Джеймс Хеллборн: Марш через Грузию - Том 3

— Какие фокусы, о чем вы… — пробормотал альбионец.

Первый клеврет принялся расстегивать его наручники, а второй, стоявший у двери, в этот момент как будто напрягся и положил ладонь на пистолетную кобуру. Зря старался, Хеллборн был покорен и апатичен. Наручники защелкнулись снова — на этот раз спереди. Очень хорошо, теперь пусть они расслабятся, пусть убедятся в собственной безопасности. В комнате неожиданно появился третий гестаповец, он принес стопку бумаги и авторучку. Положил все это богатство на стол перед Хеллборном и тут же удалился. Интересно, сколько их всего в доме? Неважно. Другого выхода все равно нет, придется погрузиться в неизвестность.

— Можете приступать, Джейсон, — сказал Шелленберг. — Давайте, все подробно и обстоятельно. И мы останемся хорошими друзьями.

Как бы не так, гестаповская сволочь, ты бы меня все равно не отпустил, даже если бы я на самом деле являлся юголландским капитаном ван Хеллсингом. А если бы ты знал, кто я такой на самом деле!

За спиной послышались шаги. Вернее, один шаг. Все правильно. Дрессированный сотрудник отошел назад, потому что ему не положено раньше времени читать показания пленника. И руку с плеча убрал. Очень хорошо. Хеллборн придвинул к себе верхний лист и принялся старательно выводить: «Довольно! Это уже не шутки. Скоро весь город заговорит о моей дочери и о бароне. Моему дому грозит бесчестье. Дойдет до президента и… Одним словом, больше я этого дворянчика сюда не пускаю[1]». Отлично, теперь еще чуть-чуть. «Я не заманивал его к себе в дом, не навязывал ему девчонки, но кто станет в это вникать?.. Я у себя в доме хозяин. Мне надо было как следует пробрать дочку. Мне надо было хорошенько намылить шею майору…» Хватит, пожалуй.

И Хеллборн резко опрокинулся назад — вместе со стулом.

Где-то на полдороге он зацепил «захребетного» гестаповца, и на пол они приземлились уже вдвоем. Немец при этом приложился головой о бетон, но Хеллборн доверял себе больше, чем бетону. Авторучка — он все еще сжимал ее в правой руке — взлетела и вонзилась фашисту в горло. Короткий вопль — хрип — фонтан крови — готов, кажется. Так, отлично, дальше, дальше! На поясе — кобура, расстегнуть ее и вытащить пистолет. Оставаться на полу, перекатиться на спину и поискать цель. Так, Шелленберг все еще сидит за столом. Как будто не понимает, что происходит. Обе ладони держит на крышке стола. Хорошо, пусть пока поживет. А второй номер, у двери, как раз извлекает свое оружие. Медленно извлекает, слишком медленно по сравнению с Джеймсом Хеллборном! Взять его на прицел и нажать на спуск. ЩЕЛК! Дьявол, этот болван носил пистолет с пустым патронником!!! Да кто же так поступает в наше время?! Передернуть затвор — в наручниках это было сделать нелегко, но альбионец справился — и снова нажать на спуск. ЧПОК! Хе-хе, так это и есть тот самый бесшумный пистолет! Вот почему у него ствол такой толстый. Медлительный гестаповец получил пулю прямо в лоб, сползает по стене — БАНГ! — пистолет в его руке все-таки выстрелил, на этот раз не бесшумный — маленькая комната — звон в ушах — пуля прошла где-то над головой. На пороге появляется третий — тот, который приносил письменные принадлежности — пистолет в его руке, он ищет цель, но не успевает — и вторая пуля Хеллборна — ЧПОК! — прилетает ему точно в левый глаз. А руки-то помнят! Это как на велосипеде — один раз научился, уже не забудешь. Тем более на такой ничтожной дистанции.

Вроде бы все. Бурные аплодисменты, дамы и господа! Три-ноль в пользу команды Нового Южного Альбиона!!!

Хеллборн поднялся на ноги и осмотрелся. Надо же, этот, с авторучкой в горле, все еще дергается! Бедняга, ему должно быть больно. ЧПОК! — в правый глаз. Все, больше ему не больно. Второй наверняка готов, третий тоже. А их начальник все еще сидит за столом и даже не двигается с места! Что это, батальный шок?! Тыловая крыса, небось в бою ни разу не бывал, только и делал, что любовался пытками беззащитных пленников, презрительно подумал Хеллборн.

— Доброе утро, Вальтер! — Хеллборн помахал глушителем перед носом гестаповца. — Ты еще здесь? Тук-тук! — Ткнул глушителем в нос. — Ты меня слышишь?!

— Да, — пробормотал Шелленберг.

— В доме есть еще кто-нибудь? — уточнил альбионец.

— Нет, — переживший батальный шок, немец вдруг стал удивительно лаконичен и совсем не красноречив.

— Я тебе почему-то не верю, — в ушах все еще звенело, но Хеллборн заставил себя прислушаться. Вроде тихо. Топота десятков ног, по крайней мере, не слышно. Джеймс обыскал охранников, нашел ключи от наручников и наконец-то расковал себя. Потом схватил Шелленберга за шиворот и поставил на ноги. — Пошел, вперед, марш! Будешь моим живым щитом.

