И вот пришло время жатвы. Рано или поздно это должно было случиться. Ружье на стене никогда не висит для интерьера. В один прекрасный день оно обязано было выстрелить. Люди всегда умели считать деньги, по крайней мере, по другую сторону океана. Никто не стал бы делать оружие стоимостью в миллиарды долларов только для того, чтоб оно ржавело в ракетных шахтах. А жалкий лепет про сдерживание даже не заслуживает внимания. Сдерживание — это лишь передышка. Подготовка к атаке.
Нет, оружие создавали, чтобы рано или поздно пустить его в ход. Вопрос не в том, почему это случилось, а в том, почему этого не произошло раньше. Например, в шестьдесят втором. Чем плох был Карибский кризис? Для Александра — только одним. Тогда бы он не родился. Можно подумать, провидению захотелось, чтобы он, жалкий червь, стал свидетелем величайшего действа в истории.
Увидев в небе на востоке огненные сполохи, Данилов испытал ужас, отчаяние, бессильную злобу, всю гамму отрицательных эмоций. Но не удивление. Свершилось то, чего он всегда ожидал. Желал ли? Скорее нет. Саша мог ненавидеть людей, но желать им такого — вряд ли. Он не был врагом рода человеческого, хотя иногда парню казалось, что весь мир объявил ему войну. Просто он безумно устал. В двадцать два года ему иной раз казалось, что он прожил Мафусаилов век. Особенно этому способствовали события последних дней.
Он шел и думал о превратностях своей судьбы, как вдруг что-то заставило его остановиться как вкопанного. Это было ощущение смутной тревоги, похожее на внезапную легкую тошноту. Чувство чужого взгляда. Кто-то смотрел на него. Кто-то был рядом. Только человек ли это? И если человек, то живой ли?
Данилов с первых дней катастрофы подозревал, что рядом с ним постоянно находится некто невидимый и бестелесный. Он легко свыкся с мыслью, что невиданная в истории массовая гибель людей не могла пройти бесследно для психосферы Земли. Да, и раньше случались катаклизмы сравнимого масштаба, но тогда их жертвами становились только бессловесные твари вроде динозавров. Теперь же в одночасье погибли миллионы, если не миллиарды разумных существ. Каким мог быть выброс негативной энергии, когда все эти духи отправились в свободный полет? Астральный план, как его ни назови, вряд ли рассчитан на такой наплыв, и теперь должен быть просто загроможден этими останками, изуродованными трупами душ.
Что случилось с теми, кому не хватило место там? Не оказались ли они снова здесь? Вдруг это неподвижные мертвые очи ищут его во тьме?
"Чушь собачья", сказал он себе. Но подсознание — странная вещь. Разум мог камня на камне не оставить от этих страхов, но глаза парня непроизвольно начали вглядываться в темноту. И каким бы слабым ни было его зрение, он увидел. Заметил их.
Впереди примерно в сорока метрах над землей маячили несколько тусклых желтых огоньков. Похоже, они заметили его и начали двигаться. В его сторону. Мороз пробрал Сашу до костей. Неужели он был прав, и перед ним неприкаянные души тех, кто сгорел в адском пламени? Но зачем они вернулись сюда, в мир пока еще живых? И что им надо от него?! Не хотят ли они забрать его с собой, туда, на темную сторону? Ледяной холод пробрал его до самых внутренностей, и этот страх был сильнее логики и здравого смысла, он их просто игнорировал.
И вдруг огоньки исчезли. Просто сгинули, погасли в одночасье. "Вот ведь... Померещится всякое. Эх ты, да тебе в психушке место, приятель". Парень хохотнул, но смешок прозвучал жалко и неестественно. Пульс же никак не желал возвращаться в норму. Саша чувствовал досаду и злость на себя, но, сам того не замечая, ускорил шаг, желая поскорее покинуть это нехорошее место. Он не знал, чего боится сильнее, потусторонних сил или собственного скольжения за грань, после которой реальность и бред станут в его сознании одним целым. Лучше уж смерть, чем безумие.
