Волчица и пряности. Том 22

Как бы ни был уверен Лоуренс в догадке, проверить её можно было только после восхода солнца. Он так и сказал Хоро, но она оказалась куда нетерпеливей его и не позволила ему вздремнуть. Лоуренс попробовал что-то возразить, но она, сняв одежду, обратилась волчицей, легла животом на землю и уставилась на него.

Если бы он не полез ей на спину, она могла так и пролежать на земле до утра или просто схватить зубами и утащить.

— Будьте осторожны, — тревожно произнесла Эльза, деловито собирая снятую Хоро одежду, будто выполняя рутинную обязанность.

— Ты, напиши письмо насчёт продажи этой горы и жди, — сказала Эльзе Хоро и побежала прочь, не дожидаясь, пока Лоуренс окончательно устроится на её спине.

Свист ветра резал уши сильнее, чем в прошлый раз. Толчки, с которыми её лапы отталкивали землю, безошибочно отражали заинтересованность Хоро. Из-под шерсти, зажатой в руках Лоуренса, струился жар её тела. Она мчалась во всю мочь за всех тех, кого поглотило время.

Хоро отчаянно записывала в свои дневники каждодневные события, память о которых ускользала от неё. Может быть, над этим можно было посмеяться как над ничего не значащей царапиной.

Но Лоуренс и Хоро зашли очень далеко, поклявшись дорожить подобными вещами. И потому Лоуренс не жаловался на то, что Хоро прыжками мчалась по лесу, еле минуя деревья, перепрыгивала скалы, а в крутых местах отталкивалась задними лапами и цеплялась когтями передних лап за склон, словно забыв о том, что у неё есть кто-то на спине.

Тания обнаружилась рядом с диском. Это была первая безоблачная ночь за долгое время, и, похоже, она воспользовалась лунным светом для работы, пока её не сморил сон, пока она не заснула прямо на диске, не выпуская долото и зубило из рук. Сейчас же проснувшись, Тания скользнула взглядом по готовой скрыться за горизонтом луне, а потом, повернувшись, заметила Хоро, от всего тела которой поднимался пар.

Лоуренс соскользнул со спины Хоро и спросил растерявшуюся, смутившуюся белку:

— Ангел появился с этой стороны врат?

Он показал на изображение воплощения кошки, украшенное Танией цветочным узором.

— Ве... верно, но...

Верно.

А потом, по словам алхимика, изображение этой девушки должно было воспрепятствовать появлению ангела. Одно лишь не так: не изображение должно что-то делать, оно само по себе уже является препятствием для ангела.

— И прежде чем было вырезано изображение девушки, поверхность была чрезвычайно тонко отполирована. Не так ли?

Глаза Тании округлились, её нос несколько раз дёрнулся. Кажется, она что-то почувствовала.

— Ве-верно, всё так. Это... Не может быть.

Зубило и долото, которые Тания не выпустила даже во сне, выпали из её маленьких лапок. Лоуренс воспринял это как должное, как листья, опадавшие с деревьев, которые Тания выращивала десятилетиями.

— Да, я разгадал тайну ангела.

После этих слов маленький чёрный носик Тании задрожал, и она встала. За её спиной постепенно светлело небо, оттеняя очертания горы.

— Госпожа Тания, мне надо встать у врат.

— Д-да.

Тания ухватилась за край диска и с усилием подняла его.

В лиловом свете раннего утра появилась девушка, которая улыбалась, не размыкая губ.

— Само по себе это не составляет особой тайны.

Тания, поддерживавшая диск в том же положении, что и на картине в соборе, дёрнула подбородком и устремила на Лоуренса неожиданно пристальный взгляд.

— О-однако многих удивило, когда хозяин позвал ангела.

— Конечно. Но это всё равно что увидеть в лесу белку и принять её за медведя.

— Э?..

Лоуренс, улыбнувшись, пояснил:

— Когда видят то, что видели раньше, но в гораздо большем размере, это принимают за чудо.

