Музыка души (Общий файл)

Взрасти, где жизни не бывает,

И расцвести, где света нет.

...Цветок я видел белоснежный

Среди унылых диких скал —

Его отвагу и надежду

Я славить в песнях обещал.

Я ныне клятву исполняю

И в каждом городе пою

О том цветке, что прорастает

В далеком сумрачном краю.

Во время проигрыша, я, как и многие люди в том зале, не смогла сдерживать свои чувства, и просто плакала. С опущенной головой я слушала его и не понимала, почему эта песня затронула меня намного сильнее, и почему она не вызывает во мне так полюбившихся мне образов. И когда зазвучали последние аккорды, зал еще долгое время приходил в семя, и никто не осмеливался первым нарушить тишину. Потом все же раздались первые робкие хлопки, и через мгновение уже весь зал стоял, рукоплеская талантливому певцу, который удалился из зала.

— Ну, вот, а ты все не хотела идти сюда, — заметила Кия мои слезы.

— Да, — устало улыбнулась я. — Но теперь я бы хотела пойти домой, — я поняла, что больше не могла здесь находиться. Совно только музыка и пение Эррика помогали мне и поддерживали. И как только бард прекратил играть, я сразу почувствовала себя здесь совершенно лишней.

— О, — разочарованно протянула моя приемная мама. — Я еще хотела часочек посидеть с друзьями.

Мне сразу стало стыдно за свое поведение, которым я не давала близким людям отдохнуть.

— Ты не будешь против, если я найду кого-нибудь, кто тебя отведет?

В другое время я бы отказалась, побоявшись идти с незнакомым человеком. Хотя в этом городе все друг друга знали, и любая оплошность со стороны жителя Борна была бы у всех на языке. А еще этот мир бы надежно защищен от любого проявления зла, поэтому здесь можно было, не боясь, гулять допоздна в самых темных переулках города и единственно, что могло бы с вами там произойти, это встреча с другим человеком, с которым вы просто обменялись бы приветствиями и разошлись по своим делам. Мне, как большей частью прожившей в опасном городе, это было чуждо. Я не могла привыкнуть к тому, что здесь все друг другу доверяли. В Борне запросто могли оставить двери открытыми, и никто бы не зашел взять чужого.

— Хорошо, — в этот раз сказала я.

Через некоторое время Кия, представив, подвела ко мне человека:

— Вот. Его зовут Люциан. Он любезно согласился проводить тебя до дома, — в голосе Кии слышалась радость оттого, что она нашла желающего покинуть праздник. Я тоже была удивлена тому, то кто-то добровольно решил пропустить самое веселье.

— Для меня будет честь помочь вам, — взяв меня под руку, произнес Люциан до боли знакомым, поэтому ненавидимым мною, голосом. Я знала, что означал его приход сюда, знала, что из этого последует, и смирилась. — Пора, — это простое слово, произнесенное им, было самым ненавистным словом.

— Спасибо вам, Кия и Гриз за все, — сдерживая слезы, пожала я теплые руки приемных родителей. — Прощайте.

— Ну, что ты девочка. Мы просто хотели поднять тебе настроение, — сказала Кия. Ни она, ни Гриз не заметили, что я прощалась с ними навсегда. — Иди домой и постарайся отдохнуть.

— Пойдем, — нетерпеливо произнес тот, кто назвался Люцианом. Схватив меня за руку, он потащил меня к выходу. Было чудом, когда я ни на кого не наткнулась. Выйдя на улицу и не сбавляя шага, мужчина заговорил:

— Ну, что, Валерия, ты готова к путешествию? — иронично спросил он.

— Разрешите мне хотя бы зайти домой, чтобы я могла взять вещи, — ни на что не надеясь попросила я.

— Хорошо.

В доме сборы не затянулись. Я уже заранее собрала вещи, понимая неотвратимость этого. Только Люциан не разрешил мне многое взять из того, что я приготовила: ни котелок, ни огнива, ни денег, ни фляги — то есть всего того, что помогло бы мне выжить. Хорошо, что теплые вещи он не отобрал и разрешил немного еды взять. Помимо вещей я положила в опустевшую после ревизии сумку подарки близких мне людей, оставив только на видном месте кольцо с браслетом. Чтобы помнили и не забывали. Хотя мне тяжело было решиться на это. Зато флейту я аккуратно пристроила на поясе. И последним штрихом была трость.

