В мае полыхнуло не где-нибудь на нефтеносном Ближнем Востоке и даже не на загадочном Дальнем, а в экваториальной Африке, откуда кроме мух цеце и вирусов тропической лихорадки нечего было экспортировать
Началось все с того, что одна африканская народность, названия которой майор не смог удержать в памяти, крепко обозлилась на своих соседей. История умалчивает, что же послужило тому причиной, но всего за одну ночь население десяти приграничных деревень — не то восемь, не то десять тысяч человек — было вырезано подчистую. И, вероятно, съедено, учитывая гастрономические пристрастия тех мест. Соседи в долгу не остались, и вскоре девственная саванна содрогнулось от раскатов артиллерийских залпов и лязга гусениц танков советского производства, которых у каждой стороны было по полтора десятка. Все же в основном боевые действия велись стрелковым оружием, а может — чем черт не шутит — и копьями.
Но вот что странно. На этот раз ООН сработала оперативно. Надо было оправдаться перед мировой общественностью за свою былую нерасторопность, за жалкое блеяние Генассамблеи о "необходимости поиска компромисса и мирного урегулирования конфликта", когда натовские сверхзвуковые "голуби мира" утюжили Дамаск и Тегеран. Ну и оправдались. На заседании Совбеза все были до безобразия единодушны. Даже Россия своим правом вето не воспользовалась.
Остальное было делом техники — военной техники. Почти мгновенно был сформирован "международный" миротворческий корпус под эгидой ООН. На восемьдесят процентов он состоял из американских военных, а на оставшиеся двадцать — из пехоты стран сателлитов из Восточной Европы, каждая из которых выделила по паре сотен человек.
Миротворцы высадились на Черном континенте и за неделю навели порядок, разделив враждующие стороны надежным кордоном — десятикилометровой "демилитаризованной" зоной выжженной земли. Первым же авианалетом армии сцепившихся стран были низведены до толп перепуганных аборигенов. Вторым — превращена в пыль вся их жиденькая инфраструктура: мосты, редкие заводы, правительственные учреждения, телецентры. Куда можно отбросить страны, и так находившиеся в каменном веке? Только из неолита в палеолит.
На этом боевые действия прекратились. Контингент не потерял ни одного человека.
Затем последовала демаркация границы, назначение двух послушных временных правительств во главе с лидерами оппозиции, проживавшими до того момента в США, да Гаагский трибунал для обоих бывших вождей-президентов.
Триумф. Публика в странах "золотого миллиарда" рукоплещет. Победные реляции звучат так громко, что можно подумать, будто эта "война" — последняя в истории, а дальше нас ждет царство всеобщей благодати с молочными реками и кисельными берегами.
Ах да, был у этой заварушки еще один результат, который многие оставили без внимания. На карте возникло новое независимое государство, территория которого по странном совпадению включала богатейшие в регионе месторождения урана и алмазов. Концессии на разработку ценного сырья достались известной горнодобывающей корпорации. Транснациональной, но с головным офисом в США.
Что ж, еще одно случайное совпадение.
Что это было? Рабочий момент в деле управления миром, трудовые будни "глобального жандарма"? Или отвод глаз? Обманное движение, чтоб настоящий противник, расположенный гораздо севернее, расслабился и решил, что ему ничего не угрожает?
Да, теперь майор склонялся ко второй версии. Вот только не противник мы им были, а жертва. Огромный, но старый и больной медведь, которого обложили в его берлоге. И ружья заряжены, и собаки готовы броситься всей сворой... А он все спит и не знает, что его шкуру уже успели поделить.
Но это было потом. А тогда, сразу за тревожной военной неделей наступило благостное затишье. Даже террористы присмирели, будто все дружно решили взять отпуск и насладиться последними летними деньками, потратить денежки, заработанные кровавым трудом. И никаких тебе резких заявлений, никаких дипломатических демаршей, никаких масштабных учений под носом у "вероятного противника". Тишь да гладь. Разве что на Украине опять шумели. Но к этому за двадцать лет можно было привыкнуть.
Это, что касается дел в мире. В стране... в стране все было тоже более-менее тихо. Да, в марте-апреле, после выборов, пошумели немножко на площадях. Вылезла из нор оппозиция, проснулись политэмигранты, правозащитники и прочий сброд. Вывели не так уж много — всего тысяч десять, взяли в кольцо несколько госучреждений. На большее, видать, у их кураторов из ЦРУ денег не нашлось.
В Москве какие-то демократические придурки протащили по Старому Арбату скелет в гробу под пение сталинского гимна. Потом они пытались торжественно похоронить его в Александровском саду, но милиция вмешалась. Другие оригиналы этой же ночью раскрасили Железного Феликса несмываемой краской в бордовый цвет, который, видимо, должен был символизировать кровь. Требования у этих крикунов на площадях были обычными — отставка правительства, Думы, Конституционного суда и президента до кучи. И, разумеется, повторные выборы. Ага, размечтались. Держите карман шире.
