Не было здесь улыбчивых медсестричек, заглядывающих в палату по каждому поводу и без повода, и приносящих с собой какой-то родной, приятный, домашний запах, а в атмосфере стерильности этот запах ощущается особенно остро, потому что ты вдыхаешь его и вспоминаешь о том мире, где нет ни раненых, ни больных, и вообще нет боли. Здесь в нос ударял запах дезинфектора, а сквозь него все равно просачивался запах войны, крови, рваных ран и подгнивающего мяса, спекшейся корки на ожогах, а у медсестр здесь были серьезные лица, по-настоящему серьезные, настолько, что даже мысли не пришло бы кадриться и болтать о глупостях...
И дроиды.
Мимо него провезли репульсорные носилки с раненым.
Скайуокер не удержался — уставился — и не смог отвести взгляда. На бойце, похоже, сгорела вся форма, еще и вместе с кожей. Ног не было.
... Это тебе не осколком по голове, когда ничего не задето... и даже не пробитая грудная клетка, как у Берильона — заживает быстро, останется какой-нибудь шрам, если вообще останется, при нашей-то медцине...
Рядом провезли другие носилки — с почти необгоревшим, но безногим и безруким человеком.
... Видишь это на войне — да, страшно — но совсем иначе воспринимаешь, а здесь-то страшней, потому что там думаешь все равно о том, что тебя самого не зацепило, что повезло, а если зацепило — радуешься, что остался в живых, что сможешь выкарабкаться, а тут... они все будут жить? Как? С такими ранениями? Протезы поставят... протез стоит больше, чем один солдат... кому в армии нужны инвалиды?
— Здесь тяжелых принимают, а вы-то что здесь стоите? — спросила медсестра.
— Извините.
Анакин хотел ретироваться в коридор направо — казалось, именно оттуда он пришел. Его снова окликнули.
— Там операционные, вы что, совсем того?
Он повернулся, извинился снова и тогда, наконец, смог сориентироваться, но упершийся в спину строгий совсем неженский взгляд чувствовал еще долго. А еще он чувствовал, что слабеет, что боль в ноге уже приближается к отметке "невыносимо", что в висках тяжелым молотом стучит кровь, и что перед глазами уже темнеет. Он выбрался в одну из рекреационных комнат и там опустился на диван. Откинулся на спинку, закрыл глаза и решил подождать, пока боль пройдет или хотя бы утихнет.
Сколько прошло времени, Скайуокер не знал. Сквозь дрему почувствовал, что кто-то сел рядом. Потом услышал участливый голос:
— Тебе плохо?
Открыл глаза, но головы не повернул, ответил:
— Нет.
— Вызвать носилки?
— Не надо, — уже жестче.
Минут через пять Анакин встал. Сделал несколько шагов, почти ровных — как ему показалось, Кеноби окликнул его:
— Ты куда? Нам в другую сторону.
Развернулся, сориентировался. Рыцарь все время шел рядом. И вдруг произнес.
— Ты не представляешь, как я был рад увидеть тебя на Триибе. Вот уж кто, а ты не должен был рисковать жизнью. Ты очень хороший человек, Анакин. Ты поступил как...
— Значит так, — перебил его Скайуокер. — Я — не добрый и не хороший. Я делаю свою работу. Я делаю ее хорошо. Лучше многих.
— Ты просто все время стараешься казаться другим.
... А вот этого не надо было говорить.
Анакин понял, что находится на пределе. В любое другое время он бы промолчал. Или отреагировал бы иронией. Но сейчас он и ноги-то переставлял с трудом, и контролировать свою речь — точнее, свои нервы — стало еще тяжелее. Он остановился, повернулся к Кеноби и, встретившись с ним взглядом, холодно поинтересовался:
— Так на Татуине я казался другим или я был другим?
Кеноби этого взгляда не выдержал.
В рекреационной комнате Анакин кивком ответил на приветствие Гранци и действительно пожалел о "приказе", от которого отдавало разве что самодурством.
