— Почти месяц прошел, — произнес он. — Так и будешь играть в молчанку? — принц словно не услышал. Телохранитель вернулся к двери, взял стул, поставил рядом с Ялмари, но садиться не стал, снова наклонился. — Я не могу представить, что ты сейчас чувствуешь. Я не знаю, как бы я пережил такое. Но ты нужен нам. Слышишь? Нужен нам всем. Ты должен вернуться, — принц не ответил. Полад снова прошелся по комнате, снова вернулся к сыну, достал из-за пазухи плоскую золотую коробочку, а оттуда — свернутый вчетверо листок. — Это ее письмо, — объяснил Полад. — Ты уж меня прости, но я его прочел. Не знаю, поможет ли... Поэтому не сразу отдал. В общем, прочти. Прочтешь? — принц молчал. — Хорошо, тогда я прочту его вслух, — он развернул листок, исписанный аккуратным девичьим почерком, и с трудом произнес. — "Ялмари, не бойся, я жива..."
Принц так быстро вырвал письмо, скомкав его в руках, что Полад едва успел выпустить листок, чтобы он не порвался. Ялмари тяжело дышал, глаза его расширились. Отец положил ему ладонь на плечо.
— Ты поплачь, — предложил он. — И почитай. Я пока выйду. Но через четверть часа вернусь. Понял? — так и не дождавшись ни слова, он хлопнул его по плечу и вышел.
Время словно остановилось, он нервно ходил по галерее. За дверью кабинета было душераздирающе тихо. Несколько раз он порывался заглянуть туда, но сдерживал себя: обещал четверть часа, значит, обещал.
Эти посмертные письма! Никогда не знаешь, чего от них ожидать. Он казнил себя за то, что передал письмо Кеворка принцессе. Если бы не оно, может, Лин не вышла бы замуж за этого мерзавца Сорота. Хорошо, что так все обернулось: Герард сбежал. Среди солдат бродили слухи о перебежчике, но кто это — было неизвестно. Сорот считался геройски погибшим в последней битве. Лин надела белое платье в знак траура. Теперь во дворце было две ледяных женщины. Многовато. Он не скрывал от дочери правду, она знала, что на самом деле ее муж жив, поэтому она будет одна, если только они не найдут и действительно не убьют лорда. Но эта сволочь может запросто устроить им большой сюрприз и надо быть во всеоружии.
Именно поэтому письмо Илкер, которое ему передал дворецкий Ецион-Гавера (ее высочество просила передать принцу или Поладу в случае ее смерти), он отдавать не желал. Не верил, что поможет. Но когда за целый месяц принц не произнес ни слова, осталось последнее средство.
Когда он вернулся в кабинет, Ялмари все еще читал письмо, но лицо его стало другим, исчезло каменное безразличие.
— Дай коробку, в которой ты держал письмо, — тут же попросил он отца.
Полад еле заметно выдохнул и подал золотую шкатулку. Ялмари аккуратно сложил письмо, и сунул коробку за пазуху.
— Чего хочет Тештер? — спросил он спокойно. — Он со мной заговаривал несколько раз, но все вокруг да около.
— Вместо армии Энгарна он хочет получить тебя. Чтобы ты создал ему такую же армию, какую создал я. Нам такое изменение договора очень выгодно. Справишься?
— Если захочу — справлюсь. Пойдем к нему.
Полад шел следом за принцем и досадовал на себя. Все-таки эта девочка знала сына лучше, чем он сам. Надо было раньше отдать письмо, чтобы прекратить этот кошмар. Сейчас он казался почти прежним. Но это "почти" можно было простить, учитывая, что случилось.
Они вошли в гостиную, где Тештер смаковал вино, переместившись на диван, — в кресле ему было тесновато. На этот раз он не поднялся. Ялмари, кивком поприветствовал регента.
— Что вы хотели предложить?
Тештер едва не пролил вино и все-таки дернулся встать.
