Эти бессмертные

— Людвиг, ты спишь? — донесся до создания Людвига голос лорда.

Людвиг встрепенулся и смущенно произнес:

— Не смею молить о прощении моего повелителя. Я задумался.

— Задумался — это правильно. Что скажешь, Людвиг, леди Нония достойна избежать зачистки или нет?

— Не смею молить о прощении... — начал Людвиг, но лорд Хортон его перебил:

— Не спи, Людвиг! Не теряй бдительности и сосредоточенности, в ближайшие дни эти чувства пригодятся тебе как никогда. Задумывайся лишь о том, что важно в данный момент, а досужие мысли оставляй на будущее. Впредь не разочаровывай меня, Людвиг, я не хочу тебя наказывать. Флетчер, повтори все, касающееся леди Нонии.

Людвиг сосредоточился и стал слушать. Ему было немного стыдно.

9

Совещание затянулось. Когда Людвиг и Флетчер покинули кабинет графа, день клонился к вечеру. Хортон откинулся на спинку кресла и глубоко вздохнул. Тяжелый выдался день, а что еще ждет впереди...

Проводить зачистку всегда тяжело, а когда к этому нет никаких оснований, тяжело вдвойне. Если подходить к вопросу чисто формально, Хортон преступил закон, приказав Флетчеру начать реализацию плана полной зачистки. Нельзя убивать людей без веских причин, а желание избежать заслуженной кары за другое нарушение обычаев никак нельзя назвать веской причиной. И не важно, что ты не пытаешься спастись сам, а выводишь из-под удара судьбы возлюбленного эфеба, ставшего для тебя ближе родного сына, это совершенно не важно.

С другой стороны, Людвиг не виноват, что его господин увлекся неведомой магией и переоценил свои силы. Людвиг никогда не стремился превзойти силой своего сюзерена, не пытался взобраться по пирамиде бытия выше, чем предначертано наследственностью и судьбой. Когда было необходимо, Людвиг спрямлял изгибы на пути своей судьбы, но он не пытался повернуть этот путь совсем в другую сторону, перешагнуть через край дороги и ступить на девственную неизведанную землю. А вот Хортон попытался, и, похоже, неудачно.

Начиная работать с книгой Эльдара, Хортон прикинул, сколько попыток призвания демонов он сможет гарантированно сделать до того, как сведения о неведомой магии, творимой в Муралийском Остроге, достигнут ушей герцога Хина. Получилось три попытки. Хортон решил, что этого хватит, что можно рискнуть, и, похоже, зря решил. Пока еще непонятно, что в конце концов получится из третьего демона, но это будет явно не то, чего ожидал Хортон. А значит, пора готовить пути отхода, не для себя, это уже невозможно, но хотя бы для тех, кто дорог и любим. Как это ни печально.

В мире, откуда пришел демон, все не так. Там есть специальное слово "прогресс", означающее, что сотни тысяч магов (но при этом отнюдь не воителей) беспрерывно изучают ту ненормальную, вывернутую наизнанку магию, которой пропитан тот мир. И когда кто-то открывает неизвестный ранее закон мироздания, его не подвергают преследованиям, а, наоборот, окружают почетом.

Понятно, отчего так происходит. Не оттого, что на родине демона люди смертны, это тоже важно, но здесь это не главное. Главное — что на родине демона сила армии измеряется не силой предводителя, а количеством бойцов. В это трудно поверить, но если заставить себя принять как данность, что сто холопов технически способны лишить жизни своего повелителя...

Нет, в это невозможно поверить. Вся история вселенной — путь от одного великого воителя к другому. Лео победил Уриэля, Узио победил Лео, Родерик победил Узио... Старого герцога сменяет новый, еще более великий, и в этом, и только в этом и есть прогресс. От начала времен на Гусином Пике сменилось ровно сто герцогов, сейчас правит сто первый, какое-то время Хортон наивно полагал, что может стать сто вторым... Впрочем, почему наивно? Если знать лишь то, что он знал тогда, шансы представлялись вполне реальными. Он же не знал, что призвать нужного демона намного труднее, чем написано в книге Эльдара.

