Танненберг

И вот, снова очутившись в Варшаве, он понял, что для воплощения своих идей, как спасти армию от разгрома, ему нужны деньги. То, что он не сможет их выбить из командования официально, не подлежало сомнению. Были, конечно, ещё и другие мысли, как получить желаемое, но начать он решил с пана Рабиновича. Заодно и поквитаться за своё тогдашнее поражение, и даже в некотором роде восстановить справедливость. Этот гад украл у армии деньги? Вот пусть и вернёт их армии. Сам!

— Здравствуй, Изя. — Поздоровался Самсонов. — Узнал? — Спросил он, закрывая дверь.

Лицо Рабиновича, сначала выражавшее недоумение, начало вытягиваться.

— Вижу, что узнал. — Зловеще сказал Самсонов и прошёл в кабинет, усаживаясь на стул прямо перед столом. — За тобой долг, Изя.

Рабинович сделал знак носатому и тот испарился.

— О чём вы, ваше превосходительство? — Наивно захлопал глазками Рабинович, начиная приходить в себя.

— О сукне, Изя. — Задумчиво проговорил Самсонов, кивая своим словам. — Всё о том же проклятом сукне.

— Стоит ли вспоминать о том, что было так давно?

— Ты хочешь сказать, что что-то поменялось?

— Ну, в некотором роде... — Неопределённо промямлил Рабинович.

— Что, сукно на складах стало хорошим?

— Ну... Тоже в некотором роде.

Самсонов понял, что этот хитрец начинает темнить.

— Послушай, Изя. Ты в курсе, что война началась?

— А как же! — Воскликнул собеседник.

— И я здесь не случайно. К тому же ты наверно догадываешься, что раз я теперь полный генерал, то и власти у меня побольше. Впрочем, как и ответственности. И я по-прежнему буду отвечать за то, чтобы солдаты были одеты в нормальное обмундирование. Мои солдаты. Понимаешь, Изя?

— Э-э-э... Александр Васильевич, я действительно поставляю на склады вполне сносное сукно. — Неуверенно проговорил Рабинович.

— Вполне сносное? Это как?

— Нормальное сукно. Из него шьют довольно неплохую одежду.

— Значит, всё-таки продолжаешь мухлевать, только уже не столь нагло. — Утвердительно сказал Самсонов

Рабинович молчал, опустив глаза.

— Изя, пойми меня правильно. Речь теперь идёт не о каких-то абстрактных обязательствах, что на складах лежит обмундирование, которое годами никому не нужно и всё равно рано или поздно списывается. А о том, что тысячи людей вынуждены будут одеваться в барахло, сшитое из твоего дерьмового сукна. А ведь они идут на войну, рисковать самым дорогим, что у них есть — своей жизнью. И по твоей милости, им придётся делать это в каких-то обносках.

— Ну, не такие уж там и обноски... — Робко возразил Рабинович.

Самсонов тяжело вздохнул.

— Знаешь зачем я здесь? — Спросил он, глядя прямо на собеседника. Рабинович явственно напрягся. — Чтобы восстановить справедливость. — При этих словах Рабинович втянул голову в плечи. — Нет, это не то, что ты подумал. По большому счёту твоя кровь уже ничего не изменит. Сукно не станет лучше. Но если ты вернёшь свои долги, то мне будет не так обидно.

Рабинович с недоумением уставился на генерала.

— Я предлагаю тебе сделку. Ты помогаешь армии прямо сейчас, а я сразу забываю о всех твоих прегрешениях в прошлом. Чтобы тебе было понятней, скажу честно. Нынешний генерал-губернатор — мой старый приятель. Не знаю даже, в курсе ли он твоих махинаций, у него пока было слишком мало времени, чтобы разобраться во всём. Но если ты вынудишь меня пойти на принцип, то я обращусь прямо к нему. И поверь мне, совершенно неважно, кто ещё участвует в твоих делишках. На этот раз я так быстро не уйду, а чтобы назначить формального главного злодея, много ума не надо. Как ты думаешь, кто большего всего подходит на эту роль? Неужели ты думаешь, что это будут люди в погонах? По моему будет вполне естественно, что им окажется бедный еврей, который к тому же слишком много знает. Возможно, ты даже до суда не доживёшь, и я здесь буду совершенно не причём.

