Чаганов: Москва-37

'Чудес в жизни не бывает (луч, как острый нож, режет блюдечко-экран осциллографа точно посередине, не оставляя зазубрин), если не считать, конечно, моих приключений'.

Лезу за неонкой, закреплённой на стеклянной палочке, надо посмотреть что у нас выдаёт передатчик. Рядом с микрофоном я заранее натянул двухпроводную измерительную линию (две толстые параллельные медные проволоки, отстоящие на ширину пальца): 'Точность невелика, но позволяет оценить порядок величины колебательной мощности, наведённой в антенне микрофона'.

В моей неонке газ особенный: смесь неона с аргоном позволяет значительно снизить напряжение зажигания, а низкое давление внутри баллона приводит к тому, что для её свечения достаточно тысячной доли ватта.

'Музыка для души, так бы смотрел и смотрел на этот мигающий оранжевый, с синеватым оттенком (при повышении частоты волны пламя начинает синеть), огонёк'.

Заворожённо веду маленький пузырёк вдоль измерительной линии, автоматически отмечаю пики и провалы в яркости свечения лампы, плывущей по стоячей электромагнитной волне, а холодный мозг не перестаёт считать: 'Длина волны— около двадцати трёх сантиметров, моя неонка зажигается от напряжения около десяти вольт, волновое сопротивление линии— сто ом. Итого— 1 ватт, мощности волны хватает с избытком'.

'Если так, то перехожу к смесителю'...

Смеситель оказывается не работает совсем, так как коэффициент связи для обоих сигналов, приёмника и передатчика, был околонулевым. Хорошо так повозился ещё два часа с трубами волноводов, выбирая миллиметры зазоров, пока отбалансировал два этих входных для детектора сигнала. Присел на минутку, включив снова суицидальный звук метронома. Перед этим скрестил пальцы,... но это коммунисту не помогло: отклонения луча не наблюдается.

'Отрицательный результат— тоже результат. Остался 'гвоздик' со шляпкой на анаболиках. Ой, время— до отъезда осталось пятьдесят минут'!

Внимательно разглядываю микрофон. Вижу две резьбы: первая на 'гвозде' регулирует емкостную связь 'штыря' с резонатором, вторая— настраивает объем резонатора, так как стенка, противоположная мембране микрофона подвижная. Ослабляю фиксирующую гайку, вдвигаю 'штырь' на один оборот внутрь резонатора и возвращаю гвоздь на место.

'Кажется есть небольшие отклонения или кажется'?

Для верности, начинающими подрагивать руками, делаю ещё три оборота 'штыря' и на ватных ногах иду к осциллографу.

'Есть, есть импульсы и точно втакт с ударами метронома'!

-А-а-а!— кричу от переполняющих меня чувств, осциллограф бесстрастно фиксирует всё это на своём блюдечке-экране.

-Что, что такое?— Встревоженный порученец заглядывает в дверь и, сообразив, добавляет.— Пора, товарищ Чаганов.

Через пятнадцать минут, отключив все приборы и закрыв дверь импровизированной лаборатории, оставляем позади подсвеченную луной усадьбу и выезжаем на шоссе.

-Там я сзади оставил пакет,— не оборачиваясь говорит водитель.— просили вам передать.

Разрываю грубую серую бумагу конверта и включаю свой американский фонарик.

'Так... план дачи Ежова, два этажа. На первом— кинозал. Пометка, это кинотеатр для всего гарнизона. Ну да, ну да— на сто посадочных мест. Посадочных, хе-хе. Карта... крупная. Котляково, Чурилково, река Пахра, ещё пометка— Мещерино: дача Ежова, в ста метрах у берега реки— дача Молотова. Любопытно'.

* * *

Распугивая гудками редких пешеходов, пересекающих широкие московские улицы под самыми разными углами, удалось без приключений к шести утра попасть на Комсомольскую площадь, а там дворами и чердаком в свою квартиру. На цыпочках, чтобы не разбудить Катю, ныряю в ванную и первым делом прикасаюсь к округлому медному корпусу напольного антикварного 'титана' (дровяного водонагревателя).