Хортон встал из-за стола, накинул плащ и вышел из кабинета. Надо размять ноги, проветриться и дать глазам отдохнуть. Возможно, дать волю гневу, если найдется повод.

Не успел Хортон сделать и десяток шагов, как из-за поворота коридора на него выскочила Бригитта. Увидев Хортона, она охнула и схватилась за сердце. Хортон поморщился — эмоциональная неуравновешенность этой девушки всегда была самым большим ее недостатком, как бы не пришлось пожалеть о выборе основательницы новой линии... Впрочем, в роли нейтральной матери она точно сгодится.

— Мой повелитель, — Бригитта рухнула на колени, — я пришла умолять об отмщении.

Хортон довольно усмехнулся. Вот и повод для гнева, и ходить никуда не нужно. Как говорится, у умной лягушки все губы в комарах.

— Кто обидел тебя? — спросил Хортон, ласково положив руку на затылок девушки.

Бригитта задрала голову и ее взгляд встретился с взглядом Хортона.

— Демон, — резко выдохнула она.

— Демон? — удивился Хортон. — Расскажи, как все произошло.

Рассказ Бригитты не занял много времени. И чем больше она говорила, тем сильнее в душе Хортона поднимал голову змей гнева. Но не на демона, нет, в отношении демона Хортон даже чувствовал нечто похожее на восхищение, это ж надо было так ловко спровоцировать эту дурочку, да так, что самого упрекнуть вообще не в чем! А вот Бригитта... Возможно, Хортон поторопился, назначив ее матерью незачатого, возможно, кандидатуру все-таки стоит пересмотреть. Хотя, кого тут можно взять вместо нее? Остальные женщины еще глупее, она хотя бы философией занимается...

Тем временем рассказ подошел к концу, Бригитта глядела на повелителя влажными глазами и ждала решения. И решение не заставило себя ждать.

— Я кое-что не понял, Бригитта, — сказал Хортон. — Как именно он тебя оскорбил?

— Ну как же! — воскликнула Бригитта. — Он назвал меня жабой!

Хортон улыбнулся.

— Минуту назад ты говорила совсем другое, — сказал он. — Ты говорила, что демон сравнил твое положение в моем замке с положением самой большой и красивой лягушки во всем болоте. Правильно?

— Он не говорил, что я красивая, — надула губки Бригитта.

Хортон расхохотался, весь его гнев улетучился в мгновение ока. Эта девочка такая очаровательно глупенькая!

— Не злись на него, — сказал Хортон. — И не избегай его. Напротив, беседуй с ним чаще, это поможет тебе лучше понимать людей. Или хотя бы пытаться понимать людей.

— Да, повелитель, — склонила голову Бригитта. — Я последую вашему повелению. Однако если бы мне было позволено иметь свое мнение, я бы сказала, что боюсь этого демона.

— Не бойся, — сказал Хортон. — Пока я жив и силен, я не дам тебя в обиду ни демону, ни кому бы то ни было еще. Не бойся его, он не причинит тебе зла.

— Я боюсь его слов, — сказала Бригитта. — Когда он говорил со мной, я вдруг почувствовала себя такой глупой, такой ничтожной...

Хортон задумался. А ведь действительно... Он тоже ощущал нечто подобное, беседуя с демоном, едва заметное чувство, он даже не смог самостоятельно облечь его в слова, но оно точно было. Это беспрекословное подчинение, за которым угадывается неуловимый сарказм, ты вглядываешься в душу раба чуть внимательнее и понимаешь, что никакого сарказма на самом деле нет, но призрак сарказма... Да, призрак сарказма, лучше и не скажешь.

— Не беспокойся, — сказал Хортон. — Он не сделает тебе ничего плохого, я обещаю. А теперь иди, занимайся своими делами. Сейчас я прогуляюсь в одиночестве, а когда наступит ночь, я приду к тебе, жди.

