Спрашивать про джедая не пришлось — именно в это время в дверях показалась фигура в коричневом плаще. Рыцарь поздоровался — на нее даже не посмотрел, ишь ты какой — и хотел пройти в коридор, ведущий к палатам.
Райс заерзал в кресле.
— Эй, подожди, — сказал он.
— Что-нибудь случилось, Гранци? — спросил рыцарь.
— Анакин... он, это, погулять пошел.
... Анакин! Еще одно совпадение? Корабль на орбите, и тут тоже какой-то Анакин. Не может быть. Какого ситха командир корабля делает в госпитале? Нет, это точно не он.
— Погулять? Как это погулять? Он же ходить не может?
Падме дополнила обстановку подобающим взглядом.
— У меня приказ оставаться здесь, — ответил Райс. — Его приказ.
Рыцарь покачал головой, как будто хотел сказать "вы все тут тронувшиеся с этими вашими приказами и уставами".
— Куда он пошел?
— Сказал, что через десять минут придет.
— И не вернулся? Ладно, я его найду, — сказал рыцарь и ушел, едва не сбив в дверях с парня, принесшего заказанные кофе и чай.
Теперь Райс смотрел на нее уже другим взглядом. Не как парень, пытавшийся произвести впечатление на девушку, а как провинившийся мальчишка.
— Нехорошо получилось, — признался он. — Надо было мне за ним самому пойти.
— Но Анакин же твой командир, да? И если он сказал, то есть приказал тебе ждать здесь...
— Командир..., — Райс вздохнул. — Не совсем. То есть раньше он был мой командир, пока его год назад во флот не перевели.
— Как это перевели?
— А, да ты ж не знаешь. Он же раньше, как и я, в десанте был. А потом...
Райс Гранци рассказывал сбивчиво — чувствовалось, что история эта и самому ему была ясна не до конца.
— Так не бывает, — хмыкнула Падме. — Из десанта во флот. Даже я знаю, что так не бывает.
— На войне все бывает, — упрямо сказал Гранци. — Хороший командир везде будет хорошим командиром, а Цандерс...
— ... а это кто?
— А это адмирал пятого флота. Так вот, он сказал... Нет, ну, не мне, конечно, я с адмиралами не общаюсь... это потом рассказывали... Цандерс сказал, что флоту не хватает именно хороших капитанов и адмиралов, что все мыслят слишком одинаково и стандартно, и поэтому мы проигрываем, и что лучше взять офицера из другого рода войск, и переучить его на флотского...
— Как это переучить? Там же столько всего, — она развела руками в стороны, — ну, техника всякая...
— Ха, с техникой-то у него проблем никогда не было, сколько его помню.
— Все равно, командовать кораблем — это же не...
... не морды бить и руки ломать, хотела сказать Падме, но вовремя остановилась.
— А вот ты про Эхиа слышала?
— Не-а, — соврала она. Нарочно. Чтобы после позавчерашнего прочтения многочисленных заметок выслушать еще одну версию. Пусть не от непосредственного участника событий — не от флотского — но от человека, который сам был на "Виктории", пересекавшей астероидный поток и перечеркивающей все шансы сепаратистов на победу.
Одним только приказом своего командира.
Да, версия была интересной. И, пожалуй, несколько приукрашенной. Потому что слишком уж приукрашенным выходил образ Скайуокера.
... Прямо не человек, а какой-то юный бог войны, не знающий неудач и проигрышей.
... Так не бывает.
... К тому же, боги в госпиталях не валяются.
Недоумение отыгрывать не пришлось.
— Здорово, конечно, — задумчиво произнесла Падме. — Но все-таки, я так до конца и не поняла, зачем здесь, на Триибе...
Она запнулась, как будто подбирала слова.
— Спецоперация, — Гранци посерьезнел. — Тут ничего рассказать не могу. Газеты почитай, поймешь.
... И это говорят — мне!
— Так вот почему здесь джедай, — "догадалась" Падме, и офицер согласно кивнул. — Ладно. А что мы все о твоем командире, его же здесь нет. Давай лучше о себе расскажи.