И Александр пошел дальше, не изменив направление ни на градус. Он словно хотел доказать себе, что под недавними страхами нет никакой почвы, но не прошел и десяти шагов, как из кромешной тьмы, изредка озаряемой сполохами далеких пожаров, ему навстречу выступил черный контур приземистого одноэтажного здания. Скорее всего, это была будка железнодорожника. Судя по карте, магистраль здесь пересекалась с одним из областных шоссе. Луч фонарика в Сашиной руке заскользил по окрестностям, выхватывая из темноты все новые детали пейзажа, похожего на декорации к постмодернистскому спектаклю.
На переезде застряло с десяток легковушек и большой самосвал, перегородивший сразу оба пути. Рядом валялся, наполовину уйдя под снег, свороченный шлагбаум. Похоже, кто-то снес его на большой скорости. Чуть в стороне виднелся и виновник происшествия, смятый в гармошку автомобиль, вписавшийся прямиком в железобетонный столб. Людей тут не было. Во всяком случае, живых. Саша так думал. Он вообще слишком много думал и мало соображал.
Человек возник из ниоткуда. Как призрак, материализовавшийся прямо из холодного воздуха, фигура бесшумно отделилась от темневшего впереди фасада и направилась в Сашину сторону, на ходу направляя на него сильный фонарь, который бестелесным духам уж точно без надобности.
Проклятый идиот! С того момента, когда он заметил огоньки, у него хватило бы времени десять раз повернуть назад. Люди скрылись из виду в тот момент, когда заметили его, и после этого, очевидно, наблюдали за ним из укрытия, определяя степень его опасности.
Теперь уже поздно. Если он попытается ретироваться, они воспримут это как приглашение к погоне. Луч фонаря в руке незнакомца ударил Саше в глаза, слепя и дезориентируя. Видимо, еще раз убедившись в том, что угрозы нет и в помине, тень решительно направилась к нему.
Вряд ли к нему идут, чтобы поговорить по душам. Надо было действовать, действовать немедленно. Или принимать бой, или удирать. Саша склонялся к тому, чтобы выбрать второе, несмотря на ствол, оттягивавший карман. Но слишком медленно склонялся. Александр Македонский гнал из своей армии именно заторможенных вояк. Паникует, бежит — не так страшно. А вот если застыл на месте — пиши пропало.
Александр никогда не был спортивным, но благодаря длинным конечностям и хорошему соотношению мышечной и всей остальной массы мог развивать приличную скорость. Увы, в тот момент Данилов был не в лучшей форме. Слишком тяжелым был груз, который он нес на плечах, но еще тяжелее — тот, что был у него на душе. Поэтому и соображал он даже медленней, чем обычно.
Слева, из-за громады застывшего на переезде самосвала вынырнула еще одна фигура, преграждая жертве, которая уже поняла свою роль, возможный путь отступления. Впрочем, в этом не было необходимости — усталые ноги Сашу не слушались, тяжесть рюкзака придавливала к земле.
Теперь он понял — то, что он принял за огни Святого Эльма, было всего-навсего огоньками сигарет. Имей Александр чуть больше здравого смысла и чуть меньше фантазии, может, ему и удалось бы избежать встречи с неприятностями. Но так уж повелось, что всю свою жизнь чаще он сам находил неприятности, чем они — его. Так случилось и на этот раз.
Одеты незнакомцы были в новенькие не обмятые лыжные куртки, явно из магазина спорттоваров. За спиной у обоих угадывались автоматы. То, что за спиной, а не в руках, могло свидетельствовать только об их пренебрежении к Сашиной персоне.
— Эй, земеля! — окликнул его один из них сиплым голосом, когда разделявшее их расстояние сократилось до десяти шагов. — Закурить не найдется?
Просто классика.
— Не курю, — глухо ответил парень.
— Плохо... а то у нас кончились. А ты откуда будешь? — вступил второй. — Из Новосиба?