Рабинович подавленно молчал, внезапно осознав, что действительно находится в полной власти этого человека. Но что-то делать было надо. Разговор шёл о сделке? Ну, что же, это деловой подход. Это его стихия! Быстро справившись с растерянностью, он поднял глаза, и спросил:

— Чем я могу помочь?

— Армия остро нуждается в телефонах и кабелях. Они только относительно недавно достигли уровня, пригодного для использования на войне. Ты же помнишь, какие они раньше были? Годились только для того, чтобы поговорить с человеком в соседнем доме. (Первые телефонные аппараты имели дальность связи, на которой ещё можно было разобрать слова, в несколько сотен метров.) И наше руководство спохватилось достаточно поздно, чтобы насытить ими войска. Они конечно есть в армии, но очень мало. А я хочу, чтобы их было много. Очень много. И я считаю, что именно ты должен армии в этом помочь.

— У меня есть несколько аппаратов, которые я могу пожертвовать для нашей доблестной армии. — С готовностью подхватил Рабинович. — Даже этот! — Воскликнул он, указывая на аппарат, стоявший на столе, с накладками из слоновой кости.

— Нет, Изя. — Усмехнулся Самсонов. — Это слишком мелко. Нужно не несколько, а сотни. И сотни километров провода к ним.

Глаза Рабиновича округлились, потому что запахло очень крупными финансовыми потерями. Телефонный аппарат в те времена был штукой недешёвой.

— Но чтобы это всё же не выглядело чистым грабежом честного коммерсанта, — великодушно произнёс Самсонов, — армия тебе возместит затраты, выписав долговые расписки. Наверно, даже с процентами. Не спорю, выгода не столь для тебя очевидная, но подумай о том, что на другой стороне весов не только всё твоё имущество, но и твоя жизнь.

Рабинович снова сник, прекрасно понимая, что эти долговые расписки будут погашены только после войны, и то не сразу. Мысль о том, что деньги будут возвращены, конечно, грела душу, но тратить-то их надо сейчас. И судя по всему немалые.

— И сколько аппаратов вам нужно?

— Чем больше, тем лучше. Даже если придётся скупить все телефоны в Польше. — На Рабиновича было жалко смотреть. — Но чтобы разговор был всё же предметным, давай попробуем определиться прямо сейчас. Я тут прикупил газетку с утра, в которой нашёл довольно много объявлений на интересующую меня тему. Несколько частных, где люди продают свои личные аппараты. Но особый интерес у меня вызвала вот эта реклама, некоего пана Комаровского, продающего аппараты любых моделей. Очевидно, это крупный поставщик. Давай прямо сейчас позвоним к нему, и узнаем, сколько аппаратов у него в наличии. А так же поинтересуемся, сколько у него есть кабеля к ним. — И с этими словами Самсонов потянулся к телефону.

Рабинович отреагировал не сразу, но когда Самсонов уже взялся за трубку, встрепенулся, и остановил его:

— Подождите. Так делать не надо. Если вы ему скажете, что хотите скупить все телефоны для армии, то он заломит цену. А это всё-таки мои деньги.

— Но с чего-то же надо начинать?

— Надо ехать к нему в магазин, и просто узнать, сколько стоит та или иная модель. Как будто вы хотите купить для себя телефон. А уже потом сказать, что берёте крупную партию, на которую он просто обязан сделать скидку. Ну, и с кабелем тоже самое.

— Тогда поехали. — Сказал Самсонов.

— Прямо сейчас? — Растерялся Рабинович.