Гранци ожидаемо повеселел. Еще бы, очень здорово рассказывать медсестрам о своем замечательном и немеряно крутом командире, но еще приятней выбраться из его тени и рассказывать о себе и собственных подвигах. Особенно, когда рядом сидит симпатичная девушка и, подперев маленькими кулачками подбородок, внимательно тебя слушает. Тут уже не время скромничать. Гранци вспоминал учебу в высшем военном училище, расписывал во всех красках боевые выходы и пересыпал речь непонятными ей жаргонными словечками. Однако все его воспоминания волей неволей сводились к другому человеку, и неважно, появлялся ли этот человек на сцене только для того, чтобы произнести малозначительную реплику или отдать приказ. Суть от этого не менялась. Не Скайуокер был деталью в рассказах Гранци, а наоборот, все попытки Гранци рассказать о себе вносили дополнительные штрихи к портрету Скайуокера.
На это Падме и рассчитывала.
На середине повествования о проведенной на Локримии спецоперации дверь снова распахнулась.
Сердце екнуло — выдавать себя Падме пока не собиралась. Пришлось быстро отвернуться и уткнуться носом в кружку с недопитым чаем.
Вошедшие даже не обратили на нее внимания. А она посмотрела. Вслед. Так, чтобы на мгновение увидеть и узнать человека, на котором вместо парадного темно-синего мундира был зеленый халат, а голову украшала повязка из бинтов. Когда за Скайуокером и джедаем захлопнулась дверь в коридор, Падме всплеснула руками и охнула:
— Уже почти пять часов! А я тут, дура, расселась...
Гранци понимающе вздохнул.
Падме поторопилась в коридор. По наитию. Не могла же она знать, что дверь в палату останется прикрытой, а не запертой. Она устроилась у шкафа — любой случайно вошедший решил бы, что медсестра ищет что-то важное — и прислушалась к тихому голосу джедая.
— Извини, — сказал рыцарь. — Я не думал, что ты это так поймешь.
Диалог продолжался недолго. И даже не на повышенных тонах. Чтобы показать отношение к собеседнику, вовсе необязательно кричать.
Вскоре джедай покинул палату.
Вслед за ним ушла и Падме.
Лучше уж буря и ревущие, сбивающие с ног штормовые порывы, чем этот деликатный ветерок, который словно липнет к коже и никак не хочет оставить в покое. Да. Лучше бы опять был шторм.
Как тогда.
Только вот море меня не слышит или не хочет слышать, подумал Кеноби. Или это те, наверху, на метеорологической станции виноваты: сумели внушить стихии, что шторм бесполезен, стихия поверила и перестала бунтовать.
Мне тоже внушили, еще в детстве, что ненавидеть бесполезно. Или я это внушил себе сам.
Я тогда не знал, что обжечься о чужую ненависть — тоже больно.
Через две недели я должен быть на Корусканте, вспомнил рыцарь. Хорошо, и так уже эта миссия слишком затянулась. Мэйсу не хватает отчетов, теперь он захотел поговорить лично. И он спросит, что же там произошло на Триибе. И что вообще случилось за эти месяцы.
Я скажу ему, что все хорошо.
А потом я уйду к себе и тогда, быть может, разберусь, что было на самом деле.
Кеноби шел вдоль набережной, а мимо него шли люди. Незнакомого человека легко анализировать — по одному взгляду понимаешь, что он думает, и что из себя представляет. Разглядываешь людей, словно не люди это, а комиксы, говорящие картинки с надписями, или обрывки холофильмов. Все просто и неинтересно. Намного труднее понять того, кто рядом. Еще труднее признать поражение, если понять не удалось.
Набережная вывела его на дорогу к гостинице. Рыцарь вспомнил, как в тот раз ловил флаер и притворялся пьяным. Улыбнулся. Никому и всем.
К гостинице он идти не хотел.
Надо было вернуться. Закончить миссию. Попрощаться. И уйти. Навсегда.
