Танненберг

— Яков Григорьевич у себя? — Небрежно поинтересовался Самсонов у растерянного адъютанта.

— Да, но... — Ответил тот, явно набирая в грудь побольше воздуха, чтобы начать возражать.

— Спасибо. — Всё так же небрежно бросил Самсонов, и двинулся к двери.

— Он работает, у него важный доклад... — Затараторил адъютант.

Самсонов не реагировал, быстро преодолев несколько шагов до двери и открывая её.

В кабинете, за огромным столом заваленным бумагами, сидел Жилинский, и устало кивая, слушал какого-то подполковника, монотонно бубнившего ему что-то, читая по бумаге. На звук открываемой двери, Жилинский поднял глаза, а докладчик обернулся. При виде вошедшего, у Жилинского даже усы, до этого грустно висевшие на семь часов, подпрыгнули вверх, показывая теперь как минимум десять. В усталых глазах появились искры, и сам он стал как-то больше, даже не вставая со стула.

— Александр Васильевич! — Воскликнул он радостно. — Ну, наконец-то! Рад, что вы так быстро добрались.

— Спешил, как мог. — Ответил Самсонов. — Здравствуйте, Яков Григорьевич.

А Жилинский тут же обратился к докладчику:

— Так, в общем, передайте своему генерал-майору Порецкому (начальник 26-ой дивизии Второго корпуса), что лошадей у меня в Варшаве всё равно нет, и пусть как хочет, так и добирается до Августова, если выгрузился на другой станции, отдельно от обоза. Это приказ! А если он не соберёт свою дивизию в срок, то лишится должности.

Подполковник подавленно согласился, развернулся и вышел.

— Опять бардак? — Сочувственно спросил Самсонов.

— В лучших традициях! — Подтвердил Жилинский. — Надо же так! Что-то напутали в предписаниях, и часть войск поехала не в Августов, а сгрузилась в Гродно. Причём обоза у них нет вообще. И солдаты голодные. Так явился ко мне проситель, минуя Орановского (начальник штаба Варшавского округа), чтобы я выделил им четыре эшелона и отвёз в Августов. Представляете, что будет, если четыре эшелона изъять из общего потока и пустить вне графика?

— Ещё бы. — Согласился Самсонов. — Вся ветка встанет.

-Так ещё и лошадей просил, фураж и провиант для солдат, оставшихся без оного. А где я им это сейчас возьму?

— Может пешком пускай прогуляются? — Предложил Самсонов сходу. — Там вроде не так и далеко, если напрямки. За пару дней дотопают налегке, а питаются пусть сухпаем. Только поторопить надо, пока солдаты этот сухпай сидя на месте есть не начали.

— Ох, вы правы, Александр Васильевич. Вот, что значит светлая голова человека, ориентирующегося в местных реалиях. — И с этими словами Жилинский позвонил в колокольчик. В кабинет влетел адъютант. Покосился на Самсонова, и изобразил на лице выражение ожидания.

— Запиши телеграмму, Митя. — Распорядился Жилинский. Адъютант тут же извлёк откуда-то дощечку, к которой были прикреплены листы бумаги, и карандаш, приготовившись записывать. — Августов, начальнику 26-ой дивизии генерал-майору Порецкому. Организовать немедленное выступление частей, оказавшихся в Гродно, пешим маршем до Августова, используя сухие пайки. О пополнении запасов сухого пайка составить докладную записку, на имя начальника штаба фронта Орановского. Всё. Отправь это немедленно. Ступай.

Адъютант развернулся и вышел.

— А кому он подчиняется, этот Порецкий? — Поинтересовался Самсонов.

— Должен войти со своей дивизией во Второй корпус Шейдемана, но тот ещё не прибыл на место, корпус не сформирован. Да и дальнейшее подчинение корпуса какой-то армии пока под вопросом. Вот и разгребаю сам этот бардак. — Пожаловался Жилинский. — А здоровье уже не то. Лихорадка всё чаще обостряется...— Добавил губернатор. (Лихорадку Жилинский подхватил на Кубе, где был наблюдателем во время американо-испанской войны, оставив после себя довольно толковый труд с анализом военных действий.)

— Ну, ладно, а мне вы что уготовили? — Спросил Самсонов.