Они обошли всю виллу — два этажа, гараж, подвал — и в самом деле ни одной живой души. Хеллборн выглянул в окно — давным-давно рассвело — незнакомый лесной пейзаж. Черт его знает, может и в самом деле Фонтенбло.

— Ладно, вернемся в нашу маленькую уютную комнату, — зевнул альбионец. — Я почему-то по ней соскучился.

Шелленберг чуть было не споткнулся, но Хеллборн осторожно подхватил его под локоток.

— Смелее, Вальтер! Нас ждут великие дела!

— Nautro tam nashli tri trupa, — добавил альбионец, когда они переступили порог. Это была любимая присказка полковника Горлинского. К сожалению, Хеллборн каждый раз забывал спросить, что полковник имеет в виду.

— Полная смена караула, — в свою очередь пробормотал Шелленберг. — Надо же, оказывается, у Дитриха были веснушки. А я и не замечал.

— И вот так всегда, — патетически воскликнул Хеллборн, — мы часто не ценим того, что у нас есть, и начинаем ценить его только после того, как уже потеряли! Пусть даже это всего лишь милые веснушки подручного головореза! Вальтер, а что мне с вами делать? — Альбионец задумчиво покрутил в руках пистолет, машинально прочитал надпись на затворе — «WALTHER». — Убью вас из одноименного пистолета. Знаю, знаю, не смешно и не совсем остроумно. Но как романтично!!!

— Вы не можете, не имеете права, меня будут искать, — внезапно заговорил Шелленберг.

— Ай-ай-ай, какие знакомые аргументы, — нахмурился альбионец. — Но в вашем исполнении они звучат совсем уже убого. Ладно, чего уж там. Можете помолиться.

— Но вы в самом деле не можете так поступить! — завопил изрядно побледневший немец. — Вас будут искать! Мое начальство знает, где я нахожусь…

— Ваше начальство — это случайно не группенфюрер Мюллер, которого вы собирались подсидеть? — ухмыльнулся Хеллборн. — Пожалуй, я передам старине Генриху привет, когда буду пролетать через Берлин на обратном пути.

— Но я… я…

— Боюсь, ваш запас аргументов на исходе, — заметил Джеймс. — Ну же, попробуйте придумать что-то оригинальное! Только без фокусов. Вы видели, что я сделал с вашими парнями? А с вами и подавно справлюсь.

— Я… я вам пригожусь, — совершенно упавшим голосом пробормотал Шелленберг.

— В самом деле? — задумался Хеллборн. И чего я с ним разговариваю? Пулю в голову — и в Париж. Я должен подписать контракт, передать баллон с образцами и успеть на очередной самолет. А если…

— Госпожа Шанель специально заманила меня в свою квартиру?! Отвечайте! Немедленно! ПРАВДУ!!!

— Нет, ни в коем случае, она здесь ни при чем, — торопливо заговорил гестаповец. — Мои парни просто следили за вами, потом позвонили мне, я приказал ждать вас у подъезда. Она ничего не знает, нам не нужны были лишние свидетели.

— Допустим, — кивнул Хеллборн. — Хм. Допустим. Ладно, так и быть. Кажется, я придумал. Садитесь за стол и пишите.

— У меня ручки нет, — жалобно сказал Вальтер.

— Возьмите эту, — Хеллборн спокойно нагнулся и вытащил авторучку из горла Дитриха. — Только не надо снова бледнеть! И не вздумайте падать в обморок! Это будет договор, написанный кровью! — расхохотался альбионец. — Итак, начинайте писать. «Я, Вальтер Шелленберг, обер-штурман-фюрер…» и так далее.

— Оберштурмбаннфюрер, — машинально поправил Шелленберг.

— Вам виднее, — равнодушно отмахнулся Хеллборн, — перечислите все свои титулы и должности. Дальше. «Находясь в здравом и твердой памяти…» Или это формула из завещания? Вальтер, вы опять побледнели! «…добровольно вызвался сотрудничать с Юголландской секретной службой», именно так, герр Шелленберг, а вы не знали? Есть дружественные государства, но не бывает дружественных разведок! «В качестве оплаты моих услуг я получил от офицера ЮСС суперинтенданта Джейсона ван Хеллсинга» — что, вам не нравится мое звание?! — «десять тысяч гульденов». Нет, не десять тысяч. Никто в это не поверит, потому что никто не платит агентам такие круглые суммы. Пусть будет двенадцать, нет, восемнадцать тысяч! Вы ведь дешево не продаетесь, Вальтер? Да, восемнадцать тысяч. Дальше. «Все. что я совершил, было сделано во имя рейха…» Нет, к чертовой матери рейх, лучше напишите: «Во имя великой белой расы!» Отлично. Теперь перепишите все начисто и распишитесь. Что такое? Вы не поставили в конце точку? Что это значит? «Тревога! Письмо написано под давлением!» Ха-ха-ха! Да какая разница, Вальтер? Пусть даже под давлением — если оно попадет к вашим шефам, вам в любом случае не поздоровится. Вам больше никогда не будут доверять. Вашей карьере придет конец. Вам повезет, если вам позволят перебирать бумажки в архиве. Вы уж простите, что объясняю вам такие банальные и очевидные вещи. А если вы будете хорошо себя вести, мы даже заплатим вам восемнадцать тысяч гульденов. И это станет началом прекрасной дружбы! Вы расписались? Прекрасно. А теперь вернемся в Париж. Я должен успеть на очередной самолет. Меня ждут великие дела!