Лоуренс смотрел, как проявляется тень у его ног, как она темнеет, предвещая прекрасный восход солнца, которое вот-вот откроет сегодняшний день.

Тания щурилась на свет, девушка на диске улыбалась и смотрела вниз.

Силы, предвосхищавшие то, что произойдёт.

— Из-за воплощения кошки я сомневаюсь, что ангел явится полностью.

Солнце словно дожидалось слов Лоуренса. Оно перевалило на горизонте за горный хребет, откуда начинается огромная равнина, известная как пшеничная житница.

Поток солнечного света льётся на вогнутую сторону диска с такой силой, что, кажется, будто он шумит.

— А, а-а! - не могла сдержать себя Тания, глядя на происходящее своими круглыми глазами, открытыми настолько, насколько она могла.

Свет, вливаясь в вогнутую поверхность, отражался в соответствии с устройством этого мира. Заглубление поверхности было тщательно выверено и, хотя изображение девушки мешало, свет устремлялся от диска конусом и сходился в одну точку.

— Те очки, Хоро, — сказал Лоуренс, и она, наблюдавшая лёжа животом на земле, поднялась. — Вот потому-то я предупреждал госпожу Селим об осторожности, передавая ей очки.

Он повернулся к Хоро лицом.

— Не оставляй очки на бумаге. Они могут собрать свет и поджечь её.

Хоро приоткрыла свою полную клыков пасть и посмотрела на сиявший диск, который Тания, похоже, полировала каждый день.

Испускаемый им отражённый свет создавал ощущение врат в другой мир, освещая те деревья, до которых ещё не добрались солнечные лучи.

— Если стекло очков хорошенько не отполировать, они не смогут ни увеличить буквы, ни заменить кремень для розжига огня. Надо полагать, это углубление в диске сработает лишь тогда, когда оно сделано умело и точно. Вот зачем после использования диска на нём вырезали изображение девушки.

Так можно будет отразить свет, не вызвав огня. Если очки, помещающиеся на ладони, способны поджечь бумагу, то возможные последствия солнечного света, собранного таким большим диском, заставили Лоуренса нервно усмехнуться.

Вполне можно размягчить бронзу колокола и выплавить железо из руды.

— А-а... а-а... — расплакалась Тания и выпустила диск из лап.

Огромный железный диск, вибрируя, рухнул, едва не придавив Лоуренсу ногу, благо Хоро спасла его, оттащив в сторону за воротник. Тания, осыпаемая мерцающей в лучах солнца опавшей листвой, поднятой в воздух падением диска, рыдала, сжавшись в комочек на земле. Странные слёзы, последовавшие за успешным раскрытием тайны врат.

Но Лоуренс понял их значение.

При своей легкомысленности Тания, конечно же, знала, как коротка жизнь человека. Лоуренс был уверен, что она старалась не замечать этого. Старалась не думать, что алхимик больше не вернётся. Оставлять тайну неразгаданной, хранить воспоминания ушедшего времени и никогда не перерисовывать в новом цвете то, что было врезано в прошлое.

Теперь же эти чары развеяны.

На миг Лоуренс усомнился, должен ли он был разгадывать тайну врат. Тания могла бы и дальше обманывать себя, вечно жить памятью о былом. И если даже ей пришлось бы покинуть эту гору, она могла бы уйти с диском на спине куда-нибудь туда, где она смогла бы спокойно жить.

Тайна осталась бы тайной, прошлое бы не ушло, а осталось навсегда, жить во сне, обманывая себя, что алхимик вернётся.

Посреди этих дум Лоуренс ощутил удар носа Хоро в спину. Затем, прежде чем Лоуренс успел возмутиться, Хоро приблизилась к Тании и размашистым движением лизнула её в мордочку.

Со стороны могло показаться, что волчица решила попробовать добычу на вкус, но Тания подняла голову и вдруг обняла переднюю лапу волчицы. Хоро лизнула спину белки, легла на живот и подтянула Танию к своему меху.

— Мы живём долго, — произнесла она, глядя на плачущую Танию, а потом перевела взгляд на Лоуренса. — Нельзя вечно жить сном.