— Вам? Командование Второй армией, для действий в Восточной Пруссии.

— И... — Помялся Самсонов. — Как скоро?

— Вы что-то знаете? — Насторожился Жилинский.

— Догадываюсь. — Спокойно ответил Самсонов.

— Это секретная информация. — Убавив голос, сказал Жилинский. — Наступление планируется ограниченными силами дней через десять, пока германцы не стёрли союзников в порошок.

— То есть до завершения мобилизации? — Так же негромко уточнил Самсонов.

— Да практически вообще не используя резервистов. — Подтвердил Жилинский. — Зато германцы от нас такого не ждут, и это будет для них пренеприятнейший сюрприз.

— Да, пожалуй. — Сдержанно согласился Самсонов, сам при этом почему-то леденея внутри. Ведь всё шло, как по писанному. Практически не готовая армия бросалась очертя голову в непродуманное наступление. А он что, надеялся, всё будет по-другому? Так ведь он ещё ничего не сделал для этого. Только на поезде прокатился. Может быть слишком быстро, потому что неизвестно, сколько добирался сюда Самсонов в тот раз...

— Надеюсь, вы согласны занять этот пост? — Спросил Жилинский, глядя в глаза.

— Да, безусловно.

— Вас что-то тревожит?

— Нет. Ничего... В любом случае говорить о чём-то рано, пока я не разобрался в обстановке. Хотя потом может быть уже поздно...

— Тогда устраивайтесь пока где-нибудь в гостинице, отдохните с дороги. А завтра, скажем так часов в девять утра, я жду вас на общем совещании, где будет оглашён приказ о вашем назначении, и вы примите командование армией. Займётесь подбором штаба, используя для этого штаб округа. Но должны ещё прибыть люди из Петербурга и тыловых округов. В общем, со временем освоитесь.

— Несомненно. — Подтвердил Самсонов. — Разрешите идти?

— Да, конечно. Рад, что вы прибыли. До свидания. — Тепло попрощался Жилинский.

Гостиницу удалось найти с трудом. Варшава была переполнена прибывающими офицерами и генералами. Поляки тут же взвинтили цены, но мест всё равно не хватало. Гостиницу удалось найти где-то на окраине, основной контингент которой раньше составляли коммивояжеры и прочая публика средней руки. Номер обошёлся в втридорога, тем более, что это были апартаменты для новобрачных. Самсонов хмыкнул, услышав это, но от шуток воздержался. Хотя заметил, что Василия тоже давит смех. Кинув вещи в номере, они поужинали в общем зале на первом этаже. После сытной еды клонило в сон, и Самсонов, стаскивая сапоги и заваливаясь на широкую кровать под балдахином, пробормотал Василию:

— Братец, постарайся меня разбудить часов в семь утра. — И отключился.

Василий выполнил указание в точности, разбудив ровно в семь. Сам он спал, судя по всему, на кушетке, расположенной здесь же. У кровати стояли уже начищенные сапоги. Обувшись, Самсонов прошёл в туалетную комнату, где на полочке, рядом с раковиной, уже были разложены зубная щётка и баночка с порошком. Приведя себя в порядок, Самсонов почувствовал, как голова стала яснее, а мысли упорядочились. Столь ранний подъём он себе устроил, чтобы, во-первых, не выбиваться из привычного распорядка дня, а во-вторых, надо было озаботиться некоторыми приготовлениями, чтобы потом использовать их в своей армии, командование которой ему, судя по всему однозначно светит, вместе со всеми вытекающими из этого последствиями. Ну, и конечно, побриться! А то вид с бородой у него, безусловно, важный, но в походных условиях, да на жаре, которая стояла здесь, она будет очень мешать.

— Слышь, Василий! — Обратился он к денщику, одевая китель. — А ты, какой бритвой пользуешься?

Василий бороду брил, зато носил небольшие, лихо подкрученные, усы.

— Златоустовской, Александр Васильич. А что?

— И как, нормально?

— Да, вполне, ежели за ней следить и рукой не дёргать. Хотя, золингеновская, конечно, получше будет. Заточку держит дольше, и бреет чище.

— Бороду что ли сбрить? — Задумчиво проговорил Самсонов, разглядывая себя в зеркало и почёсывая растительность на лице пальцами.