— Шереш меня раздери, — пробормотал он, вновь откидываясь на спинку дивана. — Полад, вы волшебник. Ваше высочество, присядьте в кресло, и мы обсудим детали договора.
Ялмари устроился напротив регента. Холодный и уверенный. Полад остался за его спиной.
— Энгарну не выгодно вступать в новую войну, — тут же выложил Тештер. — Война требует затрат, а у вас и так их было немало. Учитывая, что грабить Лейн, даже восточный, я не позволю, поживиться особенно будет нечем. Я, конечно, возьму на себя часть расходов, но не все, потому что мы тоже потерпели убытки в этой войне, выступив союзниками. Мое предложение. Вы, принц, возьмете самых надежных людей и сделаете в Лейне то, что сделал ваш... хм... телохранитель в Энгарне. Пагиил тоже потерпел поражение в войне, так что справиться с ним будет легче. Как вам такой вариант?
— Кому я буду подчиняться? Какие полномочия у меня будут?
— Мне нравится ваша хватка, — восхитился Тештер. — Я предлагаю вам либо стать Первым маршалом Лейна, — Ялмари скривился, — либо, учитывая, что вы полностью лишены амбиций, телохранителем его величества короля Айдамиркана. А подчиняться вы будете, соответственно, мне и после совершеннолетия...
— Я не хочу защищать Айдамиркана и тем более ему подчиняться. Он мне неприятен, — отрезал принц.
— Вы очень прямолинейны, — хмыкнул Тештер.
— Я предлагаю, во-первых, чтобы в Лейне никто не знал меня, как принца Энгарна, — Тештер согласился. — Во-вторых, я готов сотрудничать исключительно с вами и хочу выговорить разрешение покинуть Лейн, как только верная вам армия будет создана, а восточный Лейн вернется королю, — снова одобрение регента. — В-третьих, на должность Первого маршала изберите кого вам угодно. Мне важно, чтобы этот человек не вмешивался в мои действия.
Тештер потер подбородок.
— Какую должность в таком случае будете занимать вы?
— Придумайте что-нибудь, — пожал плечами Ялмари.
— Может, глава королевской гвардии? — предложил он.
Губы принца дрогнули.
— Хорошо, что на этот раз вы не употребили слово "телохранитель", — заметил он. — И все же я предпочел бы стать главой вашей личной гвардии. У вас ведь есть охрана? Вашим телохранителем стать не предлагаю. Забавная была бы должность. И нахальная. Телохранитель неуязвимого регента должен быть еще более... неуязвим. Но я готов создать армию, которая будет подчиняться непосредственно вам и выполнять только ваши указания.
Несколько мгновений Тештер испытующе смотрел на Ялмари.
— Мне нравится ваша настойчивость, — тон был такой, будто она ему вовсе не нравилась. — Надеюсь, мы с вами... подружимся.
— Уверен, что вас мне будет понять легче, чем Айдамиркана. Скажу откровенно, если с ним что-то случится, я не очень расстроюсь.
— Ну... — развеселился регент. — Дайте ему шанс. Пусть хоть наследника заведет сначала.
— Пусть заведет, — очень серьезно разрешил Ялмари.
— Значит, мы обо всем договорились? Когда можно вас ждать?
— Я выеду в Лейн вместе с вами.
— Еще один вопрос. Ваш... ээээ... меч... будет с вами?
— Безусловно.
— Благодарю. Вы меня успокоили. В таком случае не буду отнимать ваше время.
Ялмари собрался уходить. Регент тоже встал. Когда принц и Полад уже покидали гостиную, Тештер остановил телохранителя:
— Господин Полад, вы уделите мне еще немного внимания?
Принц тут же повернулся к нему:
— Хотите договориться, чтобы в случае, если я не справлюсь, вам все же дали армию Энгарна? Мы составим еще один договор, чтобы вы были спокойны.
На этот раз регент опешил.
— Вы удивительно проницательны, — промямлил он. — Вижу, мои предосторожности излишни. И все же они не помешают. Еще раз благодарю, ваше высочество.
