Танненберг

Но уже прибыли и другие, из тыловых округов, как тот же Полтавский полк. Плюс к этому, здесь же, в районе Варшавы, была расквартирована Первая стрелковая бригада и Вторая полевая тяжёлая артиллерийская бригада. Последнее являлось особо ценным подарком штаба, но вот вывод её на боевые позиции своим ходом представлялся на редкость трудной задачей, поскольку в её состав входили такие монстры, которые на местных грунтовых дорогах после первого же дождя должны были гарантированно увязнуть.

Ах, да — к нему переходили в подчинение отряды пограничной стражи на северном участке границы, но их было очень мало, а использовать их в качестве линейной пехоты теперь Самсонов считал просто кощунством, учитывая полный провал с разведкой в армии. Ещё планировалось развернуть где-то здесь же Двадцать Третий корпус, в составе Второй пехотной дивизии и Гвардейской дивизии. Но его части пока что даже на горизонте не показались. А с Гвардией ещё и проблем не оберёшься. Он прекрасно помнил об их своеволии на полях Манчжурии — туда пойду, сюда не пойду, а копать вообще не буду. Его, конечно, сия чаша тогда миновала, но он был наслышан о капризах высокородных отпрысков, служивших там.

И конечно, кавалерия! К армии были приписаны целых три кавалерийских дивизии. Пятнадцатая и Шестая стерегли границу в районе Млавы, а Четвёртая напротив Турошанского леса, прикрывая фланг армии. Он уже видел раннее предписание Жилинского, согласно которому они должны были вести наблюдение за действиями неприятеля, и предпринимать активные вылазки на его территорию, производя диверсии и нанося всяческий убыток. Так что на границе сейчас наверняка весело, и никакого затишья нет, как он раньше думал. Так, надо бы проверить, кто здесь ещё рядом квартирует, или намечается к этому. И вдохновлённый этой мыслью, он направился в кабинет Орановского, решив, что если тому надо будет заглянуть в бумаги, то пусть он это лучше сделает на месте, чем бегает взад вперёд.

Орановский работал с бумагами, делая пометки, что-то подписывая. Самсонов, проявляя деликатность, разрешил ему не вставать, поинтересовался, не сильно отвлекает ли, и задал вопрос в лоб — какие части ещё находятся в районе Варшавы, кроме гарнизона. Поскольку Владимир Алоизиевич ещё вчера был начальником штаба округа, то он, даже не заглядывая в бумаги, с ходу назвал Двадцать Четвёртую дивизию, состоявшую из Сибирских полков. Как их сюда занесло, и почему они здесь расквартированы — оставалось только догадываться. На основе этой дивизии планировалось развернуть Первый корпус, придав ему дополнительные части, которые уже на подходе. Но поняв, с какой целью Самсонов этим интересуется, Орановский его сразу огорчил, что в планах командования оставить пока этот корпус для прикрытия Варшавы, до прибытия других частей.

"Логично" — думал Самсонов, шагая обратно по коридору, — "резерв никогда не помешает. Но что-то армия жидковата получается. Если ничего больше не добавят, то совсем грустно будет. Или если ничего не удастся выклянчить у Жилинского." Общение с начальником штаба оставило двойственное впечатление. С одной стороны, не вызывало никаких сомнений, что он высококлассный штабист. С другой, было ясно, что этот человек — ходячая инструкция. И если ему покажется, что Самсонов выходит за рамки своих полномочий, то не только начнёт возражать, но и без колебаний доложит куда следует. Мелькнула мысль постараться избавиться от него под благовидным предлогом, но Самсонов пока отодвинул её подальше, потому что на другой чаше весов было прекрасное знание реалий округа, а кого пришлют взамен неизвестно. (В реальности Орановского на этой должности вскоре сменил Постовский, тоже прослуживший немало в штабе Варшавского округа, но прибыв на место уже после начала наступления, не успел быстро разобраться в стремительно меняющейся ситуации, из-за чего увеличилась путаница в тылах армии. К тому же, он был человеком очень неуравновешенным, из-за чего ещё в бытность своей службы на Кавказе получил прозвище "бешеный мулла", хоть и был православным.)

Теперь следовало подумать снова о связи. Зашёл опять к Филимонову, опять успокоил его, что пришёл не за железнодорожным имуществом, и попросил выделить кого-то из офицеров. Им оказался капитан Матвеев, человек средних лет, явно давно служивший при штабе, но застрявший в должности, потому что не набрал командного ценза. Уединившись с ним в кабинете, Самсонов начал ставить ему задачи. Узнать адреса всех технических училищ и ремесленных школ вокруг Варшавы, особенное внимание уделяя имеющим отношение к электротехнике. По возможности выяснить номера телефонов, по которым сам Самсонов мог бы связаться с их руководством. Так же раздобыть ему телефон ректора Варшавского университета, или его заместителя. А потом отправиться на склады округа, и лично перевернуть там всё вверх дном, составляя подробную опись резервных батарей для полевых телеграфов, радиостанций и телефонов. Обязательно выяснить, есть ли поставщики этого в Польше и где ещё могут находиться залежи этого дефицитного имущества. Аналогичную операцию следует проделать по поводу кабелей. Для решения этой задачи Самсонов разрешил ему привлекать любое количество людей, а чтобы капитан чувствовал себя уверенней, выдал ему бумагу за своей подписью. Отягощённый заботами, Матвеев удалился.

