Конечно, новые подходы к народному хозяйству требовали существенной перестройки меж— и внутрипроизводственных связей, что, в свою очередь, требовало избытка свободных рабочих рук, которыми можно было выполнить вновь возникающие работы, пока не появятся идеи как их можно механизировать а то и автоматизировать. Механизация, собственно, и была единственным способом получить эти руки — сэкономить за ее счет трудозатраты и таким образом получить те самые свободные руки, которые теперь можно поставить на другой фронт работ, пока и он не будет механизирован.
Да, были потери времени пока люди освоятся на новом месте, была и потеря ощущения стабильности — вместо постоянной работы на одном и том же месте для многих наступила рабочая чехарда — сегодня человек копал водоотводные канавы, через неделю — подавал черепицу, еще через неделю — грузил камень в каменоломне. 'Стабильности нет'. Массы людей мотало трудовыми заботами туда-сюда, словно в гигантском лотке старателя. Но, так как в отличие от песка, люди имеют внутренние силы изменяться, и внешние могут лишь помочь или помешать этому, то точно так же они постепенно оседали на новых работах, вдруг превращаясь из пустой породы в крупицу золота — кто-то проявлял смекалку в устойчивости грунтов и 'оседал' на облицовке камнем водоотводных канав, чтобы их не размыло первым же ливнем, кто-то надежно и четко подавал черепицу и его оставляли учиться на кровельщика, кто-то осваивал поступившие домкратные расклиниватели и становился камнедобытчиком — люди постепенно прилипали к новым производствам, которых появилось вдруг много и сразу — весь юг Японии превратился в гигантскую стройку, где ежедневно возникали тысячи метров гидротехнических сооружений, сотни кубометров дамб и противопаводковых насыпей, десятки строений, километры дорог, стрельбища, полигоны для отработки городских боев, окопы и доты, распаханная новь и гектары теплиц. Япония встряхнулась и уже не станет прежней, а мы еще подливали масла в трудовой огонь, не обещая в ближайшем будущем никакой стабильности — 'действительным богатством является развитая производительная сила всех индивидов. Тогда мерой богатства будет отнюдь уже не рабочее время, а свободное время' — мы и собирались, согласно Марксу, развивать производительные силы каждого и увеличивать его свободное время, так как 'Обеспечение все возрастающего по своему объему свободного времени всем членам общества — одна из целей идущей на смену капитализму коммунистической общественно-экономической формации'.
Например, всего в Японии было 365 тысяч рыболовных судов, суденышек и лодок, из которых только пятая часть имела мотор. А даже простенький тридцатисильный движок существенно расширял возможности рыбной ловли. Так, при ловле дрифтерными сетями, которые свободно стоят под поверхностью и сносятся течением — то есть дрейфуют вместе с ним — с мотором рыболовы могут быстрее дойти до нужного места, установить снасть и перейти к следующему месту. Быстрее могут и собрать улов — повышается оборот и сетей, и судна, и рыбаков, более того — одно судно может выставить в сутки больше сетей. При траулерной ловле — когда сеть тащат одно или несколько судов — также повышается возможность маневра и по глубине, и по скорости прохода по морю, то есть больше водной массы можно пропустить через сеть, а значит больше вероятность что в нее попадется рыба, а в безветренную погоду так вообще — только моторизованное судно и могло вести траулерную добычу. Лебедки тоже существенно упрощали работу — вытягивать сети теперь стало гораздо проще и быстрее, даже с ручными лебедками, так как не на всех пока хватало моторов — хоть бензиновых, хоть электрических — но это ничего — нарастим выпуск и прикрутим, а пока поработают и с ручным или велосипедным приводом. Так что, начав оснащать суда местных рыбаков моторами, мы за пару месяцев подняли добычу с десятков до сотен тонн рыбы ежедневно. Естественно, под это дело потребовалось производить и больше сетей — они в основном еще делались по старинке, но высвободившиеся рабочие руки позволяли нарастить их выпуск. Конечно, такая интенсивная добыча через пару лет приведет к падению рыбных популяций, но нам надо было кормить население и армию — здесь и сейчас. Поэтому на экологию временно забили — вот разберемся с милитаристами — тогда и будем думать не только о людях, но и о всякой живности.
Под дело механизации мы пустили и все смешные японские танчики и танкетки, до которых только смогли дотянуться и которые не пошли на создание самоходок из-за совсем уж полной непригодности ввиду малого размера и тяги — с них мы срезали лишнее, оставляли только шасси и управление. Также начали переоборудование грузовиков под трактора, на такие же эрзац-трактора мы пустили и различные моторы, до которых только смогли дотянуться, даже авиадвигатели, хотя последние чаще применялись на мощных тракторах для распашки целины широкозахватными плугами либо для перекачки воды — для последних целей мы наладили и производство ветряков с насосами, так что потребности в животной тяге снизились чуть ли не на порядок при возросшем уровне орошения. А меньше потребность в рабочем скоте — больше кормов останется для продуктивного скота, то есть появится больше еды. За счет такой экономии механизация кормила ничуть не хуже земли. такие планы вынашивались давноВ результате всего за месяц мы произвели десять тысяч 'тракторов', за два месяца — пятьдесят тысяч, утроив количество тракторов в стране — весенняя посевная на юге разворачивается рано, уже в феврале-марте, и мы подготовились к ней более чем капитально, как делали и у себя осенью сорок первого и весной сорок второго.
