Звездная Империя (Мв-21)

-Все ж невероятно, чтобы никто из родных ничего не заметил.

-Наведем справки. Вряд ли итальянцы будут возражать, если какой-нибудь прогрессивный европейский журналист захочет написать книгу о сеньоре Смоленцевой.

-Это уже детали. Хотя очень хотелось бы побеседовать откровенно с человеком "оттуда".

-Напомню вам, Ваше Величество, что против этой сеньоры в нашей стране выдвинуто формальное обвинение. По тому делу у берегов Ливии. Так что, если она по какому-либо поводу приедет в нашу или дружественную нам страну... Или же — мы связаны обязательствами, но ведь есть террористы, бандиты, которые никому ничего не обещали?

-Мисс Эстли! Не заставляйте меня усомниться в вашей компетентности. В отличие от того, чем вы занимались прежде — сейчас мирное время. Когда политики, а не разведка должны определять, нужен ли нашей стране конфликт с превосходящим противником.

16 октября 1955 года.

День, когда о Советском Союзе заговорил весь мир.

Заправлены в планшеты космические карты. Флаг-штурман уточняет в последний раз маршрут.

Эта песня (вернее, ее первые аккорды) станет фирменными радиопозывными, предваряющими сообщение в эфире об очередном успехе советской космонавтики. Но до того дня ее слышали, кроме товарищей из Радиокомитета, лишь спецы ЦУП, ответственные за связь.

Место было не то, что в иной истории. Широта даже более южная (что давало некоторое преимущество, меньше расход топлива, больший груз на орбиту), но гораздо западнее — не Тюратам, а новый совсем город на полуострове Мангышлак. Сначала ему хотели дать то же самое имя (и даже в документах поначалу значилось, Байконур-49), но после как-то само возникло и прикрепилось — Звездоград. Строительство здесь началось еще в сорок четвертом, тогда еще не стартовая площадка, а "точка номер четыре", обеспечивающая работу главного тогда ракетного полигона Капустин Яр — радиолокационое наблюдение и станция приема телеметрии. Но вставали неподалеку объекты Атоммаша, строились города в пустыне, и тянулась к ним железная дорога от Гурьева на юго-восток, и с поворотом к порту Шевченко. И развивалась советская ракетная программа — испытания ракет самого различного назначения: зенитных, баллистических, крылатых, шли потоком. Когда встал вопрос о строительстве второго полигона, решили не мудрствовать, а выбрать место, где уже был задел, налажен транспорт и связь, решены организационные вопросы. В сорок девятом здесь началась большая строка — стартовая позиция, монтажно-испытательные цеха, обеспечивающие объекты и инфраструктура. И конечно, город — прежде персонал военной "точки" жил в палатках и транспортных контейнерах. Через шесть лет тут уже стояли кварталы одинаковых панельных пятиэтажек (для разнообразия выкрашенных в разные цвета), и памятник Ленина на центральной площади, напротив Управления и по соседству с Домом Культуры, и даже редкая пока зелень бульваров и скверов. Самой большой проблемой в начале была пресная вода, вернее ее полное отстутствие — но в пятьдесят четвертом заработала атомная электростанция в Шевченко, обеспечивая энергией не только горно-обогатительный комбинат, но и промышленные опреснители, похожие на гигантские самовары. К каждому дому подходило по три трубы: минерализованный дистиллят (вполне подходящий для питья), горячий дистиллят (для мытья), и техническая (из подземных источников).

Космодром был расположен к востоку от города — чтобы, при аварии, ракеты падали в безлюдную степь. Вопреки распространенной на западе легенде, труд заключенных при строительстве использовался мало, и лишь на самом первом этапе работ. И жители города, выросшего посреди сухой степи, вовсе не были узниками гулага — напротив, работать тут считалось престижным и высоко оплачиваемым делом. Хранение, техническое обслуживание и предстартовая подготовка ракет требовала высокой квалификации — особенно для космоса, ведь космические ракеты, в отличие от боевых, не перевозились готовыми по железной дороге, а собирались здесь же, после чего надо было проверить работу аппаратуры, заправить ракету топливом и окислителем. Самая незначительная ошибка могла привести к тому, что ракета отклонится от курса и полетит вовсе не по той траектории, которая задана. Или упадет сразу после старта. Или взорвется прямо на стартовом столе.

