И эти слои могли выставить еще до миллиона бойцов, причем мало того что уже вооруженных и подготовленных, так еще и грамотных — японцы наладили массовый конвейер по кооптации таких людей в свои ряды — кто-то шел на сотрудничество ради выгод, кто-то наивно полагал что Япония позволит Корее развиваться более быстро — перенять опыт и все такое, то есть обучит корейцев современным достижениям и затем просто отойдет в сторону — среди коллаборантов всегда хватало грамотных и толковых, но не слишком умных людей — все как и у нас с середины восьмидесятых. Да и неграмотных тоже было немало — так, буддийские иерархи Кореи устраивали массовые молебны во здравие японского императора и победу японского оружия, поэтому и неграмотные крестьяне часто по привычке шли за теми, кто их ограблял все эти десятилетия, тем более что для них ничего не изменилось — как на закате корейского государства всю землю заграбастали помещики и нарождающийся слой деревенской буржуазии, так все и оставалось.
Да, слухи о том, что мы раздаем крестьянам землю, разошлись по всей стране, но на неподконтрольных нам территориях хватало тех, кто не верил этим рассказам, зато верил обещаниям получить несколько соток если вступят в Корейскую Императорскую Армию Великой Японии и помогут 'разгромить бунтовщиков', а сразу же выплачиваемые деньги в размере нескольких годовых доходов убеждали в том, что даже если и обманут, то хотя бы эти деньги как-то помогут семье, да и жалованье на время службы обещали немалое — чего бы и не попробовать подставить головы под пули ? Японцы действовали так же, как и в Китае — там они таким же образом быстро набрали армию в несколько миллионов человек, вот и здесь уже через три месяца они имели более чем миллионную армию только корейцев.
А ведь они пригнали сюда и помещичьи отряды Маньчжурии, и отряды хунхузов оттуда же — с этими бандитами еще с начала тридцатых у них была установлена негласная договоренность что они сидят в своих глухих углах, кормятся с местного населения и собирают какую-то дань в пользу японцев, а главное — гоняют коммунистических партизан, а в обмен на это японцы не трогают их. Ну а сейчас, когда японцы пообещали более чем щедрое вознаграждение, хунхузы снимались с мест и шли в Корею целыми отрядами, а ведь некоторые из них насчитывали по несколько тысяч человек, причем все были на конях и вооружены винтовками или в худшем случае ружьями, и по нашим прикидкам их уже набиралось пятьдесят тысяч человек и собирались еще два раза по столько же, если не четыре — кто их там считал. Да и китайская армия прояпонского Гоминьдана планировала выслать несколько десятков тысяч человек, а когда японцы помогут дожать коммунистов на Шаньдунском полуострове — так и несколько сотен тысяч — в том числе и поэтому мы поддерживали китайских патриотов всех мастей, что сражались на полуострове — караваны небольших судов и самолеты ежедневно завозили туда через Желтое море и Кореи и залив Бохайвань с Ляодунского полуострова сотни тонн грузов.
Но у японцев и помимо китайцев хватало и других добровольных помощников — обещали прислать помощь и коллаборанты Таиланда, Филиппин, Вьетнама, Малайзии, Бирмы, Индии — понемногу, но отовсюду. Так что с корейской армией, вспомогательными отрядами из стран Тихоокеанского региона и собственными войсками японцы набирали в Корее к марту 1944 года уже под два миллиона человек только по минимальным прикидкам. У нас, может, будет и побольше, но лишь десять процентов из них имели какое-то оружие и подготовку, тогда как со стороны противника выступали уже давно вооруженные и подготовленные люди — все-таки разбоем и ограблением они жили десятки и сотни лет, ничего другого не умели и не собирались учиться, но бойцовских качеств им было не занимать, как минимум пока не надо идти в атаку на пулеметы и сохраняется их превосходство в числе и их не начинают плющить крупными калибрами.
ГЛАВА 39.
И уж как минимум по части противопартизанских действий они работали очень неплохо — все-таки это отряды, созданные из людей, с детства живших в глухих или не очень углах, но привыкших к природе, а не к городу, а многие заодно промышляли и охотой — то есть могли выследить, подобраться и убить. Поэтому они могли пробираться мелкими отрядами через горные чащобы и выходить на наши базы в самый неожиданный момент. В первое время ситуация еще была терпимой — наши бойцы тоже не пальцем деланые, а с самозарядным или даже автоматическим оружием они эффективно действовали против винтовок, хотя уже в первые дни после прибытия этих отрядов потери начали расти — у врага было много метких стрелков. И эти отряды все прибывали и прибывали, скоро их стало так много, что мы начали подумывать о сворачивании диверсионной деятельности — небольшие вражеские отряды или просто засады охотников перекрывали все тропки, так что пробраться тихо уже не получалось, и на шум тут же слетались с округи более крупные отряды, так что все чаще чтобы вызволить наших партизан из окружения требовалось поработать авиацией. И договориться с этими людьми — никак — кто мы такие — они не знают, мы для них никто и звать нас никак, поэтому чем именно им выгоднее сотрудничество с нами, а не давно известными японцами — непонятно, а от своих японских покровителей они получают полновесную монету даже просто за каждый день нахождения в районе боевых действий, а за каждый выход в рейд — пятикратно, да и премии за убитых партизан были немалые. Даже обычное незнание языка было преградой и не позволяло хоть как-то провести пропаганду. Договариваться пока не получалось, все попытки были бесполезны и приводили только к гибели агитаторов и переговорщиков.
