| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
6. В СИНЦЗЯНЕ
Более десяти тысяч офицеров, солдат, казаков, членов их семей и просто беженцев перешли границу под командой Бакича и по договоренности сдали все свое оружие китайским пограничникам. Им дали для поселения кусок пустого поля на реке Э-миль недалеко от города Чугучак.
С Дутовым через перевал Карасарык несколькими днями позже ушло всего около полутора тысяч казаков и их семей. Он же сам в ходе своих с Анненковым интриг отдал командование другому, себе получив взамен призрачный титул "гражданского губернатора Семиреченской области". Эта группа поселилась в Суйдине, около Кульджи в четырехстах километрах юго-западнее отряда Бакича, но тоже недалеко от границы.
Анненковцы уходили уже в конце мая через перевал Сельке-Чулак, через Джунгарские ворота. На них с тех самых пор уже много десятилетий висят неопровергнутые обвинения в расстреле своих же боевых товарищей, не желавших пересекать рубеж. Несмотря на эти жестокие меры, а может, и из-за них, сохранить войско не удалось. Вся прославленная партизанская романтика: "Черные Гусары", "Голубые Уланы", "С нами Бог и Атаман Анненков", знамена с черепом и костями — не выдержала последнего испытания безнадежностью. Оказалось, что в Китай с атаманом ушло меньше тысячи человек: личный конвой, оркестр, и остаток ветеранов из Лейб-(!)Атаманского и Кирасирского(!!) полков.
Было у него еще одно соединение — но недолго. Дело в том, что у выдающегося борца с жидовским интернационалом были в составе его Семиреченской армии самые натуральные интербригады: сербская, итальянская, киргизская и манчжурская. Злые языки говорили, что это очень повышает преданность партизан руководству. Если бунтуют казаки — можно усмирить их сербами, если бунтуют сербы — калмыками. Так вот: в Манчжурской бригаде манчжур, конечно, не было — откуда их взять в Туркестане? Но были калмыки, уйгуры, дунганы, казахи, достаточно местные для Синцзяна племена. После перехода границы они оказались опять дома — и немедленно, забыв Атамана, нанялись под предводительством своего комбрига И Тай-чжу на китайскую военную службу по 50 лан за месяц. С анненковским военным опытом — они теперь неплохо стоили в разделенном между ворлордами Китае..
Самого же Вождя китайцы поселили достаточно далеко от большевистских пределов, около столицы края города Урумчи. Вдруг обнаружилось, что он и его люди скрыли от сдачи часть оружия. Начался вялотекущий конфликт с неожиданной развязкой. Анненковцы, посчитав, что их обижает местная полиция, выломанными из оград палками загнали ее и заодно местное китайское войско в ограду глинобитной крепости Гучен, а тем временем стали вырывать из грунта захованные мосинки и максимы.
Конечно, запуганные чайники полностью сдались, согласились на все условия, главным из которых была отправка всего отряда за китайский счет в заветный Харбин. А когда атаман приехал на заключительные переговоры к синцзянскому военному губернатору, дуцзюню Ян Цзун-сину, встретили его с почетным караулом и немедленно посадили в яму.
Хитрость N 8 из списка стратагем Сунь Цзы: "Изобрази выгоду, чтобы завлечь его. Сотвори беспорядок в его силах и возьми его".
"Для хвастуна не нужен нож, ему немного подпоешь — и делай с ним что хошь!"
* * *
По оценкам, всего в разных местах перешло границу, чтобы укрыться в Китайском Туркестане, около 50 тысяч человек. Самой же большой оказалось эмигрантская популяция на реке Эмиль-Хо, где главным начальником был генерал Бакич. Хотя именовалось это — "Отрядом Атамана Дутова". Вырыли землянки, поставили палатки, стали устраивать киносеансы (помните про "сирк"?). Образовавшиеся как бы улицы именовались: Атаманская, Невский проспект, Поэзии и Грусти и последняя — Любви. Вообще русский человек обладает удивительным умением адаптироваться к любой чужбине, особенно, если чувствует, что на родине будет еще хуже.
