... Так, лифт заблокировали. Да и к флаерам наверх — нельзя. Значит, пять этажей вверх — и прорываться к наземной стоянке, взять любой спидер, флаер или что там еще и лететь к своим. Но сначала пять этажей. Пешком. То есть, бегом. И при этом раскладе Гренемайер будет мне только мешать.
Проще оглушить ударом по черепу и бросить здесь. На память оставить антуражный балахон, пользы от которого уже нет, а бежать в нем просто неудобно.
— За мной, — сказал Скайуокер.
— За дверью, скорее всего, охранники, — заметил Кеноби.
Пришлось остановиться. Активировать оба сабера. Проткнуть стены по обе стороны от двери. И — вверх по лестнице.
Первые два этажа они проскочили легко.
Между вторым и третьим еле увернулись от бластерных выстрелов.
— И что теперь? — спросил джедай.
— Теперь? — раздраженно спросил Скайуокер. — Надеюсь, что у них нет гранат. Я бы на их месте...
— Пожалуйста, отдай мне сабер, — перебил его рыцарь, а затем рванул вверх по лестнице, отбивая выстрелы.
Через несколько секунд огонь стих, и добравшийся до четвертого этажа Скайуокер увидел пару охранников на полу. Рыцарь их не убил. Только оглушил Силой.
Скайуокер прихватил с собой один бластер, и они прошли в фойе — короткий коридор с транспаристиловой стенкой и шестеро людей с бластерами.
Едва Анакин приготовился открыть огонь, послышался взрыв, и охранники ринулись вон из здания. Путь наружу был открыт.
— Это что было? — спросил рыцарь.
— Наши, — бросил Скайуокер.
— Освобождают заложников?
— Отвлекают внимание.
— А как же заложники?
— Этим занимается СБ.
Объяснять Кеноби общий план операции он не стал — они как раз выбрались на улицу. Здесь все было просто: во-первых, темно — два часа ночи, во-вторых, затеряться в толпе взбудораженных зевак из числа гостей, выбравшихся по такому случаю из многочисленных здешних дискотек-баров-ресторанов-казино вообще не cоставило труда. Оглянувшись, Анакин заметил, что в фойе центрального здания проскочили несколько человек в штатском, совершенно не похожих на обычных клиентов отеля.
Наверно, национальная СБ. Может быть. А впрочем, это уже проблема Оллреда.
Каких-то сто метров — до наземной стоянки спидеров.
Через бар, мимо бассейна и оранжереи. Удобно: на таком месте никто не станет открывать огонь, если только руководство гостиницы не готово распрощаться со всеми своими клиентами. Клиентам же не было никакого дела до двух бегущих людей.
Слева от оранжереи вспыхнули снопы лазерных лучей. Скайуокера это удивило. Перестрелка республиканских вооруженных сил с охранниками отеля в повестке дня явно не значилась.
Если свои не пристрелят, будет вообще здорово, подумал он.
На наземной стоянке флаерами распоряжались два дроида. Рыцарь ударил их Силой — что ж, это лучше, чем привлекать внимание хорошо заметными издалека синими лучами саберов.
Скайуокер завел двигатель, поднял машину в небо и направил к оранжерее.
— Нам же в другую сторону? — спросил Кеноби.
А тебе вообще на Корускант, хотел ответить Анакин. Или еще куда подальше. Злился он, правда, не только на рыцаря. Больше на Оллреда. И на Баумгардена, который первым предложил рыцарю взять с собой бойцов.
... Только интересно, как бы Оллред это потом объяснял — несколько трупов вооруженных людей в республиканской форме на территории гостиницы...
Снова полыхнуло лазерами. Следующий сноп прошил воздух точно над головой сидящего рядом рыцаря. Скайуокер разглядел своих: Гранци, Берильон и еще двое штрафников.
Садиться он не стал, только снизил высоту до минимума.
— Оллред приказал ждать его сигнала, — скороговоркой выдохнул старший лейтенант Гранци.