— Да, Изя. У меня очень мало времени, и с этой проблемой я должен покончить как можно скорее. По возможности перевалив её на твои слабые плечи. Ведь ты теперь тоже имеешь здесь свой интерес. В некотором роде... — Ухмыльнулся Самсонов.

Рабинович зыркнул глазами, но от реплик воздержался. Нажал кнопку электрического звонка. В дверь тут же просунулся носатый.

— Яша, подготовь машину. Мы с господином генералом покатаемся. — Распорядился Рабинович.

Носатый тут же исчез, а Рабинович начал собираться, доставая разные бумаги из своего стола, и распихивая их по карманам пиджака.

Когда они вышли из дома, то перед крыльцом уже стоял порыкивающий мотором мерседесс с открытым верхом. Самсонов забрал Василия и отпустил пролётку. Все вместе они уселись на мягкие кожаные сиденья и поехали к пану Комаровскому торговать телефоны. Магазин был неподалёку, в центре Варшавы, располагался в шикарном здании с большими стеклянными витринами. Едва войдя внутрь, они были тут же атакованы приказчиком, наперебой хвалившем свои товары. Товарный ряд был, по сути, представлен тремя моделями, имевших между собой очень мало отличий. Но вот их оформление, или, как сейчас бы сказали, дизайн, действительно впечатляли. Телефон уже стал, конечно, довольно массовым явлением, но всё же был принадлежностью только состоятельных людей. Поэтому его украшению уделялось довольно много внимания. И если сами аппараты производились немногочисленными заводами, то вот отделка осуществлялась, как правило, на месте. И зачастую под заказ. Рабинович довольно быстро выяснил, сколько стоят голые аппараты, без изысков. Что уже само по себе заставило скиснуть приказчика. Потому что по виду покупатели были состоятельными, а интересуются такой ерундой. Но когда у него спросили, сколько телефонов есть в наличии не только в магазине, но и на складах, то он даже завис на некоторое время. Потом быстро взял себя в руки, попросил обождать, и куда-то стремительно вышел. Вернулся он уже не один, а с невысоким улыбчивым господином. Только глаза у этого господина были очень внимательными, буквально просвечивающими собеседника насквозь. Но на Рабиновича такие штучки не действовали, а Самсонов был несоизмеримо выше этого не только морально, но и по росту.

— Добрый день, панове. Я владелец этого магазина, Станислав Комаровский. — Представился вошедший.

Самсонов с Рабиновичем тоже представились, вызвав немалое удивление на лице Комаровского — русский генерал в компании местного еврея... Нечасто такое встретишь.

— Пан Комаровский, а сколько телефонных аппаратов вы можете продать вообще? — Начал Самсонов. При этом Рабинович нервно дёрнул щекой, давая понять, что так дела не делаются.

— А сколько вам надо? — Вопросом на вопрос ответил Комаровский.

— О, очень много. — Закатил глаза Самсонов. — Я думаю, что столько у вас нет.

— И напрасно! — Возразил Комаровский. — Мой магазин единственный в Варшаве, не считая всякой мелочи, которые торгуют аппаратами в числе прочего барахла. Можно сказать, что телефонами Варшаву обеспечиваю я.

— Нам надо тысячу аппаратов. — Выдал Самсонов с потолка. — Для начала. — Добавил весомо.

Комаровский поперхнулся. Впрочем, как и Рабинович. Только причины у них были разные.

— Ну, столько у меня, конечно, сейчас нет, но если вы дадите мне время, то я несомненно...

— У нас нет времени. — Перебил его Самсонов. — Поэтому я и спрашиваю, сколько у вас есть аппаратов сейчас.

— Ну, штук двести найдётся несомненно. Для вас имеет значение модель или внешняя отделка?

— Совершенно не имеет. — Ответил Самсонов. — Главное, чтобы они работали.

— А скажите, любезнейший пан Станислав, — начал издалека Рабинович, — чем отличается вот эта модель, от двух других?

