— Сынок! Родной, что с тобой? — спрашивал он почти с ужасом, вытирая щёки Лейлора и заглядывая ему в глаза. — Милый, в чём дело?
— Извините, — побормотал Лейлор, смахивая слёзы.
Он пытался взять себя в руки, но у него не получалось: пульсирующую медузу у него внутри сотрясали спазмы горя. Оно охватывало его, и он не мог с собой совладать, сколько ни пытался. До отца, видимо, что-то дошло. Он расцеловал Лейлора.
— Прости, дорогой... Прости, я не подумал. Не плачь, всё будет хорошо. У тебя всё ещё впереди... Рэш сегодня взял выходной, и мы хотели прогуляться. Пойдёшь с нами?
— Извините, я не могу, — сдавленно пробормотал Лейлор и убежал к себе.
В своём номере он забрался на кровать и обхватил руками колени. Слёз больше не было, осталась только невыносимая боль и тоска, от которой не спасал ни солнечный день, ни красивый вид с балкона.
Он очнулся, когда его обняли тёплые сильные руки Рэша.
— Хороший мой... Не раскисай. Папа прав, у тебя всё впереди. Пойдём с нами, сегодня такой прекрасный день!
Лейлор уткнулся в его плечо. От Рэша веяло спокойной, уверенной силой, доброй и светлой, одно его прикосновение успокаивало и исцеляло. Но тоска крепко запустила в душу Лейлора когти, отогнать её было не так-то просто, и он покачал головой.
— Вы идите... Я посижу у себя, мне надо подумать.
— Нет, детка, так не пойдёт. — Рэш взял его за подбородок и заглянул в глаза. — Чтобы ты сидел здесь один и хандрил? Нет, мы этого не допустим. А ну, пойдём!
Без дальнейших церемоний Рэш схватил его на руки. В коридоре их ждал отец, сумка-кенгуру с ребёнком была уже на нём.
— Сопротивление бесполезно, — ласково сказал Рэш.
* * *
О победе Раданайта они узнали из новостей. Повторная коронация была назначена на пятое число второго летнего месяца амбине, а пока король прибывал на несколько дней в "Оазис", чтобы увидеться со своим спутником и немного отдохнуть.
Вечером накануне прибытия Раданайта Лейлор неважно себя чувствовал: его снова мучило онемение. Восстановить чувствительность помогали упражнения, и Лейлор основательно разминался, вследствие чего поздно лёг, а потом ещё долго не мог заснуть. Когда же он наконец заснул, он снова оказался в Ущелье Отчаяния; преследуемый огромным, как небоскрёб, прорицателем Хадебудой, он бежал по лабиринту в скалах, спасаясь от колоссального паукообразного монстра, который головой почти доставал до зеленоватого неба и изрыгал из зубастой пасти громовой рык. От кошмара его избавил звонок, который, как молния, пронзил самую середину жуткой картины и разбил её вдребезги, вернув Лейлора в реальность его спальни, уже полной жизнерадостного солнечного света.
— Это я, мой милый, — услышал он в трубке.
Лейлор с ужасом понял, что проспал. Он должен был сегодня участвовать во встрече короля, и вот — она прошла без него. Сам не свой от стыда (к стыду добавлялась головная боль и разбитость вследствие скверно проведённой ночи), Лейлор нажатием кнопки открыл дверь и закрыл лицо руками. Шаги, волна аромата духов и прикосновение любимых рук.
— Солнышко, что случилось? Почему ты меня не встретил? Тебе нездоровится?
Лейлор обнял короля и покаянно потёрся щекой о его щёку.
— Прости, пожалуйста... Мне ужасно стыдно. Я проспал.
— Я вижу, — вздохнул Раданайт.
Лейлор виновато сник и нахохлился, обхватив голову руками. Чувствовал он себя скверно, да ещё и было ужасно неловко за то, что он не пришёл на встречу.
— Прости меня, — повторил он робко. — Не сердись, пожалуйста.
Рука Раданайта нежно скользнула по его волосам.
— Да я не сержусь, — сказал король мягко. — Просто люди могли подумать, что в наших с тобой отношениях не всё в порядке... — И, испытующе заглянув Лейлору в глаза, спросил: — Ведь у нас с тобой всё в порядке, малыш?