— Да пошел он! — ответил Скайуокер.
Опять вспышка лазерных лучей — и четыре повеселевших лица в мерцающем свете.
— Рыцарь, и вы с нами? — спросил Гранци, запрыгивая в спидер рядом с Кеноби.
Джедай моментально подвинулся, а его вежливости, разумеется, хватило для доброжелательной улыбки в ответ на насмешку.
Остальной народ кое-как разместился на задних сиденьях.
Несколько минут полета, думал Скайуокер, а там уже шаттл. И еще минут пятьдесят — до "Виктории".
Скайуокер резко развернул спидер влево и потянул рычаг скорости на себя.
... форменный идиотизм на сегодня закончился.
... блестяще выполненная операция тоже.
Он вдруг услышал крик Кеноби.
— Пригнись!
... пятьдесят минут. Я прикажу пилоту лететь на максимуме — глядишь, уложится в сорок пять.
Слева что-то сверкнуло, потом Анакин услышал взрыв. Спидер встряхнуло, но скорости он не потерял. Вот только выровнять машину не получалось. Скайуокер не понимал, почему — смотрел на свои руки и не понимал. Сжимал пальцы на рукоятках и чувствовал, что хватка слабеет, чувствовал, что все его усилия утекают точно вода в песок.
... что за...
... задело чем-то.
... я еще тогда сказал Кеноби, что у них нет гранат. Оказалось, есть.
Скайуокер хотел повернуть голову — он вдруг подумал, что из-за этого наклона кто-то мог выпасть из машины — и только тогда почувствовал, что с левой стороны что-то колет и жжет, а по шее будто течет не то пот, не то дождь.
... какая-то случайность, нелепая, идиотская случайность.
... и только сейчас стало больно, я сразу не заметил.
Очень хотелось оторвать пальцы от рукоятки и потрогать голову в том месте, где жгло, но он решил, что может не успеть снова схватить рукоятки, и спидер врежется в землю или в стену здания или что там впереди...
... стена!
Только тогда, впервые за время всей напряженной операции, он ощутил страх — страх самый настоящий, животный — потому что понял: сил, чтобы ударить ногой по тормозам, уже нет. Этот страх, как ни странно, заставил его собраться. Спидер замедлил движение, а потом и вовсе остановился, только по левой голени после этого удара словно растекся жидкий огонь.
... значит, раньше был шок, и только теперь...
... надо стерпеть, не отключиться, не терять сознания.
... всего пятьдесят минут потерпеть, или даже сорок пять, я смогу.
Надо было оглянуться и посмотреть, все ли в порядке с его людьми. Он прижал левую руку к голове, смахнул ручейки крови с шеи и, пересиливая боль, попробовал повернуться.
... почему у Кеноби такое выражение на лице — что это с ним?
Повернулся, увидел, как двое бойцов пытаются остановить кровь, текущую из раны на груди Берильона.
... это наш лучший пилот... он не был в эскадрилье, он просто придумал план, да, план, и кто-то был этим планом недоволен, стоп, кто же это был, я же сам присутствовал на совещании, ах да, лейтенант Авендано, но теперь Авендано убит, а Берильон, вдруг он тоже убит?
... надо спросить, жив ли он, я должен это знать... нет, если пытаются остановить кровь, значит должен быть жив.
... и где этот ситхов шаттл?
— ... где шаттл?
Собственный голос показался ему очень слабым, почти несуществующим, наверно так и было, раз его никто не расслышал. Хотя нет, выпрыгнувший из спидера Гранци обошел машину и остановился над ним, и у него было точно такое же дурацкое испуганное выражение лица, как у рыцаря, вот тоже, близнецы-братья...
— Рыцарь, — голос Гранци показался Скайуокеру безнадежно тихим и далеким, — у нас двое раненых и нужны носилки. Срочно...
Глава 14 (предпоследняя). Остановка?
Примечания.
Огромные спасибы тов. Глав. Редактору BlackDrago за поддержку аффтара, за то, что всегда на связи, за отлов ляпов... и вообще за ФСЁ.
