Танненберг

Пока ждал ответа, лихорадочно соображал, как можно ещё усилить защиту позиций. Вспоминал всё, что помнил из войны с японцами, и из будущего. В принципе, хорошо закопавшиеся войска сами по себе представляли для противника труднопреодолимую преграду. Правда, времени у него было немного для создания глубоко эшелонированной обороны, но кое-что можно ещё успеть. Первым делом, это отвести основную часть войск немного назад, и вторую линию устраивать позади. Желательно скрытно от глаз противника, но это уже от местности зависит. В первой же линии расположить только небольшой заслон, останавливающий передовые отряды, и вызывающий огонь вражеской артиллерии на себя. В идеале, таких линий должно быть вообще несколько, но на это точно нет времени. Успеть бы две сделать. А когда вражеские батареи обнаружат себя, попытаться накрыть их ответным огнём. Во всяком случае, ту часть, которая окажется в пределах досягаемости. Ну и пехоту потрепать, пока она нащупывает наши рубежи. Это в общем виде, конечно, но даже понимание этих принципов много даст. Всё дело в том, что теперь он знал о разрушительной силе тяжёлой артиллерии. Знал и то, что совсем скоро, уже на следующий год, именно эта её разновидность начнёт играть решающую роль в войне. Что именно при помощи тяжёлых орудий будут ровняться с землёй самые мощные оборонительные позиции. Но там количество стволов будет доводиться до совершенно чудовищных размеров, порядка двухсот на километр фронта, намеченного для прорыва. Сейчас, конечно, масштабы были намного скромнее. То, что германцы не будут собирать в единый кулак всю наличную тяжёлую артиллерию, он даже не сомневался. А если поставят в одном месте гаубицы одного корпуса, то это будет только сорок восемь орудий. То есть, подходя формально, можно утверждать, что этого мало, чтобы стереть его позиции в порошок. Но как только он представлял себе результат стрельбы даже этого количества по узкому участку фронта, то его посещало чувство неуверенности. Гаубицы использовали в основном снаряды фугасного типа, в отличие от обычных пушек, стрелявших, как правило, шрапнелью. И эти фугасы, весом по сорок килограмм каждый, выворачивали огромные пласты земли. Когда они взрывались рядом с окопами, то попросту обваливали их стенки, погребая заживо сидящих там людей. Конечно, они потом выкапывались оттуда, если не были контужены. В общем, Самсонов откровенно опасался германской тяжёлой артиллерии, и просто так подставлять своих солдат под их огонь не хотел.

Итак, линия обороны. Основные позиции проходили по реке Млавка, которая текла с северо-востока на юго-запад километрах в пяти от станции и перпендикулярно железной дороге. По этой же небольшой речушке, метров 10 шириной, легко преодолеваемой вброд, проходила и граница. Слева от путей занимала оборону 2-я дивизия Двадцать Третьего корпуса, защищая участок около восьми километров. Первая линия неглубоких окопов была вырыта на небольшом удалении от поймы, чтобы они не наполнялись водой, и проходила вдоль узкой полосы леса. Основные силы из них теперь уходили, и оборудовали себе позиции за лесом, километрах в двух, на поле перед Млавой, и оставляя перед собой свободное пространство до километра шириной. Зона ответственности дивизии заканчивалась напротив небольшого ручейка, впадавшего в речку с запада, и тянувшегося в почти широтном направлении. Вдоль него тоже проходили наши старые позиции, на которых Самсонов и хотел оставить небольшое прикрытие, которое вызовет на себя огонь германской артиллерии. Но теперь линия обороны полностью смещалась за Млавку, которая после впадения ручья забирала ещё больше к югу, и там должна была располагаться 1-я стрелковая бригада. Фронт у неё был длинный, целых пять километров, но это была особая бригада, потому что состояла из четырёх полков. Только артиллерии в ней было, кот наплакал — всего три батареи. Но чтобы дойти до этих позиций, противнику предстояло преодолеть большое расстояние, и была надежда, что к тому моменту или что-то изменится, или подойдёт подкрепление. Обход этой позиции был затруднён бесчисленным количеством ручейков, впадавших в Млавку ниже по течению, и затрудняющих движение. Да и за позициями бригады тоже протекали ручьи, за которые можно в случае чего отступить, а с ходу их не преодолеешь под огнём. Собственно это и было угрожаемым направлением, на которое германцы могли выйти, совершив глубокий обход. Благо, что сил для этого у них было предостаточно. Сделают они это, скорее всего минуя крупный лесной массив, расположенный чуть западнее. Это направление должна контролировать 15-я кавалерийская дивизия, но ясно, что крупных сил она не сможет удержать в виду своей малочисленности. Но если сможет организовать удачную засаду, и накрыть противника своей артиллерией, то это здорово замедлит его продвижение и приведёт в расстройство.

