Развалины Иерусалима тоже изменились. Через них расчистили от обломков дороги, вокруг которых регулярно уничтожали нечисть. Дороги вели к развалинам храмов.
Сам Волколак дорогами не пользовался, спокойно прошёл напрямик к жилищу Осьминога. Ещё издали почувствовал, что Осьминог не один, народу там много. Но агрессии не чувствовалось, никто никому не угрожал.
Осторожно приблизился. Вход тоже изменился. Он был теперь там, где раньше был заваленный обломками главный вход в библиотеку. Тяжёлые, огромные стальные ворота, бегемоту пройти можно. А на них белой краской надпись на арабском и иврите: "Публичная библиотека Иерусалима". Только теперь Волколак понял, что к жилищу Осьминога ведёт одна из новых дорог. Сам Осьминог тоже был тут. Спал. Волколак чуял его.
Подошёл к воротам, подцепил их когтем, открыл. Пружина тут была тугая, открыть смог бы не каждый. Тем более, что ручки снаружи не было. Вошёл. Больше половины терминалов были заняты, перед экранами сидели посетители библиотеки.
— Людоед!!!
Истошный визг рассёк тишину подвала. Люди и мутанты подскакивали, роняя наушники, и замирали в ужасе. И снова наступила тишина.
— Признайся, серый, что ты доволен эффектом. — Знакомый бас Осьминога гулко срезонировал в подвале. — Это видно по твоей ухмылке.
"Они забавны" — ответил Волколак.
— Ты правда поедал мясо убитых бандитов?
"Врут"
— Это хорошо, а то я очень удивился. Заходи ко мне, тут как раз чудесная рыбка сварена. С мутагеном, как ты любишь. Не пугай моих гостей.
Пройдя мимо замерших посетителей, Волколак пошёл на голос. У дальней стены было огорожено ширмами небольшое пространство, где и постелил себе маты в качестве лежанки Осьминог. Был тут и низкий стол, на котором лежала наполовину съеденная двухметровая рыба. Акула.
— Последняя охота была удачной. Редкая добыча.
"Ты где её варил?"
— В ванне. Старой чугунной ванне
Посетители начали успокаиваться и, против ожидания Волколака, не ушли, а продолжили работу за терминалами.
15 лет спустя. Индия.
Волколак продирался по джунглям. Было жарко, слишком жарко. Хорошо хоть нормальная температура его тела, как было установлено давным-давно, когда ещё его держали в заточении, сорок градусов по Цельсию. И, в отличии от настоящих волков, в наследство от человеческого прошлого ему досталось нормальное потоотделение. Волколак обильно потел, много пил, и частенько задумывался, стоит ли тратить на эти джунгли время.
Вот уже месяц он бродит по этим удушливым, насыщенным вонью болот и мутагена местам. И сам за километр тоже вонял, как могут вонять только никогда не моющиеся потные звери. Да, тут на удивление много посёлков. Но все они из мутантов. А значит, вымрут со временем. Слишком много мутагена в воздухе.
Вот и сейчас, впереди, километрах в десяти, посёлок. Около пяти десятков жителей. А ближе, куда он продирается уже полчаса, всего в километре, один, явно разумный, наверняка мутант. И ему больно, он ранен. А в этих джунглях бесполезно умение ускоряться. Здесь не разгонишься. Вот и приходиться рвать лианы, медленно прокладывая тропу.
Он всё-таки успел раньше хищников. Даже удивительно. Рухнувшее дерево придавило мутанта. Не повезло. Подобравшись ближе, замер от удивления. Под деревом лежал Осьминог — друг, католический священник, а ныне главный библиотекарь публичной Иерусалимской библиотеки. Как он тут оказался?
Присмотревшись внимательней, понял свою ошибку. Его обмануло внешнее сходство мутации. Этот осьминог был другим, запах не тот. Да и внешне — чуточку покрупнее, щупальца длинной около четырёх метров. И священник никогда на суше вне дома не расставался с арбалетами, а у этого не было специальных кожаных кобур для них.