Благодарю Сольвейг и Надежду за дискуссии и интерес.
Он смотрел на солнца — сквозь боль в выжженных глазах — он не мог отвести взгляда.
Он не понимал, почему здесь холодно. Здесь же всегда было жарко. С начала времен. А теперь от самих солнц исходил леденящий свет.
Обжигающий своим холодом.
Потом солнца словно отпустили его.
Впереди — бесконечная гладь песочного крошева.
... я уже был здесь, тогда я заблудился, но смог найти дорогу домой, значит, получится и в этот раз.
Поднялся ветер, сильный, сбивающий с ног. Не холодный и не теплый, безразличный. Разметал желтые холмы и, поставив пустыню дыбом, спрятал горизонт за стеной из колючей крошки.
Он знал, что от песчаной бури надо бежать, но вместо этого снова посмотрел на солнца и увидел, что неба больше нет. Был песок, а над песком висели два солнца, двумя огненными дырами зиявшие сквозь бесцветную мертвую пустоту. Мертвую, потому что не было более ни звездных систем, ни других миров, всех их уже поглотила пустота, и ничего живого на этой планете тоже не было.
Он бросился бежать, бежать от этой пустоты, и бежать было трудно, ноги утопали в песке, а ветер ледяной струей жег глаза. Он выбился из сил и упал, а потом увидел, как сквозь песок, прорастая, словно редкие пустынные растения, поднимались колонны. Он обернулся и увидел позади себя такие же бесконечно высокие колонны, и скоро они заслонили собой и солнца и горизонт, а песок под ногами превратился в идеально гладкую плиту, и он понял, что это и есть...
... Храм.
Потом он увидел людей. Они шли по галереям и лестницам, шли в одинаковых белых одеждах навстречу ему и не замечали его, он вглядывался в их лица и не узнавал никого, потому что лиц у них не было. А люди замедляли шаги, и он испугался, что они заметили его и сейчас все обернутся в его сторону — а это страшно, когда на тебя смотрит человек без лица.
Люди его не видели. Они никого не видели. Остановившись посреди галереи, они замерзали и превращались в одинаковые белые мраморные статуи, статуи падали и крошились в пыль.
Он поднял голову, и увидел, что крыши над Храмом нет, а есть пустота и сквозь нее на него снова смотрят два солнца, разглядывают и не отпускают. Тогда он понял, что и сам сейчас замерзнет от их холодного света и окаменеет, как эти безликие люди. Он снова бросился бежать, и перед ним снова вырастали колонны.
Вдруг он понял, что он не один в этом мертвом мире, что его кто-то зовет...
... мама?
Он ударил колонну рукой, и она, пошатнувшись, рухнула и разбилась. Он переступил через каменный огрызок и подошел к следующей колонне, и вновь камень треснул и рассыпался в прах. Он больше не боялся этих холодных колонн, нельзя бояться того, что так легко разрушить. Он сделал еще несколько шагов и тогда снова побежал вперед, и, наконец, выбравшись из леса колонн, оглянулся.
Позади него не было ничего, кроме пустыни, а над пустыней висела пустота...
Он снова услышал голос матери и увидел перед собой скалы. Он вспомнил, как легко разрушал колонны и решил, что справится и со скалами, однако они не поддавались, и ему пришлось просто лезть наверх, долго и упрямо, потому что там, за скалами, была его мать и она звала его, он решил, что перелезет через скалы, как бы высоки они не были и едва он так подумал, как скалы растаяли, а он стоял посреди лагеря...
... почему их называют песчаными людьми, они же не люди, какие-то уроды.
Он увидел, что у тускенов были человеческие глаза, а потом он услышал их, и понял, что голоса у них тоже человеческие. Он возненавидел их. За то, как они смели глядеть на него, за то, что тускенская женщина смотрела на своего ребенка также, как его мать смотрела на него самого, за то, что они хотели разговаривать с ним и понимали, что он пришел...
