Гермиона закусила губу и бросила исподлобья взгляд на мать.
— Герми, — Гарри поднялся со своего места и, подойдя к девушке, нежно погладил ее по щеке. В этом жесте было столько любви и нежности, что Гарри, хотел он того или нет, но показал присутствующим свое отношение к подруге. — Если не хочешь, то никто не будет настаивать на том, чтобы ты нам что-то рассказывала, просто может быть тебе станет легче, если ты поделишься тем, что тебя тревожит. Могу сказать по себе, иногда это помогает.
Парень так очаровательно улыбнулся, что Гермиона тихонько рассмеялась.
— И когда это ты успел стать таким хорошим знатоком психологии?
— Знатоком чего? — Драко ухватился за незнакомое слово.
— Психологии — науки о сознании и внутреннем мире человека. И если тебе интересно...попыталась сменить тему Гермиона, но Драко так сильно закачал головой, что заставил улыбнуться даже Тома.
— Ладно, сейчас вам откроют мою самую большую тайну, — Гермиона тяжело вздохнула, — только, хочу тебя предупредить, мама, что придется рассказать ВСЮ историю.
Моника бросила на дочь недовольный взгляд, но видимо посчитала, что спорить с той — себе дороже.
— Как скажешь, дочка. Дело в том, что моя дочь, Гермиона, — внучка пера Англии.
— Слава Мерлину, что не его наследница, — ехидно добавила Гермиона, за что удостоилась еще одного не очень ласкового взгляда миссис Грейнджер.
— Еще не известно, кого твой дед включил в завещание, учитывая, что он его меняет по пять раз в год, вполне возможно, что именно ты унаследуешь состояние Уоррингтонов.
Если Гарри, Драко и другим представителям младшего поколения это имя ничего не сказало, то у Люциуса и Тома вытянулись лица, и они переглянулись, словно спрашивая друг друга, не ослышались ли они.
— Уж не хотите ли вы сказать, что Гермиона — внучка Уильяма Уоррингтона, герцога Рочестера?
— Именно.
— Так, и кто такой этот Уильям Уоррингтон? — Сириус заметил прищур зеленых глаз, все-таки его сын не любил оставаться в неведении, особенно относительно того, что самым непосредственным образом касалось его девушки.
— Один из самых влиятельных людей в маггловском правительстве. Восемнадцатый герцог Рочестер, Пэр Англии, член парламента, владелец одного из самых крупных состояний Европы, близкий друг королевы Елизаветы.
Гарри посмотрел на Гермиону, потом на Монику.
— И что такого могло случиться, что дочь Уильяма Уоррингтона работает стоматологом и живет в пригороде Лондона, вместо герцогского дворца?
— А случилась, Гарри, любовь, — Моника ничуть не смутилась под изучающим взглядом зеленых глаз, — самая что ни на есть обыкновенная любовь 17-ти летней дочки герцога и просто студента.
— И вы выбрали любовь? — Люциус широко раскрытыми глазами смотрел на Монику.