— Я готова, — сказала я, хотя сама этого не чувствовала. — Куда мне идти? — сдерживая отчаяние, поинтересовалась я.

— Куда хочешь, — хмыкнул тот, словно он свое дело уже сделал. — Пойдешь куда-нибудь в Ислет попробуй добраться. Мир тут, к сожалению, спокойный: из людей никто не нападет. Ну, — протянул он нарочно задумчиво, — только если животные. Единственная отрада этого мира только катаклизмы. Даже не интересно, — обидчиво произнес Люциан.

Когда я стояла на дороге, ведущей прочь от города, незнакомец подлил масла в огонь:

— Еще одно. Чуть не забыл, — картинно хлопнул он себя по лбу. — Одно не забывай никогда, Валерия, — его голос изменился, стал угрожающим, и я замерла от страха. — Я слежу за тобой. Всегда. Поэтому не возвращайся сюда, пока я не разрешу. Не останавливайся в городах или деревнях больше, чем на два дня, пока я не разрешу. Если ты, конечно, не хочешь, чтобы с жителями не случилось из-за тебя беды, — закончил он между делом. — А теперь, иди! Веселье начинается! — с хохотом исчез он.

Судорожно вздохнув, я сделала свои первые самостоятельные в этом мире шаги.

Страха не было. Чего мне было бояться, когда все, что могло уже случилось. Мне даже немного было смешно из-за нелепой ситуации, в которой я оказалась. Была ночь, а мне все равно. Мне даже стало любопытно, смогу ли я отличать самостоятельно время суток.

Идти по дороге было легко. Легче, чем я предполагала, если идти достаточно медленно и прощупывать дорогу, то свернуть в канаву будет непросто. Я могла определить, что иду не по дороге, по изменившемуся стуку трости. Если звук становился еле слышным, шуршащим, то это означало, что я идее по траве. Я была очень рада, что могу это. Если я сходила с пути, приходилось останавливаться. Такое путешествие было напряженным и утомительным, зато, что было хорошо, отвлекало от невеселых мыслей.

Не знаю, сколько времени прошло и сколько я уже прошла. Для меня было только важно то, что я устала. Было очень сложно следить и за временем, расстоянием и направлением. Просто я в какой-то момент решила больше не издеваться над собой и отдохнуть. Особенно я учла то, что уже было как минимум поздний вечер, если уже не ночь. Остановившись, я пошарила палкой справа и услышала только шелестение травы. Осторожно спустившись в канаву, где было сухо и мягко из-за густо проросшей высокой травы, я легла ногами в направлении дороги, а палку положила с так, чтобы завтра я смогла определить в какую сторону мне надо шагать, чтобы не попасть в Борн. Завернувшись в теплый плащ, я даже не достала еду из сумки — так сильно я устала. Зато уснуть мне никак не удавалась. Мысли, которые до сих пор сдерживались в узде, решили взять реванш, заполнив голову. Но сколько бы я ни думала и гадала, сколько бы предположений не строила, я так ничего и не могла понять в поведении и целях той странной личности. И вопросы так и остались без ответов.

Кто он? Человек ли? Чего он добивается? Что ему надо? И самый главный вопрос: почему я? Это не говоря о таки простых насущных вопросах, сводившихся в один: как выжить? Пришлось напрячь память и попытаться вспомнить, когда был последний катаклизм и когда ждать следующий. Но сделать это было настолько трудно, что я решила бросить это дело. Конечно, будь землетрясение единственной катастрофой, подсчитать бы дни для меня было бы несложно. Но оставались еще наводнения и ураганы, а когда они проходили последний раз, я просто не помнила — за этим раньше следили Гриз и Кия. Поэтому я просто обреченно махнула на все это рукой, твердо пообещав себе спросить об этом у первого встречного человека.