Поблизости оказалось большое количество баранов, закупленных еще колчаковскими интендантами — их удалось прибрать к рукам. Видимо, многие годы службы "по хозяйственной части" оставили нужные навыки. Муку по договоренности выдавали китайцы, по фунту на душу на сутки. Никак не даром, но чем платить пока было, кое-что при эвакуации сберегли, хотя золотой запас России и уехал совсем в другом направлении. В переписке Бакича с Дутовым фигурируют золото пудами и серебро сотнями пудов. Потом кое-что подкинул забайкальский атаман Григорий Семенов. Однако ж, закупленная мука доставлялась нерегулярно и не полностью. Неудивительно. Китай и коррупция тогда были почти синонимами. Правда — не только Китай. Из выделенного Семеновым, как кажется, большую часть попросту растратил харбинский представитель оренбуржцев генерал Анисимов.
Совсем было непонятно — что же дальше? Лозунги о том, что Советы вот-вот падут и можно будет вернуться победителями — вещь утешительная, но ... .
* * *
Мы что-то слышали о тяжелом быте белой эмиграции первых лет: господа офицеры — в таксидрайверы, дамы, кто помоложе, в таксигерлс ... И грубый день взойдет из-за домов Над мачехой российских городов ... Нам каждый берег будет чуждым, Ненужной каждая земля ... Эх, если б узкоколейка шла из Парижа в Елец ... Зачем меня девочкой глупой От страшной, родимой земли ... .
Мир дежурных у Ремарка, Чаплина, Сартра, Оруэлла, Кэдзуо Исигуро, Генри Миллера русских графов и графинь из меблированных комнат. Да и наши — А.Толстой, В.Набоков, А Куприн — тоже внесли лепту. Но и этот мир бело-русских Харбина, Шанхая, Берлина и Парижа для жителей лагеря на Эмиле — недосягаемая мечта. Не говоря уже о том, чтобы попасть в Европу, но путь от Тарбагатайского округа Синцзяна до, хотя бы, Шанхая — это более четырех тысяч верст. На этих верстах нет не только рельсов, а и часто и простой "колесной" дороги. Джунгарские и алашаньские пески, заоблачные горы Куэнь-Луня, желтые азиатские реки, не видавшие мостов, фронты между поделившими страну после Синьхайской революции ворлордами-дуцзюнями, а главное, непонятные и, верней всего, враждебные к любым европейцам (есть за что) жители: уйгуры, дунгане, монголы, китайцы.
Вспомнить, что именно такой маршрут, проделанный перед Мировой войной русским полковником Маннергеймом, был воспринят всеми как подвиг, принес ему благодарность Генштаба, царскую личную благосклонность и широкую известность среди специалистов. Но он и занял два года, у Маннергейма сменилось два состава спутников — болели и ломались казаки конвоя, а ведь у него на руках не было гражданских беженцев, женщин и детей.
Никак!
* * *
Бакич пытался, как щенок в детском стишке, "найти себе хозяина", который выведет его и его людей из пустыни, писал забайкальскому атаману Григорию Семенову, российскому(?) посланнику князю Кудашеву, Бог уж знает кого нынче представляющему в Китае, каким-то оставшимся с царских времен консулам, синцзянскому ворлорду Ян Цзун-сину, посылал на деревню дедушке телеграммы французским и японским дипломатам в Пекине, в Крым Врангелю, потом в Ургу барону Унгерну, объявившему очередной поход за окончательный разгром жидов-комиссаров ... все без ответа. Никому они были не нужны. Семенов было помог, но по отсутствию прямых контактов деньги, как уже говорилось, попали в Харбин и растворились, синцзянский ду-цзюнь, тот самый, если помните, который чуть позже определил в яму Анненкова, в стихотворной форме извинился за то, что "те войска, кои перешли границу и теперь находятся в пределах Китайской Республики, в первое время были приняты без должного этикета". И что он от этого в горести. Остальные вообще как и не слышали об "Отряде Атамана Дутова".