Так будет лучше для всех, сказал себе рыцарь.
Живи своей жизнью, мой бывший ученик, я не стану мешать.
Кеноби повернулся и зашагал по направлению к госпиталю. Девять часов, подумал он. Поздно.
Но если мне повезет, я передам ему этот отчет, а потом уйду в космопорт. А там все просто, взять билет на пассажирский транспорт и махнуть в столицу. В каюте на дредноуте нет ничего для меня важного. Какая-то мелочь и распечатки. Все необходимые документы по холонету отосланы в Храм.
С этой мыслью он и вошел в рекреационную комнату. Вошел — и словно споткнулся.
На диване валялся изрядно помятый журнал. С какой-то блондинистой приторно лыбящейся рожей на обложке. Пара немытых чашек на столе и датапад. Включенный. Наверно, забыли выключить. С датапада рыцарю улыбалась другая красотка. Рыжая.
Вот и все общество.
Кеноби с минуту разглядывал обстановку. Он не знал, что делать.
Или...
Несколько шагов по коридору, почти упереться в дверь и почти убедить себя, что все в порядке. Заглянуть в палату, никого там не найти, и еще раз убедить себя, что предчувствия не врут.
И все равно, вопреки предчувствиям, которые назидательно рекомендуют завалиться спать в рекреации на тот самом диване, и может даже посмотреть этот дурацкий журнал с блондинкой на обложке, открыть дверь рядом.
Это уже было.
Несколько месяцев назад. Правильно говорят: история повторяется. И еще что-то говорят про спираль. Тоже верно. Словно ходишь кругами, уровень за уровнем покоряешь эту бешеную спираль, исполняя заданную кем-то программу. Сейчас тоже.
Зайти, поздороваться, уйти.
Зайти...
Сделать вид, что не обращаешь внимания на взгляды...
... взгляды двух рядовых, которым мало что позволили находиться в обществе пьющего командования, так ведь и не предупредили, что к командованию присоединится рыцарь-джедай, взгляды двух медсестричек, в которых ясно читается "ага, и этот такой же, ну давай, проходи", взгляд полулежавшего Берильона, в котором к усталости и радости присоединилось еле заметное любопытство, взгляд Гранци, скрытый за дурацкой улыбкой проницательный взгляд человека, который давно взял себе роль личного командирского шута, отлично зная, что только шуту позволено говорить правду в лицо, и, конечно, взгляд самого Анакина.
Быстрый, и от этого не менее красноречивый взгляд блестящих, но совершенно трезвых глаз.
— Не помешаю?
— Заходи, — ответил Гранци.
Выбрать себе место. Руководствуясь при этом дипломатическим протоколом.
— Что-то отмечаете, — спросил Кеноби, — или...
Гранци потянулся к емкости с бесцветной жидкостью. Потом помедлил, подумал, и выбрал бутылку с жидкостью бронзового цвета.
— Рыцарь, — Анакин вдруг перестал делать вид, что джедая нет в комнате, даже повернул голову в его сторону и тоном "командир-корабля-торжественно-обращается-к-экипажу" сообщил, — можете поздравить капитана третьего ранга Алба Берильона с возвращением ему боевых наград и офицерского звания.
— Поздравляю, — Кеноби учтиво наклонил голову.
— Э, так не поздравляют, — старлей подал рыцарю стакан, затем долил стакан Берильона.
Стекло зазвенело с натужной веселостью, и Кеноби повторил:
— Поздравляю!
— Спасибо, — Берильон улыбнулся. Улыбка была искренней, без малейшей червоточинки.
— Вот так совсем другое дело, — прокомментировал Гранци. — По второму кругу пойдем?
Анакин кивнул. Затем сам наполнил стакан сидящей рядом с ним темноволосой медсестры. Кеноби нарочно улыбнулся ей, и получил столь же очаровательную улыбку в ответ.
— Простите, вас как зовут? — спросил рыцарь.