— О, пан Рабинович, эта модель принципиально отличается от них, — начал заливаться соловьём Комаровский, — потому что...

Самсонов слушал их пикировку только первое время, прекрасно понимая, что Рабинович изо всех сил будет стараться сбить цену, хоть на копейку, а хозяин магазина соответственно не уступить. Он в это время разглядывал богато отделанные модели, прикидывая в уме, можно ли относительно безболезненно для материала, заставить отодрать его от аппарата, и купить его соответственно по обычной цене. Но в какой-то момент он понял, что у Рабиновича что-то пошло не так, потому что его лицо стало пунцовым, и кажется, ему даже не хватало воздуха. Подойдя поближе, он прислушался, о чём идёт речь. И сам обалдел от наглости Комаровского. Тот всё же понял, что происходит закупка для армии, и не только не собирался делать скидку на опт, но ещё и взвинтил цену в два!!! раза даже по сравнению с ценниками на витринах. Аргументируя это тем, что в связи с войной поставки аппаратов, скорее всего, прекратятся, и если у него выкупят сейчас весь товар без наценки за оформление, то ему просто нечем будет торговать дальше. Множество народу, зарабатывающего себе на жизнь украшением аппаратов, останутся без денег, а он не может обрекать их на нищенское существование. И его высокая цена объясняется лишь христианской заботой о людях, доверившихся ему. Рабинович уже явно испробовал все возможные заходы на этого барыгу, и Самсонов прямо чувствовал, как сердце того болезненно сжалось в предчувствии расставания с крупной суммой денег. В принципе ему было наплевать на переживания этого жулика, но поскольку это был его единственный источник финансирования задуманного, то были опасения, что денег на всё у несчастного Изи может и не хватить. Во всяком случае, свободных денег. И Самсонов пришёл ему на помощь.

— Пан Комаровский, — вклинился он в разговор, — а вы в курсе планов правительства о конфискации стратегических товаров в пользу армии под долговые расписки?

У Комаровского отвисла челюсть.

— Н-нет... — Выдавил он из себя. — А разве телефоны являются...

— Да, представьте себе. — Не дал ему закончить Самсонов. — С недавних пор являются. И приказ о конфискации в очень скором времени, несомненно, последует. Не знаю точно когда, это всё же сложная процедура, но он будет. А я, как патриот своего отечества, просто обязан буду проинформировать интендантов о том, сколько на ваших складах находится аппаратов. Поэтому, даже если вы начнёте потом уверять нас, что продали все до последнего, с вас потребуют отчётные документы на эти сделки. Всё это будет проверено. И не дай бог, хоть один телефон окажется не там, где вы сказали. А уж тем более окажется просто спрятанным. Думаю, после этого одним поляком в Сибири станет больше.

Самодовольная улыбка с лица Комаровского быстро исчезла, уступив место выражению растерянности. А Самсонов перешёл к пряникам:

— Только все эти действия последуют несколько позже, а телефоны армии нужны уже сейчас. Разумеется, мы не можем действовать так, как я описал, без необходимых постановлений, поэтому пришли к вам совершить именно покупку. А господин Рабинович является давним партнёром военного министерства, и мы прибегли к его услугам. — При этих словах Рабинович нервно сглотнул. — Но если вы не войдёте в наше положение, если вы не проявите должной степени патриотизма, то вынудите нас действовать по-другому. Правда, это произойдёт, как я уже упомянул, позже, что нанесёт непоправимый вред нашей армии, потому что хороша ложка к обеду. Следовательно, сейчас, пан Комаровский, у вас есть уникальный шанс не только проявить патриотические чувства к своей стране, оказав ей услугу, но ещё и хоть немного заработать. И если уж вас так тревожит судьба работников, занимающихся украшением ваших аппаратов, то вы можете проявить к ним христианское сострадание, выделив часть денег из прибыли, которую вы несомненно всё же получите.

Глаза Комаровского забегали. Он явственно почувствовал, что загнан в угол и не находил путей к спасению.