Ялмари только небрежно повел плечом.
Эпилог
30 мариса, западный Энгарн
Шела напрасно волновался. С того дня, когда он упал в обморок прямо в разведке, ничего подобного не повторялось. Ни видений, ни "переселения" в ястреба. Птица по-прежнему летала рядом, но он вновь стал совершенно нормальным человеком. И от этого стало мирно и как-то... пусто.
Теперь он следил за ястребом с сожалением. Словно еще недавно у него был шанс вернуть себе прошлую жизнь. Пусть не полностью, но хоть кусочками, осколками воспоминаний, а теперь этот шанс упущен. И что будет в таком случае после войны? "Дай Бог, чтобы она продлилась подольше", — с ожесточением размышлял он. Тут же одернул себя. Всегда есть выход. После войны он попробует стать "волком". Да и жалование им платили. После такой разрухи сильные руки будут нужны везде: и в деревне, и в городе. Так что... Всегда можно в очередной раз начать новую жизнь.
Новый год прошел незаметно. Разве что чуть больше граппы выпили, но все знали: настоящий праздник будет, когда они победят, а пока приходилось все так же скакать по лесам, изредка щипая кашшафцев.
Все изменилось очень быстро. Шела не видел принца, но солдаты рассказывали о нем со смесью восхищения и жалости. Он был сумасшедшим, но он действительно помогал победить. Он справлялся там, где не выдерживали другие люди, и даже оборотням иногда приходилось отступать.
А через два дня предстояло генеральное сражение. Они не будут бегать, а встретятся с врагами лицом к лицу. И они должны победить.
В эти последние два дня солдат охватило возбуждение, которое все тщательно скрывали. Повезло тем, кого отправили строить хитрые укрепления. Они могли хоть там избавиться от напряжения, а им приходилось еще раз осматривать сапоги, латать дыры в рубахах, точить мечи — этого было слишком мало.
Небо уже было по-весеннему безоблачным. Днем грело солнце, трава уже зеленела повсюду, и деревья готовились вот-вот выпустить листья. А вчера Зефан в восторге рассказывал, что расцвела вишня. Это был какой-то очень добрый знак. Они не могут проиграть.
Ночью Шела долго любовался звездным небом, отыскивая знакомые созвездия. Он понятия не имел, откуда знал их, но легко угадывал и Графиню, и Охотника. Больше всего ему нравился Орел. Наверно, потому, что он был похож на ястреба. Где сейчас его спутник?
Рядом раздалось хлопанье крыльев. Шела всмотрелся в растущие неподалеку деревья. Смутно различил птичий силуэт на одной из нижних веток. Неужели есть между ними какая-то связь? Ведь как будто мысли его услышал и прилетел ближе.
Он еще немного полежал, а потом пошел к ястребу. Тот не сделал попытки улететь, хотя других солдат чурался. Они стояли в темноте, освещаемой слабым светом костра, друг напротив друга, птица и человек.
"Ему нельзя смотреть в глаза, — напомнил Шела себе. — Верная смерть. Для человека..."
И глянул прямо в черные бусинки.
...Он падал в бездну, так что ветер свистел в ушах. Темно-синие скалы проносились мимо так быстро, что почти превратились в мутные полосы. Это падение убило бы человека. Он бы разбился о землю. Но эйману оно повредить не могло. Он расправил крылья, поймал поток воздуха и стал парить. А в голове кружился калейдоскоп картинок. Все, что с ним произошло за всю жизнь: птичью и человечью. Эти воспоминания окрашивались в разные цвета: красный, желтый, черный, зеленый... В зависимости от того, что он чувствовал тогда. Шела наполнялся этими воспоминаниями, как бочонок вином. Они теснили грудь, заставляя то смеяться, то плакать...
Когда он снова смог видеть, все изменилось. Он видел этот мир глазами птицы и человека. Глаза птицы были более зоркими. Он засмеялся, тут же всхлипнул. Грудь горела огнем, и он быстро вернулся к костру, чтобы убедиться, что точно знает причину этого.
