Осенний реквием

Заводилой в этой компании был высокий крепкий мужик неприятной внешности, единственный правый глаз которого очень нехорошо поблескивал. Левый, прикрывала дорогая кожаная повязка, испещрённая золочёным, едва различимым в полутьме тиснением. Она была неаккуратно надвинута на глазницу, от которой по всему лицу словно лучи расходились глубокие борозды.

Он яростно размахивал руками, осыпая меня оскорблениями всячески работая на публику, ещё двое, активно поддакивали, а обладатель подтяжек степенно молчал, сверля меня буравчиками глаз. Понять, кто является лидером этой шайки, не составляло труда. Одноглазый всё расходился и даже сделал шаг, приблизившись ко мне кидая обычную для отпетых уголовников распальцовку, когда первый поднял руку и остальные тут же заткнулись.

— Короч — двигай отсед убогий. Развернулся и пшол! — повторил он, зычно втянув воздух носом и харкнув мне под ноги.

Я в упор смотрел на мужика в подтяжках, полностью игнорируя его дружков. Взгляд мой не предвещал этому убогому квартету ничего хорошего. Волна раздражения ко всему этому столь негостеприимно встретившему меня городу потихоньку захлёстывала меня и уже была готова вырваться наружу, даже, несмотря на то, что я прекрасно понимал, что эта лихая компания просто провоцирует меня.

То ли заметив моё состояние, то ли посчитав, что концерт затянулся главный сделал небольшой шаг назад и скалясь в улыбке вновь осмотрел меня с ног до головы.

Вид у меня был, конечно — тот ещё. Полы плаща покрывали брызги светлой, потёкшей под струями дождя глины, крупные размазанные мазки виднелись и на груди где они начали уже подсыхать. На плече, которым я влетел в телегу, осталось несколько крупных, воткнувшихся и успевших набухнуть щепок, ворох опилок и бахрома древесной трухи. С другой стороны плащ оказался вымазан в меловой побелке.

Однако, всё это были мелочи. Принять меня за бродягу или оборванца мог только слепой или полный идиот.

— Ты щё шня не пнял? — пронзительно рявкнул он во всю глотку своим высоким, срывающимся голосом.

— Ещё раз повторяю. — произнёс я самым спокойным голосом на который только был сейчас способен. — Мне нужна комната на ночь. Кто я и что я — не вашего ума дела. Позовите управляющего...

Договорить мне не дали. Вышибалы переглянулись, одноглазый сделал почти незаметный жест рукой. Я замолчал, глядя, как меня медленно берут в кольцо, перемигиваются веки, сжимаются и разжимаются пудовые кулаки. Лица и так не отличающиеся красотой окончательно исказились, превратившись в зубоскалящиеся маски.

Уголовников не смущала торчащая из-за плеча рукоять эспадона. Массивные чаши наплечников, как и кираса выглядывающая из-под плаща, кажется, не вызывала у них ровным счётом никаких ассоциаций.

Алкоголь ли был тому виной или возможно, в невежестве своём они считали себя в состоянии справиться со мной. Я ведь хоть и вооружён, но двуручный меч мне из-под плаща так просто не достать, а догадаться, что у меня, скорее всего, есть ещё какое-нибудь оружие, вышибалы похоже были неспособны.

Вместо управляющего, в ответ на свои слова я получил продолжение спектакля разгоревшегося с новой силой. Ах, как они играли, а я стоял и думал: "Что не так с этими людьми?" Вот нарываются они, так неужели нет у них никакого чувства самосохранения? Ведь ещё немного и вломлю я этим голубцам по первое число. Вот так вот просто — от души. И за длинные языки и за чешущиеся кулаки и за Серую Накидку в придачу. Хотя конечно знать про ново-ина эти товарищи вряд ли могли.

Кстати, а из-за чего они собственно вообще ко мне прицепились? Какими бы они уголовниками небыли, а коли работают в подобном заведении, должны бы понимать, что за такое обращение к посетителям хозяин их по головке не погладит. Я бы понял, если бы эти гуси повстречались мне в тёмном переулке — не было бы вопросов. Но в таверне, при как минимум пятерых свидетелях... Или может быть в этом заведении так принято встречать припозднившихся постояльцев? Традиция такая. Если я потрясу у них перед носом кошельком, что-нибудь изменится?