Майору не понравилось, как повел себя в этой ситуации сам гарант конституции. А повел он себя, как мог повести только гражданский, который к тому же бюрократ до мозга костей. Начал юлить, показал слабину. Попытался угодить и нашим, и вашим этот бывший губернатор, чинуша. В отличие от одного из предшественников, он в разведку не ходил даже в дружественной ГДР, а привык штаны в кресле протирать, челобитные в Москву писать и на машине с мигалкой рассекать.
В своем крае он, может, и был отличным хозяином: ездил по предприятиям, произносил вдохновенные речи, фотографировался с доярками и нефтяниками, но в Кремле ему было не место. Он и сам, похоже, удивился больше всех, когда его поставили преемником. Но, коли взялся за гуж...
К счастью, государственная машина, какой бы гнилой она ни была, справилась с заразой сама. Патриоты всей страны ликовали. Но Демьянов не обманывал себя. Он не верил, что режим исправился. Он не верил в это и семнадцать лет назад, во время "маленькой победоносной войны" с Грузией.
В самой власти патриотов не было, только прагматики. Их дети учились в Лондоне, сами они отдыхали в Швейцарии, там же имели счета. Какой на хрен патриотизм, когда единственная национальная идея — загрести побольше бабок? Все дело в том, что этой весной, как и в 2008 году, объективный ход вещей не оставил отечественному ворью другого выхода, кроме как бороться против наездов ворья заграничного. И в рамках этой борьбы от игры в либерализм пришлось отказаться.
Конечно, расстреливать никого не стали — не те времена. Просто разогнали несколько вонючих газетенок, которые и так никто кроме американских шпионов не читал. Заглушили заграничные "голоса" и прикрыли разные "Фонды защиты свободы от совести", защищавшие, по общему мнению, в основном террористов, извращенцев и изменников, выслали за кордон полсотни самых ретивых борцов за демократию. Да оно и справедливо. Хотели демократии, так получайте ее! Еще столько же упрятали за решетку, и было за что. У всех из них рыльце в пуху. Минюст отказал в регистрации нескольким карликовым партиям, которые и так никто не жаловал, кроме недовымерших интеллигентов и агентов мирового сионизма. Затем закрыли на сутки эту помойку — Сеть — и основательно ее подчистили, установив киберцензуру, как в дружественном Китае. Давно пора.
На Западе, ясное дело, первое время возмущались, но быстро умолкли. Поняли, что никому нет дела до их стенаний. Основная масса населения, в том числе и Демьянов, после этих событий вздохнула спокойно, уверенная, что беда прошла стороной. Лето обещало быть тихим и скучным.
Второй вопрос. Как это произошло?
На бумаге все гладко. Наши радиолокационные станции и спутники слежения должны засечь пуск ракеты на любом континенте и в любой точке мирового океана. После подтверждения информации Верховный главнокомандующий отдает приказ о нанесении ответно-встречного удара.
Приводится в действие система гражданской обороны. Времени на эвакуацию и рассредоточение уже нет. Население и организации оповещаются сигналом "Внимание всем!". Укрытия и убежища принимают людей. Затем, после обмена ударами, начинаются аварийно-спасательные работы. Уцелевшие опять-таки эвакуируются в сельскую местность. Все маршруты определены заранее, все роли расписаны до мелочей. В случае такого развития событий органы власти и армия получают самые широкие полномочия. Они могут привлекать гражданских лиц для различных работ, имеют право реквизировать любой гражданский транспорт от велосипеда до пассажирского лайнера и так далее.
Но это в теории.
А на практике... Майор догадывался, что на практике все могло быть несколько иначе. Он попытался представить себе самый страшный и одновременно самый реальный сценарий агрессии.
Президент и все высшее руководство страны погибает в первую минуту от воздействия сверхточного оружия вроде боевых блоков со спутника. А потом враг — Америка, назовем вещи своими именами — наносит синхронный удар с помощью обычных вооружений по заранее намеченным целям. Ядерное оружие супостатом не применяется. Межконтинентальные баллистические ракеты не нужны. Только несколько тактических боеголовок по самым укрепленным бункерам Минобороны. В Новосибирске такой один, да и его стратегическое значение сомнительно.
А дальше... Дальше начиналась операция "Бей лежачего". У американцев вполне хватает сил, чтобы раскатать в блин обезглавленные остатки армии и без применения ядерного оружия.
Все это очень похоже на правду. Но в этом "гуманном" сценарии никто не станет стирать город с лица земли. Да еще такой научно-технический центр, как Новосибирск.
Зачем сжигать атомной бомбой то, что вполне можно забрать себе? Ведь вполне хватает неядерных средств, чтобы с пятикратной гарантией хирургически поразить все опасные объекты.