— Конечно, — вздохнул Лейлор и улыбнулся, почувствовав при этом, что левый уголок рта, в отличие от правого, плохо поднимается.
Раданайт пристально всмотрелся в него, взял его за руки.
— Слушай, у тебя левая холоднее, чем правая, — озабоченно заметил он, нежно разминая и поглаживая пальцы левой руки Лейлора. — Всё ещё немеет?
— Да, ещё бывает, — ответил Лейлор. — Вчера вечером я часа три разминался, чтобы онемение прошло.
— Я скажу здешним врачам, чтобы хоть они наизнанку вывернулись, а вылечили тебя к коронации, — сказал Раданайт. — До неё всего месяц, и за этот месяц они должны успеть, чего бы это ни стоило.
В этом "должны успеть" Лейлор почувствовал отголосок укоренившейся и уже вряд ли поддающейся истреблению привычки Раданайта — его привычки к власти. Пятого амбине, каких бы это ни стоило затрат и усилий с его стороны и со стороны врачей, Лейлору надлежало быть на коронации — улыбающимся, сияющим красотой и здоровьем, чтобы никому даже в голову не пришло, что он побывал за гранью и вернулся оттуда.
— А если не получится успеть? — спросил Лейлор с тенью грустной усмешки. — Если я не смогу к тому времени выглядеть и чувствовать себя так, как ты хочешь? Что тогда? Накажешь врачей? Или меня?
Раданайт смотрел на него задумчиво, поглаживая его пальцы, потом опустил взгляд на пару мгновений. Когда он вновь поднял глаза на Лейлора, в них сквозило нечто вроде уважения.
— Удивительно, насколько ты мудрее меня, — проговорил он. — Мне впору учиться у тебя. Ты видишь меня насквозь и принимаешь меня таким, как есть... несмотря ни на что. Спасибо тебе за это, любовь моя. Пусть твоё лечение идёт своим чередом, а успеешь или нет — как небесам будет угодно. — Раданайт тихонько, нежно поцеловал Лейлора в лоб и добавил с игривой улыбкой: — Но, возможно, я тебя и накажу. Ох, как я тебя накажу... Ммм...
Лейлор, ощутив на шее многообещающее прикосновение его губ, захихикал от щекотки:
— А врачей постигнет то же "наказание"?
— О, им не поздоровится, гарантирую, — в тон ему ответил король, усмехаясь.
Глава XXXII. Новое небо
Двенадцатого эйтне Илидор и Марис стали родителями. Малыша назвали Фалкон, и это не обсуждалось: имя выбрал Илидор, а Марис даже не стал спорить, как некоторое время назад не спорил с тем, что их с Илидором свадьба должна быть как можно скромнее. Свадьба была предельно тихой, праздновали её в узком семейном кругу. Итак, внук Странника родился двенадцатого эйтне, а уже двадцатого приехал из натального центра домой. Так совпало, что в этот же самый день, только тремя часами позже, порог дома переступил Рэш с маленьким Небро на руках.
Они ещё на Флокаре обговорили дальнейший план действий: Рэш берёт отпуск, приезжает вместе с малышом к Джиму и знакомится с его семьёй; Джим к этому времени должен подготовить своих к этому событию и сделать все основные приготовления к скромной свадьбе — с тем расчётом, чтобы она состоялась через две недели после приезда Рэша. Рэш был твёрдо настроен не бросать своей работы, и Джим принял решение покинуть Альтерию и обосноваться на Флокаре. Нельзя сказать, что это решение далось ему тяжело: внутренне он был готов к этому, он уже давно слышал зов нового неба, но до сих пор взлететь к нему Джиму слишком многое мешало. Рассудив, он решил, что сейчас его уже ничто не держит на Альтерии: дети выросли и стали самостоятельными, почти все обзавелись собственными семьями, в том числе и Лейлор — младшенький, любимый, свет его очей. С болью в сердце Джим отпустил его — вынужден был отпустить, так как удержать возле себя уже не мог. Сразу после коронации Раданайта Лейлор переехал к своему спутнику и теперь жил в Кабердрайке, в королевской резиденции, хотя и звонил каждый день, делясь впечатлениями от столичной жизни и от своей новой роли — роли спутника короля. Он не забывал о своём доме и своей семье, но, выражаясь словами древней альтерианской брачной клятвы, телом и душой Лейлор принадлежал теперь своему спутнику, и больше никому.