Собственно, для запуска всех этих проектов нам пришлось временно командировать на юг Японии более пятнадцати тысяч гражданских специалистов — в какой-то момент их стало больше чем военных. Летающие лодки Каваниши доставляли их прямо от Москвы, а наши грузовые самолеты — от Иркутска. У нас уже сложился пул управленцев, способных быстро отобрать людей и наладить процессы — мы ведь этим занимались уже два года и продолжим заниматься и далее, но и сейчас методики были вполне отработанными. Наши спецы, конечно, учили базовый набор из японского языка, японцы — массово учили русский по таким же разговорникам, а вот откуда они научились материться — было 'загадкой' — в разговорниках обсценной лексики не было, наши спецы также на голубом глазу утверждали что ничего такого не допускали. Мистика. Как бы то ни было, русская наука организации предприятий давала плоды и ненамного отставала от распространения мата по планете.
И, надо заметить, японцы по достоинству оценили эти успехи социалистической централизации усилий на общественно значимых областях — если до войны из-за аграрного перенаселения ни у кого не было заинтересованности в механизации сельхозработ — всегда можно найти много дешевых рабочих рук — то сейчас, когда несколько миллионов мужчин было изъято в армию и на флот, эти полмиллиона механических лошадиных сил пришлись как нельзя кстати. Правда, при этом мы серьезно подъели запасы заготовок и материалов — прежде всего проката — листового, балочного, поэтому в следующие месяцы производство тракторов снизилось на порядок. Но нам главное было получить их сейчас, к посевной, а уж дальше будем налаживать нормальное производство. Да и сырость конструкций потребовала отвлечь много рабочих на их ремонт, да и на управление техникой также потребовалось много технически подкованных людей, поэтому в феврале-марте многие заводские цеха просто обезлюдели — рабочие, многие из которых еще недавно были крестьянами, вернулись к сельскому труду, но уже вооруженные не лопатой, а механической тягой. Конечно, это стало возможным только за счет существенного сокращения производства военной техники — прежде всего для флота и авиации, но производство стрелково-минометного вооружения и самоходок мы только наращивали — на острова начинали прибывать основные силы Императорской армии и флота, предстояли серьезные бои.
Также потребовалось много сил на переделку наших конструкций тракторов под условия японского сельского хозяйства — далеко не все трактора могли преодолеть хлябь заливаемых рисовых полей, так что увеличение диаметра колес, уширение траков, перевод ходовой части на резино-металлические гусеницы — японским инженерам и механикам открылся широкий фронт мирной трудовой деятельности. Впрочем, на новых землях либо на крупных помещичьих владениях мы больше высаживали суходольные культуры, не требовавшие заливки полей — ведь на посадку сотки риса вручную требовалось 12-14 часов, тогда как та же сотка пшеницы или ячменя засеивалась трактором и сеялкой минут за десять-двадцать — при возникшем недостатке рабочих рук — экономия просто огромная.
Впрочем, остальные сельхозработы мы постепенно тоже механизировали, чтобы снизить их трудоемкость. Так, один мужчина мог скосить за день всего четверть гектара пшеницы, а двое мужчин на двуконной жатке — уже двадцать гектаров. Трактор же позволял тянуть более широкую жатку и быстрее, поэтому скорость обработки еще более возрастала. Сноповязалка еще больше сокращала затраты труда, и ранее занимавшиеся этим женщины теперь могли потратить высвободившееся время на уход за огородными и тепличными посадками, что еще увеличивало выход продовольствия — так, сравнительно небольшими усилиями по механизации села, можно было кратно повысить его продуктивность. Продуктивность росла и из-за организации детских садов. Косилки, ворошилки, молотилки, клубнекопалки — все это и другие механизмы понемногу начинало выходить с наших заводов. Причем все эти механизмы были разработаны еще во второй половине девятнадцатого века, то есть за прошедшие семьдесят лет ими можно было снабдить все сельхозпредприятия по всему миру — от мелких дворов до крупных латифундий. Но — не в капиталистической системе. Вот японские крестьяне и горбатились до сих пор на своих полях. Начали мы, конечно, не с жаток, которые потребуются только через три месяца, когда созреет урожай, а с тракторов.