— Конечно, мой повелитель! — воскликнула Бригитта. — Я буду ожидать вас с нетерпением!

Она уже ничего не боялась, она забыла о том, как напугал ее демон. Потому что рядом с ней повелитель, он спасет и защитит от всего, что только можно вообразить, от любой опасности и от любой беды. Если бы это было так на самом деле...

Хортон направился к выходу из замка, его шаги гулко отдавались в тесном коридоре. Надо прогуляться, он слишком засиделся за бумагами и разговорами. И еще надо срочно обновить заклинание здоровья, а то может не хватить времени, зачистка начнется совсем скоро.

10

Павел сидел на сухой и относительно чистой траве. Внизу, метрах в полутора от его ног, тек ручей, а вернее, даже не ручей, а водяная струйка, соединяющая цепочку пересыхающих луж и впадающая в болотце. Когда-то давно, тысячелетия назад, здесь протекала нормальная речка, но потом всю воду разобрали оросительные каналы, на склонах и террасах речной долины появились огороды и все, что осталось от реки — жалкий ручеек. Ивернес говорил, что это место — последний клочок дикой природы на день пути вокруг. Павел ему верил.

Этот мир жутко, чудовищно перенаселен. Каждый клочок плодородной земли или распахан, или засеян, или ждет своей очереди. Здесь давно не осталось ни лесов, ни лугов, весь Муралийский Острог — сплошные поля и огороды. Здесь нет географии, куда ни пойди, всюду одно и то же — ровные квадраты холопских участков, разделенные где тропинками, а где узкими канавками, по которым течет вода. В центре каждого участка стоит маленький глинобитный домик, больше похожий на сарай, где-то в углу участка растет рощица из десятка деревьев, а все остальное пространство занято грядками и плодовыми кустами. Весь мир похож на гигантский дачный поселок, можно выбрать любое направление и идти вперед, пока не устанут ноги, и со всех сторон тебя будет окружать одно и то же, и только лишь холмы и овраги, отмечающие русла рек прошлого, вносят в пейзаж небольшое разнообразие.

Здесь нет диких зверей, кроме мышей и крыс, здесь нет птиц, кроме кур, воробьев и голубей, здесь вообще нет дикой природы. Говорят, если очень далеко идти на восток, плодородные земли заканчиваются и начинается засушливая степь, а до того места все пространство занято огородами. А в центре каждого огорода — убогая лачуга, в которой очередная холопская семья влачит жалкое существование десятки и сотни лет подряд, и единственная надежда на лучшее — перерождение.

В этом мире верят в реинкарнацию. Здесь принято считать, что после смерти душа умершего вселяется в новое, только что зачатое, тело. Достойный холоп в новой жизни становится воителем, а недостойный воитель — холопом. Все как у буддистов, разница только в одном — перерождения приходится ждать намного дольше. Раньше Павла удивляло, до какой степени надо устать от жизни, чтобы считать нирвану лучшим выходом из круговорота бытия, теперь это его больше не удивляло. Если ты двести лет подряд живешь в одной и той же хижине с одной и той же женой, если твои дети выросли так давно, что ты уже не помнишь, как их звали, если каждый следующий день твоей жизни ничем не отличаются от предыдущего, рано или поздно придет время, и ты захочешь положить конец своему существованию. Если только сохранишь к этому моменту способность размышлять об отвлеченных материях. А сохранить эту способность непросто, когда каждый день проходит в одних и тех же огородных трудах, когда все соседи знакомы настолько хорошо, что с ними уже не о чем разговаривать, когда твоя жизнь так же стабильна и неизменна, как жизнь дождевого червя в грядке, которую ты пропалываешь каждый четвертый день. Дождевой червь не умеет размышлять о вечном, он вообще не умеет размышлять, ему это не нужно, а если вдуматься, зачем это нужно тебе? Одинокий человек, попавший на необитаемый остров, теряет разум за считанные годы, здешние холопы не одиноки, но у них и времени больше.