— Смотрите-ка, какой бродяжка непонятливый попался. Управляющего ему подавай! Карлос, я вот накумекал — а может это и не бродяга вовсе? С какой стороны не посмотри, самый, что ни на есть, настоящий "дворянин". Всю грязь в подворотне на себя собрал вот тебе и "дворянство". — неумело скаламбурил за моей спиной одноглазый.

Вышибалы поддержали шутку дружным гоготом.

— Не. Бери выше Роже. К нам пожаловал граф с помойки! Вишь какой гордый стоит. — высокий и лысый охранник с круглой как шар головой говорил гортанно и рвано.

Новый взрыв хохота сотряс питейный зал. Пирующие в дальнем углу люди и так давно, с интересом поглядывавшие на нас, притихли, ожидая развития событий.

— Вы это, Ваше Благородие — не серчайте. Мы люди маленькие, этикету не обученные. Но можем поучить чему другому!

— Вот уж не думал, что в Ладрильо-Рохо на работу набирают клинических идиотов. — покачал головой я и моё раздражение всё же прорвалось сквозь плотину самоконтроля, голос похолодел, в нём зазвучали стальные нотки. — Остыньте убогие! Последний раз повторяю — позовите хозяина или управляющего.

Оскорбление — так себе. Способно разгорячить кровь молодого дворянчика — не более. Впрочем, вышибалы остались довольны даже такой малостью.

— Шо. Ты шо ваще вякнул? Ты как нас назвал, падаль! — взвизгнул охранник справа от меня, резко с подшагом, приседая на переднюю ногу, вдобавок, корча страшную, по его мнению, рожу.

— Ну ты попал. — с нескрываемой радостью и отеческой мягкостью в голосе протянул молчавший доселе мужчина слева.

Мужик в подтяжках напротив — побагровел так, что это стало заметно даже в темноте, нахохлился и зарычал.

— Эта, Ваше Благородие. — одноглазый за моей спиной мурлыкал словно кот добравшийся наконец до вожделенной сметаны. — Зря вы так с нами. Мы, понимаешь ли, к вам со всей душой, а вы нас словечками плохими называете.

В спектакле наступал апофеоз. Маски сброшены, роли распределены, актёры расставлены. Похоже, что пьеса эта повторялась у них не раз и не два. Менялся только исполнитель главной трагической роли. Труппа приставала к посетителям, одноглазый и те два клоуна, что стояли по бокам, выступали в роли говорунов, а бугай в подтяжках, игравший похоже первую скрипку, тем временем взвинчивал себя, доходя до нужной кондиции.

Я в наглую усмехнулся ему в лицо. Пусть побесится. Не знаю, по какой причине они избрали меня своей жертвой. Возможно, сегодня просто не оказалось других кандидатов, или на эту роль им подходили только приезжие или я просто попал не в то время и не в то место, как бы то ни было, мне явно хотели пересчитать зубы и основательно помассировать рёбра.

А ведь если подобный контингент наглеет — означает это то, что они верят в то, что выдут сухими из воды. Можно сделать вывод, что Городская стража их не трогает. Работа у них такая — усмирять непонятливых и буйных посетителей. А уж сделать так, чтобы жертва оказалась крайней — дело техники.

— Тык вот ваше благородие. Есть у нас для вас одна подходящая комнатка. — заливался за моей спиной одноглазый. — Мы только плату за неё берём соответствующую. А там хозяева как прибудут, сразу доставят вас в номер.

Это он намекает как раз на охранку. Ясно, что городская стража в таких мелочах разбираться не будет. Таверна заведение частное, а уголовники здесь на службе числятся — значит, вправе пресекать противоправные действия. А как уж там будет оправдываться задержанный — дело десятое, даже если он будет гол, бос и при смерти. Чужак же приблудный, от таких в пограничном городе чего ещё ожидать. Короче — обычная для не коронных городов вольница и издержки народовластия.