То, что ты сделал, не было ошибкой, вот, что означали слова Хоро.

Лоуренс решил поверить на слово.

Он смахнул листья с одежды и посмотрел на девушку, вырезанную на диске, лежавшем на земле. Она со своей счастливой улыбкой была похожа на ангела.

Во время рассказа Лоуренса о тайне диска Эльза, с опаской глянув на свои очки, поспешила отодвинуться от света свечи.

После того, как тайна ангела горы была разгадана, Тания, постепенно успокоившись, стала делиться воспоминаниями об алхимике, она говорила о нём так долго, как хотела. А потом пришла пора вернуться в собор.

Но на сей раз на спине Хоро, кроме Лоуренса, приехала и Тания.

При виде огромной белки Эльза широко раскрыла глаза, но, похоже, она была ко многому готова. И её предложение испечь желудёвый хлеб вызвало неподдельную радость Тании. Было забавно наблюдать, как сердится Хоро, которой не удалось это пресечь.

К полуночи, прежде чем хлеб был готов, к шее Хоро привязали два письма — от Эльзы с предложением купить гору и от Лоуренса к Хильде.

Эльза предлагала Хоро дождаться, пока испечётся хлеб, но та поспешила убежать.

С лапами Хоро можно было бежать днём и ночью хоть до самой Ньоххиры, которую она и Лоуренс оставили уже довольно давно.

Использование железного диска при добыче металлов могло оказаться весьма ценным для Хильде, компания которого разрабатывала много рудников, и вследствие этого он мог приобрести гору за высокую цену. Нельзя было исключать того, что Хильде подобный способ мог быть известен, но Тания поспешила развеять беспокойство Лоуренса на этот счёт.

Что бы ни случилось с этой горой, она всегда будет тут. Первый ученик, девушка-кошка, может как-нибудь вернуться с воспоминаниями о хозяине.

Хоро сказала Тании, что сделает всё, чтобы кролик выложил золото, даже если придётся использовать для этого клыки. И Лоуренс в письме к Хильде просил сообщить, если Хоро будет на него давить.

Вот со всем этим Хоро с письмами исчезла в ночной тьме.

Лоуренс проводил её, вздохнул и посмотрел в небо.

Их история, уже ставшая легендой, продолжалась.

— Господин Лоуренс, хлеб испечён! — крикнула Тания, которая помогала Эльзе в человеческой форме, и Лоуренс оторвал взгляд от неба.

Он обернулся, Тания, обладавшая намного более налитым телом, чем Хоро, махала ему рукой. Она показалась ему ослепительной.

— Чтобы показать твою любовь к жене, ты должен съесть весь хлеб.

Горький, твёрдый желудёвый хлеб.

Как история, оставшаяся во тьме для мира.

Надо будет приберечь её для Хоро, подумал Лоуренс и улыбнулся.

Волчица и круговерть долгов

Поздней ночью Лоуренс проснулся из-за того, что замёрз. Он натянул на себя одеяло и недовольно пошарил в кровати, где должно было быть кое-что большое, с шерстью совсем иного рода, чем та, из которой изготовили одеяло.

Более того, это кое-что было живым, в нём текла горячая кровь, а шерсть на нём была чистой и ухоженной, и если взять в объятия его владельца, ничего теплее в мире не найти. Владелец может поворчать во сне, но если не стукнуться случайно с ним головами, то можно будет вдвоём в обнимку спокойно проспать до самого утра хоть на зимнем морозе.

Но сколько Лоуренс не искал, ничего под одеялом не нашёл. Она пошла воды попить? Он открыл глаза и тогда, наконец, понял.

Хоро не было с ним уже три дня.

Лоуренс положил руку, которой шарил под одеялом, на грудь. Сквозь щели в деревянных ставнях проникал лунный свет, оставляя на потолке сияющие полосы, напоминавшие следы звериных когтей. Похоже, рассвет ещё далёк.

Он потёр лицо ладонями и слегка вздохнул.

Первая ночь, проведённая в одиночестве, прошла достаточно легко.