Примечания к 7-й главе:

[1] — Фридрих Шиллер, «Коварство и любовь», перевод Н. Любимова. Акт 1, сцена первая.

Глава 8. Лучшее время для охоты

Сумерки — лучшее время для охоты. Это знает каждый юголландец. Особенно полярные сумерки.

Складывалось впечатление, что на этой планете вообще не осталось красивых городов — и уж конечно, Анкоридж не стал исключением. Заснеженные горы на заднем плане — вот они действительно были красивы, и напоминали о родной Антарктике. А город — что город, серое и скучное убожество.

— Но мы зальем его яркими, веселыми красками, — сказал перед вылетом капитан Дайделюк, и Фамке охотно согласилась с командиром.

Наземная ПВО плюс тройка ржавых эсминцев, болтавшихся на внешнем рейде, были уничтожены еще штурмовиками первой волны, но в этот раз — в кои-то веки — американцы успели поднять истребители. И теперь многочисленные «Хеллкэты» и «Хеллдайверы» плясали в лучах прожекторов как бабочки, летящие на огонь. И пусть в них было сложнее попасть — но их было проще убить. Нет, это не «летающая крепость», подумала Фамке, разрезав очередного противника пополам. Для «крепости» такая короткая очередь — слону дробина.

Они снова увлеклись — слишком быстро избавились от груза, и теперь играли с американцами в «кошки-мышки», совершенно позабыв, что тяжелый бомбардировщик для этого не предназначен. Что ж, честь и слава республиканским авиаконструкторам — они прыгнули выше головы, и «летучие юголландцы» — вместе с ними.

Сумерки — лучшее время для охоты, подумала Фамке, превращая четвертый по счету «хеллдайвер» в облако бесформенных обломков. На, получи! За Кинг-Конга! Фамке ненавидела этот фильм. Кинг-Конг умер за ваши грехи. А теперь настал судный день,

Но хорошего понемножку. Мы торчим здесь слишком много времени, даже я понимаю, что топливо на исходе, а командиру достаточно посмотреть на стрелку. Больше того, сержант ван дер Бумен вдруг поняла, что вот уже много минут не видела в небе ни одного дружественного самолета. Вот почему ей так легко стрелялось! Все наши ушли, почему мы до сих пор здесь?

— Стрелка почти на нуле! — судя по голосу, второй пилот был готов заплакать. Салага, свежее мясо, поморщилась Фамке. Но это не значит, что он говорит неправду…

— Отставить панику! — ответил капитан Дайделюк.

— Но мы не можем вернуться на «Джаггернаут»! Нам не хватит бензина!

— Заткнись, я сказал! — рявкнул командир. — Я знаю, что делаю! Всем стрелкам — прекратить огонь! Не стрелять! Это приказ! Глушить пулеметы! Подтвердить!!!

— Верхний хвост — принял… Задний хвост — принял… Левый спонсон — принял… — прозвучали в наушниках немного растерянные и неуверенные голоса, совсем несвойственные юголландским авиаторам.

— Правый центр — принял, — столь же растерянно доложила сержант ван дер Бумен. Она была готова выполнить любой приказ, но это было что-то новое и необычное. Когда это Флот отступал?!

А самолет тем временем неожиданно накренился на левый борт — потом на правый — затем снова на левый… «Да он же покачивает крыльями!» — наконец-то сообразила Фамке. Международный сигнал капитуляции в воздушном бою! Что?.. Мы сдаемся? Какого дьявола? Из всех кораблей Воздушного флота именно на борту этого оказался трусливый изменник?! Нет в мире совершенства. Фамке потянулась к кобуре — наученная горьким опытом, она положила туда самый бронебойный пистолет, найденный в арсенале «Джаггернаута» — немецкий штурмовой «вальтер» калибра 26,5. Она даже зажмурилась от наслаждения, когда представила, как мозги предателя разлетятся по всей кабине. Но сержант Вилбренник вовремя перехватил ее руку.

— Дурочка! — заорал старый товарищ. — Ты что, не понимаешь? У командира великолепный план!

Она бросила на коллегу недоуменный взгляд. Глаза Вилбренника влажно блестели в тусклом освещении. Фамке шумно втянула воздух — и все поняла. Он чувствовал запах крови. Теперь и она чувствовала это. Большой крови. Все юголландцы чувствуют это. Все настоящие юголландцы.

Сумерки — лучшее время для охоты.

Фамке отвернулась от Вилбренника и вернулась на свой пост. По ту сторону плексиглаза виднелся одинокий американский истребитель. Должно быть, по левому борту и над хвостом висят другие. Они поняли и готовы проводить пленников на свой аэродром.