Они прошли в коридор — около шкафа мелькнула темная головка медсестры, и Скайуокеру на миг показалось, что это не Хедда. Джедай успел бросить ей "все в порядке", а потом прошествовал за ним в палату. Анакин сел на кровать и прислонился к стенке.
— Извини, — сказал рыцарь. — Я не думал, что ты это так поймешь.
— А что тут понимать. Тогда я был чудовищем, и на меня было противно смотреть. А теперь тебе столь же противна мысль о том, что именно это чудовище вытащило тебя из дерьма. Куда приятнее думать, что тебе помог добрый хороший человек... с чистыми помыслами и благими намерениями. Какой милый самообман. Или действительно не доходит, что "тот" я и "этот" я — это один и тот же человек?
— Я не считаю, — Кеноби запнулся, — не считал тебя чудовищем.
— Да мне-то какая разница.
— Значит, самообман — это не ко мне. Если ты говоришь, что разницы нет.
— Я повторю: ее нет.
— Ты говоришь, как мальчишка.
— Я и есть мальчишка. Что с того, что я командую дредноутом или могу в одиночку перебить сотню тускенов. Я все равно мальчишка.
— Пусть. Ты не можешь забыть Татуин, потому что...
— ... я не люблю забывать.
— Ты был в состоянии аффекта.
— Нет. Это была хорошо спланированная и блестяще проведенная операция. Почти идеальная зачистка лагеря... тех самых мирных жителей, женщин и детей, которых тебе так жаль. Наверно, одна из лучших моих операций. Как и вытаскивание одного джедая из плена.
— Ты ведь так не думаешь на самом деле. Ты просто наговариваешь на себя, потому что тебе хочется разозлить меня...
— Я говорю правду.
— Анакин, я вполне способен учитывать обстоятельства. Ты хотел быстро провести испытания, но на корабле были диверсанты, потом был тот неудачный сорванный рейд. И когда после этого всего у тебя погибла мать, ты был не в состоянии...
— Обстоятельства не имеют значения. Только решения, которые ты принимаешь. Я бы не изменил этого решения. Даже сейчас.
— Это не так, и ты это знаешь.
— Это так.
— Пусть будем по-твоему. Но я почему-то верю, что ты так больше не поступишь.
— Ты прав. Мне больше не за кого мстить.
— Анакин, мне жаль.
— Жаль... Кстати, а тебе не жаль десяток телохранителей и солдат, которых я положил в гостинице? Даже не считал, сколько их было точно... я с ними особо не церемонился. Иначе бы просто никто не поверил... мало ли какой тип приперся, подумаешь, в балахоне, да с древним оружием... а вот когда он это оружие не стесняется пользовать... сразу другое отношение. А это все-таки не какие-нибудь тускены, а честные граждане Республики. И они всего-то навсего пытались защитить своих хозяев... и к тому, что Гренемайер пытался продать планету неймодианцам, его телохранители точно не имеют отношения.
Кеноби покачал головой.
— Ты передергиваешь. Я прекрасно знаю, что такое военная необходимость.
— О да. Очевидно, мне надо было просто объявить войну тускенам. От имени Республики, разумеется. Мало ли они там укрывали диверсантов. Я, кстати, думал про это — когда был там, в лагере — куда проще дать один залп из турболазера, чем делать все... вручную. Мы же проводили учения... кого волнует один лишний выстрел...
Ради того, чтобы Кеноби, наконец, оставил бы его в покое, Скайуокер был готов сказать еще много болезненных для рыцаря слов. Если бы только не ощущение, что слова эти все труднее склеиваются во фразы, а мир перед глазами снова начинает расплываться.
Джедай уходить не спешил, отвечать тоже. Он смотрел куда-то в сторону, долго смотрел и потом вдруг тихо произнес.
— Твоя мать хотела, чтобы ты ни о чем не жалел. А ты продолжаешь жить прошлым.
И только после этого вышел.
— Ты же профессионал, — сказал ей утром шеф. — Не мне тебя учить. Ты наверняка что-нибудь там накопаешь. А ребята пока поработают в столице системы.