А вот узники другого сорта тут были. Немецкие конструкторы и инженеры из ракетной программы Еврорейха — сам фон Браун успел сбежать к американцам, но в отличие от иной версии истории, один и налегке, а вся его испытательная и производственная база, сотрудники и документация достались СССР. И до пятидесятого года немцы были на правах заключенных "шарашки", отрабатывая свою вину — создание "чудо-оружия" для Гитлера. В этой истории "фау" не успели упасть на Лондон — но первая советская ракета Р-1 была почти копией Фау-2. Ее развитием была Р-2, первая серийная, вставшая на вооружение "особых инженерных бригад РГК" — ее поздние версии уже имели отделяемую боеголовку и несущие топливные баки, что позволило существенно повысить точность и дальность, однако ее полезная нагрузка еще не позволяла нести атомный заряд, это было достигнуто на следующем изделии, попавшем в серию — Р-5, для своего времени, очень удачной. В пятидесятом немцев перевели в статус вольнонаемных и вручили паспорта ГДР, за исключением отдельных геноссе, пожелавших принять советское гражданство. И с этого года советско-германская кооперация в ракетно-космической программе вышла на новый уровень — из Германии поступали некоторые приборы и узлы. А с прошлого года в Проект вошла и Народная Италия — но в гораздо меньшей доле, поскольку итальянская наука и промышленность сильно уступали немецким.

Первые ракеты взлетали в космос уже в сорок восьмом. Именуемые "геофизическими", они запускались еще не на орбиту, ну уже на высоту в сто и более километров, за пределы стратосферы. Они несли научную аппаратуру — чтобы узнать, будет ли устойчиво работать связь из-за пределов ионосферы? Насколько опасны космическая радиация и невесомость для живых организмов (сначала, белых мышей и морских свинок — после уже и собак)? Также, решались архиважнейшие задачи — по отработке двигателей, системы управления, теплозащите, по проверке новых технологий, конструкционных материалов. Не все запуски проходили успешно — но аварии случались гораздо реже, чем у американцев. Что обнадеживало — и позволяло, опять же в отличие от иной истории, не увлекаться спешкой в ущерб научной ценности.

В иной истории первый Спутник был запущен 4 октября 1957 года в самой минимальной конфигурации — чтобы "застолбить" советский приоритет. Здесь же было известно, что в США никак не смогут отправить что-то на орбиту еще минимум год. И потому, Спутник был больше схож с тем, который там был вторым — вес его составлял пятьсот десять килограмм. Ракета-носитель, созданная специально для него, уже была испытана — в варианте баллистической ракеты дальнего действия, весной этого года успешно поразила цель в районе Шантарских островов, что в Охотском море. Правда, военная ценность "семерки" сильно снижалась из-за необходимости длительной предстартовой подготовки (более суток) — и было даже предложение сделать боковые ступени твердотопливными, что было гораздо дешевле и надежнее. В отличие от иной реальности, где в СССР ракеты на твердом топливе (вопреки убеждениям публики, вовсе не порох, а продукт на основе асфальтовой смеси) встали на боевое дежурство лишь в начале семидесятых (прим.авт. — причины были чисто субъективными: советское руководство недооценивало ракеты на твердом топливе, имеющие меньшую удельную тягу в сравнении с жидкостными, зато более простые, дешевые, и постоянно готовые к старту), здесь этому направлению, перспективному именно для боевых ракет, уделялось достойное внимание. Но детальная проработка этой версии показала низкую надежность именно для "семерки" — твердотопливные двигатели не поддавались управлению и регулировке, и могли иметь разброс тяги в несколько процентов, что для "пакетной" компоновки означало бы катастрофу: ракету закрутило бы на траектории. Потому, и в боковых "морковках" и в центральной ступени стояли проверенные жидкостные движки (чуть более совершенные чем в иной реальности — по типу РД-111, открытая схема с большим давлением в камере сгорания); приходилось мириться с их одноразовостью при высокой цене. Главный Конструктор вспоминал озвученную на совещании в Москве идею, сбрасывать космические ракеты с самолета, на высоте в десять километров — что позволяло в перспективе обойтись вовсе без первой ступени. Но это дела будущего — а у нас пуск сейчас!