Более того — из-за этих отрядов мы начали терять 'деревню' на оккупированных территориях — японцы стали размещать в деревнях гарнизоны, которые бдили за местным населением чтобы оно не оказывало нам никакой поддержки. Да, эти отряды можно было уничтожать, но их было много и назавтра в 'очищенную' деревню просто заходил следующий отряд. И так как это были чужаки, зачастую не знавшие корейского языка, то они 'не очень трепетно' относились к местному населению, и вскоре японское командование уже просто договаривалось с деревнями, что те не поддерживают крестьян, а японцы не присылают им эти 'отряды защиты' — только 'наблюдателей за спокойствием', поэтому многие деревни просто стали прогонять наших разведчиков, а то и сдавать их японским властям. К тому же японцы пригрозили что будут создавать стратегические деревни, как они это делали с корейцами в Маньчжурии, когда десятки мелких деревень сселялись в одну крупную, которую еще требовалось достроить, возвести вокруг нее оборонительные укрепления — и все это за счет 'добровольного' труда сселяемых же жителей и для их 'защиты' против партизан, соответственно, такое скучивание приводило к уменьшению доступной земли, а тем кто получал участок слишком далеко, приходилось и жить при нем днями в одиночку, в оторванности от семьи. Так что японцам было чем запугивать крестьян в Корее. Более того — эти 'вспомогательные отряды' начали заходить и на нашу территорию, терроризировать колхозы и кооперативы, да и просто частников, получивших бывшую помещичью землю — нам вдруг потребовалось отвлекать большие силы на охрану уже наших крестьян, да и им самими пришлось больше времени тратить на боевую подготовку, патрульную службу и дежурства.
Мы, правда, сделали попытку кардинально переломить ситуацию в нашу пользу, и после того, как японцы запечатали прорывы и усилили свои опорники, мы бросили в бой наши бронесамоходные части. Но они были еще не готовы к боям — экипажи только-только овладели собственно техникой — вождением и стрельбой, начали осваивать уход за машинами и приступили к действиям в составе групп. Так что взаимное прикрытие, атака цели с нескольких направлений — эти тонкости еще только начали изучаться. Пехота также еще только училась прикрывать свои коробочки. Вот эти части и были брошены на японские укрепления, все там и сгорели, даже не от противотанкового огня — он у японцев был стабильно слабым — и с недостаточной плотностью стволов, и малым калибром их ПТО. Нет — наши самоходки сожгла японская пехота.
Еще в Первую Мировую решительно настроенные пехотинцы подрывали танки взрывчаткой а то и связками гранат — даже двухсотграммовая динамитная шашка могла проломить до двадцати миллиметров стали, а несколько гранат под гусеницами разрывали их и превращали грозную машину в легкую добычу. К тому же у наших самоходок было слишком большое мертвое пространство — даже у Т-34 с его пушкой и спаренным пулеметом, которые могли опускаться на пять градусов вниз — и у того было двадцать три метра непростреливаемого пространства. У наших же самоходок были все полсотни метров, безопасных для вражеской пехоты — именно из-за таких ограничений для наших подразделений была важна обученность совместному бою нескольких машин и машин с пехотой, когда все взаимно прикрывают друг друга. А без такого прикрытия любой японский пехотинец мог подобраться к нашей самоходке по окопам, ходам сообщений или просто по полю боя, укрываясь за бугорками и в воронках, а то и просто в траве, и ткнуть в бок шестовой миной — шестом с прикрепленным на его конце кумулятивным зарядом. А то и просто метнуть такой снаряд как копье — вскоре японцы действовали как древние охотники за мамонтами — отсекали нашу пехоту фланговым огнем, подбирались с разных сторон и залпом метали свои кумулятивные копья с разных направлений — кто-то да успевал бросить, кто-то да попадал — вот и дымили массово наши коробочки перед японскими позициями. Так у японцев во все большем количестве стали появляться и клоны наших РПГ-7 — при недостаточной плотности пуль и осколков над полем боя и с учетом безбашенности японцев это оружие стало очень эффективным, и если стальные экраны и решетки, что мы начали вскоре устанавливать на самоходках, как-то еще спасали от шестовых мин, то выстрелы из РПГ все-равно пробивали недостаточно толстую и к тому же однослойную броню.