Справа от железной дороги все позиции занимал Пятнадцатый корпус Мартоса. Сначала они также шли вдоль Млавки, которая была здесь совсем мелкая, на северо-восток. Дальше речка загибалась на восток и юго-восток, и линия обороны повторяла в общих чертах её контур, хотя она и не представляла здесь из себя какого-то препятствия. А когда русло терялось, позиции взбирались перпендикулярно на склоны пологого холма, выходя на его вершину, и своим флангом упирались в небольшое болото за ним, из которого брала начало другая речушка, Ожиц, текущая на север. Здесь все позиции смещались назад на разное расстояние, местами оказываясь вообще в большом лесном массиве неправильной формы, который покрывал собою высокий холм.

С этой стороны фланг линии обороны прикрывала 6-я кавалерийская дивизия, которой также ставилась задача в прямой бой не вступать, а устраивать засады и неожиданные обстрелы войск направляющихся в обход, с целью их задержки.

Резерва как такового не было. В его роли выступал Первый корпус, если его вообще выделят. А если нет, то останется только пострелять немного и насколько это возможно отступить, пока не стало слишком поздно. Хотя была ещё надежда на Шестой корпус, который находится уже неподалёку. Самсонов и ему отправил телеграмму, чтобы поспешили и приняли немного влево, не особо оглядываясь на обозы, но не забывая тянуть за собой артиллерию. Была надежда, что он успеет к концу дня выйти в район сражения.

Артиллерию предполагалось частично оставить на старой линии, но поменяв сами позиции, наверняка сегодня замеченные авиацией противника. А другую часть, состоявшую в основном из гаубиц, заранее отвести подальше, и готовиться к обстрелу старого места обороны, которое будет оставлено. После этого артиллерия должна объединиться за новыми позициями. Вообще, Самсонов собирался задействовать авиацию по полной, в основном опять же для противодействия воздушной разведке противника. Но не факт, что она будет успевать заткнуть все дыры. Поэтому следовало отдать распоряжение по тщательной маскировке батарей хотя бы до боя, чтобы прятались в окрестных кустах и лесах.

Мелькнула мысль про закладку фугасов и установку мин на угрожаемых направлениях. Но покопавшись в памяти, он не нашёл в ней ярких воспоминаний об этих приёмах обороны на начальном этапе войны. Решил посоветоваться с корпусным инженером. И тот подтвердил его догадки. Взрывчатки было мало, детонаторов и запалов тоже. Бикфордовы и детонирующие шнуры тоже в небольших количествах, достаточных лишь для подрыва конкретных объектов, но не для опутывания ими позиций. Хотя мысли о вреде противнику были, но бессистемные. Самсонов уже собрался было начать объяснять, что и как на его взгляд надо сделать, но понял, что это надолго. И максимум чего он добьётся, это нанесение символического вреда противнику, но зато подаст ему же хорошую мысль, как осложнить жизнь русским. Собственно, это вечная дилемма всех идей прогрессорства. На не подготовленной материальной основе внедрять новые идеи, которые будут очень быстро подхвачены врагами. А поскольку у них, как правило, материальная база лучше, то они начинают очень быстро опережать в этом нас. Результат в таких случаях оказывается плачевным.

В принципе, всё противостояние с германцами можно было свести к планомерному отступлению, с неожиданными засадами и обстрелами артиллерией наступающих колонн. А что, выслать часть сил вперёд, пускай устроят перед основными позициями труднопроходимое предполье? Нет, не получится. От русла Млавки до станции Зольдау всего 15 километров. И уже сейчас тот берег кишит дозорами противника из ландвера, не принимавшего участия в предыдущем сражении. До железной дороги, где выгружаются прибывающие корпуса чуть дальше, но не принципиально — ну, 20 километров. И двигаться вперёд наши свободно не смогут. Да, и когда? Уже завтра утром германцы начнут движение к нам навстречу. Затягивать это не в их интересах. Они прекрасно понимают, что через пару дней два наших корпуса на правом фланге выйдут на ихнюю железную дорогу, и перекроют её, заходя во фланг. Может отступать от Млавы? Это вариант, но что-то подсказывает, что противник дальше не пойдёт. Зачем германцам идти дальше на юг сейчас? Да, они обороняются, наступая. Но на своей территории, где у них есть густая сеть железных дорог, и свобода манёвра. Вон как быстро они перебросили против него целый корпус с другого конца провинции. Уходить от них, не покончив хотя бы с одной нашей армией, они не будут ни за что. А это значит, что отступив, он просто снова подарит им Млаву и удобные позиции на холмах вокруг неё, которые противник на этот раз как следует укрепит. Оставит там небольшие силы прикрытия, а основные перебросит против Ренненкампфа. И как там всё сложится на этот раз совершенно не понятно, потому что история уже другая. Какие тайные пружины будут приведены в действие его лихим наскоком, неизвестно.