Снятся ли слепым сны? Не знаю. Мне не снились, пока не появился тот незнакомец, перевернувший всю мою жизнь с ног на голову. Хотя опять же сном это было трудно назвать. Кошмар точнее. Мне приснилось, что за мной гонится всадник на черной лошади, у которой горели красные глаза в провалах глазниц, а само животное было скелетом. На этом чудовище восседал всадник в черном развевающемся оборванном одеянии, а в капюшоне виднелись только зеленые мертвые глаза. В руках он держал косу, на острие которой отражался свет от его глаз. Он жутко хохотал, клацая зубами и всеми частями своего тела, звал замогильным голосом меня по имени. Я бежала от него словно безумная, оборачивая и спотыкаясь, увязая в осязаемой, пульсирующей, живой и непроницаемой тьме. Поэтому черный всадник быстро догнал меня и натянул поводья так, что скелет лошади встал на дыбы, грозя раздавить меня копытами. Капюшон упал на плечи, открывая моему взору желтый череп человека с устрашающим оскалом и остатками волос. Обычно от кошмаров легко просыпаются, но для меня пробуждение было не лучшим средством, так или иначе, но тьма осталась со мной. От кошмара отвлекли обычные по утрам звуки: пение птиц, успокаивающий шепот травы и листьев. Но страх остался, хоть и уступил на время.

Проснуться неизвестно где, было еще тем удовольствием. В первое мгновение я запаниковала, решив, что потерялась и никогда не смогу найти дорогу, с которой сошла. Но нащупав трость и мешок, я успокоилась. Тело затекло от неподвижного лежания на неровной земле, и замерзло из-за плаща, который был мокрым от утренней росы. Заставив себя съесть сухой обед, "запив" его капельками влаги с листьев, я осторожно поднялась и вышла на дорогу. Я не забыла похвалить себя за сообразительность и догадливость, и теперь я могла, не боясь, идти в нужную сторону.

Днем идти было намного лучше. Не надо было шарахаться от каждого шороха, замирать от незнакомых звуков, раздававшихся ночью слишком громко. Дневные звуки были привычны для человеческого уха и ближе человеку. Одно было плохо. Из-за солнца, которое пригревало, роса быстро высохла и воды, даже самую малость, достать было неоткуда. Можно было бы положиться на обострившееся обоняние, но оно было не настолько сильным, чтобы учуять воду, находящуюся вдалеке, а слух — не таким острым, чтобы услышать ее журчание. Поэтому воду я могла найти только, если бы наступила бы в лужу, только дождя не было целую неделю. А сходить с дороги я боялась, хотя понимала, что рано или поздно, чтобы выжить, мне придется что-то предпринимать. Так я шла и жалела, что эта дорога не такая оживленная, как городская улица. Нечего было и думать, чтобы в первый день своего моего вынужденного путешествия я кого-то встретила. И день длился бесконечно долго и мучительно. Хорошая дорога и прямой путь опять потянули меня на раздумья.

После долгих раздумий, припоминая свои чувства и недомолвки незнакомца, я пришла к выводу, что я встретилась с Люцианом первый раз до того, как мня нашел Гриз. Только я не могла вспомнить эту встречу. Лучше бы он не объявлялся. Жизнь до этого была такой спокойной, почти счастливой: я выходила из дома и работала, у меня был хорошие приемные родители, ко мне изредка забегал Эррикель в любом обличии. Конечно, я хотела, чтобы мы виделись почаще, чтобы играть вместе. Ведь только тогда я чувствовала себя полноценной. Даже дни наводнений, ураганов и землетрясений, всегда сопровождавшиеся ухудшением состояния, не могли поколебать моего счастья. Омрачало только одно, из-за чего счастье было неполным. Мне больше всего на свете хотелось видеть! Я представляла себе, как увижу Карелию, Гризвальда, Филча, Анкреона, Марля и, конечно же, Эррикеля. Мне так хотелось посмотреть, так уж мои воображаемые образы совпадают с реальностью.

Шла я достаточно долго, чтобы не только устать, но и проголодаться. И в довершении всего жутко хотелось пить. И тут судьба решила смилостивиться надо мной. Впереди я услышала журчанье и невольно ускорила шаг. Трость ударилась обо что-то деревянное, и я с изумлением поняла, что это мостик, переброшенный через ручей. Спуск к самой воде был с обеих сторон крутым, но больше ничего не оставалось. Я пожалела, что у меня не было с собой ничего, куда можно было набрать воды. Я уже вполне серьезно решила остаться здесь, когда услышала то, что заставило мое сердце взволнованно забиться. Стук копыт и скрип колес были еще едва слышными, но надежда поднялась во мне с новой силой. Собрав сумку, я быстро взобралась к мосту, где, вцепившись в перила, со страхом ждала.