— Это зачем, Александр Васильевич? — Опешил денщик.

— Да, надоела она мне. — Лениво продолжал Самсонов, пребывая в сомнениях.

— Александр Васильевич, это, конечно, не моё дело, но с бородой вы настоящий генерал, а без неё совсем не солидно будет. — Начал увещевать его Василий.

Самсонов стоял перед зеркалом, изучая своё лицо как бы с двух точек зрения. Своей прежней, для которой борода и усы были символом, и в которой были некоторые удобства — бриться не каждый день и от мороза неплохо защищает. И новообретённой, для которой это была помеха на лице, скрывавшая его черты, и тоже имевшей неудобства в виде застревавшей в волосах пищи, засаленности, и, как следствии, частой потребности в мытье, чтобы сохранять приличный вид. В походных условиях это было проблемой. Но тут он сообразил, что большинство приличных людей, виденных им на улице, носят или бороду, или усы. Кстати, если бороды не было, то усы могли быть просто роскошными. Веянье моды, и никуда от этого, похоже, не деться. С этим согласился даже Анисимов, грустно вздохнув внутри.

— Ладно, уговорил, красноречивый! — Сказал он, и добавил, подражая народному говору. — Пущай растёт.

— Ну, слава богу. А то без бороды вам нельзя, Александр Васильевич. Не поймут люди. — Обрадовался Василий. Хотя вполне возможно, что он просто не хотел возиться с бритвой, ведь скоблить генеральскую физиономию по утрам тогда бы точно предстояло ему.

— Ну, что ж, остаёшься здесь для пригляду. — Подвёл итог Самсонов. — Если будем переезжать, то я за тобой кого-нибудь пришлю. — И отправился на улицу, где его ждала сегодня масса дел.

Первым делом, он нашёл ближайший газетный киоск, и купил газету с кучей объявлений о продаже всего и вся, а так же пестревшей незатейливой рекламой начала двадцатого века. Затем взял пролётку, и отправился в центр, почитывая по пути объявления. А прибыв на место, зашёл в роскошную цирюльню, где ему сбрили начисто и бороду, и усы. Он сразу помолодел лет на десять. Правда, нижняя часть лица теперь была несколько светлее верхней. Да и чёрт с ней! Теперь, пока есть время до совещания, следовало нанести один визит вежливости старому варшавскому приятелю, который ему сильно задолжал. По большому счёту, Самсонов сам бы никогда не решился на это, предпочтя действовать официально. И скорее всего, ничего бы не добился. Но Анисимов, насмотревшийся лихих боевиков, просто требовал действия. А учитывая, что и сам Самсонов был не чужд авантюризма, теперь он был готов на многое.

На улице он взял пролётку и отправился по адресу, который очень хорошо помнил. Большой особняк, украшенный барельефами, вполне соответствовал состоянию, которое наверняка нажил себе его владелец. А то, что хозяин не поменялся, Самсонов уже знал из газет. Извозчику и Василию велел обождать. У двери модный электрический звонок, на который Самсонов требовательно нажал. Открыл её здоровенный носатый тип в жилетке, пытливо изучавший бритое помолодевшее лицо Самсонова. Но всё же генеральский мундир сделал своё дело, и лишних вопросов ему задавать не стали.

— Вам назначено? — Густым басом поинтересовался носатый.

— Нет, но Израэль Соломонович будет очень рад встрече со мной. Мы давно не виделись. — И с этими словами Самсонов шагнул внутрь, заставляя носатого попятиться. Несомненно, если бы кто-то другой попытался так бесцеремонно вторгнуться в особняк, то его бы не пустили, вплоть до применения силы. Но рост Самсонова, и генеральский мундир на время парализовали волю слуги, и он отступил.

Окинув взглядом обстановку, Самсонов сообразил, где находится кабинет хозяина и направился туда — по небольшой лестнице в несколько ступенек и налево, куда вела красная ковровая дорожка. Направо её не было. Носатый молча шёл следом. В холле суетилась служанка, смахивая невидимую пыль с мебели. В углу, на стульях, сидели ещё два мордоворота. Таких же носатых и смуглых, как и первый. В особняке наверняка ещё были люди, но сейчас их невидно. Двигаясь по коридору, Самсонов обрадовался его пустынности, хотя здесь и было ещё несколько дверей. Встретивший его в дверях слуга шёл следом, держась сзади.