Осьминог лежал без сознания, придавленный. Ускорившись, Волколак когтями раскрошил ствол над ним в мелкое крошево. Спугнул выползшего из джунглей на сигналы боли помесь крокодила с черепахой, явно хищного.
Рассмотрев ранения, решил ничего не трогать. Клюв осьминога не пострадал, район мозга вроде тоже не задет. Сильно пострадало одно из щупалец. На других щупальцах много сломанных когтей у присосок, но у осьминогов их сотни, так что не страшно.
Нового посетителя уловил в последний момент, увернувшись от стрелы. Стрела, как уловил по запаху, была отравлена ядом кураре.
"Не стреляй. Я друг" — передал он на арабском. И тут же повторил на хинди.
— Ты говорящий? — спросили из листвы на хинди.
"Да" — передал он.
— Что ты здесь делаешь?
"Ему было больно. Вытащил из-под дерева"
Листва зашуршала и появился ещё один осьминог, бледно-серого цвета. Совсем крохотный, размах щупалец метра полтора, не больше. Всё имущество — нож, короткий лук и колчан со стрелами. Ловко перебирая щупальцами на манер паука, спустился вниз, с противоположной от раненого стороны. Волколак чувствовал, что осьминожик его боится, но беспокойство за раненого было сильнее страха. Осторожно погладил раненого между глаз,
— Мама, мама, ты меня слышишь...
Волколак впал в ступор. Оказывается, раненый мутант был женщиной, родившей вдобавок такого же мутанта. Никогда раньше он не слышал об успешных родах у мутантов. Хотя среди неразумной нечисти репродуктивные особи встречались.
— Мамочка, пожалуйста, ответь...
"Она не слышит тебя. Я почувствовал бы" передал он.
Горечь и страх пронзили маленького осьминога.
"Ты где живёшь? Маму надо отнести домой. Мы не справимся. Нужна помощь"
— Я могу привести помощь. Но ты её посторожишь?
"Посторожу. Не бойся".
— Я быстро. Сейчас.
И маленький осьминог скрылся в переплетении лиан, мимоходом просочившись в щель, в которую с трудом пролез его колчан со стрелами. Волколак остался сторожить. Но осьминожик, которого он теперь чуял очень хорошо, не побежал к деревне, как рассчитывал Волколак, а забрался на ближайшее высокое дерево и стал очень сосредоточен. Похоже, подавал сигналы. Вскоре от деревни отделилось пять особей и ПО ВОЗДУХУ быстро приблизились. Летающие мутанты? Не было слышно ни шума моторов, ни взмахов крыльев. Когда подлетели вплотную, Осьминожик что-то быстро прочирикал им на непонятном диалекте хинди и вместе с ними начал спускаться.
Когда они приблизились достаточно, Волколак уловил, что в них чудовищная доза мутагена. Коснись такие периметра, что наговаривали новоявленные волхвы в России, они бы не просто погибли. Они бы взорвались. Тем интереснее будет на них взглянуть.
К его удивлению, летающие мутанты внешне не отличались от людей. Впрочем, все они были закутаны в белую ткань с ног до головы, оставляя только кисти рук и глаза. Но пропорции тела, кисти рук и глаза были человеческими.
К нему они не приблизились, зависнув на высоте около пяти метров, наверное, предполагая такую высоту безопасной. При желании он смог бы в одном прыжке убить всех пятерых за долю секунды. Они левитировали совершенно свободно, словно рыбы в воде, бесшумно и, похоже, совсем не напрягаясь. Разглядывая их снизу, Волколак отметил, что ступни у них чистые, а вот зад на одежде слегка вытерт. Значит, они вообще не пользовались ногами для передвижения, а вот садиться иногда садились.
— Ты говорящий? — голос был старческий.
"Говорящий. Разумный"
— Почему ты помог Марии?
"Вы долго будете спрашивать? Если знаете, как оказать ей помочь, действуйте"
Настороженно косясь на него, пятёрка опустилась почти к самой земле, зависла вокруг раненой, и тут раненая начала подниматься в воздух.
"Раненое щупальце не шевелите, ей больно!"
Лианы над ними сами начали раздаваться в стороны, образуя колодец, и в его вершине Волколак увидел небо, впервые за последние дни. Осьминог-Мария всплыла в этом колодце, сопровождаемая пятёркой.