ЦУП в бетонном бункере — шириной и высотой как станция метро, длиной лишь вполовину меньше, конструкция способна выдержать падение аварийной ракеты, и даже близкий атомный взрыв. Операторы смотрят на изображения с телекамер, экраны осциллографов, стрелки приборов — гораздо позже там появится экран во всю стену, как в кинотеатре, с видом на стартовую позицию и цифрами в углу. Но все одеты как на праздник — мужчины в парадной форме или в костюмах с галстуками, женщины в выходных платьях. И сам Главный — в парадном мундире с погонами генерал-майора. Особняком — группа товарищей из Москвы. Не только проверяющие — но и те, кто, как приказал сам Вождь, "должны это видеть и запечатлеть для истории".

С киноаппаратом — Владислав Владиславович Микоша, легенда советской кинодокументалистики. Снимал эпопею челюскинцев, перелеты Чкалова и Громова, осажденный Севастополь, капитуляции Еврорейха и Японии. В сорок пятом ходил в десант с самим Смоленцевым, когда брали японского "чумного доктора" генерала Исию. Затем был в экипаже бомбардировщика во время "Цусимы наоборот", когда японский флот был полностью уничтожен нашей авиацией у берегов Кореи (прим.авт. — см. Восточный фронт и Красный тайфун). Теперь же, с разрешением подписанным "И.Ст.", снимает в этом засекреченном городе все, что покажется интересным. Хотя надо полагать, для показа широкой публике из отснятого еще отберут, что можно открыть сегодня, а что нельзя.

Рядом с ним — Иван Антонович Ефремов. Романом которого сейчас зачитывается весь Советский Союз — "и пусть Первый мечтатель СССР своими глазами увидит наш первый шаг к звездам". А ведь эти слова скоро станут известны — как сам Вождь товарища Ефремова назвал Первым среди писателей-фантастов? Хотя на космическую тему и другие пишут — вот у Мартынова уже два романа есть, "220 дней на звездолете" и буквально месяц назад вышел "Сестра Земли". Написано хорошо, добротно — но все же так за душу не берет, как "Андромеда". Потому что "ближний прицел" (прим.авт. — "фантастика ближнего прицела", направление в советской фантастике в 50е. Суть ясна из названия), про полеты на Марс и Венеру написано увлекательно, ну а здесь на Земле все то же что и сейчас. Так ведь и так ясно — вот по аналогии с авиацией, сколько лет прошло от полета братьев Райт, едва полвека, а уже реактивные летают. И если у нас сегодня взлетит в космос первый аппарат — то в году двухтысячном наверное уже и полетами на Марс никого будет не удивить?

Павел Владимирович Клушанцев. Оператор и режиссер "Лентехфильма". Однако тоже имеет разрешение с той же подписью Вождя. По разговорам, госзаказ на фильм по "Туманности Андромеды", дело абсолютно решенное — и Клушанцев уже включен в будущий творческий коллектив, "есть мнэниэ" с которым не спорят! Что ж — кто мы такие, чтобы оспаривать приказ?

Ну и еще кто-то — от "Правды", "Известий". И конечно, контролирующие московские товарищи, куда без них?

-Минутная готовность!