* * *
Вот как раз сам Атаман, попрежнему проживавший вместе с не очень большой группой казаков в Суйдуне, в 20 верстах от советской границы и в четырехстах верстах от Эмиля, писал часто. Сначала все было очень благожелательно, среди прочего он однажды сообщил Бакичу, что производит и его в генерал-лейтенанты. Потом, повидимому, к нему проторили путь неизбежные в таких обстоятельствах жалобщики. Он попытался осуществлять телеуправление эмильскими делами, ничего, конечно не получилось, а отношения двух военачальников пошли вразнос.
Но так бывает — когда у одного титулы и формальное главенство, а у другого реальная власть, прямое руководство. Не будем рассматривать все подробности генеральской склоки, такие бывали и у красных, а уж у белых были нормой жизни. Упомянем только, что потерявший рычаги воздействия на Бакича старший начальник перешел от упреков в письмах к характерному именно белогвардейскому жанру укоров в приказах. При этом не отказывал себе в утешении попрекнуть инородца неважным уровнем его русского языка:
— На приказ о выдаче серебра для общего дела спасения России, переданный лично ген. Бакичу капитаном Паппенгут, генерал Бакич ответил отказом, и на вторичный приказ мой по телеграфу положил свою резолюцию, которую привожу как в доказательство понимания генералом Бакичем русского дела и русского языка: "Телеграмму читал и на совещание начдивов обсуждалось; отряд находится в очень тяжелых условиях, и болие, чем рание, решено было — нет возможности пока ничего уделить: офицеры, сольдаты и казаки голие и босие. Нач. Отряда Ген.-Лейт. Бакич".
Подчеркивания в тексте тут мои, но ясно, что и Дутов хотел бы, чтоб на орфографию этих слов обращалось внимание. Удивительно, но это цитата не из фельетона, не из заявления в партком и не из судебной жалобы, а из Приказа N 207 Главного начальника Семиреченского края от 17 января (по ст.ст) 1921 г..
* * *
До чего бы еще они долаялись — неизвестно. Но ровно через неделю Александр Иванович Дутов был застрелен заброшенным специально для этого через границу чекистом.
Когда я написал, что на погибающих в Синцзяне от голодухи, а еще более от безнадежности, белогвардейцев никто не обращал внимания, я был не совсем прав. По крайней мере, о них никак не могли забыть местные китайские власти, у которых к обычной головной боли управления дикой западной окраиной Срединного государства, добавились еще и эти непонятные и уже потому страшные люди.
И еще Реввоенсовет Туркфронта в Ташкенте. По свежим воспоминаниям о начале Гражданской войны очень на слуху было имя Атамана Дутова, а он еще и не давал о себе забыть, сочинял листовки, всем рассказывал о будущих походах на Москву, хотя по факту, кажется, более занимался внутренними разборками. Да вот хоть и мы с вами, пока не стали разбираться с этой старой историей — много слышали о Бакиче? А Дутова помним еще с первого курса. "История КПСС" — а как же?!
Вот поэтому, думается, и послали киллера именно к нему. Я тут скачал через И-Мул старое советское кино, которое так и называется "Конец атамана". На заставке картинка — "Щит и Меч" и надпись:
Небезынтересно. Особенно то, что славные сыны в ходе фильма большую часть сил отдают подсиживанию и арестованию друг друга, а уж на остатке метража приканчивают Атамана. Его-то играет любимый народом Владислав Стржельчик, соответственно — барственные голос и манеры, кабинет метров на триста, походно-полевая подруга — этакая петербуржская кружевная фифа Серебряного Века, "Алэксаандр, разве Вы не идете сейчас в храм?". Хотя по документам была она казачкой станицы Остроленской 2-го отдела Оренбургского войска, по разысканиям А.Ганина — "молодая особа с крепкой, хорошей фигурой, лицо широкое, скуластое". В общем, заметно, что традиции туфты у Алма-Атинской студии старые, со времен еще, когда Мартинсон играл эсэсовских генералов. Короче, убили большевики Атамана, кто хочет подробностей — найдет в Сети. Нынче это не под секретом, правда, что зато версий несчетно и полной веры нет ни одной.