'Отлично! Не успел остыть. А холодной воды нет,... что ж не беда— в чреве 'титана' умещается не менее шестидесяти литров'!

Сбрасываю одежду, встаю в ванну, кручу чугунный вентиль горячего крана и сгибаюсь чтобы попасть под 'грибной дождик' душа. Теперь не надо зевать, мыться следует быстро и не спеша: пока намыливаю тело, щёки и подбородок— воду выключаю. Беру с полочки бритву 'Золинген', поворачиваюсь к зеркалу на противоположной стене, предварительно подстроив остроту зрения, и отработанным плавным движением выбриваю половину лица: это только в первый раз все лица разные.

'Успел'!

Докрасна растираю тело 'вафельным' полотенцем, изредка бросая критические взгляды на свою нескладную фигуру: 'Кабинэт, кабинэт'...

-Ой!— Притворно смущается Катя, появившаяся в двери в ночной рубашке, в мгновение ока проверив все мои реперные точки.— Тебе хватило воды, Лёшик? Она, волнуясь грудью, стремительно перемещается к 'титану', задев меня по пути бедром.

'Что это тогда, если не однозначно выраженное поведением согласие'?

Отбросив всякие сомнения, крепко обхватываю своего секретаря сзади.

* * *

Выходим вместе из подъезда на улицу и жмуримся от ярких солнечных лучей.

-Катя, а как же Георгий?— Меня так и подмывало задать этот вопрос раньше, но был увлечён тем, чем занимался.

-Уехал в Уссурийск на гастроли,— ни один мускул не дрогнул на её лице.— там открывается филиал театра Красной Армии. Возвращается через два месяца.

-Перебирайся тогда ко мне пока...— неуверенно протягиваю я.

-Конечно,— расцветает она.— я думала ты уже не предложишь.

-Кх-кх-кх.— Закашлялся я.

-Не бойся, пока Жорик не вернётся.— Катя толкает меня в бок и насмешливо щурит глаз.— Давай лучше обсудим мою докладную Люшкову. Всю правду писать? Он больно охоч до всего эдакого.

-Категорически возражаю,— подключаюсь к её игре.— в общем так, когда придём в отдел возьму у тебя подписку о неразглашении.

-Не вопрос,— передразнивает меня Катя.— разглашать не буду, буду молча показывать.

Москва, ул. Большая Татарская, 35.

ОКБ спецотдела ГУГБ.

20 апреля 1937 года, 14:00.

-Добрый день, товарищ Чаганов!— Бодро приветсвует меня на проходной Любина 'прикреплённая', рослая крепкая 'вохровка', не забыв скользнуть взглядом по раскрытому мною удостоверению.

'Молодец, службу знает'.

Прохожу насквозь производственный корпус, сейчас полупустой, так как в доброй половине помещений идёт ремонт после переезда радиозавода им. Орджоникидзе на новое место.

'Тоже всё, кажется, в порядке: люди заняты, никто без дела не шатается'.

Снова выхожу на воздух и неспешно иду по дорожке к особнячку, с которого начиналось ОКБ, раскинувшееся теперь на целый квартал. Открываю дверь в лабораторию— пусто. Похоже, все ушли в столовую, а помещение запереть забыли.

'Что за преступная беспечность? Газет не читают? Надо будет провести работу с персоналом. В облаках витают.— На всякий случай заглядываю на склад, затем в малую комнату и остолбеваю.

Посреди комнаты раскрасневшийся вольнонаёмный Паша целуется с побледневшей заключённой Любой.

'Блин, это я неудачно зашёл'.

Возлюблённые спешно, как по команде 'брэк', делают шаг друг от друга, испуганно оборачиваются ко мне и нервно, при этом, поправляют свою одежду.

'Хм, ещё один аспект организации работ ОКБ, который я упустил. Поленился скопировать устав ягодинских 'шарашек'. Сегодня же этим займусь. Теперь понятно зачем Ощепков рвался сюда— быть поближе к Любе. Стоп, а как же Оля? С глаз долой— из сердца вон? Прямо какой-то 'закон парных случаев''.

Сзади послышались громкие голоса, вернувшихся с обеда сотрудников.