Ещё на Флокаре Джим, гуляя с Рэшем по берегу живописного озерца, подумал о том, что здесь неплохо было бы открыть ресторанчик. Точнее, эту идею высказал Рэш, когда разговор шёл о том, что на Флокаре пока мало приличных заведений. Расположение у озерца было бы весьма удачным: до городка рукой подать, "Оазис" достаточно далеко, чтобы не составлять прямой конкуренции, да и людям было бы приятно и удобно иметь неподалёку хорошее заведение, где можно поесть, выпить и отдохнуть. Место было красивое: по берегам озерца изобиловала живописная растительность, и казалось, что поблизости вообще нет пустынь. От иссушающих ветров местечко было защищено горной цепью, с которой в озерцо текло два не пересыхающих ручья — кстати, рукотворных. "Уверен, от посетителей не было бы отбоя, — сказал Рэш. — Местечко чудное, расположено удачно, и какое бы заведение здесь ни появилось, оно имело бы успех". Джим рассудил: если он обоснуется на Флокаре, нужно будет чем-то заниматься — найти работу или открыть своё дело. Всё обдумав и взвесив, поговорив с управляющим г-ном Херенком и взяв несколько консультаций у знающих людей, рекомендованных ему ещё лордом Дитмаром, Джим сделал вывод: любое дело на Флокаре, если подойти к нему с умом, имеет больше шансов на успех, чем аналогичное дело на Альтерии. Флокар был краем новых возможностей, там было где развернуться, и уже не имело значения, что об этой планете у Джима остались не слишком приятные воспоминания. Об этом он не думал. Флокар изменился, как изменился и сам Джим. Изменилось всё.
Всё, кроме Бездны.
...— Ребята, у меня для вас новость, — сказал Джим. — Не знаю, правда, как вы к этому отнесётесь.
— Посмотрим, — сказал Илидор. — Новость-то хорошая?
— Судить вам, — улыбнулся Джим. — Не знаю даже, как начать... Ладно, начну с главного. У меня есть избранник.
— Отличная новость, папуля! — воскликнул Дарган. — И кто же он?
— Его зовут лорд Хайо, — ответил Джим.
— Погоди, погоди, — поднялся с места Илидор. — Дай вспомнить... Рэш? Твой знакомый с Флокара? Молодой, симпатичный создатель оазисов?
— Он самый, — улыбнулся Джим. — У тебя хорошая память.
За столом все оживились. Даже задумчивый Серино, наморщив лоб, что-то припомнил и спросил:
— Это тот, из "Оазиса"?
— Не совсем так, — сказал Джим. — Рэш работает не в "Оазисе", он специалист по превращению пустынных земель в цветущие сады.
— Ты нас с ним познакомишь? — спросил Дейкин.
— Разумеется, сынок, — ответил Джим. — На днях он приезжает к нам. Но это ещё не всё, мои дорогие. Рэш приедет не один. Как бы вам сказать... — Джим смущённо потёр лоб, подбирая слова. — В общем, так получилось...
— Папуля, ты набедокурил на курорте? — понимающе улыбаясь, догадался Илидор.
Его улыбочка окончательно смутила Джима. До остальных тоже начал доходить смысл, и Дейкин спросил:
— Пап, это правда? У нас что, пополнение семейства?
— Ну, в общем, да, — решительно признался Джим. — Ему восемь месяцев, и его зовут Небби.
Он волновался, как его сыновья примут это известие; он даже готовился оправдываться, но делать это не пришлось. Новость о Небби была принята неожиданно хорошо. Дарган, шутливо ткнув Джима кулаком в плечо и значительно двинув бровями, проговорил:
— Папуля, ты проказник!