* * *
Анненков, если помните, сидит уже в китайской яме, так что наш Андрей Степанович Бакич остался единственным Главным Буржуином на весь Восточный Туркестан. Синекурой это не было, генерал оказался в условиях, которые легко могли привести в отчаяние. Его собственная оценка хорошо видна в телеграмме, отправленной им в Харбин незадолго до конца "эмильского сидения":
нужна ли моя организация вопрос за неполучением перевода выходом средст вынужден всех распустить тчк если не нужны зпт просите передать ту местность зпт где могут найти работу 1300 офицеров 4500 солдат семействами тчк ответ нужен возможно скорее принятия решения тчк
Без ответа.
* * *
За полгода до этого прозвучал еще один револьверный выстрел, лично коснувшийся нашего героя.
Застрелилась его подруга. Не будем ханжами, не попрекнем Андро тем, что кроме законной жены Ольги Константиновны, которая нынче с детьми в Никольске-Уссурийском, у него еще за время Гражданской войны образовалась и Ольга Федоровна Якименко, зубной врач из Сызрани, как в песне — "бежИнка из-под Самары". Все — люди, а в данном случае даже некому сказать ту самую сталинскую шутку насчет "Завидовать будем!"
Завидовать некому, у его прямого начальника Дутова, как уже мы упоминали, тоже в кибитке от самого Урала едет скуластая казачка Александра Афанасьевна Васильева, а законная жена эвакуировалась в Красноярск. Ну, на следующей и уж самой верхней должностной ступени Верховный Правитель А.В.Колчак, жена его Софья Федоровна с 16-го года с сыном живет в Париже, а о любви Колчака и Анны Тимиревой написано за последние годы так много — проза, стихи, романсы, пьесы, киносценарии, мюзиклы ... нет разве что балета. Да и то потому, вероятно, что давно уже существует советский балет А.Петрова с двумя названиями "Иркутская История" и "Ангара", каждое из которых звучит для колчаковской темы жутковато.
Конечно, рядовой казак или солдат Оренбургской армии себе такого позволить, как правило, не мог, но и у красных, и у белых комсостав разделял все же не все лишения с массой, что, может быть, отчасти и укрепляло его, комсостава, решимость к продолжению борьбы. Как писал чуть позже немецкий поэт Берт Брехт: "Все сердца горят единым чувством, Но в котлы заложен разный харч".
* * *
Ольга Федоровна добралась в бакичевской кибитке от Сызрани до беженского лагеря на Эмиле. Мне тоже трудно представить себе эту жизнь в кибитках и землянках на краю степи и пустыни, но тому, кто помоложе, кто не застал "третий трудовой семестр", стройотряды, целину, кто не жил в палатках или вагончиках посреди бескрайнего и полупустого Казахстана совсем, наверное, трудно представить скрипящую на зубах пыль, сводящий с ума нескончаемый ветер, сухую траву на потрескавшейся земле, полувысохшие озерки на месте, где весной текла речка. Может нравиться и эта земля — но тогда ее надо любить, а пришедшему поневоле ... спросите у тех, кому пролетарская юстиция определила не Колыму, а Карлаг.
Конечно, отсюда рвались, кто куда мог. Упомянутый выше Сергей Хитун вспоминает полвека спустя в благополучной Калифорнии :
Через два месяца после перехода китайской границы Бакич издал приказ о демобилизации. Стали образовываться группы с тем или иным маршрутом. Интендантство выдавало выбывавшим муку и сахар, а также лошадь из армейских табунов, которые были на подножном корму в степях.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