Волколак был восхищён. Вот это мутация! Такой мощный телекинез. Эта Мария, пол тонны весит, не меньше. Пожалуй, вздумай он напасть на эту деревушку, его бы убили. Каким бы он не был быстрым и сильным, ничего бы не смог сделать, зависнув в воздухе. И его спокойно расстреляли бы отравленными стрелами.
— Ты их извини, они не поблагодарили. — Маленький осьминожик, к удивлению волколака, успел сменить расцветку и теперь был пятнистый, зелёно-коричневый. Оставшийся в Иерусалиме Осьминог тоже иногда менял свой цвет, но не столь быстро, на это у него уходило больше часа. Причём цвета менялись сами, в независимости от желания Осьминога. — Очень трудно поднимать такую тяжесть. Им нельзя отвлекаться. Я благодарю тебя. Ты помог моей маме.
"Тебе сколько лет?"
— Четырнадцать.
Получалось, что осьминожка родился год спустя после Армагеддона
"Кто твой папа?"
— Папа умер, его болезнь забрала.
"Ты мальчик или девочка?" — Волколак просто так спросил, не думая, для поддержания разговора. И тем шокирующей был ответ,
— Девочка. Меня Адарой зовут. Ты приходи к нам. Я побегу, посмотрю, как маму лечат.
Потрясённый, он уставился на это чудо. Девочка-осьминог, рождённая осьминогом-женщиной. Наверное, забеременевшей до начала мутации. Но раз она выжила... Он не был генетиком, но всё же нахватался знаний, много лет слушая разговоры лаборантов. Собственно, это было единственным занятием, когда он сидел в клетке. И теперь его знаний хватало, чтоб понять — есть пятидесятипроцентная вероятность, что мутация оказалась устойчивой и репродуктивной. То есть, способной к естественному размножению. Интересно, а от куда сама осьминожка знает, что она девочка? У осьминогов, вроде бы, внешне самцы от самок не отличаются. Либо тут много осьминогов, есть, с кем сравнить, либо в деревне есть специалист по морской фауне, знает, как отличить.
Чудо же быстро исчезло в зарослях джунглей. В отличии от Волколака, оно могло просочиться почти в любую щель. Тяжко вздохнув, он начал прорывать себе путь в деревню. Как хорошо было в русских лесах. Эти лианы...
* * *
Деревня, как он и ожидал, была сплошь заселена мутантами. Самыми разными мутантами. Они ходили, ползали, прыгали. Один даже катился, он весил тонны две, имел форму тела, напоминающую грушу, четыре рудиментальных круглых лапки не имели пальцев и, похоже, вообще не были способны двигаться. Огромные уши и длинный хобот мутанта не оставляли сомнений, чей ген был основным в его мутации. Вот этим хоботом он и цеплялся, за деревья, заборы, или отталкивался, катясь вперёд.
Волколак с удовольствием вслушался в настроения обитателей. Давненько он такого не чувствовал, с тех самых пор, как покинул Россию. Доброжелательность главенствовала в чувствах жителей, когда они говорили друг с другом.
Приблизился к воротам. К нему подлетел один из летающих мутантов,
— Добро пожаловать, чужеземец. Мы рады добрым гостям.
Ворота распахнулись, и он вошёл.
Подобно отряду самообороны, тут были только мутанты. Но вот боли и страданий болезней он не чувствовал. Так же, как и в других ближайших деревнях, мутанты были полны жизни.
100 лет спустя. Жрецы.
Жрец Аллаха, старый Мустафа, наблюдал за кракеном с безопасного расстояния. Сам жрец называл себя не жрецом, а мурзой. Так же его называли и его прихожане. Жрецом его называли посторонние, не знавшие истинного Творца, и поклонявшиеся идолам.
Одноглазый бесчинствовал в бухте. Обычно кракены не любят приближаться к берегам, но Одноглазый обязательно один или два раза в год заплывал в бухту Танапы. До Конца Света глубина бухты была благословением города — сюда могли заплывать огромные корабли предков и швартоваться напрямую к пирсам. Теперь это стало проклятием, позволявшим заплывать в бухту кракену.