О да, я профессионал, подумала Падме. А мой шеф идиот.
— Мой шеф — идиот! — вслух.
В ответ только подмигнул хронометр — на экране высверкнулось семь ноль ноль. Она спряталась под одеяло, закрыла глаза, но снова уснуть не удалось. Тогда высунула руку и принялась шарить по полу. Где-то там она вчера оставила деку. Нашла. Включила и увидела кучу скачанной информации — результаты поисков в холонете. Спросила себя, зачем ей этот мусор.
На автомате щелкая кнопочками, перелистнула несколько текстовых заметок. Наткнулась на холограммы с приема. В толпе нарядных кукол разглядела какого-то офицера, смутно напоминающего...
... не, Скайуокер вроде повыше был.
Одним безжалостным нажатием кнопки — убрать всю лишнюю информацию с деки.
Жаль, что из головы все это также просто вытряхнуть не получается.
Через час Падме уже шла по городу. Снова, как и вчера, шла быстро. Просто чтобы идти. Наслаждаться свежестью утреннего города и отсутствием людей на улицах.
Ни о чем не думать. Ни о чем не жалеть.
Через три с половиной перекрестка — о, и это называется город! — начинался район вилл и курортных комплексов. Чуть поодаль виднелась гостиница "Гвиневер". Падме решила, что гостиница больше не стоит ее внимания и пошла к набережной. Посмотрела на хронометр — девять часов утра, порылась в сумке, забыв, что в ней искала...
Рядом с ней прошел человек в коричневом плаще с капюшоном.
Минуту она смотрела вслед. Потом бросилась за ним.
Рыцарь прошагал сотню метров по набережной, миновал два роскошных курортных центра и направился вглубь парка.
... Куда это он так торопится?
Слежки рыцарь поначалу не заметил, потом все-таки оглянулся — они, что, правда что-то могут чувствовать? — по диагонали пересек квадратный внутренний дворик и вошел внутрь. На посту у входа под табличкой с надписью "Военный госпиталь" скучала пара человек.
Военный госпиталь. Вот оно что.
Итак.
У нас есть джедай, есть соединение кораблей на орбите и есть непонятная операция на земле, в которой вооруженные силы Республики никоим образом не участвовали.
Как раз в госпитале это и можно уточнить.
Падме прошлась по открытой для гражданских части госпиталя. Пообщалась с клиентурой. Узнала, что первая смена заканчивается около трех часов.
В три часа одну минуту она вернулась и вышла во внутренний двор. Некоторое время всматривалась в поток людей. Ошибиться было бы нежелательно. Заметила достаточно дружелюбную на вид девицу и принялась сосредоточенно рыться в сумке. Когда девица проходила мимо, Падме высыпала содержимое сумки точно ей под ноги.
— Ой, извини.
— Ничего, — ответила Падме. — Что ж за день такой, и сертификат этот посеяла...
— А ты что, новенькая?
— Еще даже и не новенькая. Представляешь, вылетела сегодня первым аэробусом и как назло забыла сертификат из медшколы. А без него меня из отдела кадров сразу поперли.
— Да, — сочувственно покачала головой девица. — Там у нас таких вонскрихи сидят — даже завотделения боится.
Дальше было совсем просто: две девушки побежали в кафе, где за чашкой кофе завязался нормальный женский разговор о жизни. Падме не забыла упомянуть тот факт, что сменила место работы из-за козла-главврача, не дававшего проходу, а ее новая подруга Юкка рассказала, что вот уже где-где, а в их госпитале с выбором мужчин проблем нет. Начиная от парней на посту и кончая собственно пациентами широкого диапазона званий и должностей. Тут Падме прикинулась дурочкой, не знавшей, что у военного госпиталя стоит пост — и в результате ей рассказали, что у всех медсестер есть специальный пропуск, а вот если его получила — то и гуляй где хочешь.