Затем снова нахлынула текучка, но сказать, что был весь день очень занят, значило несколько преувеличить происходящее. В свободное время он предавался тяжким раздумьям по поводу предстоящего наступления. Изучал карты местности, великолепная подборка которых была в штабе. Вскоре появился Матвеев, выложил перед ним список учебных учреждений с техническим уклоном и номера телефонов руководства, если они у таких были. Список оказался не длинным, четыре ремесленных училища, два низших и два средних. Самсонов начал лично обзванивать абонентов, представляясь командующим армией и прося о личной встрече, цель которой он не может называть по телефону. Растерянные люди, как правило, сразу соглашались, недоумевая, зачем их заведения понадобились такому важному чину.

Ректора Варшавского университета он оставил на десерт, понимая, что разговор может оказаться не простым. Но всё обошлось. Им оказался Александр Евгеньевич Лагорио, человек далёкий от политики, но страстный патриот России, принципом которого было не на словах, а на деле доказывать свою пользу стране. Можно сказать бессменный руководитель этого учебного заведения с непростой судьбой.

Всё дело в том, что Польша в составе империи была вечной проблемой и незаживающей раной. В России поляков обычно жалели, сочувствуя в принципе их желанию обрести независимость, с пониманием относясь к их культуре. Но в ответ натыкались лишь на глухую стену непонимания, а то и откровенного презрения. Многие русские чиновники и люди, имеющие отношение к политике, в сердцах не раз говорили об этом никак иначе, как "проклятый польский вопрос". Среди поляков постоянно зрели заговоры, неоднократно выливавшиеся в восстания, горячо поддерживавшиеся из-за границы. Вся пресловутая конспирация и методы борьбы, были прекрасно отработаны и обкатаны ещё в девятнадцатом веке поляками. А русские социал-демократы потом только переняли уже готовую схему, включая террор.

Дошло до того, что в России, во второй половине девятнадцатого века, слово поляк, прочно ассоциировалось со словами революционер и бунтовщик, хотя все и понимали, что это, по меньшей мере, не справедливо по отношению к целому народу. И это, конечно, так и было. Большинству простых поляков, даже во времена самых грозных восстаний, было глубоко наплевать на буйные фантазии своих предводителей, потому что их повседневная жизнь состояла из борьбы с совершенно другими проблемами. И не последнее место в числе этих проблем зачастую занимали как раз те люди, которые призывали "всех честных поляков" бороться с ненавистной Россией. Иногда доходило даже до курьёзов. Так, во время восстания 1860-х годов, губернатор Привисленского края Кауфман, одним росчерком пера подавил восстание на вверенной ему территории. Он просто силой своей власти ускорил процесс выхода крестьян из личной зависимости от помещиков, и наделяя их землёй, широко оповещая об этом население. И сначала повстанческие отряды лишились многих солдат, а когда шляхтичи, составлявшие ядро этого движения, попытались привлекать туда кого-то силой, то крестьяне сами сдавали своих бывших господ русским властям. Теперь они не могли себя чувствовать в безопасности даже в глухих лесах. Всегда находился какой-нибудь "янек", который хотел отомстить заносчивому барину за прошлые обиды, и указывал место, где прячутся повстанцы.

Но с течением времени ситуация в Польше не стала легче. Среди состоятельных и образованных людей постоянно бродило плохо скрываемое недовольство, наслаивающееся на общие неурядицы русской жизни. И, конечно, Варшавский университет был одним из традиционных рассадников таких настроений. Причём, в немалой степени за счёт местной профессуры. Конечно, преподавательский состав всячески пытались разбавить выходцами из России, и по возможности лояльными к власти, но во время событий 1905-1907 годов Варшавский университет снова отметился, как центр беспорядков. Его даже хотели перевести в Новочеркасск, но всё же оставили на месте.

Но Лагорио был сама любезность. Он внимательно выслушал просьбу Самсонова о встрече, прекрасно понимая, что это как-то связано с начавшейся войной, и обещался быть. И вообще, оказать всяческое содействие. Общую встречу назначили на завтра, на десять утра. Всё это Самсонов затеял с целью собрать под своё крыло как можно больше людей, понимающих в налаживании телефонной связи. И основную ставку решил делать на студентов, а может и кого-то из преподавателей. Но здесь, конечно, был нюанс. Всё дело в том, что наверняка большинство этих людей будут поляками, которые неизвестно как относились к России. Многие из них не входили в число призывных лиц, и приказывать им он не мог в принципе. Поэтому разговор обещал быть не простым. К тому же следовало озадачить преподавателей изготовлением батарей для телефонов, на базе своих лабораторий. Наверняка их возможности будут невелики, но и ему надо было не так уж и много. Возможно, придётся даже простимулировать их интерес деньгами, для чего надо будет озаботиться подтверждением своего кредита в местном банке. Да, он собирался оплатить эти расходы из своего кармана. И дело здесь даже не в патриотизме, а в том, что он прекрасно понимал, если у него сейчас ничего не получится, то ему вообще ничего уже не будет нужно. Не то, что деньги. Проблема была в другом, сейчас лето, и все студенты на каникулах. Собрать удастся далеко не всех. А те, кого удастся — в основном местные. А это Варшава...