— Я сам найду его кабинет. — Мрачно обронил Самсонов на ходу.

— Я всё же извещу Израэля Соломоновича. — Последовал ответ. — Как о вас доложить?

— Это необязательно. — Попытался избавиться от навязчивого попутчика Самсонов. — Сделаю ему сюрприз.

— И всё же, не стоит его отвлекать. — Не унимался носатый.

Они вместе подошли к заветной двери, но слуга не успел её открыть, потому что Самсонов оттёр его плечом в сторону, и первым ввалился внутрь. Сзади вошёл носатый, виновато разводя руками. Там, за столом с телефоном, сидел Израэль Рабинович. Фамилия, так же мало говорившая о еврее, как Иванов, о русском. Но с этим типом у Самсонова были старые счёты. Будучи начальником штаба округа, он как-то случайно наткнулся на данные о массовом списании обмундирования для резервистов. Начал лично проверять — действительно, обмундирование пришло в негодность. Но по документам, этому обмундированию было положено храниться ещё многие годы! Начал трясти начальников складов, но условия хранения были самые, что ни на есть правильные. И даже перекрёстный опрос всех причастных не выявил массового нарушения условий в прошлом. Тогда он заинтересовался поставщиками. Сукно шло в основном с местных же фабрик — из Варшавы и Лодзи, и по условиям закупки классифицировалось как высшего качества, за что те и получали соответствующие деньги. Но прибыв на фабрики лично, он убедился, что и там всё в порядке! Сукно действительно было отменным! Тем не менее, оно каким-то мифическим образом приходило в полную негодность уже через несколько лет. Ему это было особенно обидно, поскольку он своими глазами видел, как в Манчжурию, на фронт, приходили партии обуви, у которой подошва отваливалась чуть ли не через несколько дней. А то и вовсе протиралась. Солдаты тогда как только не изголялись, чтобы уберечь свои ноги, и все дружно проклинали интендантов, привозивших такое дерьмо. А сами интенданты кивали на тех, кто привозил эту обувь. В общем тогда у Самсонова, как командира дивизии, руки оказались коротки, чтобы добраться до того жулья, что заведовало поставками. Но в Варшаве он, как гончая взял след, и намеревался добраться любой ценой до этих тварей. И вскоре выяснил, что централизованные поставки на склады проходили через контору этого самого Рабиновича. Причём так хитро, что даже название не везде фигурировало. Мелькнула мысль обратиться за помощью к жандармам, но побрезговал связываться с этой публикой, и попытался выяснить всё сам. И выяснил! Той же конторе принадлежало несколько небольших фабрик, которые гнали дешёвое сукно в огромных количествах, поразительно похожее по цвету на армейское. Не оставалось сомнений, что на каком-то этапе сукно просто подменяли, и качественное шло налево, возможно даже перекрашивалось, а дешёвое, по сути сплошной брак, шло на пошив обмундирования. Причём кто-то старательно следил, чтобы на одежду для регулярной армии шло хорошее сукно, а на склады для резервистов плохое. И стало ясно, что без пособников в интендантстве такую аферу провернуть было невозможно. Самсонов тогда не нашёл ничего лучшего, как заявиться на одну из фабрик этого Рабиновича, вызвать его туда же, и потребовать ответа, куда он девает своё сукно не на что негодное. А этот наглец, скромно потупив большие чёрные глаза, отвечал, что это его проблемы, как коммерсанта, найти сбыт на товар. Но раз он процветает, значит, всё получается. А для армии он осуществляет закупки исключительно качественного сукна. И боже упаси... Самсонов тогда не сдержался, и набросился на Рабиновича, тряся за грудки и обещая прибить собственноручно. Даже приставил пистолет к его голове, требуя ответа. И он последовал! Порядком струхнувший делец запел соловьём, называя такие фамилии, что Самсонову поплохело. А потом, пока он размышлял, что делать с этой информацией, его быстренько перевели в Новочеркасск, наказным атаманом Войска Донского. С повышением. И он понял, что его просто убрали, чтоб не мешался. И долго ещё скрипел зубами, но поделать ничего не мог.