Одноглазого узнать было легко — через пустую глазницу левого, отсутствующего, глаза тянулся зигзагообразный рваный шрам. Трудно было представить чудовище, способное оставить такой след. Кракен появлялся всегда на рассвете, когда отчаливали от пирсов рыбаки. Из воды вздымались щупальца, начинающие обшаривать берег. Лодки рыбаков отчаянно бросались спасаться бегством. Если кто-то из них пытался достичь пирсов или берега в обход щупальцев — быстро погибал. Кракен оставлял берег и ловил таких хитрецов. Впрочем, уже много лет назад рыбаки поняли эту особенность поведения кракена, и гребли в открытое море, где расходились широким веером. А кракен ощупывал берег, разрушая всё, что мог, по опыту зная, что среди обломков разрушения можно найти вкусное — скотину, мутантов, людей. Затем методично ощупывал пирсы.
Под конец выплывал из бухты и, иногда, выбрав в качестве жертвы одну из лодок рыбаков, неторопливо настигал её. Всегда только одну, остальные спасались. Вряд ли добытого мяса могло ему хватить для насыщения, кракен всего лишь развлекался. Подобно тому, как некоторые малолетние дети охотились с острой палочкой на муравьёв. Практического смысла никакого, зато ощущает себя всесильным. Поэтому заниматься ловлей рыбы в Танапе решались лишь отчаянные смельчаки, верящие в свою удачу. Бухта была единственным местом на пол дня пути в округе, где был нормальный спуск к морю, в других местах были отвесные скалы. В результате цены на свежую рыбу превышали стоимость баранины. И это в прибрежном городе! Если бы Одноглазый приходил чаще, или нападал больше, чем на одну лодку, рыбаки совсем перестали бы выходить в море.
Когда-то давно, ещё прежний правитель, приказал поставить на берегу, вне досягаемости щупалец, целую батарею баллист. И, когда Одноглазый напал в очередной раз, его утыкали смазанные трупным ядом копья, причём двое копий попали в единственный зрячий глаз. Одноглазый нырнул, и продолжил бесчинства, только теперь высовывал из воды одни лишь щупальца, не обращая внимания на втыкающиеся в них копья. А потом... А потом он начал охоту на рыбаков, не ограничившись единственной лодкой, а убил всех. В один день разом все семьи рыбаков лишились и лодок, и кормильцев. Яд на кракена не подействовал, и через полгода он напал вновь. И зрячий глаз был целым! Больше ему сопротивляться не решались. Местные строили загоны для скота и рабов подальше от берега, но вот пришлым торговцам живым товаром приходилось строить загоны вблизи пирсов, и молиться успеть распродать товар до очередного нападения. Власти Танапы опасались, что если кракен в очередном нападении не найдёт ничего вкусного на берегу, то вновь убьёт всех рыбаков. Поэтому и запрещали пришлым строить загоны где бы то ни было, кроме как возле пирсов. Ещё возле пирсов привязывали к столбам строптивых рабов. Многим хватало одной угрозы простоять так сутки. Но строптивцев всегда хватало, и никогда ещё кракен не уходил без жертв.
Вот и сегодня к столбам были привязаны пять рабов, двое из них — мутанты. Одноглазый по одному сдёргивал их со столбов и утаскивал в воду. Обречённые визжали, словно свиньи, а один из мутантов, шестирукий, с жвалами насекомого вместо зубов, выл. Мустафа брезгливо поморщился — никакой гордости у этих недочеловеков, жизни осталось несколько секунд, но даже сейчас не могут вспомнить, что они разумны, и встретить смерть достойно. Одно слово — рабы.
Танапа была торговым городом, расположенном в двух днях пешего пути от Дамсена — перекрёстка сухопутных торговых путей, и ближайшим портом Черноморья от этого перекрёстка. Город мог бы процветать, но слишком раздутые слухи о бесчинствах Одноглазого заставляли большинство торговцев искать другие порты. А ведь после каждого нападения месяц был точно безопасным! Много товаров можно было бы отправить за этот месяц, но купцы обходили их город стороной.