-Гражданка Щербакова, вы чем сейчас занимаетесь?— 'Двусмысленной, однако, получилась фраза'.— Я имею ввиду, над чем работали до этого.

'До этого... хм, тоже не лучше'.

-Настройкой Валиных радиостанций.— Отводит глаза в сторону Люба.

-Начальника отдела Авдеева.— Жёстко поправляю её я.

-Так точно, гражданин начальник.— Сверкает зелёными глазами рыжая красавица.

-Продолжайте работу. Свободны.

'Огрызается,... ох, и намучаюсь я ещё с ней'.

-Ты-то хоть понимаешь, что связь с заключённой противозаконна?— Поворачиваю голову к Ощепкову, который влюблённым взглядом смотрит вслед уходящей подруге.

-Если ты об Ане, то мы с ней расстались...— С улыбкой замечает он.

-Мне твои амурные дела не интересны!— Взрываюсь я, показывая ему пальцем на телефон.

'Он вообще меня слышит?... Кстати, любопытно с каких это пор расстались? Помнится, ещё пару недель назад он пускал по ней пьяную слёзу'!

-Я тебя предупредил. Сегодня работаешь со мной. Будем налаживать элемент Пельтье.

Выкладываю на стол из бумажного кулька, полученные от Сажина, аккуратные чёрные пятимиллиметровые кубики теллурида висмута, легированные сурьмой, такого же размера кубики твёрдого раствора кремния с германием (из отходов нашего кустарного производства, невысокой степени очистки) и сантиметровые медные перемычки, которые также служат термическими контактами.

'Впереди жаркое лето— готовь настольный холодильник весной! А керамические электреты подождут, до осени'...

Глава 3.

Москва, площадь Дзержинского,

Управление НКВД.

30 апреля 1937 года, 14:30.

'Количество бумаг заметно прибавилось, приходится помимо спецотдельских дел заниматься строительством и организацией 'шарашки'. Действительно, работаю уже двадцать три часа в сутки, а времени всё не хватает. Ну ничего, вот закончил (как это по-американски?) 'The Thing', то есть 'Вещь' с большой буквы и теперь хотя бы освободятся ночи'.

'Вещь', действительно, получилась на славу: передатчик свободно на расстоянии ста метров, включая полуметровую кирпичную кладку на пути, обеспечивает на 'штыре' полуваттную мощность сигнала, которой вполне достаточно для приёма модулированного сигнала на направленную антенну. Сейчас две спиральные антенны (приёмника и передатчика) уже нацелены из слуховых окошек на крыше дачи Молотова на балкон-лоджию дома Ежова и дальше на просторную гостиную. Осталось только установить в ней микрофон и я умываю руки, остальное— дело помощников Кирова.

Задача эта очень сложная, так как со стороны руководства НКВД ко мне проявлено явное недоверие— то что банкет состоится в Мещерино (начало в четыре часа) было объявлено мне лишь вчера, точнее уже сегодня ночью, тогда как другим начальникам отделов— три дня назад. Но я не в обиде, Новак своевременно довёл эту информацию до меня, а я через Гвоздя— до Оли. Она то придумала и подготовила эту операцию, в которой я буду играть лишь роль пассивного наблюдателя.

-Зарылся в бумагах по самую макушку,...— дверь в кабинет распахивается настежь, в проёме появляется массивная фигура Фриновского.— собирайся, поедем на одной машине.

'Не лишняя предосторожность, однако, особенно если не доверяешь своему сотруднику'.

-На ЗИСе, значит, поедем?— Радостно подскакиваю с места.— Вы без шинели, Михаил Петрович?

-Какая шинель, май— на пороге.

-Ну и я тоже тогда...— Хватаю на ходу фуражку и спешу за начальником.

'Жаль не удастся подать Оле промежуточный сигнал'.

Я хотел проехать на своей 'эмке' по улице Горького до Центрального Телеграфа, там остановиться и послать Костю купить конверты, поджидающий же меня Гвоздь, должен был позвонить Оле в Чурилковскую школу и сообщить, что я уже выехал. Впрочем, Олин план предусматривал и отсутсвие звонка: время и место операции изменить было нельзя.