На мгновение медсестра как будто перестала интересоваться офицером — теперь все ее внимание было обращено к новому галантному кавалеру.
— Хедда, — сообщила она.
— Очень приятно. Давно хотел спросить, но вы же все время так заняты пациентами. Не смел отвлекать.
— И правда, много работы.
Медсестра вздохнула. Словно первый раз в жизни встретилась с таким глубоким пониманием и при этом не заметила намека. Искоса взглянула на пациента, о котором шла речь.
Анакин на мгновение скривил губы, а потом снова сделал вид, что не понимает, о чем говорят сидящие по разные стороны от него люди.
Здесь вообще все "делают вид", подумал рыцарь. Как обычно и получается в случайных компаниях совершенно разных, далеких друг от друга людей.
— За успех операции! — провозгласил Гранци, и звон стекла разбил недосказанность.
— За успех операции, — повторил рыцарь вслед за всеми. Двое рядовых едва не таращились на него. Еще бы, два стаканчика виски, которые столичный посланник влил в себя один за другим, вызывали живой интерес. Сидевшая на кровати Берильона вторая медсестра то и дело брала с подноса на табуретке печенье и при этом как будто случайно встречалась с ним глазами.
— Рыцарь, — вдруг сказал Гранци. Очень тихо, почти шепотом, — дайте-ка ваш стакан.
Джедай чуть удивленно повел головой. Новых тостов пока не произносилось.
— Сейчас все будет, — заверил старлей. И, не желая выслушивать возражения, наполнил его стакан бесцветной жидкостью. Потом обратился:
— Командир!
Анакин, который с великим вниманием слушал болтовню своей "дамы", мгновенно повернул голову. Гранци презентовал ему такой же стакан, а потом, поднявшись, провозгласил:
— Вы, двое. За боевое братство!
В первую секунду Кеноби искренне обеспокоился судьбой, здоровьем и жизнью старшего лейтенанта. Адресованный тому взгляд "командира" обещал разве что расправу. Медленную и мучительную.
— Святое дело! — как ни в чем не бывало, объяснил Гранци. — Вы же вместе воевали!
Анакин, почти не глядя на Кеноби, поднялся.
Они переплели руки и осушили стаканы, в которых оказался обыкновенный медицинский спирт. Все, как того и требовал обычай "фронтового братства". Достаточно распространенный в армии и флоте Республики, чтобы о нем был наслышан даже рыцарь Храма.
Впрочем, это не обязало их разговаривать друг с другом.
Минут через десять Анакин официальным тоном поблагодарил всех присутствующих, и вышел, сославшись на усталость и позднее время. Вслед за ним за дверь выскочила и медсестра, на лице которой читалась почти трогательная забота о пациенте.
— Нам, наверно, тоже пора, — сказал рыцарь Гранци.
Обычно человека узнаешь понемножку. Штрих и еще штрих. Хороший портрет пишется долго. Иногда даже несколько лет.
А говорят, что первое впечатление — всегда верное. Может быть.
Это если помнишь. Падме не помнила, вернее, помнила очень плохо.
Маленький раб в лавке тойдарианца.
... Я человек и мое имя Анакин Скайуокер.
Маленький человек, который очень хотел быть свободным, хотел быть лучшим во всем и, наверно, поэтому в одиночку решил ход сражения на Набу.
Маленький раб из той породы людей, которые никогда и нигде не остаются на вторых ролях. Они просто не умеют не быть первыми.
Но это все старые воспоминания.
Нет больше ни раба, ни королевы. Мир изменился.
Полезный профессиональный навык: короткий диалог ты можешь запомнить и почти в точности воспроизвести. Со всеми интонациями. И вот так прокручиваешь в голове от начала до конца, останавливаешься на какой-нибудь фразе и снова вслушиваешься. Задаешь себе загадки и сама их разгадываешь.
Сначала видишь парадный портрет с детальной прорисовкой серебряных петлиц на мундире.
А потом изнанку человека.
... Ты прав. Мне больше не за кого мстить.
Не человек.
Юный бог войны.