— Не думаю, что у вас найдётся разменная монета. — громко и чётко ответил я не оборачиваясь.

И понеслась! Вышибалы одновременно набросились на меня. Трое в полном молчании, а их главный с диким, первобытным воплем, который вполне мог разбудить обитатели соседних особняков.

Действовали они по явно давно отработанному сценарию. Жертва, испуганная внезапностью и довольно грозным видом этого Карлоса в подтяжках, делала шаг назад. В объятия к одноглазому, по имени Роже. Тот бил её чем-нибудь по голове или подкатывался под ноги — не суть важно. Главное, что в результате несчастного валили на землю и уже вчетвером безнаказанно избивали до потери сознания.

Я же скользнув вперёд, прямым ударом впечатал кулак в его квадратную челюсть. Просто и незатейливо, всем своим немалым весом, чего тот, похоже, никак не ожидал, налетев удар, будто кавалерист на выставленную пику. По его скромному мнению, жертва должна была быть деморализована его оглушительным криком и грозным видом, а та, почему то показала зубы. Носитель подтяжек крякнул и плашмя повалился на пол где и остался лежать тихонько постанывая.

За моей спиной раздался тихий стук. Одноглазый вышибала, зовущийся Роже, ещё не поняв, что что-то пошло в разрез сценарию, отрепетированным движением встал на четвереньки, подставляя мне под колени правый бок. Уже находясь в столь необычном положении, он криво улыбаясь, поднял на меня своей единственный глаз. Мгновеньем позже, я с разворотом впечатал каблук своего сапога в его противную харю, а затем вторым быстрым ударом познакомил его длинный и без того кривой нос с закреплённой на мысу стальной чашкой. Одноглазый дёрнулся, руки его ослабли и разъехались. Потеряв сознание, он начал заваливаться набок, обильно орошая пол кровью из расквашенного носа и порванного каблуком рта.

Оставшиеся на ногах вышибалы, видя молниеносную расправу над своими старшими товарищами, попятились. Ухмылки стекли с их лиц словно расплавленный воск. На них отразилась неуверенность и страх. Вот один из них отпрыгнул назад, затем развернулся и быстренько обогнул соседний стол так, что бы он разделял нас. Другой гулко сопя, подняв свои кулачищи перед лицом и пригибаясь, будто кулачный боец на арене цирка, двинулся на меня.

Надо признать, что двигался он грамотно, явно со знанием дела прикрывая чувствительные области, чуть раскачиваясь, словно потревоженная пружина. Не торопясь атаковать, вышибала медленно приближался, все, увеличивая амплитуду, очень напоминая в этот момент некий живой маятник.

— А ну прекратить! — властный женский голос взвился в помещении, отразившись от потолка, эхом заметался по залу. — Ишь — ты! Расшумелись, разорались всех постояльцев, небось, перебудили! Карлос, поганец ты этакий, что вы опять тут устроили! Теперь-то уж ты не отвертишься, я всё своими глазами видела!

Полная женщина в возрасте, слегка переваливаясь, спешила к нам от кухонной двери. Её накрахмаленная одежда, слегка помятая и покрытая застиранными пятнами, шелестела в такт её шагам. Поварской передник, надетый поверх серо-бежевого платья и выцветшей голубой блузки, на уровне груди был вымазан каким-то соусом. На голове, придерживая аккуратно собранные в пучок на затылке уже подёрнутые сединой волосы, красовался старенький вязаный чепец. В правой руке она держала небольшую масленую лампу с высоким стеклянным колпаком и зеркальным отражателем, направляя луч света прямо на нас.

Вышибала готовившийся уже нанести пробный удар, замер в нерешительности. Лежавший на полу Карлос очнулся и медленно сел то и дело, потрясая своей бритой головой. С секунду он, смотрел в пространство, а затем, помянув Эзмора, сплюнул кровь на пол, вместе с желтоватыми осколками зубов.