Новенький, сияющий на солнце чёрной краской ЗИС-101, сопровождаемый 'эмкой' такого же правительственного цвета плавно тронулся с места, быстро набирая скорость.

-После майских праздников Николай Иванович планирует посмотреть на твоё хозяйство, Алексей.— К запаху кожи в салоне примешивается лёгкий запах табака и водочного перегара.— Подготовься там, чтобы у меня в управлении всё было без накладок : мусор не валялся, покрашено было; столовую любит проверять, особенно уборные; может захочет речь сказать, так что зал тоже приготовь...

Понимающе киваю головой.

-... ещё, будет у тебя там теперь усиленное отделение Особого Отдела. Согласуй с Леплевским кандидатуры.— Мой собеседник достаёт коробку 'Казбека' и закуривает.

'Всё, пошла газовая атака'.

Отодвигаюсь к окну и кручу ручку опускания стекла, под неодобрительным взглядом порученца с переднего сиденья. Фриновский усмехается и тоже опускает своё стекло, салон заполняется звуками большого города.

* * *

После Горок (справа промелькнула усадьба на холме с Особняком на вершине) перед самым Чурилково дорога совсем испортилась и мы с обозлившимся шефом наперегонки принялись быстро задраивать окна: 'эмка', идущая впереди, подняла столб пыли. Ещё с полкилометра и шины зашелестели по небольшому автомобильному мосту а затем по 'американке', которую с обеих сторон обступили молодые деревца с только что проклюнувшимися листочками. Наши машины тормозят у неожиданно появившейся из-за резкого поворота дороги проходной. У её закрытых ворот толпится кучка подростков в пионерских галстуках с красным флагом, барабаном и горном под предводительством юной пионервожатой.

-Та-а-к... что за шум, а драки нету?— Мгновенно повеселевший Фриновский распахивает дверцу, легко выпрыгивает из машины и молодцевато разглаживает свою гимнастёрку с петлицами комкора (пограничные войска НКВД имели армейские знаки различия).

К нему сразу же бросаются пионеры и начинают, перебивая друг друга, кричать: 'Товарищ командир, товарищ командир... мы пришли, мы пришли, а он... нас не пускает'.

-Молчать!— Добродушно рявкает на них мой шеф и в наступившей тишине, прищурив глаз, добавляет, указывая на пионервожатую.— пусть она доложит...

'А Олю не узнать'...

Перед нами стояла жгучая брюнетка с гладко зачёсанными волосами, убранными под пилотку-испанку, подаренную мной, красный пионерский галстук и белая блузка рвутся из-под расстёгнутой на груди 'тельмановки' цвета хаки, чёрная до колен юбка и маленькие кожаные сапожки довершают её сногсшибательный наряд.

-... ты из какого класса?

-Не-е-т, это— наша-а... Марь Лексе-евна...!— Снова поднимается гомон возбуждённых тинэйджеров.

-Тихо, ребята!— Оля точно попадает в короткую, случайно возникшую, паузу: все замолкают.— Товарищ командир, (её маленькая ладошка взлетает ко лбу в пионерском приветствии) наша дружина имени Николая Ивановича Ежова, живущая и работающая под девизом...

-... Больше дела— меньше слов!— Гремят на всю округу детские голоса.

-... направила лучших пионеров, чтобы поздравить Николая Ивановича с днём рождения и вручить ему наш подарок.

К Фриновскому, расталкивая соседей, выдвинулись двое, мальчик и девочка лет двенадцати с деревянной эмблемой в руках: серый овал (длинная ось— сантиметров пятьдесят) вертикально пересекает клинок меча с жёлтым эфесом, поверх него— золотые серп и молот в красных лучах восходящего солнца и скромная надпись небольшими буквами: НКВД.

'Эй, пионеры, не дёргайте так наш герб. Столько труда в него вложено! Особенно навершие рукоятки, в котором затаилась шляпка моего микрофона, очень нежная вещь'. Оля тоже с опаской косит глазами на расшалившихся подопечных, но не вмешивается.

-Ну-ка дайте мне взглянуть,— Комкор одобрительно со всех сторон изучает добротно изготовленный и покрытый лаком подарок.— Неужто сами сделали?