— Пап, ты дома? — заходя, спросила я.
А в ответ — тишина.
Я зажгла свечу и огляделась. В доме никого не было. На столе что-то белело. Я подошла и увидела записку.
"Вереночка, прости своего старика, что вынужден тебя оставить в такой сложной ситуации. Ты наверняка уже знаешь, что я подменил фолиант на учебник, но у меня не было другого выхода. Когда-нибудь ты все узнаешь и, надеюсь, найдешь в себе силы простить. Папа".
Я в полной растерянности смотрела на листок в своих руках и никак не могла поверить в реальность происходящего. Внутри зрела обида, что меня предал самый близкий и родной человек.
Я не заметила, что шедший за мной брат, заглядывая через плечо, тоже прочитал записку. Он бережно вытащил ее из рук и протянул господину Лутию.
— Верена, Верена, — словно сквозь вату услышала я голос Алесса. — Ты меня слышишь? Книга у отца?
Я кивнула.
Все, что произошло дальше, запомнилось лишь частями. Как со стороны я наблюдала за разгоревшимся скандалом. Некромант требовал что-то ему немедленно рассказать, брат тоже о чем-то допытывался, тряся меня за плечи. Бабушка просила оставить "бедную деточку" в покое. Через какое-то время нас, наконец, оставили одних. Я села у бабушкиных ног прямо на пол и спрятала лицо у нее на коленях.
— Ох, Вегис, Вегис, — тихо сказала бабушка, гладя меня по волосам. — И во что ты опять ввязался. Ну, тихо, внученька, тихо. Все образуется, вот увидишь.
— Бабушка, ну почему он со мной так? — всхлипывая, спросила я. — И с тобой. Ведь ты могла пострадать.
— Но ведь ничего не случилось. Я дома, ты тоже. Обе живы-здоровы.
— А если бы...
— "Если" уже не считается.
— Я же ему верила, каждому слову верила, — не могла я успокоиться.
— Вот и продолжай верить. Я верю, и ты верь. Это самое сложное в жизни — по-настоящему верить. Без веры нет и любви, так, одна болтовня. Пусть твоя вера станет якорем.
Бабушкины слова подействовали успокаивающе. Пару раз шмыгнув носом, я вытерла ладонью слезы и встала.
— Ну, вот и молодец, — одобрила бабулечка. — А теперь растопи-ка печку, а то как-то забко в доме, да поставь чайку.
Пока я занималась хозяйством, жизнь перестала казаться такой мрачной. Все-таки правы те, кто утверждает, что от любых печалей нет ничего лучше, чем работа. Пока что-то делаешь руками все тяжелые мысли уходят и мир становится ярче и добрей.
Теплый дом, мятный чай, пара маминых пирожков окончательно меня примерила с окружающим миром. Поговорив еще немного о том, о сем, мы решили ложиться спать. Уложив бабушку, я ушла к себе.
Раздевшись, я откинула одеяло, поправила подушку и тут увидела кончик бумажки, торчащий из-под подушки. Это была вторая записка от отца.
"Верена, не верь магам! Про копии, что ты сделала, никому не говори. Я их спрятал в подполе, за бочкой с квашеной капустой. Постарайся поступить в Академию, там хорошая библиотека. Постарайся перевести копии, только так ты сможешь помочь Иллине и другим обитателям замка, иначе первым пострадает наше село. Воздействие распространяется, словно следы от камня, брошенного в лужу. Брату и его другу ничего не говори, они свято чтут честь и долг и не верят в предательство тех, кто обязан служить на благо народа. Кот уходит со мной. Старайся вести себя как обычно и не вызывать подозрений, все очень серьезно. Когда смогу, свяжусь и дам дальнейшие указания. Береги себя. Не верь магам! Папа".
Эпилог.
— Не забудь положить ту голубую блузку, что купила на весенней ярмарке, — велела бабушка. — И синюю юбку не забудь. Чтобы не помялась, сверни их валиком.
Я собирала вещи для поездки в столицу. До вступительных экзаменов в Академию оставалось примерно недели три. Этого времени едва хватало на дорогу, но раньше выехать я не могла. Сначала следовало пополнить свои запасы лекарственных трав, тем более, что за зиму многие были уже потрачены. Затем бабушка категорически отказалась оставаться на попечение матушки и отчима и потребовала перевезти ее к своей подруге тетушке Миранте. А поскольку любимой родственнице был категорически запрещено не только проживание, но даже краткое пребывание в Дубовицах, то переправка доставила немало хлопот.