Минут через пять рядом со мной остановилась телега. Я ясно слышала дыхание лошади, как она переступала в волнении с ноги на ногу, потряхивая головой.

— Уважаемый, — горло пересохло, словно я и не пила только что и голос в волнении сорвался.

— Охо-хо! Что же с тобой приключилось? Ты в таком виде, словно вывалялась в грязи у ручья, — не дал мне ничего добавить мужчина. — Да и выглядишь ты совсем измученной. Ты, наверно, в Борн, — вопросительно произнес он.

— Нет! — испуганно поспешила я его заверить. — Совсем нет, — сказала я спокойнее. — Мне надо в другую сторону... в... Ислет. Да, Ислет. Там живет моя родственница, — выпалила я, вспомнив единственный город, который знала помимо Борна.

— Ну, что ж, давай я тебе подвезу маленько, — предложил он сам. — Хоть и не до самого Ислета, но тебе не придется сбивать ноги. Садись, — похлопал он рядом с собой.

— Простите, — сконфуженно отозвалась я. — Дело в том, что я... слепая, — покраснела я, словно созналась в чем-то постыдном.

— Ох, — сочувственно произнес он. — Тогда тебе надо помочь, — извозчик спрыгнул с козел и подсадил меня. Затем занял свое место рядом со мной, тряхнул поводьями, и я с радостью поняла — мы поехали.

— Меня Своном кличут, — через некоторое время сказал возничий. Его голос гармонично сочетался с цокотом копыт по твердой земле, со скрипом колес и с фырканьем лошади. — Кузнец я. Повезло ж тебе. Я с праздника еду, что в Борне справлял. Ох, и повеселился ж я, прям страсть. Вовек не забуду. Да и товар весь свой распродал. А ты-то как здесь очутилась?

— Я Валерия, — немного скованно отозвалась я. — В Ислет иду, чтоб родственницу мою навестить, — соврала я, даже примерно не зная, где находится этот город.

— В Ислет, — задумчиво протянул кузнец. — Эх, далековато для тебя, — расстроено протянул он. — Сама не дойдешь. Может тебе повернуть, пока далеко от города-то не отошла? Повернешь в Борн, а родственница, мыслю, не будет в обиде. Поймет, коли не глупенькая.

Я лихорадочно придумывала такой, повод, который бы помог мне.

— Не могу я, — замерла я, боясь, что накликать беду. — Сестра моя заболела сильно, письмо прислала, что весну может не пережить. Не могу я не пойти, — перевела я дух.

— Да, — сочувственно вздохнул Свон. — Что ж, довезу докуда смогу, а там... глядишь, и пересажу в другую телегу.

Мое сердце, услышав это, радостно трепыхнулось. Будущее казалось мне радужным и светлым.

Дальше мы ехали уже в более умиротворенной атмосфере, где я снова оказалась слушателем, чему была очень рада. Только изредка я вставляла слова, чтобы показать, что слушаю. Одной из причин моего молчания было нежелание врать. Я и так поступила скверно, рассказав о несуществующей умирающей сестре. Мне еще повезло, что Свон поверил в этот рассказ. Видно, в этом мире нет ничего удивительного, что одинокая слепая девушка отправилась в путь, чтобы навестить родственников. Я могла бы поклясться, что моему рассказу поверили бы практически все. Только такие люди, как Анакреон или Судья в Борне заподозрили бы что-то неладное и не остановились на одном безобидном вопросе. Этот мир, не знавший либо забывший жестокость, поражал наличием безграничного доверия между незнакомыми людьми, искренних чувств, отсутствием лжи и зла. Я чувствовала себя испорченной и грязной для такого идеального мира. Даже катастрофы, которые волновали только меня, не портили Грейт. Грейтане, жители этого мира, словно не замечали, как стонала земля под ногами. Они, как ни в чем не бывало, продолжали работать, занимались своими делами на следующий день. Грейтане очень целеустремленный и трудолюбивый народ. Они терпеливо восстанавливали все, что было разрушено и испорчено ураганами, землетрясениями и наводнениями. Только после наводнения они дают себе день отдыха, когда земля подсыхает в лучах жаркого солнца.