— Да, я, воспитанная в загородных поместьях и закрытых школах — интернатах, я, кому с малых лет внушали, что главная добродетель в этой жизни — это долг по отношению к своей семье и своему роду, я, которая должна была стать достойной женой достойному мужу, которого мне выберут родители, Я, Моника Уоррингтон, выбрала любовь. Просто в один прекрасный день я встретила в университете Венделла Грейнджера, который не был ни знатен, ни богат и нисколько не походил на того, кого мой отец хотел бы видеть своим зятем. Но зато он воплощал в себе все то, что я хотела бы видеть в спутнике жизни: доброту, участие, чуткость ... Короче, я встретила мужчину своей мечты. — Миссис Грейнджер с нескрываемым обожанием посмотрела на мужа, который за весь завтрак едва ли проронил пару слов. — Однако, пока я летала в облаках от только что обретенного счастья, мой отец устраивал мою жизнь по своему разумению. Он договорился о моем браке с одним из молодых людей "нашего круга", это был неплохой юноша, можно сказать, что мы даже были с ним в дружеских отношениях, насколько это могло быть, учитывая, что встречались мы не более 2-3 раз в год на официальных светских приемах. И вот, когда я прибыла домой на каникулы, мне сообщили о моей предстоящей свадьбе. Естественно, я, со свойственным 17-летним романтическим барышням максимализмом, заявила, что замуж я выйду только по любви. Последовал жуткий скандал, а когда стало известно, что я не просто не хочу выходить замуж за выбранного родителями молодого человека, но и еще посмела влюбиться в плебея, то меня просто посадили под домашний арест. Потом был побег. Одна из работающих в доме девушек помогла мне. Я, вымокшая до нитки, простывшая, но счастливая, явилась посреди ночи к Венделлу, который, кстати, жил в это время в студенческом общежитии. К нашему счастью его соседи оказались замечательными людьми, так что первые дни мы провели в комнате, которую нам уступили друзья Венделла. Но мне тогда было только семнадцать лет, по закону — несовершеннолетняя. Мой отец угрожал посадить Венделла в тюрьму. Так что нам пришлось спешно пожениться. Казалось, что отец нам уже ничего не сможет сделать, но как оказалось, радовались мы напрасно. Денег у нас не было, ни Венделл, ни я еще не закончили учебу, пришлось искать работу, потом снимать квартиру. Вот тут-то и выяснилось, насколько длинные руки у герцога Рочестера. Ни я, ни Венделл не могли устроиться даже посудомойками. Более того, нам никто не соглашался сдавать квартиру. Это может казаться невероятным, но так оно и было. Куда бы мы не обращались — везде получали отказ. Помог нам, как это ни странно, мой несостоявшийся жених. Он не только дал нам денег, но и помог переехать в Штаты, перевестись в местный университет и устроиться там. Я до сих пор удивляюсь тому, что отец оставил нас в покое, с его связями и влиянием ему ничего ни стоило разыскать нас даже в Антарктиде. Прошло несколько лет, мы закончили учебу, устроились на работу. Гром грянул через три месяца после рождения Гермионы. Но на этот раз вместо отца на пороге нашего дома появилась моя мать. Анабелла Уоррингтон, урожденная Блеквуд, дочь графа Уиндэма. Она просто проигнорировала меня, прошла в дом и безошибочно направилась в детскую, где склонилась над колыбелькой моей дочери, я не слышала ее слов, но уже через минуту она держала на руках внучку, а та улыбалась ей. Я была в шоке. Гермиону никто из посторонних не мог взять на руки. Стоило незнакомому человеку прикоснуться к ней, как она заходилась в жутком плаче, и ничто не могло ее успокоить. А тут ... Конечно, это ее бабка, но ... Этот визит окончился тем, что через полгода мы вернулись в Англию.
— А леди Уоррингтон занялась моим всесторонним воспитанием, — вставила свое веское слово Гермиона.
— Может быть, ты продолжишь?
— Обязательно. Если деда я видела исключительно на фотографиях в газетах и журналах, то бабушку имела несчастье лицезреть почти ежедневно с тех пор, как я себя помню, — от слов дочери Моника поморщилась. Гарри тоже почувствовал, как напряглась девушка, которую он так и обнимал все это время за плечи. — Многоуважаемая леди Анабелла решила лично заняться воспитанием внучки. Хвала Мерлину и Моргане, что мои родители не согласились отправить меня в герцогский замок.
— Мы бы никогда этого не сделали, — Венделл Грейнджер с укоризной посмотрел на дочь.
— Я это знаю. Вы у меня самые лучшие. И так же я знаю, насколько сложно противостоять бабушке. Я слышала однажды ваш разговор, — Гермиона потупила взгляд. Очевидно, что под "слышала" подразумевалось "подслушивала". — Я не знаю только того, как бабушке удалось уговорить родителей вернуться в Англию после всего того, что они пережили, я не знаю, как мама и папа согласились ежедневно видеть в своем доме герцогиню, но по мне — уж лучше бы я никогда ее не встречала.