Поразительное дело! Эти невинные вопросы, заданные будничным тоном, заставили Данилова расслабиться, хотя разум его бил тревогу. Человека не окружают вот так в пустынном месте только для того, чтобы поговорить по душам или стрельнуть сигаретку. Даже в прежние времена не окружали.
— Да, оттуда, — кивнул Саша, стараясь выглядеть как можно спокойнее.
— А мы из Кузбасса, — был ответ.
Они уже стояли вплотную, и он чувствовал их несвежее дыхание. Под дых его ударили почти одновременно. Он так и не понял, кто именно. Не кулаком — прикладом. Слегонца. Парень чудом удержался на ногах, но на мгновение ему показалось, что воздух из легких выкачали и заменили жидким азотом, который тут же начал растекаться у него внутри. Может, и свет у него в глазах померк, но Саша не заметил особой разницы, ведь вокруг и так было темно как в чулане.
Теперь бежать уж точно было поздно. Второй удар, кулаком, пришелся по скуле, но вскользь, оставив только кровоточащую ссадину от перстня-печатки. Так оно и задумывалось — не изувечить, а показать его новое место. По щеке Саши потекла струйка крови, но боли он почти не почувствовал. Вся она сконцентрировалась в пространстве между ребрами.
Плавно опускаясь истоптанный на снег, Александр ожидал третьего, завершающего удара в висок, который расколет его голову и расплещет ее содержимое по грязно-серому сугробу. Поделом дураку.
Но добивать его не стали. Вместо этого рывком поставили на ноги и поволокли в сторону железнодорожного пакгауза, сложенного из старых шпал. Парень не пытался сопротивляться. Что бы они ни хотели с ним сделать, едва ли это будет страшнее того, что он уже пережил.
Там за углом, невидимая со стороны дороги, была припаркована машина, которую уж точно нельзя было принять за брошенную. В салоне горел свет. Из нее, опустив окно у водительского места, высунулся здоровила с простецкой рязанской мордой. Он в упор разглядывал пленника как диковинного зверя.
— Ты, мазута, етит твою, сколько раз про светомаскировку говорить? — накинулся на него один из мужиков, державших Александра. — Что, маленький, темноты боишься? Еще раз увижу, пешком пойдешь.
— Ну и пойду, — пробурчал в ответ бычара, — Сам этот пепелац чини, когда встанет.
— Хватит пузыриться, заткнитесь оба, — оборвал спор второй из Сашиных конвоиров, пониже и поплотнее, — Заводи, Андрюха, сейчас поедем. Но еще раз облажаешься, грохну, — сказал он без тени усмешки.
Александр равнодушно смотрел на чужие разборки. Да, дружным коллективом тут и не пахло. Стая товарищей. А рожи-то, рожи какие... Кунсткамера. Странно, но он почти не боялся. Что они могли сделать с ним? Лишить жизни. А на кой она ему? Вместо испуга пришло ощущение тягучей тоски. Слишком уж глупо все получилось. Конечно, смерть всегда нелепа, но разве стоило две недели петлять по лесам и проселкам, пугаясь каждого шороха, чтобы самому залезть волкам в пасть? Да еще таким.
Пока водитель прогревал мотор, парня наскоро обыскали. Появление пистолета и навороченного швейцарского ножа вызвало общий взрыв глумливого хохота:
— Ну ты прямо Рембо, чувак!
Парень знал, что они правы. Что толку с оружия, если ты не готов им воспользоваться? Саша полусидел-полулежал на снегу, с трудом хватая ртом воздух, а разбойник, задиравший шофера — худощавый, конопатый и с неприятным родимым пятном на щеке — начал обшаривать его вещи. Сперва ему не повезло. "Собачка" молнии, которую он рванул со всей дури, осталась у него в руке, и открыть рюкзак стало проблематично. Снимать перчатки и ковыряться с замком архаровцу было в лом, и он достал что-то из кармана куртки. Блеснуло лезвие, Саша отметил зазубрины на лезвии и поставил на то, что это не сувенирная дешевка, а хороший "охотник", не хуже, чем тот, который он сам скоммуниздил в лагере.
Потом дешевая материя уступила отличной стали. Данилов никак не отреагировал на такое варварское обхождение, все его сознание занимала боль в груди. Но даже будь у него силы протестовать, он оставил бы возражения при себе. Уж очень скорыми на расправу выглядели эти романтики с большой дороги, и очень большими были зазубрины на ноже. Вряд ли вспороть человеческий живот этим клинком было труднее, чем китайский рюкзак.
— О-па. Кажись, наш клиент, — тип с пятном переглянулся с товарищами и вытянул из рюкзака допотопный противогаз, за ним дозиметр и все то, что Саша прихватил из разгромленного Коченево. — Сейчас гляну, что у него там еще.
Бандит встряхнул останки рюкзака и начал в них рыться, грубо разбрасывая в разные стороны нехитрые пожитки, а вскоре добрался и до запасов пищи. Тут его ждала неприятность. В боковом отделении оказалась банка без этикетки, из которой при переворачивании полилась прямо на ладони мужика струя сгущенки. Саша в свое время проколол крышку ножом, чтобы тянуть содержимое из дырочки. Разбойник, вымазавшийся в липкой сладкой жиже, матюгнулся, отер руки махровым полотенцем, лежавшим там же, и брезгливо отшвырнул его от себя. Больше в рюкзаке не нашлось ничего.
— Не понял... — угрожающе протянул он, — А ну колись, падаль, где остальное.
Данилов снова уставился на него бараньим взглядом, но тому игра в молчанку уже надоела. Бандит нахмурился и легонько, будто нехотя, двинул Александру по носу. Тот охнул, но даже не попытался вытереть юшку, забрызгивая кровью снег. Он все еще раскачивался из стороны в сторону как ванька-встанька, но выражение глаз стало более осмысленным.
— Думаешь, самый умный, да? — осклабился отморозок, обнажив щербатые резцы. — Да мы уже троих таких хитрожопых поймали. Ты куда шел, сука? В город. А все нормальные люди? Оттуда подальше. Только некоторые дебилы примороженные туда лезут. А там, факт, еще до фига точек нетронутых стоит. По развалинам шерстят, все, что найдут, в схроны тащат. Сталкеры, бляха-муха.
Даже сейчас, в полубеспамятстве, Саша не мог не удивиться аллюзии. И такие читают Стругацких? Да еще поди Тарковского смотрят? Но тут же парень сообразил, что кино, как и книжка, тут ни при чем. Их его новый знакомый не осилил бы. А вот в одноименную игру десятилетним пацаном вполне мог наигрывать.
— Тоже поначалу вертелись, типа я не я и лошадь не моя, — продолжал мужик. — Ну да ничего, как яйца прикуривателем прижжешь, сразу склероз проходит. Проверено, народный метод. А нахапали-то сколько... за год бы не сожрали. Нехорошо... Бог велел делиться, так ведь?
— Нет, Горб, дохловат он для сталкера, — покачал головой второй. — Не при делах фраерок, просто заблудился. Ладно, поехали.
Невысокий и коренастый, он явно был главным в этом тандеме, да и в трио тоже, судя по скупым движениям и взвешенным словам.
— А с ним что? — спросил разочаровано Горб.
— Как обычно. Или, может, до вокзала подбросим и денег на дорогу дадим?
От последней фразы его спутник разразился визгливым лающим смехом.
Это скупое "как обычно" заставило сжаться все у Саши внутри. Хотя, наверно, оно давно уже не разжималось, аккурат с первого дня.
— Да ладно тебе, Миха, вальнуть всегда успеем, — возразил парень с пятном и снова встряхнул пленника как куль с мукой, — Эй, чувырло, последний раз спрашиваю. Где нычка?
Данилов почувствовал, что от ответа зависит его жизнь. Вообще-то, он не уважал даже ложь во имя спасения. Но ему еще не случалось попадать в ситуацию, когда спасаться приходилось не от порицания, а от пули или ножа.