В итоге, начав терять десятки машин в день, мы уже на пятый день свернули все атаки и начали думать — как справиться с новой напастью. Да, требуется сильное прикрытие ближнего радиуса действия, но попытки ставить пулеметы на вертлюгах по бортам самоходок лишь привели к росту потерь среди самоходчиков — их и так погибло десять процентов сразу на поле боя, из остальных выбравшихся и вернувшихся треть лежала в госпиталях. Конечно же, надо будет ставить наши пулеметы под пистолетный патрон, что мы начали устанавливать на своих танках на западном фронте — такой пулемет, установленный на горизонтальной поверхности — крыше корпуса или башни — был сравнительно легким, поэтому им можно было управлять с помощью тяг и рычагов и при этом находиться под защитой брони, а призматические приборы наблюдения давали неплохой обзор, причем из-за простоты конструкции эти пулеметы можно было ставить над каждым членом экипажа — танк превращался в эдакого Змея Горыныча, плевавшегося во все стороны пулями — путь и не так точно как при непосредственном управлении руками и телом, зато достаточно много и часто — толстый ствол выдерживал длинные и частые очереди, а пневматическая подача патронов по желобу — непрерывность огня в двести патронов, после чего требовалось менять короб внизу. И все это позволяло прижать любого пехотинца в радиусе тридцати-пятидесяти метров — собственно, это было развитием многобашенных танков двадцатых-тридцатых, только теперь не требовалось ставить отдельную башню под каждый пулемет, что существенно облегчало конструкцию танка и не требовало увеличивать его размеры за счет ослабления бронезащиты, а экипаж не ограничивался жесткой специализацией своих членов и мог выбирать роли в зависимости от этапа боя — на дальних дистанциях все работали как пушкари, а ближе к окопам превращались в пулеметчиков.
Но это оборудование еще надо было привезти или начать выпуск здесь, пока же лишь оставалось прекратить попытки прорвать японский фронт. Жаль, что накопленная техника пропала так зазря — вообще-то мы предполагали использовать ее против Пусанского фронта на юге — у японцев там были гораздо менее подготовленные части, да и с резервами было гораздо хуже, но вместо этого мы попытались дожать северян и в итоге и на севере не преуспели, и юго-восток остался под японцами.
Так эти бестии и сами перешли в наступление. Гибель их императора дала японскому командованию много новых добровольцев-камикадзе. Они еще при нашем неудачном наступлении доставили много проблем, когда в уже почти взятые окопы врывался такой воин Ямато с мешком за плечами и подрывал и себя, и окопы, и наших бойцов оставляя лишь воронку диаметром двадцать-тридцать метров. Более того — японцы стали набирать в смертников китайских, корейских и маньчжурских крестьян — каждому такому добровольцу, точнее — его семье — сразу же обещали и деньги, и землю — богатство, которое они не мыслили получить никакими способами и никогда, даже продажей детей. Вот семьи и начали выдвигать из своих рядов добровольцев — как правило средних сыновей, особенно если у них уже были дети — в Азии всегда было много народа, поэтому жизнь отдельного индивида ценилась невысоко, не то что сохранение клана. Вот люди и шли на гибель чтобы вырвать свой клан из нищеты, и японцы даже полностью выполняли свои обязательства, более того — главу клана, чей доброволец успешно выполнил задание, даже делали гражданином Японской Империи с возможностью передачи гражданства одному из сыновей, а это — уже совершенно другой статус, а соответственно и доходы — уже даже не каждый японец, не говоря уж о своих — посмеет что-то отнять сверх положенного, да и налоги ниже — смертничество вдруг стало даром небес и японцев для многих крестьян, которые уже ни от кого ничего не ждали хорошего. Вскоре наши бойцы уже опасались даже заходить в японские окопы, чтобы не стать жертвами таких самоубийц.
Так теперь японцы стали направлять их уже на наши укрепления — они и ранее разминировали собой и минные поля, и разрушали проволочные заграждения, расчищая путь к нашим окопам, а сейчас в довершение всех бед они стали направлять на наши опорники учебные самолетики с топливом в один конец и парой-тройкой сотен килограммов взрывчатки — а такая масса гарантированно выводила из строя все в радиусе на сто метров — как раз половина опорника вместе со всеми его окопами, дотами, проволочным заграждениями — после пары таких взрывов японская пехота брала наши укрепления парадным шагом. Так что вскоре снова пришлось перейти на рассредоточенные порядки обороны, при которых наше преимущество в автоматическом и самозарядном оружии позволяло останавливать наступающие цепи и обходные группы, а отсутствие укреплений не давало смысла применять камиказде — ущерб от взрыва теперь становился несравнимо мал с выгодой. Но кардинально проблему это не решало, более того — сохранение такой ситуации будет работать против нас — когда-нибудь японцы сгруппируются и тогда их не сдержишь уже никакой завесой. Требовалось много автоматического оружия, истребителей и средств ПВО — чтобы ни одна гнида не добралась до наших укреплений — ни по земле, ни по воздуху. Был, в принципе, и рецепт от смертников же в японских окопах, но пока все спецбоеприпасы шли прямо с заводов на Западный фронт — Востоку их точно не хватит.