А собственно, чего он боится? Вся история Первой Мировой войны буквально кричала о том, что хорошо подготовленная оборона была для пехоты практически непреодолима. Правда, это включало в себя как минимум колючую проволоку, которой у него пока нет, и несколько, а не две, линии окопов. Хотя и сами по себе глубокие траншеи являются надёжным укрытием от артиллерийского огня, хотя и не давали абсолютной гарантии неуязвимости. Но, во-первых, у германцев нет времени долго утюжить нашу оборону, а во-вторых, он попытается использовать другое своё преимущество — пока имеющееся численное превосходство, и скорее всего, попытается обойти с флангов крупными силами. Вроде авиаторы докладывали, что уже сегодня отдельные колонны выдвинулись от железной дороги в нашу сторону. Это и есть, наверное, части, предназначенные для охвата наших позиций, и скорее всего это ландвер. А что мы о нём знаем? А знаем мы, что это, в принципе, неплохо обученные люди, прошедшую службу в армии от пяти до восемнадцати лет назад. Но у них есть крупный недостаток. Офицерами они комплектуются по остаточному принципу, и у них мало артиллерии — две шести орудийные батареи на бригаду. Или, попросту говоря, одна батарея на полк. (В некоторых частях ландвера в начале войны артиллерии вообще не было, как, например, в 20-й бригаде, находившейся у Страсбурга.) Поэтому, когда противник, после непродолжительного обстрела наших позиций, пойдёт в атаку, его будет, чем встретить. А тут Самсонов тоже хорошо помнил, что пулемётный огонь из траншей по наступающей пехоте является очень надёжным сдерживающим средством, и противопоставить этому нечего на данном техническом уровне развития.

И наконец, пришла телеграмма от Жилинского, в которой тот всё же выделял Первый корпус в армию Самсонова, но отдельно оговаривал, что дальше окрестностей Зольдау он его отводить не должен без разрешения из штаба фронта. А большего сейчас и не требовалось. Тут же отбили телеграмму в Новогеоргиевск командиру долгожданного корпуса Артамонову, с требованием немедленно выдвигаться на временную станцию, до которой было семь вёрст, и готовиться к ночной погрузке. То, что слово "немедленно" имеет символическое значение, Самсонов очень хорошо понимал. Корпус расположился в окрестностях крепости лагерем, и сняться в одночасье не сможет. Но пусть поторапливаются. Потом нашли Лядова, которому следовало отправлять эшелоны обратно, и готовиться к крупной многоходовой перевозке с акцентом на первоочередную погрузку боевых частей, а уже потом обозов.

Всё. Необходимые распоряжения отданы, новые рубежи обозначены. Окапывание на позициях предстояло организовать своими силами с привлечением сапёрных батальонов и даже железнодорожников. Для этого они уже сейчас, вечером, выдвигались на наиболее угрожаемые позиции перед Млавой, чтобы ускорить эти трудоёмкие работы. Кроме того, сапёры должны были помочь артиллеристам в расчистке посреди лесных массивов площадок для стрельбы. А из поваленных деревьев соорудить над орудиями укрытия от шрапнели. Но чтобы солдаты не вымотались вконец, всё это сопровождалось приказом прекратить земляные и строительные работы после полуночи, а с раннего утра продолжить.

Утро следующего дня, 16 августа, обещало жаркий день. Даже ночь не принесла прохлады. Но была неожиданная и довольно приятная новость. Василий, ночевавший теперь в штабе, в соседней каморке, вернулся с утренней прогулки, и в старых добрых традициях приволок шпиона. На этот раз немецкого. Что и неудивительно, японцев здесь искать трудно. Хотя, какой он немец? Поляк. Местный, из Млавы. Как сказал денщик, он заприметил его ещё вчера, намётанным взглядом выцепив из снующих в отдалении людей. Как он это делал, можно было только догадываться, но результат всегда был неизменным. После короткой беседы в интимной обстановке наедине с казаком, тот пел соловьём, и о том, кто его послал, и кто его менять должен в нелёгком труде наблюдения за штабом, и куда надо передавать сведения. Своевременно приглашённый на эту исповедь Лебедев только успевал записывать. Теперь не оставалось сомнений, что здание штаба армии окажется под прицелом германских орудий, как только будет в их зоне досягаемости. И штаб корпуса тоже. Надо срочно менять их расположение. Лебедев, не теряя времени, отправил по выявленным адресам команды солдат, радостно ожидая свежую порцию сведений.

Следом пришло известие, что Первый корпус начал погрузку на станции в уже ожидавшие его эшелоны. А это значит, что через три часа одна дивизия начнёт выгружаться у границы. Самсонов решил проветриться накануне сражения, а заодно и взбодриться. Велел подать коня покрепче, вскочил на него перед крыльцом, и в сопровождении казаков конвоя понёсся осматривать позиции. Солдаты уже рыли землю. На первой линии людей осталось мало, поэтому они только углубляли отдельные места, где и должны были пересидеть обстрел. Им даже связь не проводили. Потому что для её надёжности, провода следовало хорошо углубить в землю, дабы они не были перебиты интенсивным обстрелом. А запланированное отступление с этих позиций должно было начаться, как только противник пойдёт в атаку. И оно могло быть столь стремительным, что телефонные аппараты там наверняка бросят. Нечего разбазаривать имущество.... Тут же сапёры подтаскивали короткие брёвна, которыми перекрывали участки траншеи, насыпая сверху земли и прикрывая дёрном. От прямого попадания снаряда это, конечно, не спасёт, но от шрапнели гарантированно. Вторую линию рыли с ещё большим усердием.