С тех пор, как они покинули купальню в Ньоххире, Хоро стала намного больше пить. Может, из-за более вольной жизни в поездке, может, потому что она не должна соответствовать званию мудрой волчицы, особенно после того, как дочь покинула купальню. Хоро любила изрядно выпить, и ему часто приходилось отводить или относить её домой, освобождать от одежды. Конечно, Лоуренсу нравилось заботиться о ней, и вполне возможно, что сама Хоро наполовину притворялась пьяной, чтобы насладиться его заботой, но всё же это было утомительно.

Поэтому в первую ночь Лоуренс вздохнул с облегчением, наслаждаясь тишиной и покоем после долгого перерыва.

Во вторую ночь он уже ощутил некоторую пустоту.

Ночевал Лоуренс в доме, принадлежавшем собору епископства Вуаран. Собором сейчас управляла Эльза, женщина-священник, она придерживалась традиционных обычаев и не засиживалась вечерами за выпивкой и болтовнёй. После простого ужина, дождавшись захода солнца, она возносила длинную молитву Господу и шла спать, чтобы не расходовать свечи зазря. Ещё одно — обязательно желала спокойной ночи.

Хоро была ей полной противоположностью, она не упускала возможности попировать и побольше выпить. Выдалась долгая поездка — надо выпить, чтобы отдохнуть, за день ничего особого не произошло — надо выпить, чтобы день запомнился, пришёл вечер — надо выпить, чтобы не терять время зря — и нечего гасить свечи.

Для Лоуренса было привычно прикидывать, что будет на завтрак, прежде чем опьянение свалит его с ног. А если ему выпадало лечь с Хоро пораньше, его не отпускало беспокойство, словно он чего-то не сделал. И теперь в одиночестве ему оставалось лишь попробовать пить самому, а после, удостоверившись, что одному пить невесело, сдаться и рано лечь спать.

На третий вечер с горы пришла Тания. Она была воплощением белки, сыгравшей важную роль в легенде об ангеле проклятой горы, собственности епископа Вуарана. Несколько дней назад Лоуренс раскрыл тайну проклятой горы и алхимика.

Все эти дни Тания с воодушевлением изучала, как использовать бывший железный рудник на горе, прозванную "проклятой", как организовать работы по рубке леса и пережигания его в уголь. Хоро не было, она три дня назад убежала, чтобы доставить её и Лоуренса письма старому другу, одному из распорядителей компании Дива, чтобы он купил гору. Если на горе возобновить работу рудника в прежнем режиме, гора снова оголится, и потому её сейчас продавали под добычу древесины и древесного угля.

Озеленившая за много лет лысую гору Тания горела желанием получить наибольшую прибыль при сохранении густой растительности.

Вот почему она с большой охотой объясняла Лоуренсу, какие деревья брать за основу, сколько лет им потребуется, чтобы вырасти до уровня, когда их будут хорошо покупать. Тания, имевшая довольно округлые формы в беличьем теле, в человеческом казалась нежной девушкой, чуть смахивавшей на белку, но при этом обладавшей упорством и преданностью делу. Кроме того, она видела героя в Лоуренсе, на которого произвела сильное впечатление как учитель.

Она сильно отличалась от Хоро, которая так и не запомнила виды монет, сколько бы он её не учил, при всём уме мудрой волчицы учение её лишь утомляло, и самым большим весельем для неё было болезненно поддеть Лоуренса. Миюри, кровь от крови Хоро, унаследовала эту черту, добавив ещё непоседливость сорванца, заставляя отца то и дело вздыхать. От уроков же Тании он был в восторге.

На третью ночь Лоуренс отправился спать намного позже Эльзы, засидевшись за вопросами, связанными с собственностью епископа, а когда, закончив дела, он вернулся в комнату, на него стали давить царившие в ней тишина и темнота. Этого чувства он не ощущал со времён, когда был странствующим торговцем. Примерно так же он в те времена чувствовал, когда, вдоволь повеселившись на каком-нибудь деревенском празднике, возвращался в пустую комнату на постоялом дворе.