Для начала мне пришлось стребовать с нее обещание ни во что не вмешиваться, власти не критиковать и вообще, вести себя ниже травы, тише воды. Бабуля долго сопротивлялась, но после того, как я пригрозила сдать матушке, кто подсыпал в сахар изрядную порцию соли в последнюю партию пирожных, вынуждена была поклясться, что будет паинькой. Затем последовали сборы. Вот тут бабушка отвела душеньку, капризничая по поводу и без. Сколько сил стоило собрать все вещи старушки!
Затем пришлось менять ее внешность. Вот тут пришлось припомнить все издевательства Иллины над моей внешностью, когда она наряжала меня для поездки в замок наших владетелей. В последнее время я часто думала о ней. Странно, но все неприятности, что доставляла мне сестрица, почти стерлись с памяти, оставляя в основном счастливые или смешные воспоминания. На глаза наворачивались слезы, и я в очередной раз давала слово, что не успокоюсь, пока не выручу Иллину.
Все эти хлопоты и переезд в Дубовицы, в дом тетушки Миранты заняли изрядное количество времени, и теперь его катастрофически не хватало. Подсчитав, сколько дней нужно, чтобы добраться до учебного заведения, выходило, что отправляться в дорогу необходимо сегодня, в крайнем случае, завтра.
Вот я и металась по комнате, стараясь ничего не забыть. Несколько смен белья, запасные кожаные туфли на низком каблуке, пару юбок, блузок. Непонятно почему бабуля заставила взять с собой штук пять разноцветных платков, утверждая, что при умелом обращении из них можно сотворить чуть ли не полгардероба. И теперь, сидя в кресле качалке, требовала положить еще то одну вещь, то другую. Причем спорить с ней было бесполезно, легче сразу подчиниться.
Единственное, о чем бабуля не знала, так это то, что на дне большой сумки лежала стопка листов, тех самых, которые я скопировала из проклятой книги. Я нашла их там, где и спрятал их отец. Про них и про вторую записку я никому не сказала ни словечка. Папе я верила. Каким бы пройдохой не был, он не смог бы выжить, если бы не научился верить интуиции и здравому смыслу.
После того, как он исчез, прихватив магический фолиант, мне пришлось нелегко. Уважаемые магистры почему-то решили, что я была с ним заодно, и устроили настоящий допрос. Доказать невиновность было невозможно, поскольку никакие возражения не принимались. Несколько раз я срывалась в истерику. Возможно, они воспользовались бы и физическими мерами, даже братец был не против, но, по счастью, за меня вступился оборотень. Они даже поссорились.
Поняв, что ничего не добьются, меня, наконец, оставили в покое, пригрозив на прощание неприятностями. Господин Лутий забрал назад учебники, которые прислал ранее, и предупредил, что теперь на экзаменах придется рассчитывать только на себя. Честно говоря, не ожидала такой мелочности.
На следующий день после отъезда магов, уехал и Алесс со своим другом. Уехали молча, не сказав ни слова. Тем не менее это им не помешало битком набить переметные сумки. Выслушать меня они отказались, предпочитая остаться обиженными. Позже меня успокаивала бабушка, отпаивая настойкой валерианы.
Вспомнив расставание с братом, я почувствовала подступающие слезы. Незаметно шмыгнув пару раз носом, я постаралась взять себя в руки. Чтобы не расплакаться, еще быстрее стала собирать вещи.
Запихав напоследок мешочек с монетами, с трудом закрыла сумку. Что ж, на первое время хватит, а затем придется искать работу. Хорошо, что на всякий случай положила и изрядный запас лекарственных трав.
Приподняв сумку, убедилась, что она хоть и тяжелая, но утащить ее можно. Затем обернулась к бабушке.
— Ну что ж, внученька, присядем на дорожку, — вздохнула она и указала на сумку.
Я присела на краешек лавки, и мы немножко помолчали. Решив, что пора в дорогу, я встала, подошла к ней и поцеловала в щеку.
— До свидания.
— Храни тебя Единый, — она прошлась сухими губами по щеке и смахнула рукой слезинку. — Пиши, не забывай меня, старую.
— Обещаю.