— Да тут, эта... Бродяга пробраться хотел. Драку понимаш затеял. Буянил, вот мы и... — раздался слегка дрожащий голос спрятавшегося от меня за столом уголовника. — Надо охранку вызвать. Пусть принимают...

Пождав пухлые губы, женщина направила на меня лампу и подслеповато щурясь, осмотрела с ног до головы. Нахмурилась, пробурчав, что-то себе под нос и со всей силы влепила сидящему рядом с ней Карлосу звонкую оплеуху.

— Э, ты... ты чё... — заорал вышибала, мгновенно приходя в себя и хватаясь рукой за покрасневшую щёку.

— Ах ты подлец. Теперь я уверена! Это ты всё удумал! Разорить нас хочешь, скотина ты этакая — зашипела на него женщина.

— Миранда, старая ты дура. Да ты что! Совсем страх потеряла! — рычал Карлос, пытаясь подняться на ноги, что у него пока не очень хорошо получалось и одновременно уворачиваясь от ещё одного удара. — Мранда! Твою же за ногу! Ты на кого булку крошишь! Мы ведь только приказ бродяг непус...

— Знаю я твоё "только". Нас из-за твоего "только" уже стороной все посетители стороной обходят. Превратили порядочное заведение в притон бандитский...

— Но ведь бродяга безродный... без денег...

— Да ты глаза свои пьяные раскрой. Бестолочь! Совсем, что ли мозги пропил! Ах Ноель хранительница, да если бы не мой муженёк, я тебя сама, вот прям сейчас на руки страже сдала бы.

— Но... — Карлос зарычал и отпрыгнул от кухарки на безопасное расстояние, буравя меня недружелюбным взглядом.

— Простите! Простите нас ради бога господин. Ну дураки. Дуболомы они деревенские. Не пишите на нас жалобу, пожалуйста... Мы уже закрылись, но если вы хотите столик, или выпить мы специально для вас сейчас же организуем!

— Мне нужна комната на ночь. — в который раз как учёный попугай повторил я.

— Ах. — Кухарка всплеснула руками, кинув на вышибал яростный взгляд, не предвещавший тем ничего хорошего. — Так что же вы тогда здесь стоите! Проходите, пожалуйста, за мной!

Миранда подобострастно улыбаясь, поклонилась, указывая рукой на двустворчатую дверь в дальней стене зала. Неуклюже переваливаясь, она развернулась и потопала к ней, огибая пустые столики с выставленными на них стульями.

Я успел сделать всего несколько шагов, когда за моей спиной шумно вдохнув и бормоча, что-то нечленораздельное очнулся одноглазый. Завизжав будто подраненный заяц, он прямо с пола накинулся на Карлоса который, пропуская меня, оказался прямо перед ним.

Ударив плечом вышибалу в поясницу, Роже обхватил его за талию, с победным кличем валя своего приятеля на землю.

— Мочи его братва! — заверещал одноглазый, вслепую молотя кулаками брыкающегося Карлоса по затылку. — Ща мы его...

Что он собирался с ним сделать я так и не узнал. Носитель подтяжек извернулся и ловко ударил локтём друга в висок. Роже со стоном откатился обхватив руками свою многострадальную голову и раскрасневшийся Карлос тихо рыча, бросился на него. Оседлав товарища на уровне груди и фиксируя руки коленями, он принялся молотить своего собутыльника пудовыми кулаками, метя в лицо. Роже, завизжав, изогнулся мостиком сбрасывая противника и через секунду уже сам оказался на нём. Мужнины рыча и повизгивая, нанося друг другу удары и царапая лица, принялись кататься по полу переворачивая столы и сбивая стулья.

— Пиппилио, Фернандо! Да что же вы стоите! Да остановите же вы этих дуриков! Они же нам всю мебель поломают! — ахнула обернувшаяся на грохот Миранда.

— И вот это — вся ваша охрана? Или есть ещё кто-то... посмышлёнее? — с недоверием спросил я у женщины, глядя как два бугая, пытаясь не попасть под хаотичные удары своих товарищей растаскивают дерущихся.