Действительно, зачем? Есть только одно объяснение. Все-таки был ответный удар! Наш привет, нанесший им, там, за океаном, чувствительный урон. И только после этого состоялся американский удар номер два с применением всего, что могло нести на себе ядерные боеголовки. Со стиранием городов в пыль и массовым истреблением мирного населения. Уже не скальпель, а топор. Уже не продуманная операция с целью устранения противника, а слепая месть. Такой удар, после которого на радиоактивном пепелище не остается ничего живого. Именно он накрыл город через двадцать пять минут после исчезновения связи и электричества.
Перед атакой для нарушения коммуникаций использовался электромагнитный импульс, который янки успешно применяли против Ирана. Возможно, высотный взрыв. Или новые, не засвеченные разработки. Пентагон мог пустить в дело все, что имел в запасе. Ведь игра стоила свеч.
И, наконец, третий вопрос: Что же делать теперь?
Благодаря имуществу почившего в бозе ИЧП "Мухамедзянов" убежище располагало запасом провизии, достаточным для питания пяти тысяч человек в течение двадцати дней. Это значит, что они были обеспечены продуктами с огромным запасом. Уровень радиации при наземном взрыве уже через сутки уменьшается в сорок раз. Согласно инструкции, учитывая расстояние от эпицентра, людей можно было выводить на поверхность уже на третьи сутки. И вести своим ходом, стройными колоннами, к месту временного размещения. На бумаге очень гладко.
Но реальность совсем не такая радужная. Уже неделю они сидели здесь. Ни в каких инструкциях не говорилось, что солнце может взять и скрыться за серой пеленой, что в конце августа выпадет первый снег. Далеко они уйдут по такой погоде, в кромешной тьме?
В самом начале их заточения майор сделал одну очень правильную вещь. Он не поддался ложному оптимизму и распорядился о существенном ограничении пайков — в полтора раза против рекомендованных Минздравом норм. Не шестьсот грамм хлеба в день, а четыреста пятьдесят. Не две банки консервов, а одну. Наверно, Сергей что-то предчувствовал. Его решение вызвало недоумение даже среди бойцов-ракетчиков, за эти дни проникшихся к нему доверием. Хотя им-то как раз все продолжало выдаваться в полном объеме. Ведь они работали, а не полировали лавки штанами.
Гражданские тоже, мягко говоря, не были в восторге. Конечно, до голодного бунта не дошло, но недовольный ропот был. Все это добавилось к уже имевшимся проблемам. Например, с теми, кто хотел, невзирая на все предупреждения, покинуть убежище. Людей можно было понять. Сначала им сказали: "Пересидите тут пару часов". Потом "еще час". Потом "до вечера". Потом "до утра". Потом "пару дней". А теперь вот уже почти неделю вообще ничего не говорили. Некоторые из них очень настойчиво пытались выбраться наружу. Но их удалось утихомирить. Одних с помощью доводов разума, других, самых твердолобых, с помощью грубой силы. И только все успокоилось, как он снова взбудоражил всех своим решением.
Тогда никто не понял майора. Ведь по самым скромным прикидкам в убежище оказалось еды на три недели. И это только запасы склада, а ведь есть еще торговые киоски в подземном переходе, плюс централизованные заготовки, а также то, что частным порядком приносили с собой спасатели из каждой вылазки. Это не поощрялось, но и не запрещалось.
Теперь, когда с каждым днем становилось все холоднее, он понял, насколько правильным было его решение. Никто не скажет, сколько им еще тут придется пробыть. Все их шансы на спасение связаны с убежищем, наверху только смерть. Поэтому любые разговоры об эвакуации надо давить в зародыше. Вывести людей — убить их, быстро и верно. Так же верно, как наставить автомат и нажать на курок. С каждым днем температура падает на пару градусов. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять — где холод, там и голод. Единственный "урожай" этой осени — это то, что они смогут добыть из магазинов и складов.
Но даже здесь, внизу, время работало против них. Даже при драконовской экономии им хватит пищи только до конца сентября. Их слишком много. Все эти дни население убежища росло почти непрерывно. Двадцать третьего августа почти две тысячи человек не по своей воле оказались под его негостеприимным кровом. Счастливчики — сразу после атаки двери бункера замкнулись на целые сутки. Можно было стучать, орать, рвать на себе волосы и биться головой о железные ворота — не откроют. Опасность. Людей начали пускать только вечером двадцать четвертого. Тогда пришло еще около полутора тысяч — на своих ногах, покинув подвалы близлежащих домов, погреба и прочие укрытия. Это были в основном те немногие, кто, услышав сирену, всей семьей отправились в безопасное место, а не отмахнулись от нее как от комариного писка — типичная реакция людей, выросших в мирное время. Тогда же началась спасательная операция, на которую было мобилизовано почти все мужское население убежища.
В ходе нее население бункера выросло еще почти на тысячу. Кроме того, целую неделю оно пополнялось за счет тех, кто внял призывам, переданным через громкоговорители, установленные добровольцами на близлежащих перекрестках.