Найти этот самый пропуск в бумажнике Юкки, когда та на несколько минут выскочила из-за стола, не составило проблем. Равно как и разыскать ту самую фирму, где с пропусков делали копию, вставляли в новый пропуск новое холоизображение и не задавали при этом никаких вопросов.
На следующий день Падме помахала пропуском перед носом какого-то веснушчатого парня на посту.
— Новенькая? — спросил он.
— Ага.
— Проходи, опаздываешь уже.
Пропуск медсестры она подбросила сбоку от лестницы, ведущей к входу в корпус госпиталя. Поднялась на этаж вверх и свернула в ближайший коридор.
На секунду — разглядеть себя в зеркале, поправить волосы, понять, что...
... со мной что-то не так...
Раздобыть белый халат не составило труда -дроиду-интенданту хватило ее пропуска, а лишних вопросов машины не задают. Теперь надо было пройти по этажам и найти какую-нибудь достаточно болтливую собеседницу. Здесь ей не повезло — как назло, все медсестры были заняты делом. В поле зрения Падме попал один врач лет тридцати пяти, вышедший покурить на балкон. Поболтали минут двадцать и даже договорились встретиться в шесть в кафе на последнем этаже госпиталя... Она снова разыграла роль новенькой медсестры, которой все здесь было любопытно — но без толку. Решилась сыграть ва-банк и заявила, что вот утром видела здесь человека в коричневом плаще — уж не джедай ли это? Врач пожал плечами. По его словам, он работал здесь пять лет и никаких рыцарей не видел. Аналогичный ответ Падме получила от буфетчицы, и от еще нескольких человек.
Кажется, удача на сегодня закончилась.
Почувствовав досаду, она поднялась еще на один этаж вверх и принялась бесцельно бродить по коридорам. Теперь ей было уже безразлично, не сочтет ли кто-то подозрительными такие блуждания. Госпиталь был достаточно большим, чтобы в одном отделении не знали, что необычного происходит в другом.
В конце одного из коридоров находилась рекреационная комната. Заглянув внутрь, Падме застыла на пороге в удивлении. Хотя госпиталь и назывался военным, только сейчас она наткнулась на людей в форме.
Поправка: на двух вооруженных людей в форме.
Черноволосый солдат — или даже офицер — приветливо улыбнулся.
— Тебя вместо Юкки прислали, солнышко?
— Ага, — ответила Падме, совершенно не понимая, о чем речь.
— Посидишь с нами?
Падме нерешительно огляделась.
— Да ты не волнуйся, они оба спят сейчас, зачем ты там нужна? Ты вот с нами посиди.
— Ну, хорошо, — согласилась она и устроилась на диванчике. — Только недолго.
— Сгоняй за кофе, — распорядился офицер, и другой парень мгновенно вскочил с кресла.
— Ой, а можно мне чай? — спросила Падме.
— Конечно, можно. Слышал? Девушке чтоб чай принес, понял?
— Есть, — ответил второй и ушел.
— Райс Гранци, — представился офицер. — А тебя как звать, лапочка?
— Ами, — сказала Падме. Именно такое имя значилось на ее пропуске. — А вы здесь уже давно?
— Да здесь уже шесть дней сидим. А на планете уже неделю.
... Шесть дней, то есть семь. Семь дней назад в гостинице отряд СБ обнаружил заложников. Все сходится. Теперь бы выяснить, что тут за пациенты.
— Скучно, наверно?
— Сейчас уже нет, — многозначительно ответил назвавшийся Райсом офицер. — А так да... Но, ты ж сама понимаешь, их одних тут оставить никак нельзя было.
— Ну да. Хотя это ж госпиталь.
— Госпиталь-то госпиталь, но мало ли что случится. Так что у меня приказ СБ никаких посторонних сюда не пускать, — с гордостью сообщил Райс.
— Понятно.
... Теперь надо спросить, как себя чувствуют пациенты, и он назовет мне имена. Или нет, глупо получится, я же медсестра, значит, должна лучше его знать, как они себя чувствуют. Так, про что же спросить? Про джедая?
