мир, потому что энергия не берется из ниоткуда, и если за свою скорость не плачу я, эту цену заплатит воздух, почва, растения...
Расстояние в сто пятьдесят метров я покрываю менее чем за шесть секунд — мировой рекорд в спринте остался далеко позади. Преодолеваю полутораметровую металлическую ограду одним прыжком, но торможу только у самого крыльца, резко, рискуя сорвать подошву у новых ботинок.
'Через главный вход нельзя, — вовремя сообразил я. — Избавиться от свидетелей будет сложно'.
Свернув с дорожки, я оббежал дом кругом, перепрыгивая через пустые по случаю поздней осени клумбы. Дилемма буриданова осла: в какое окно лезть? В коридорное или сразу в комнатное? Ммм... ладно, пусть будет коридорное.
'g = 1'.
Оттолкнувшись от земли, я плавно взлетел на высоту второго этажа и уцепился пальцами за раму. Еще секунду спустя расплавившийся стеклопакет просел внутрь помещения полужидкой массой, и я смог протиснуться в получившийся проем. Тут же остудил стекло, чтобы не возник пожар. Прислушался.
Снизу доносились голоса. Надо полагать, родители новорожденной о чем-то разговаривали с нежданным визитером. Вкус всех троих был сейчас не особенно приятен, но в них чувствовалось что-то основательное, волевое, похожее на корочку черного хлеба, натертую чесноком. Таких людей с наскока не прожуешь, подавишься. Впрочем, Первичному импульсу это безразлично.
'Первичный импульс'. На мой взгляд, достаточно точное название. Именно в этот момент эспер впервые полностью проявляет себя в новом качестве. Пока неизвестно, какова его природа, но суть всегда одна и та же. Больше всего это напоминает прорыв плотины. Нечто в течение определенного времени скапливается, после чего следует мощнейший информационный выброс, и в этот момент рядом лучше не стоять. Весь объем пространства вокруг эспера скручивается в его персональный микрокосм, где законы природы и вселенной действуют абы как или не действуют вовсе, где даже фундаментальные константы могут меняться как угодно, где единственная Власть — это рассыпающееся в прах от дикой сенсорной перегрузки сознание самого эспера.
Что можно встретить в микрокосме?
Все. Что. Угодно.
Однажды на моих глазах весь мир внутри такой области начал стремительно разлагаться. В нем все гнило и ржавело со скоростью, в тысячи, если не в миллионы раз быстрее нормальной. Наверное, не останови я процесс, то в итоге там бы начали распадаться даже стабильные атомы.
В другой раз я увидел, как внутри микрокосма четвертая пространственная координата развернулась каким-то непонятным образом, так что все события как минимум нескольких десятков лет прошлого и будущего происходили там одновременно.
Еще я видел, как все виды информации поменялись местами, и звук воспринимался глазами, цвет — языком, вкус — ушами, а запах — вестибулярным аппаратом.
Что меня ждет на этот раз?
Я положил руку на дверную ручку. Там, за двумя сантиметрами дерева пульсировал и бился микрокосм, готовый прорваться в реальный континуум из скорлупы пока еще человеческого сознания. Выдержать его удар — это все равно, что водрузить себе на плечи целый мир. Человеческий мозг не выдерживает этого шквала, записанная в нем информация искажается и повреждается — от кратковременных воспоминаний до генетически заложенного знания о том, как надо дышать, сокращать сердечную мышцы и продвигать каловые массы по кишечнику.
К счастью, я немного прочнее среднего человека.
Но, черт побери, мне все равно страшно!
Мысленно я фиксирую перед глазами пять фундаментальных констант — скорость света, гравитационную постоянную, постоянную Планка, элементарный заряд и постоянную Больцмана. Накрепко заученные числа, описывающие физический базис мироздания. Добавляю туда же число 'пи' — фундамент стандартной геометрии, и число Эйлера — важнейшую константу высшей математики. Это примерно половина дела. Сосредотачиваться сразу на семи числах различной размерности сложно, но это сделает микрокосм немного более понятным.
И, собравшись с духом, поворачиваю ручку.
Новорожденная, как и ожидалось, скорчилась на кровати, обхватив себя руками. Взгляд у нее был пустой, обратившийся в себя. Но стоило ей обратить на меня внимание, как пустота моментально заполнилась страхом.
— НЕ ПОДХОДИТЕ КО МНЕ! — ее истошный вопль ударил по ушам.
'Я что, настолько страшный?' — мелькнула в мозгу неуместная удивленная мысль.