— Никогда не говори "никогда", — прошептал себе под нос Гарри, но Гермиона его услышала и бросила на друга вопросительный взгляд, однако юноша этого не заметил.
— Если говорить коротко, то бабушка задалась целью воспитать из меня "настоящую леди", как она это называла. Музыка, фехтование, верховая езда, танцы, иностранные языки, этикет и манеры, литература, рисование — это не считая школьной программы. При всем этом, многоуважаемая герцогиня лично контролировала весь процесс: выбирала педагогов, обсуждала программу, отводила меня на занятия и присутствовала на всех уроках. При таком расписании времени у меня ни на что, кроме занятий, не оставалось, друзей у меня практически не было, просто потому что не было времени их завести. Кошмар начался, когда я пошла в школу. Я училась не в государственной школе, а в частном лицее, но даже там забиравший меня после занятий лимузин считался непростительной роскошью. Теперь я могу понять, что кто-то завидовал, кто-то считал меня зазнайкой, хотя я просто боялась подойти первой и заговорить с кем-то, но все надежды, что у меня появятся друзья, остались только надеждами. И вот однажды чья-то мама узнала в женщине, приезжавшей за мной герцогиню Рочестер. Каких только сплетен обо мне после этого не ходило. Меня называли и внебрачной дочерью герцога, которую отобрали у родной матери, и тайной дочерью наследника престола, которую отдали на воспитание в семью Уоррингтонов, даже появились пара фотографий в желтой прессе. Я была слишком маленькой и не понимала, почему меня так не любят в моей школе, старалась учиться как можно лучше, но это не помогало. Закончилось все тем, что папа однажды застал меня в слезах. Я все ему рассказала и о том, что со мной не хотят дружить и о том, как обзывали "приблудной герцогиней" и "заучкой". Вот тогда бабушка узнала, что на любую силу найдется еще большая сила. Я никогда в жизни не слышала, чтобы мой добрый папа так разговаривал. Бабушка не смогла вставить и слова, только ахала и хваталась за сердце. Меня перевели в другую школу, бабушке посоветовали отказаться от всех своих аристократических замашек, иначе ей просто запретят приближаться ко мне ближе, чем на расстояние пушечного выстрела. Я была на седьмом небе от счастья. В новой школе было намного лучше, у меня даже появились друзья. Но мне стало скучно. Это произошло примерно через два месяца после моего перевода в новую школу. Я поняла, что мне не хватает того бешенного ритма, к которому я привыкла. Мне захотелось вернуться хотя бы к некоторым занятиям, но возможности стоматологов из пригорода Лондона отличаются от возможностей герцогини Рочестер.
Гермиона замолчала, окидывая взглядом окружающих и оценивая их реакцию на ее рассказ. Все заворожено слушали девушку, боясь пошевелиться.
— Но моя мать удивила нас. Если честно, то ни я, ни Венделл не ожидали от нее такого поступка, — подхватила нить рассказа Моника, — она приехала к нам, извинилась и попросила разрешения видеться с внучкой и оплачивать ее обучение. В тот раз мы, пожалуй, впервые за многие годы смогли нормально поговорить и не просто выслушать, но услышать и понять друг друга. Мама до сих пор надеется, что отец признает внучку и позволит представить ее как наследницу Уоррингтонов. Поэтому и настаивала на том, чтобы девочка получила соответствующее ее положению образование.
— А меня, она, конечно же, спросить забыла, — проворчала Гермиона.
— Ты против? — поинтересовался Драко с ехидной улыбкой на губах? — Что, тяжела она, жизнь аристократа? Не по плечу тебе?
— Хочешь поменяться и попробовать пожить, как простые смертные? — столь же ехидно парировала Гермиона.
— Упаси Мерлин, я просто надеялся на толику снисхождения к бедному замученному несчастному Драко от собрата по несчастью, — Малфой состроил умильную мордашку побитого хорька.