Первые трактора питались исключительно жидким топливом, но уже вскоре мы начали выпускать комплекты для газификации, благо что посадочные места для газогенераторов были заложены в наших конструкциях изначально. И перевод большинства 'тракторов' на газогенераторы был важен — жидкого топлива в стране все-таки было не так уж много, тогда как угля — хоть чем хочешь ешь, поэтому работа на местных ресурсах была важнейшей задачей.
Благо что добычу угля мы практически не прекращали, тем более что на местном угле работал и металлургический район севера Кюсю — производства не хотелось бы останавливать, так как металла нам потребуется много — и для войны, и для налаживания социалистического хозяйства. Но, естественно, мы тут же стали механизировать добычу угля — подняли производство отбойных молотков, компрессоров, шлангов, благо японцы завезли сюда халявного каучука целые штабеля, которые тянулись на сотни метров. Так мы начали еще и выпуск конвейерных лент, и механизированных лопат, что применяли у себя — мне-то они были известны как уборщики снега, а в шахтах они таким же макаром подгребали к центру отколотые от породы куски угля и поднимали его вверх на полтора метра конвейерной лентой, откуда уголь и порода ссыпались в вагонетку — один такой агрегат заменял двадцать рабочих, которых можно было направить куда угодно — хоть на строительство теплиц и обустройство полей на неудобьях — все-таки при социализме дело найдется всем, безработица не грозит никому. Вообще же на угледобычу только за первый месяц мы пустили более трех тысяч электродвигателей, производившихся тут Макитой, там же стали делать пневмо— и электроинструмент — раз справились в мое время, справятся и сейчас. Эти меры высвободили нам из шахт более десяти тысяч человек, и это было только начало.
Так что на юге Японских островов разворачивалось мощное социалистическое строительство, и жалко, что приходилось отвлекаться на внешние угрозы — начиналась интервенция Японской Императорской армии и флота на Японские острова.
ГЛАВА 37.
Все эти два месяца бои так и шли по всей Японии — десятки отрядов милитаристов, фашистов, помещиков и капиталистов защищали имущество — свое и своих хозяев, и даже пытались их отбить. Реакционный флот также в основном не поддержал освобождение страны — выходцы в основном из городской среды жили в общем неплохо, те, кто нас поддержал, сдернули к нам в первые же недели, а оставшиеся помогли реакционным силам удержать многие кварталы и даже города на побережье — на Кюсю бои хоть и закончились в нашу пользу, но уже к середине февраля 1944 года, на юге Хонсю дело прошло и то быстрее. В сельской местности также хватало районов, которые оставались под пятой японской армии полиции. В итоге фронт стабилизировался севернее Осаки — под нашим надежным контролем оказалась нижняя треть Хонсю. Ну и Кюсю с Сикоку. К северу от фронта было несколько партизанских районов в горной местности. И за прошедшие три месяца реакция сумела сорганизоваться, а у нас не хватило сил ее дожать — подготовка и вооружение наших войск не позволяли проводить обширные операции, а необходимость отвлекать силы на сельское хозяйство лишь усугубляло ситуацию. И это были цветочки.
Первые ягодки в виде трех японских пехотных дивизий прибыли на острова еще в начале февраля. Причем это были дивизии, снятые с нашего корейского фронта, то есть уже немного 'обученные' нами. В Корее фронт также стабилизировался еще на декабрьских позициях — японцы не могли прорвать нашу оборону, нам было жалко класть много народа на японских позициях, поэтому мы планомерно отстреливали японцев снайперами, уничтожали диверсионными группами, а в основном — наращивали бронесамоходные кулаки и тренировали штурмовые бригады — хотели успеть до окончания холодов, когда ИК-техника более эффективна. Японцы также оставили попытки прорвать нашу оборону, хотя они даже попробовали применить по нам химическое оружие, но тоже безрезультатно — это больше оказалось проверкой нашей химподготовки, траванувшихся хватало, но без смертельных исходов, зато мы выявили косяки и недочеты как оборудования, так и подготовки войск.
Вот с этого 'спокойного' фронта японское командование и вытянуло три дивизии, переправило их на острова и бросило против наших частей. Вдруг стало ощутимо жарко. Наша оборона строилась на минометном огне — оружие легкое, высовываться почти никому не надо, только наблюдателям-корректировщикам, снаряды не слишком трудоемкие в производстве а потому их много — знай себе кидай в трубу да верти наводку. А плотность огня и количество поражающих элементов — приличное — даже 60-миллиметровки давали 200-300 осколков в радиусе 15 метров, а 82-миллиметровки — и 400-600 в радиусе 20 — и это только надежное поражение — так-то могло достать и дальше. Поэтому закинул пяток мин, довернул наводку, снова закинул — одним минометом можно было надежно прикрыть двести метров фронта — приличная экономия личного состава. Конечно, на последних двухста метрах в дело вступал и личный состав в окопах, но до этих двухсот метров еще надо было добраться.