Потом ему на глаза попалась записка о придании армии воздухоплавательного дивизиона, который следовало распределить равномерно между формируемыми корпусами. Быстро сообразив, что ни о каком бомбометании и прочих изысках речи быть не может в эти времена, он понял, что это и есть его дальняя разведка, которая по всем известным ему источникам из будущего, оставляла желать лучшего. Стало ясно, что с этим надо разобраться лично, потому как что из себя представляют эти воздухоплаватели реально, было совершенно непонятно. Узнав о месте их дислокации, под Новогеоргиевском, он взял свою персональную машину и отправился туда.

Водитель, в кожаной куртке и защитных очках, ждал уже в машине, когда Самсонов вышел на крыльцо, уселся на заднее сиденье открытой кабины, и велел трогать. Машина шла шустро в сравнении с тащившимися по булыжным мостовым извозчиками, но по ощущениям Самсонова, у которого были свежие воспоминания Анисимова, не больше сорока километров в час даже на прямых и свободных участках. Впрочем, на брусчатке трясло изрядно. Хотелось поговорить с шофёром, расспросить о свойствах и надёжности "чудо-техники", но тот был всецело поглощён дорогой, и отвлекать его Самсонов не решился. Да и кричать пришлось бы изрядно из-за ветра и шума. Поэтому он помалкивал, погрузившись в мысли о своей незавидной участи, которые снова начали одолевать.

Теперь, когда он осознал случившееся, освоился со своим новым положением, и убедился, что всё идёт, как и предначертано, у него стали появляться суждения о смысле его трепыханий. Зачем это? К чему это всё приведёт, и добьётся ли он чего-то, даже если ему удастся одержать блистательную победу в предстоящей битве с очень сильным противником? Мелькали мысли о грядущих революциях и всех ужасах гражданской войны, связанных с этим. То, что революции возникли не на пустом месте — это было совершенно очевидно, и только прекраснодушные идиоты из будущего свято верили, что у них, таким образом, отняли сытую и благоустроенную родину. Кто отнял? О, тут было самое широкое поле для фантазий. Начиная от вечно во всём виноватых евреев, заговором мирового сионизма и масонства в придачу, против народа-богоносца, и кончая происками всех иностранных разведок вместе взятых. С другой стороны, если у вас паранойя, то это не значит, что за вами не следят. Так и здесь. Все эти, и ещё с десяток других сил, запросто могли приложить руки к обеим революциям, сначала наклонившим до опасного состояния монументальное здание Российской Империи, а затем и разрушившим его. "До основанья", так сказать. И за всеми этими теориями заговоров как-то теряется обычно из виду то, что жизнь большинства простых людей в России была не просто далека от сытой и благоустроенной, а даже чудовищно убога. И когда во время длительной и тяжелейшей войны эта жизнь, естественно, стала ещё хуже, то достаточно было даже не спичку поднести, а просто искрой брызнуть.

И вся эта ситуация теперь у него ассоциировалась с глубокой и застарелой раной, которая начала воспаляться и гноиться. Безграмотный коновал в таком случае, недолго думая, просто и быстро отнимет ногу. А может и обе, на всякий случай. А опытный доктор начнёт лечить. Долго и терпеливо, сохраняя человеку плоть и кровь, полноценную жизнь.

А кто он? Доктор, или модифицированный лейкоцит, запущенный в больной организм империи, в которой уже начались воспалительные процессы, и обязанный для начала справиться с внешними раздражителями, то есть войной, чтобы потом в относительно спокойной обстановке заняться лечением больного тела? А не много ли на себя берёшь, Анисимов? Кто ты такой, чтобы рассуждать о судьбах целой страны, и, чего уж там говорить, пожалуй, и мира? Ты обладаешь какими-то супер навыками? Какими-то сверх знаниями? Ты ведь убедился уже, что всего лишь обычный человек, не добившийся ничего особенного ни в той жизни, ни, скорее всего в этой. Хотя...

Здесь-то ты уже добился многого, как Самсонов. Генерал-губернаторами кого попало не назначают. Значит, причина всё же в Самсонове. Или в его месте в этой жизни. Возможно, Самсонову и России не хватило самой малости, чтобы история пошла по другому варианту. И этой малостью стал Анисимов, каким-то непонятным образом оказавшийся в голове у Самсонова, и, что ещё более загадочно, как-то уживавшийся там с явно не стёртой личностью обладателя тела, давая ему хоть и скудные, но всё же знания из будущего. Значит, будем лечить? Но для этого сначала надо защитить страну.