В бликах огня он разглядел темно-синие линии на коже: ястреб сидит на ветке дерева. И тут же татуировка изменилась: птица расправила крылья и устремилась в небо. Шела быстро натянул рубаху снова. Люди не должны этого заметить.
Он снова сел к костру. И что теперь делать? Повернуться и уйти домой? За день до битвы? Бросить солдат, которые уже столько раз спасали ему жизнь, вытаскивая из-под носа у врагов? Нет, он останется. До конца войны он будет здесь. Но это не повод мучить родителей и братьев. И Трис. Вот уж кто наверняка страдает больше всех, особенно после того, как она стала служанкой, чтобы вернуть ему память, но так ничего и не добилась. Как бы он хотел увидеть ее сейчас! И он увидит. Пусть через ястреба, но увидит.
Где взять бумагу и перо? Кажется, проще всего отыскать это у священника. Не полковника же будить с таким вопросом.
Через полчаса он привязывал к ножке ястреба письмо жене. Трис расскажет обо всем остальным, но сейчас важно утешить ее, попросить прощения. Пусть она снова улыбнется. Хотя она и плакать будет обязательно. Но это неважно, это от счастья.
Ястреб взмыл в посеревшее перед рассветом небо, и тут же все вокруг зашевелилось, запели трубы, капитан отдавал приказы.
Шела разбудил Зефана:
— Вставай, проспишь нашу победу! — засмеялся он.
— А ты, неугомонный, и не ложился, поди, — буркнул десятник.
— Не ложился, — покаялся он. — Но это неважно. Все будет хорошо. Отлично все будет! — заверил он.
— Что-то ты за одну ночь переменился, — подозрительно заявил Зефан, протирая глаза. — И какая победа? Вроде завтра же битва.
— Сегодня, друг, сегодня! — заверил Шела. — И мы обязательно победим! Обязательно!
Шавр — мера длины примерно равная 40 км.
Гера — мера веса, примерно равная трем граммам.
Камни Зары — особые камни, которые священники могут поджигать, швыряя в противника. Названы в честь святого Зары, который первый их применил.
Минеола — цитрусовый плод, напоминающий мандарин с легким привкусом горечи. Шкурка имеет стойкий приятный запах, поэтому используется для приготовления воды для умывания, духов и ароматных кремов.
Чаккув — игра схожая с шахматами, представляющая собой аллегорию придворных интриг. Королю и его фаворитам, среди которых выделялся маг, противостоял герцог, графы и другой маг. Фигурки противников из золота и серебра почти не отличаются друг от друга: на определенных клетках можно сделать врага союзником, если перевернешь фигурку. Герцог стремится стать королем, король должен убить герцога. Сложные перестановки сил на доске с квадратными, круглыми, овальными и треугольными ячейками не всегда поддаются логике, потому что иногда вмешивается Судьба — фигурка, отлитая полностью из золота.
Ваана — святой, помогающий в торговле. Перевал назван так, потому что пользовались им в основном купцы.
В Кашшафе если нет законного наследника мужского пола, отцу наследует старший бастард.
Элий — символ церкви Хранителей Гошты: меч с широким лезвием, лежащий на металлическом круге, гарда меча напоминает голубя с распахнутыми крыльями — хвост голубя лежит на лезвии, а голова устремляется в небо, крылья обнимают круг.
Служка — низший ранг служителей церкви. Обычно занимаются уборкой помещений и двора. Священники с иронией относятся к тому, что служки часто с удовольствием разговаривают с прихожанами, готовы ответить на любой вопрос и имеют собственное мнение по самым сложным богословским вопросам.
Рота драконов — тяжеловооруженные рыцари в любой армии Гошты.
Рота барсов — всадники, которые сражаются и пешими, и конными, вооружены легко, почти без доспехов (в любой армии Гошты).
Бен-Гевер — защитник невиновных на суде, ему молятся, чтобы восстановить справедливость.