Потом времени на любые мысли уже не был. Первичный импульс явил свою мощь.
Всего за долю секунды до того, как меня смел этот шквал, я рефлекторно выставил самую мощную защиту, которую смог представить. Здесь не было времени для точных формул и скрупулезного манипулирования тепловой энергией. Я просто закрыл глаза, и провел воображаемую черту, отсекая у высвобожденного микрокосма почти половину его зоны раскрытия в трехмерном мире. И одновременно заслоняя собой всех троих людей.
— Это противоречит законам природы!
Слова были произнесены почти шепотом, но кричать и не требовалось. Все, что было необходимо — это предельно четко себе внушить: то, что предстало передо мной, неестественно. Оно не имеет права существовать, и поэтому оно не должно существовать. Мой собственный микрокосм расширился за пределы физического тела, распространился на весь дом, устанавливая собственные законы. Полностью совпадающие с законами нормальными, только теперь уже подкрепленные моей волей.
Полдела было сделано.
Только после этого я решился открыть глаза.
Пространство передо мной непрерывно искажалось так, что три метра, отделявшие входную дверь от кровати то становились отвесной вертикальной стеной, то растягивались на многие километры, то скручивалось в бесконечно сужающуюся спираль. Ничем не сдерживаемое подсознание эспера рвало и кромсало саму суть мира, следуя лишь эмоциям и примитивным инстинктам. Передо мной было окно в ад, где все рациональное было уничтожено, замененное кипящим конгломератом страха, отчаяния, непонимания и пока не сознаваемого, но уже оформившегося желания получить помощь, неважно какую и из чьих рук. Войти в эту зону — все равно, что добровольно шагнуть в адскую пропасть. Мне же предстояло не просто войти туда, но и заглушить Первичный импульс прежде, чем микрокосм новорожденной убьет мир в накрытой им области, высосав все до капли.
Я попытался сделать шаг.
Наверное, с тем же успехом можно было попытаться сдвинуть с места дело в продажном суде. Атлант, державший на своих плечах небесный свод, ощущал меньшую тяжесть. Девчонка раньше явно отличалась очень сильным эго. Еще бы, с такими-то родителями. В Москве было не в пример легче, в микрокосм Жрицы можно было погрузиться полностью, защищая только себя.
— Деформация пространства в земных условиях невозможна!
Удалось сделать один шаг, продавить микрокосм новорожденной менее чем на метр, после чего я снова уперся в 'стену'. Деформация возможна. В мощнейших ускорителях или под действием земной гравитации, едва доступная наблюдению — но возможна.
— В комнате, имеющей форму параллелепипеда, ни один прямой путь не может превышать ее диагональ.
В каком-то смысле, это уже был успех. Промежуток между мной и кроватью, в норме составлявший два метра, продолжал изгибаться самым невероятным образом — но в пределах указанных габаритов. Но продолжать в том же духе было нельзя, я не смог бы держать в уме столько параметров, не отвлекаясь от семи основных констант. А сопротивление со стороны девчонки нарастало. В складках бьющегося в агонии пространства я мог разглядеть ее лицо — выпученные глаза, раскрытый в беззвучном вопле рот, из которого стекала струйка слюны. Ее микрокосм содержал одни посыл: 'Не подходите ко мне!', и был полностью сосредоточен на нем. Нужно что-то более радикальное...
— Это всего лишь оптическая иллюзия!
Два шага. Всего два шага. Микрокосм новорожденной не собирался сдаваться, мое правило потеснило его, но не уничтожило. Я смог сделать только два шага, продавливая своей волей хаос непрерывно меняющихся размерностей и координат.
Этого хватило.
Левая нога выносится чуть вперед, вес полностью на правой. Вдох.
Я бью длинную 'двойку' с подшага. Удары приходится в подбородок девчонки и сбоку в челюсть, но их истинная цель — мозжечок. Два импульса легко проходят сквозь эластичные ткани мозга, и входят в резонанс в одной точке. Новорожденная валится на спину. И в этот миг все заканчивается.
Не важно, как силен эспер, или по каким правилам выстроен его микрокосм. Если нарушить работу мозга настолько, что мыслительная деятельность становится невозможной и эспер теряет сознание — он становится не опаснее человека. До сих пор этот жесткий и примитивный способ еще ни разу не подводил, когда мне приходилось принимать 'роды'.