Шутка Драко немного разрядила обстановку.
— Ну вот, в принципе, и конец истории, — Гермиона встала и подошла к окну. Я никогда не афишировала свое родство с Уоррингтонами. Бабушка оплачивала мои занятия, но тотальный контроль с ее стороны прекратился, от некоторых занятий я со временем отказалась, кое-что действительно полюбила, например фехтование и продолжала заниматься вплоть до поступления в Хогвартс. Что я смогла со временем понять, так это то, что бабушка в принципе неплохой человек, мы с ней часто видимся, когда я приезжаю на каникулы, много общаемся. Она умная, образованная, интересная женщина. Я ей многим обязана. Единственное, чего я не могу понять и простить, так это того, как она поступила с собственной дочерью. Ну, на этом все, моя страшная тайна раскрыта, Сириус, ты что-то говорил о желании побаловаться с рапирой? Твое предложение еще в силе?— Гермиона дала понять, что разговор на тему ее родственников окончен. Все поняли, что не стоит давить на девушку, требуя продолжения рассказа, но Том, Люциус и Белла обменялись многозначительными взглядами.
— Конечно, только боюсь, что не продержусь против тебя и нескольких минут. Так что мне требуется поддержка. Драко? Гарри? Моника?
— С меня на сегодня хватит, могу только поболеть, — Моника устало покачала головой. Было видно, что рассказ о семейных тайнах ее утомил и расстроил.
— Я пожалуй рискну, — Драко встал рядом с дядей, — не оставлять же тебя на растерзание, родственник все-таки.
— С удовольствием присоединился бы к вам, но у меня намечено одно дело, которое не терпит отлагательств. А вот завтра я к вашим услугам, — Гарри поднялся с дивана, подошел к Гермионе и тихо, так, чтобы слышала только она одна, сказал:
— Надеюсь, ты меня простишь за сегодняшнее отсутствие, но обещаю завтра компенсировать конной прогулкой или полетом на пегасе, если ты захочешь.
Девушка смутилась и только кивнула в ответ.
— Тогда, разрешите откланяться.
— Куда это ты собрался, разреши узнать? — голос Тома заставил Гарри остановиться.
— Мне надо в Гринготтс.
— Сначала тебе надо в мой кабинет, — тон лорда Слизерина не допускал возражений,— Сириус, жду тебя там же через пять минут, дамы и господа, всем приятного дня, надеюсь, что мы с вами сегодня еще увидимся.
* * *
* * *
*
Через десять минут в кабине Тома.
— И зачем это ты собрался в Гринготтс?
— Надо.
Том молча сидел в кресле и, не отрываясь, смотрел на своенравного внука. Сириус стоял за креслом приемного отца, скрестив руки на груди, и всем своим видом выражал горячую поддержку отцу.
— Дед, я отправляюсь в Лондон. — Гарри спокойно посмотрел сначала на деда, потом на стоящего рядом с ним отца. — Мне необходимо сходить в Гринготтс. В чем проблема?
Том мрачно посмотрел на внука:
— В том, что ты никому не сказал о своих планах.
— Не знал, что я обязан перед кем-то отчитываться, — Гарри начинал злиться.
— Обязан, — кулак Тома опустился на столешницу, — Сопляк, ты хоть о Гермионе подумал, если на отца и деда тебе наплевать.
— Причем здесь Гермиона?
— Да притом, что о тебе есть кому волноваться, мальчишка ... — злость Гарри улетучилась после этих слов.
— Прости, я никак не привыкну к тому, что у меня теперь семья, — Гарри опустил голову, изобразив раскаяние.
— Может, возьмешь с собой кого-нибудь? Мало ли... Вдруг кто-то из Ордена попадется на встречу. Может быть, Люца?
— Дед, ты хочешь, чтобы Люциуса обвинили в нападении на авроров, и ему пришлось бы перейти на нелегальное положение, как Лестрейнджам и Антонину?