Илидор и Дарган стали отпускать шуточки — вполне добродушно, но Джима это вогнало в краску. Потом пошли анекдоты на тему, и Джим, хоть и был немало смущён, всё же почувствовал облегчение: Небби в семье примут хорошо. Вечером того же дня к Джиму подошёл Серино и спросил уже серьёзно:
— Скажи мне честно: ты обручился из-за ребёнка, или потому что ты действительно любишь этого Рэша? Ты делал генетическую экспертизу? Это точно твой ребёнок? Чтобы не вышло, как с этим... Эрисом.
Разговор происходил в кабинете. Откинувшись на спинку кресла, Джим посмотрел на Серино с улыбкой.
— Сын, я тронут твоим беспокойством за меня. Не волнуйся, Рэш — не обманщик. Небби — мой ребёнок, я это сразу почувствовал, когда взял его на руки. В экспертизе нет надобности: я верю своему сердцу и верю Рэшу.
Через два дня после этого вернулся домой Марис с маленьким Фалконом. Джим не выходил из детской, любуясь на спящего малыша, потом наблюдал за его кормлением и помогал Марису его купать. Илидор, сидя у кроватки, положил руки на её край, а на руки — подбородок; он смотрел на своего сына как заворожённый, с детским изумлением, как на невиданное чудо. Марис, взъерошив ему кудри, обнял его за плечи и прильнул к нему щекой.
— Просто не верится, что мы с тобой сделали маленького человека, — прошептал Илидор, не сводя с ребёнка взгляда, полного восхищения и изумления.
Он протянул палец и осторожно дотронулся им до ладошки малыша. Крошечный кулачок сразу сжался, обхватив палец Илидора.
— Он меня за палец схватил, — возбуждённо прошептал тот.
Глаза у него были как у удивлённого ребёнка, ещё не вполне осознавшего, что за чудо свершилось, но переполненного смутным восторгом от познания нового. Опираясь на его плечи и нежно вороша золотисто-русые завитки его волос, рядом стоял Марис, сияя лучистым, умиротворённым взглядом. Глядя на их счастье, Джим испытывал тёплое, щекотное чувство под сердцем, со снисходительным умилением думая: "Какие же ещё они сами дети". Ясные гладкие лбы этих детей венчали серебристые обручи диадем, ещё не ставшие для них обыденностью и носимые ими с упоением и гордостью, торжественно, как царские венцы. Всё это было частью восхитительной игры, ещё не потерявшей для них всей прелести новизны; её частью стала теперь ещё и кроватка с младенцем — непременный атрибут семейного счастья и плод их молодой и немного наивной любви.
Джим стоял на балконе, любуясь ярко зеленеющим в солнечных лучах садом и наблюдая за Йорном, трудолюбиво возившимся около пёстрых цветочных клумб, когда на посадочную площадку у дома опустилось такси. В налетевшем порыве ветра огромный сад жизнерадостно зашелестел, и под нарастающий звук этих зелёных аплодисментов на дорожке к дому появился Рэш. Ветер играл золотой копной его волос и трепал светло-голубой летний плащ, а в сумке-кенгуру, прижимаясь к его груди, удивлённо вертел головкой маленький Небби, ещё не видевший ни такого великолепного дома, ни такого огромного сада. Походя мимо клумб, Рэш обратился с каким-то вопросом к Йорну, и тот, выпрямившись, заулыбался, увидев ребёнка. Он стащил, как всегда, свою синюю шапку с головы и с неуклюжим полупоклоном вежливо ответил. Рэш, по-видимому, поблагодарил его и пошёл в направлении крыльца, а Йорн, поблёскивая на солнце лысой макушкой, ещё некоторое время стоял и провожал его добродушной бесхитростной улыбкой. Сердце Джима радостно заколотилось, и он резво бросился в гостиную.
Спускаясь по ступенькам, он видел, как Эннкетин впустил Рэша и встретил учтивым вопросом:
— Что вам угодно, сударь?
— Я лорд Хайо, — представился Рэш. — Приехал по приглашению Джима Райвенна.
— Добро пожаловать, милорд, — поклонился Эннкетин. — Я доложу его светлости.
Джим, бегом спускаясь по лестнице, воскликнул:
— Не нужно докладывать, я уже здесь! Рэш, почему ты не предупредил? Я бы встретил вас и привёз!
— Мы и так не заблудились, — улыбнулся Рэш.