Я вытер со лба выступивший холодный пот и только сейчас обратил внимание на ударивший в спину оглушительно-острый вкус ярости. Развернувшись на месте, я инстинктивно заслонился рукой и вовремя — кулак приехавшего на 'Фольксвагене' парня уже летел мне в лицо. Круговым шагом я скользнул чуть в сторону и крепко схватил его за плечо, не давая высвободиться. Было ясно, что сейчас вызванное шоком молчание прервется, и в меня полетит в лучше случае нецензурная брань и обвинения. В худшем — пули.
Опыта общения со свидетелями у меня не было — обычно их не оставалось. Убивать или даже просто прямо причинять вред я не мог. Стирание памяти — это слишком сложно, его из всей нашей компании могли уверенно проделать только Смерть и Императрица. Но оба далеко.
Дилемма: сбежать или пытаться договориться?
* * *
Первым, что она ощутила, открыв глаза, была боль. Очень сильная боль, начинавшаяся в левой части челюсти и отдававшая в затылок. Потом она почувствовала легкую тошноту и привкус крови во рту. Руки и ноги были тяжелыми, будто сделанными из свинца, тело слушалось плохо и ей пришлось сильно напрячься, чтобы просто вертикально сесть на кровати. Перед глазами до сих пор стояли кошмарные фантасмагорические видения, в которых все вокруг плыло и искривлялось, будто в зеркальном лабиринте, а потом в них же появилось какое-то похожее на ожившего мертвеца чудище, которое тянуло к ней жадные костлявые лапы.
Девушка попыталась оглядеться. С огромным трудом она смогла сфокусировать взгляд на двух стоящих перед ней людях. В первом она узнала Сергея. Вторым был черноволосый парень примерно тех же лет, небритый и вообще весь какой-то потертый и всклокоченный. Незнакомец держал Сергея за руки, тот безуспешно пытался вырываться. Оба, как ни странно, молчали. Оторопело девушка наблюдала за этой абсурдной сценой, не в силах раскрыть рот, чтобы издать хоть звук.
'Что они тут делают?' — подумала она тупо.
Остальные, куда более уместные вопросы утонули в волнах тошноты и головной боли. Она закашлялась, и только после этого те двое переключили внимание на нее.
— Я же говорю, что с ней все в порядке, — сказал незнакомый парень.
— Да посрать мне, что ты там говорил! — взревел Сергей во весь голос. — Валерий Михайлович, сюда! Я вора поймал!
От крика Сергея девушку словно обдало волной кипятка. Она зашипела от боли, обхватив себя руками, и попыталась отстраниться. Интуитивно она чувствовала, что если держаться подальше — то ощущения будут слабее.
Незнакомец выпустил Сергея, метнулся к ней и положил ладонь на голову. Обжигающая боль тут же сменилась приятной прохладой, как от свежих простыней.
— Спокойно, не надо паники, — быстро произнес он. — Я уже тут и все исправлю. Все нормально, все хорошо. Смотри на меня, — он заглянул ей прямо в глаза. — Помоги мне успокоить твоих родителей, а я объясню, почему ты так странно себя ощущаешь.
Хотя девушка от шока не разобрала толком слова незнакомца, она уловила главный смысл — он знает, он все объяснит и поможет. Спустя сутки после ее возвращения домой она уже находилась на грани нервного срыва — не столько из-за шумихи, которая поднялась вокруг ее исчезновения и поисков, сколько из-за собственных ощущений.
Напуганная своим непонятно изменившимся телом, напуганная угрозой провести остаток дней в психиатрической больнице, она с утра заперлась в комнате. Облегчения это не принесло. Только чувство постепенно распадающегося сознания. С каждым часом ей все труднее было дать ответ на вопрос — кто она?
Постепенная потеря связи с реальностью. Постепенное переполнение некой невидимой чаши отчаянием, страхом и жалостью к себе. А потом...
Девушка снова согнулась вдвое, пытаясь подавить рвоту. Теперь это удалось легче — сказывалось ободряющее присутствие незнакомца. Она пришла в себя достаточно, чтобы услышать топот ног по лестнице. Через секунду в ее комнату ворвались папа с мамой, оба еще в форме, не снятой после работы. Ворвались и тут же резко остановились, словно налетели на невидимую стену. Только теперь девушка увидела, что Сергей вцепился в одежду незнакомца и пытался оттащить того в сторону. Без какого либо эффекта.
— Эй, — незнакомец пощелкал пальцами у нее перед лицом и указал себе за спину. — Скажи своему парню, что если он еще раз так сделает, я его стукну.
'Он не мой парень', — подумала та, но произнести что-то вслух сил ей уже не хватило.
Незнакомец встал и повернулся к ее родителям.