Сзади послышался неясный шум. Павел обернулся и увидел, как по склону оврага осторожно спускается Бригитта, та самая наложница Хортона, что пыталась так забавно построить Павла и Ивернеса, а в результате построилась сама, потому что дура. Но, надо признать, красивая дура, грудь и задница на месте, талия в меру тонкая, да и на лицо недурна. И походка очень грациозная, как у гимнастки, не будь она наложницей графа, Павел ей бы вдул. Но наложницу повелителя трогать нельзя, тем более, если она объявлена матерью незачатого.

Павел поморщился и плюнул в ручей. Сбылась, блин, мечта фашистов, евгеника в чистом виде. Как у собаководов — родословная, выбраковка, породы... Впрочем, это неудивительно, это в земном средневековье каждый ребенок был божьим благословением, надеждой на счастливую старость и инвестицией в будущее. Здесь каждый ребенок прежде всего поедатель пищи и заниматель места, а пищи и места на всех не хватает. Каждое рождение санкционируется воителем, и не дай бог какой-нибудь женщине залететь без разрешения — казнят немедленно. И того, от кого она залетела, тоже казнят, причем смерть его будет нелегкой, чтобы другим неповадно было. Местные мужики вообще боятся пользовать женщин, как установлено от природы, предпочитают извращения, чтобы уж точно никого не зачать. Голубых и розовых здесь даже больше, чем нормальных, прямо Содом и Гоморра в одном флаконе. Посмотришь на человека, вроде нормальный, вот Людвиг, например, а Хортон его, говорят, чуть ли не каждую ночь пялит, любовь у них, видите ли. Тьфу! И Бригитта эта...

Бригитта тем временем преодолела спуск, подошла к Павлу и села рядом. Павел вдруг почувствовал необъяснимую злость.

— Привет, наложница, — сказал он. — Ты не знаешь, когда повелитель меня накажет?

Бригитта посмотрела на Павла незамутненным взглядом и ответила:

— Не знаю. А за что он тебя накажет?

"Уже забыла, дура", подумал Павел, а вслух сказал:

— Помнишь, ты угрожала, что пожалуешься Хортону?

Бригитта нахмурилась и заметила:

— Надо говорить "лорд Хортон" или "мой повелитель" или "его сиятельство". Так, как ты говоришь, непочтительно.

— Прости, — сказал Павел. — Я тут человек новый, в местных правилах вежливости еще не разобрался.

— Ты не человек, ты демон, — уточнила Бригитта. — Но ты прав, ты действительно не можешь понять все правила вежливости. Это потому, что ты глуп.

— Точно, — кивнул Павел. — Очень глуп. Но не всем быть такими умными, как повелитель. Или как ты.

— Я тоже не очень умная, — вздохнула Бригитта. — Повелитель из-за этого даже не хотел меня воспитывать как мать незачатого, но потом все-таки решил рискнуть. Он недавно сказал, я должна больше общаться с тобой. Он говорит, это поможет мне понимать людей и стать умнее. Не понимаю, почему, но повелителю виднее, он мудр.

— О да, — согласился Павел. — Повелитель мудр. Хотел бы я быть таким же мудрым.

— А тебе-то зачем? — удивилась Бригитта. — Ты же не воитель, ты раб, а рабу мудрость не нужна, от нее только хуже становится. Самое главное — никогда нельзя думать, что все могло быть иначе. Молодые рабы часто воображают себе всякую ерунду, типа, а если бы я был воителем, а если бы я нашел в помойной яме древнюю книгу с тайными заклинаниями... Это очень вредно.

— Почему?

— Ну как же! В мыслях у тебя будет одно, а в реальности — другое. Если много смотреть в ложную реальность, начнешь путать, где правда, а где ложь, начнет мерещиться, что на самом деле ты не раб, а бес или демон...

— Но я и есть демон, — заметил Павел. — Значит, мне можно мечтать о несбыточном?

Бригитта отрицательно покачала головой и сказала: