Сначала удача улыбалась северянам. Под напором двукратного численного перевеса и боевого азарта славян "черные" откатились почти без боя, оставив своих противников с ощущением легкой победы. Но это была только видимость, обманный маневр, чтобы завлечь превосходящие силы врага в засаду. Так хитрый волк заманивает одуревшего от ярости медведя в свою узкую нору, чтобы там, вместе со своими сородичами, если и не растерзать его, то порядком потрепать.
В следующей секции им пришлось столкнуться с сильным сопротивлением. "Черные" успели подготовиться к бою. Они перегородили коридор баррикадой из ящиков и заняли за ней оборону, вооружившись таким же строительным хламом.
— Вперед, бойцы! — заорал Кожевников. — К ногтю их, гнид! Бей нерусь!
Когда самые резвые оказались в десяти метрах от укрепления, их встретил настоящий град из камней и обломков кирпича. Брызнула кровь, раздались крики боли, кто-то упал, авангард дрогнул и уже было попятился, но сзади напирали основные силы, среди которых метался неистовый и бесстрашный вожак, готовый отдать за победу жизнь, причем не только свою.
— Мочи ублюдков!
А навстречу им неслось:
— Бей русню! Режь свиней!
И только мат-перемет был с обеих сторон одинаков, оказавшись самым стойким культурным заимствованием.
Баррикада была преодолена и буквально сметена валом идущих напролом людей, которые яростью и умопомрачением могли бы соперничать с берсеркерами викингов. Но за ней их встретили такие же осатанелые защитники. Завязалась уже не драка, а побоище.
Защитники добились своего, строй атакующих сломался, битва распалась на сотню отдельных схваток, итог которых был далеко не так однозначен. Чаша весов начала склоняться в пользу южан. Кое-где они даже начали переходить в молниеносные и жестокие контратаки.
Армия Кожевникова между тем поредела. Робкие, слабые или прибившиеся только для того, чтобы поизмываться над слабыми — а такие всегда идут в арьергарде любого ополчения, за какое бы справедливое дело оно ни сражалось — покинули ее ряды. Остались только твердые духом бойцы. Их оказалось не так много, но пожар достиг максимальной силы. Для него еще хватало дров.
Майор с кучкой дружинников подоспел через пять минут, но с ходу переломить ситуацию им не удалось. К этому времени на поле боя "смешались в кучу кони, люди" — не разберешь, где коренные, а где пришлые. Женщины и дети забаррикадировались в комнатах, но к ним никто не лез. И все же это была не честная мужская драка — на глазах Демьянова двое парней в кожаных куртках пинали неподвижное тело, неподалеку трое мочалили одного. То тут, то там в толпе мелькали люди с колюще-режущими предметами, несколько тел лежали в крови.
Сама секция и прилегающий к ней коридор изменились до неузнаваемости. Внимание майора привлекло оборонительное сооружение, возвышавшееся посреди прохода и перегораживающее его от стены до стены, которое было построено из строительных досок, ящиков, вырванных с мясом нар и лавок. Но если бы просто возвышалось. С одного края конструкцию начинал охватывать огонь!
Теперь уже было не разобрать, что это было — пропитанная бензином тряпка, самодельный коктейль "Молотов" или просто вырванный кем-то провод под напряжением. Еще меньше было шансов узнать, кто пустил в подземелье "красного петуха". Как в этом дурдоме разобрать?
У Демьянова сжались кулаки. Это переходило все границы. Открытый огонь в плохо вентилируемом подземном помещении, заполненном людьми по самое не могу. Трудно даже представить, что может быть страшнее. Надо было пресекать этот бардак, и чем скорее, тем лучше.
Попытка усмирить толпу одним начальственным окриком окончилась ничем. Люди к этому моменту были настолько распалены схваткой, что едва ли подчинялись даже своим вожакам. Когда на горизонте появился новый враг, разом ставший общим, львиная доля ударов начала перепадать ему. Нет, это не привело к перемирию между русскими и южанами. Они как били друг друга, так и продолжали бить. Просто значительная часть тех и других развернулась на сто восемьдесят градусов и обратилась против новоприбывших.
Очень скоро стало понятно, что шапкозакидательство себя не оправдало, и тогда, отбиваясь от наседающей своры, люди майора начали пятиться к выходу из секции. Там, в узком проходе легче было держать оборону. Речь уже не шла о наведении порядка — свою шкуру бы спасти. Они были в меньшинстве, у них не было оружия, кроме десятка резиновых дубинок, и они так до конца и не поняли, против кого им приходится сражаться.
От полного разгрома их спас только внезапно погасший свет. Темнота замедлила наступление толпы, но полностью остановить его уже не могла. Стражей порядка здорово потрепали. Многие недосчитались зубов, почти у всех синели гематомы. Несколько врачей из медпункта, среди которых была и Маша, теперь занимались их ранами.
— Сергей Николаевич, что будем делать? — спросил Паша Ефремов.
Это он сумел проскочить в щитовую мимо погромщиков и отключить электричество.
— Не знаю, — лицо майора украшал огромный кровоподтек. — Совсем озверели, блин. Напролом прут.
— Эх, надо было автоматы брать из оружейки, — сквозь зубы пробормотал оказавшийся здесь же генерал, явно поднятый из-за обеденного стола.
— Ты чего городишь? — майор был настолько ошарашен предложением, что перестал играть роль подчиненного. — Это же свои!
— Как бы нам эти "свои" ноги не повыдергивали.
— Предлагаете отступить?
— Вам решать. Вы же мой зам по общим вопросам. Вот и решайте один из них, — с этими словами Прохоров исчез с глаз, укрывшись в соседнем коридоре.
Вслед за ним засеменил и помощник, когда-то приехавший вместе с генералом проверять объект. Теперь этот Долговязый тип, похожий на Дуремара из "Золотого ключика", находился при коменданте не то в качестве денщика, не то просто наперсника. Как его там... Сергей Борисович до сих пор не потрудился запомнить его имя. А зачем?.. Дрянь человечишка. Поговаривали, что он присутствует на мероприятиях убежища только для того, чтоб зондировать почву и собирать компромат.
В общем, Демьянов вздохнул с облегчением, когда оба скрылись из виду. Ему и без них было несладко.
— Может, снова отойдем, а они пусть сами успокаиваются? — предположил Павел.
— А огонь?.. — глухо возразил майор, тряся головой. — Даже если вырубить вентиляцию, так просто не потухнет. Слишком много натаскали барахла. Дым пойдет. Если не затушить, все задохнемся. Убежище придется эвакуировать. А куда?
— Вот дерьмо!
— Оно самое.
Кто бы мог подумать, что кроме опасностей внешнего мира у них под боком проснется свой огнедышащий вулкан, способный свести на нет их шансы на спасение. Вот он, человеческий фактор, во всей красе.
— Что за штука, Сергей Борисович? — лейтенант пнул носком ботинка гофрированный шланг, похожий на грязную анаконду.
— А? — Демьянов не расслышал его из-за гула надвигающейся оравы. — Что?
— Я говорю, что это за шланг?
— Шланг как шланг. Обыкновенный... Насосом воду откачивали, когда трубу прорвало. Сто раз говорил убрать с дороги на хрен.
В этот момент лицо Ефремова прояснилось, как будто на него сошло озарение:
— А вы видели, как разгоняют беспорядки водой?
— Видел, как же. И не только по телевизору. Хм, говоришь-то ты правильно, — майор нахмурился. — Одна проблема. Воды нет.
— Как "нет"? А откуда тогда мы?..
— Из резервуаров. Про скважину не слыхал? С утра на ремонте. Плановом.
Демьянов поморщился, прекрасно зная, что этот ремонт правильнее было бы называть авральным. Отголосок дальнего взрыва запредельной мощности вызвал подвижки в земной коре. Артезианская скважина, выдержавшая ядерные удары, была частично повреждена. Каким-то чудом в убежище оказался инженер, кумекавший в таких делах, на складах ЖЭКа отыскали трубы нужного сечения, насосное оборудование. Восстановительные работы велись день и ночь, но майор до сих пор не был уверен в том, что они справятся. Неизвестно, что раньше даст о себе знать — голод или жажда.
— А резервуары? — не унимался подчиненный.
— Нельзя, неприкосновенный запас.
— А если этот, как его... водосборник?
— Отстойник, что ли? — уставился на нее Демьянов. — Ты в себе? Это же не вода, а отрава. Хотя, что я говорю... Как будто у нас есть выбор. Вроде ничего идейка.
Сергей Борисович наморщил лоб. С технической стороны это было возможно. Мощные насосы убежища могли перекачать весь отстойник — пять тысяч кубометров — за полчаса. Если открыть вентиль, то вода хлынет из форсунки под давлением в несколько атмосфер. Вряд ли она будет дробить породу как гидромонитор, но человека вполне может слегка покалечить. Демьянов окинул взглядом мелькающие в темноте огоньки — факелы в руках буянов. Слишком уж быстро они приближались. Нет, к черту сантименты. Сами напросились.
— Ну, мужики, на счет три!
Демьянов еще раз проверил, надежно ли зафиксирован шланг, поплевал на руки.
— Р-раз. Два. Три... Пошла! — он что было сил крутанул вентиль.
Только бы справился насос, только бы не засорился шланг, только бы никого не убило!.. В рукаве что-то заворчало, забулькало, он начал раздуваться, словно внутри полз, извиваясь, кто-то огромный и скользкий. Затем на три секунды повисла тишина. Враги приближались. Еще немного, и они отрежут их от главного коридора.
Зловонная река устремилась навстречу атакующим. Кто-то в передних рядах в ужасе отпрянул, но бежать было поздно. Напор был слабоват для того, чтобы разрезать человека пополам или вышибить из него дух, но вполне достаточен, чтобы сбить с ног и отбросить на несколько метров. Люди разлетались как кегли в боулинге. Подняться на ноги они уже не могли и барахтались, едва не теряя сознание от чудовищных миазмов.
Демьянов знал, что им угрожает не только дизентерия. Почти все стоки, попадавшие в отстойник убежища, были слаборадиоактивными. Но тут уж не до гуманизьмов. После все гуртом пойдут на дезактивацию — ледяной водой.
Все было кончено. Битва была прекращена так же быстро, как началась. Баррикаду размыло в мгновение ока. Остывали трупы убитых при скоротечном штурме. Застывала на полу и стенах зловонная слизь, которую теперь не так-то просто будет отчистить. Самых строптивых дружинники лупили ногами, без особого энтузиазма, но и без оглядки на расовую солидарность. Трудновато определить, кто какого роду-племени, после таких водных процедур.
Большинство драчунов уже отрезвело, их сознание после краткой эмоциональной вспышки возвращалось к тупой апатии. Застарелой, древней как мир ненависти был дан выход, и давление на стенки котла спало. На время. Но в их ситуации каждый прожитый день следовало считать чудом.
"То, что начинается как драма, заканчивается как фарс", — вспомнил майор, глядя на толпу, изгвазданную в вонючей жиже. Он думал о том, как сделать, чтобы подобное не повторилось. По законам военного времени можно было поставить буянов к стенке, но Демьянов хорошо понимал, что ему этого не простят. Ведь если уж карать, то надо карать зачинщиков как с той, так и с другой стороны. Нет, после этого ему будут подчиняться по-прежнему, но что-то изменится. Майор не был к этому готов. Впервые жизни ему придется поступить как политику. Надо любой ценой сохранить хрупкий мир в убежище, не дать ему уподобиться внешнему хаосу.
Необходимо было провести расследование. Разумеется, не открытое, с опросом очевидцев, составлением протоколов и анализом орудий преступления. Смешно... Еще, блин, дактилоскопическую экспертизу устроить. Естественно, расследование должно быть негласным, и для этих целей у майора был на примете человек.
— Семен? — вызвал он по внутренней связи. — Третья группа вернулась? Моются? Скажи Петру Петровичу, чтоб ко мне явился. Чем быстрей, тем лучше.
Такой ценный кадр занимается не своим делом. Опер с двадцатилетним стажем, волкодав — и руководит погрузкой. Это все равно, что гвозди микроскопом забивать. Конечно, его можно понять. У него двое детей. Живых. А в поверхностных группах, особенно продуктовых, больше возможностей раздобыть лишний кусок. Формально он чист. Подал неделю назад заявление — Сергей Борисович завел у себя на объекте делопроизводство в полном объеме — и перевелся наверх из замов по безопасности. Но чисто по-человечески поступил как сволочь. Надо бы устроить ему разнос за то, что мышей не ловил во время бунта и перед ним. Ведь чувствовал, догадывался что что-то назревает. Но разнос без хамства, чтоб не расхолаживать, а стимулировать человека.
Да, без материального стимулирования никуда не денешься. Похоже, волей-неволей придется скоро вводить в убежище имущественное, то есть продуктовое неравенство. Иначе никак.
Всего через день к майору на ковер были вежливо, но очень настойчиво вызваны пять неформальных лидеров "южной" общины. Выяснить, кто среди диаспоры пользуется авторитетом, оказалось не так уж сложно. Люди, желающие трудиться информаторами за дополнительный паек, находились без проблем среди представителей любой национальности. На этой встрече Демьянов поставил перед аксакалами вопрос ребром — или обуздаете своих отморозков, или пойдете искать себе новую малую родину всем кагалом.
Установить, кто же был подстрекателем среди братьев-славян, было еще проще. Но по отношению к ним Сергей Борисович ограничился небольшим внушением. Как ни пытался он быть непредвзятым, его симпатии были на стороне братьев по крови. Он даже не слишком пытался это скрывать. Возможно, это была еще одна примета отката к простым и честным понятиям средневековья.
В тот же день своим распоряжением Демьянов ввел в убежище апартеид и сегрегацию. Сообщение между "этнической" шестой, куда заодно переселили кое-кого из пятой, и остальными секциями было прекращено до лучших времен.
Глава 20. Тени
— И я по шпалам, опять по шпалам иду домой по привычке — бормотал Саша себе под нос старую песенку.
Передвигаться по железнодорожному полотну было почти комфортно. Главное — смотреть под ноги, а то недолго и навернуться с насыпи. Даже если при всей своей "ловкости" он не сломает шею при падении, то под снегом может быть много острых предметов, которые сделают приземление малоприятным, а то и смертельным.
Сам того не замечая, он начал считать шпалы: раз... два... три... четыре... пять... девяносто шесть... девяносто семь... девяносто девять... сто... сто один... сто два... сто три... триста... триста один... триста два...
В детстве, в электричках и поездах он часто занимался тем, что просто считал предметы за окном. Столбы, мосты, машины определенного цвета или марки, встречные составы и так далее, просто глядел в окно с молчаливой сосредоточенностью и считал про себя. Что интересного он мог находить в этом занятии?
Тысяча девяносто один... тысяча девяносто два... тысяча девяносто три... Так считают овец, когда хотят заснуть. Раньше, когда его мучила бессонница, он пробовал — бесполезно. Хоть до утра считай. Но теперь что-то в нем изменилось. Во всяком случае, глаза у Саши скоро начали слипаться, а ноги все чаще спотыкались, требуя передышки и не желая нести его дальше. Все это кончилось тем, что он, наконец, споткнулся окончательно и бесповоротно, еле удержался на краю насыпи, судорожно схватившись за куст, и набрал полные валенки снега. Идти дальше было невозможно.