В бункере сразу установилась полная тишина. Хотя эта команда значила всего лишь, что до поворота ключа на старт осталась минута.

-Ключ на старт!

Главный Конструктор отдал приказ — и сам, лично повернул ключ. Запускающий процесс подготовки к старту в автоматическом режиме.

-Протяжка один!

Включились самописцы, чертящие графики телеметрии с ракеты на бумажных лентах. После эту функцию возьмет на себя электроника — да и сейчас, магнитофоны наличествовали и не бездействовали! — но никто не решился отказаться от старой доброй системы регистрации, результат которой можно прочесть без всякой аппаратуры, и в папку подшить.

-Продувка!

В топливопроводы двигателей ракеты пошел азот, вытесняя пары топлива, окислителя — все что могло там оказаться и внести диссонанс в рассчитанный процесс.

-Протяжка два!

Аналогично первой — но телеметрия со стартового комплекса.

-Ключ на дренаж!

Закрываются дренажные клапаны, через которые до того жидкий кислород испарялся в атмосферу, с белыми клубами у дюз. Также, прекращение подкачки кислорода в баки — для компенсации этих потерь.

-Земля-борт!

Отходит кабель-заправочная мачта. Ракета полностью переходит на автономное питание.

-Пуск!

Топливо и окислитель идут в камеры сгорания. Внешне никак не видно, ни на телеэкранах, ни в перископ (как на подводной лодке), в который смотрел сейчас сам Главный. Но операторы доложили показания индикаторов — все в норме!

-Зажигание! Предварительная!

Из дюз вырвалось пламя. Если бы кто-то оказался наверху и рядом с ракетой, то услышал бы что-то подобное шуму водопада. Но ракета еще не трогалась с места: "предварительная" означала лишь малую тягу, должную показать, что двигатели работают правильно.

-Промежуточная! Главная! Подъем!

-Есть отрыв!

Датчики показали исчезновение весовой нагрузки на стартовый стол. Под тяжестью противовесов, раскрылись и отвалились в стороны поддерживающие опоры. И тридцатиметровая башня ракеты пошла ввысь, сначала медленно, затем все быстрее!

-Десять секунд — полет нормальный.

-Двадцать секунд — полет нормальный.

-Тридцать секунд...

Главный Конструктор молчал. У американцев взрывы в большинстве были уже после старта. Самая вероятная и частая причина — пульсации давления в камерах сгорания, вызывающие автоколебания в трубопроводах, да просто в корпусе, в несущих конструкциях ракеты. Дальше, лопнувшая трубка, шланг или клапан, или короткое замыкание — и обеспечен отказ управления или грандиозный фейерверк. У нас эта проблема была осознана с самого начала, с ней успешно боролись — как особыми мерами уменьшая сами пульсации, так и амортизируя важные узлы. Но все же — даже на костях иногда выпадают две шестерки.

-Есть отделение блоков первой ступени!

-Первая ступень отделилась!

-Вторая — в штатном режиме.

То есть, боковые блоки, выработав топливо, отделились и падают в пустыню. Работает центральный двигатель, он же вторая ступень. Вероятность аварии осталась — но уменьшилась в разы! Ну еще минута!

-Объект на орбите! Телеметрия устойчивая.

-Есть сигнал! "Оркестр" играет!

Тот Спутник передавал лишь сигнал "бип-бип", который однако, помимо пропагандистской нагрузки нес еще и исследовательскую — телеграфный режим на УКВ могли принимать даже любительские приемники, и информация о слышимости была полезна для изучения свойств ионосферы (мешающей прохождению радиоволн в других диапазонах). Здесь же (воспользовавшись уже упомянутым повышением полезной нагрузки, и более совершенными источниками питания) было решено пропагандистский эффект усилить и углубить. И Спутник должен был не пищать, а петь — однотонный сигнал был оставлен лишь как аварийный, если не сработает основная аппаратура, передающая на землю записанную мелодию.