... убивать.
Он подошел к первому тускену и отрубил ему голову. Тело упало на землю, а мертвая голова откатилась в сторону. Он увидел, что глаза на отрубленной голове все также были открыты и смотрели на него. Навстречу шли другие тускены, они тоже смотрели на него и спрашивали, за что он их ненавидит. Он не стал им отвечать, не хотел или даже не знал, что ответить. Он просто рубил их, рубил в куски, и куски эти росли перед ним горой, и скоро он не знал, как пройти вперед, потому что вокруг не было ничего кроме этих кусков.
... надо идти дальше.
... сжечь это все.
Пламя охватило стоянку.
Теперь он шел вдоль огромного кострища и смотрел, как пожар уничтожает все, что осталось от песчаных людей. Потом он посмотрел сквозь огонь...
... мама!
Он обрадовался и хотел уже броситься к ней, он видел, что мама стоит и ждет его, что она никуда не уходит и все также зовет сына, он бежал вдоль огненной завесы и искал, как проникнуть за нее и тогда понял, что этот огонь будет навечно разделять их с матерью.
Протянул руку и обжегся, а потом стал твердить себе, что так не бывает, что всегда можно найти выход, что огонь скоро потухнет, а мама подождет. Ему снова показалось, что кто-то смотрит на него и смеется, он поднял голову и увидел два холодных солнца и пустоту вместо неба. Он ненавидел эти солнца так же, как ненавидел тускенов, ненавидел пустоту, которая поглотила весь его мир, и ненавидел холод, который ознобом окутывал тело.
... здесь огонь. Здесь не может быть холодно. Почему мне холодно?
Он снова услышал голос матери, понял, что она уходит, что не может более ждать его, и что это намного страшнее, чем ревущее пламя перед ним. Тогда он бросился сквозь пылающий костер, и пламя послушно отступило перед ним, но тогда он увидел, что мамы там больше не было, а вместо маминого голоса он слышал теперь какие-то чужие голоса...
— Через пару недель оклемается.
— Как вы себя чувствуете?
— Отлично, — ответил Скайуокер.
Оллред бросил в его сторону многозначительный взгляд. Потом устроился на стуле рядом с кроватью.
— Мне как раз доложили, что вы пришли в себя.
— Наверно, это заметно.
— Действительно. Решил сообщить вам, что все прошло удачно. Как мы и рассчитывали.
— Я там в гостинице видел каких-то... подумал, что это местное СБ.
— Совершенно верно. Я вам оставлю датапад со свежим номером газеты. Если вкратце: заложники освобождены, новости о них дошли до всех местных СМИ, правительству Гренемайера объявлен импичмент, а к власти пришла прореспубликанская оппозиция. И да, референдум отменен.
— Как-то все слишком просто. За три дня?
— За два с половиной. Ах да, Гренемайер скрылся в неизвестном направлении. Михо Каару, кстати, тоже. Их счета в национальных банках арестованы, но, безусловно, это только мизерная часть тех сумм, которыми они располагают.
— Ладно. А мое участие...
— Ваше участие в операции регламентируется как сотрудничество со службой Безопасности. Все рапорты, естественно, проходят под грифом "совершенно секретно", — офицер вдруг спохватился, — вы слышите, что я говорю?
— Я не сплю, я просто глаза закрыл.
— Никто, кроме представителей СБ, не имеет права задавать вам вопросы, касающиеся вашего визита на Трииб-4. Это касается и всех офицеров вашего дредноута.
— Я рад. Только идиотов на "Виктории" нет, — сказал Скайуокер. Потом добавил. — Ладно, я разберусь.
— Ваше командование, то есть адмирала Цандерса, я уже проинформировал. Кстати, на днях я с ним встречусь. Адмирал давно на этом настаивал и я полагаю, нам есть, что обсудить.
— Да?
— Многое.
— Я не понял.
— В том числе и то, что ваше двухнедельное отсутствие на мостике "Виктории" не должно никого беспокоить.
