Дворянство (Ойкумена-3, главы 1-3)

— Спасибо, — поблагодарила женщина, возвращая флягу.

— Всегда пожалуйста, — ответил Пантин, завинчивая крышку в виде шутовского колпачка.

— Устала, — пожаловалась Елена, вытягивая руки, внимательно глядя на пальцы с обстриженными едва ли не под корень ногтями. — Хочу маникюр, увлажняющий крем, пилинг-скраб и масло для кутикул. А еще нормальные прокладки вместо мудацких трусов. Готова убить за прокладки. Но их нет, и не будет.

— Должно быть непросто.

— Я привыкла.

Сказав это, Елена с ужасающей отчетливостью поняла, что так и есть — она привыкла. Блага родного мира казались слишком далекими, несбыточными, как сказка об удивительных странах, которых нет ни на одной карте и где никогда не доведется побывать...

— Это было напрасно, — Пантин укоризненно покачал головой.

— Что? — женщина посмотрела на него, хмурясь, будто не могла вспомнить что-то важное.

— Злые слова, сказанные юному Артиго. Они были напрасны.

— Может быть, — Елена странно качнула головой, потерла висок, стараясь припомнить, когда же она называла собеседнику имя принца. — Может... Он...

— Ты была несправедлива.

— Неужели? — саркастически поинтересовалась женщина, в ее тоне отчетливо читалось 'а твое какое дело?'

— Да, — Пантин вообще не обратил внимания на сарказм и говорил с прежней мудрой печалью. — Ты устала. Устала бежать. Устала бояться. Устала переживать свое несовершенство. Избавиться от усталости, хотя бы облегчить ее — разумное и понятное желание. Но делить их с другим человеком, сваливать на него без согласия половину своей ноши... Заставлять его страдать вместе с тобой... В этом не было ни мудрости, ни достоинства.

— Он мелкий и противный уродец, — прямо сказала Елена то, что до сих пор лишь думала. — Дворянчик, не способный на благодарность.

Она помолчала и резко вымолвила с решительностью, которой сама испугалась мгновение спустя:

— Он мне не нужен. Я бы их оставила, но Раньян обещал...

Она снова осеклась. Что-то здесь было не так... назойливая мысль билась под крышкой черепа как слабый, едва заметно жужжащий комарик, что и не жалит, и заснуть не дает.

— Возможно. Но разве его в том вина? Мальчика с младых ногтей растили в знании, что есть высшие люди, настоящие люди, только и достойные так называться. А также все остальные. Он не умеет общаться с теми, кого привык считать ниже себя. Он даже не понимает, что с вами можно говорить как с равными. Пока не понимает. В душе он все еще маленький аристократ, ровня королям, который окружен слугами и ждет, что скоро его мучения закончатся.

— Что ж, его ждет неприятный сюрприз, — фыркнула Елена и спросила напрямик. — А это моя забота? — а затем сама же ответила. — Да нисколько. Он жив лишь потому, что его оте...

Она замолкла под спокойным взглядом серых глаз.

Серых глаз.

Глаз.

Елена посмотрела на Пантина еще раз, усталая грусть на ее лице сменилась безмерным удивлением, затем ужасом на грани паники, женщина в одном слитном движении шагнула в сторону и выхватила нож.

— Ты кто вообще такой?! — отрывисто выпалила она, сжимая рукоять.

Пантин, греющий воду. Пантин, помогающий с дровами и готовкой. Пантин, вырезающий рогульку для операции. Пантин, принесший одежду для Артиго. Теперь, сфокусировав на чужаке внимание, удерживая его в памяти, Елена видела, что немолодой и седой мужчина уже давно с ними, начиная от... тут память давала сбой. Человек просто появился, был рядом какое-то время, и это казалось абсолютно естественным, а стоило отвести взгляд, пришелец сразу забывался.

Сверкнуло ужасным острием копье Насильника, Кадфаль поднял над головой дубину, готовый вколотить незваного гостя в землю.

— Отвечай! — голос Елены дрогнул, казалось, она вот-вот сорвется в истерику. Теперь женщина видела глаза чужака, похожие на бельма слепца. Светло-серые белки переходили в белесые радужки неправильной формы, лишенные зрачков, но видел пришелец, судя по всему, отлично. Подобные глаза Елена уже видела, только цветовая гамма была иной. Ее руки предательски дрогнули, боль в животе усилилась, будто в мочевой пузырь ткнули ржавой иглой.

— Я Пантин, — Пантин слабо усмехнулся. — Я уже говорил.

Кто знает, чем все закончилось бы, Елена балансировала на грани истерики, готовая сорваться то ли в бегство, то ли в бешеную атаку, но в эту секунду между ней и Пантином встал подбежавший Раньян. Бретер склонился на одно колено перед незваным гостем, держа свой меч у основания клинка, рукоятью вверх, словно распятие.

— Наставник, — коротко вымолвил бретер с почтением, которого Елена никогда у него не видела и даже не предполагала, что подобное возможно.

— Горшечник, сын горшечника, — склонил голову Пантин. — Ты позвал меня.

— Да, позвал.

— Что ж, я пришел.

— У меня есть для тебя ученик.

— Я вижу. Прямо скажем, не лучший из возможных.

Елена сглотнула.

— Глаза... — выдавила она. — Твои глаза...

— Здравствуй, Хель, — тот, кто назвал себя Пантином, обозначил слабую улыбку на загорелом не по сезону лице. — А также Люнна, Вэндера... Может быть, правильнее было бы называть тебя истинным именем?

— Ты его не знаешь, — огрызнулась женщина. Смертоубийство вроде бы откладывалось, пришелец, хотя имел глаза, сходные с кровавыми бельмами черной твари, нападать, кажется, не собирался. Кто это? Догадка трепетала крыльями, как бабочка, совсем рядом.

— Я-то знаю, — чуть шире улыбнулся сероглазый. — Это тебе оно не известно. Или ты впрямь думала, что тебя зовут Еленой?

Он резко щелкнул пальцами, словно переключая беседу на другой канал.

— Сейчас не обо мне вам следует беспокоиться, — сообщил пришелец.

Он показал в сторону, туда, где, казалось, не было ничего кроме серой и унылой равнины с холмами. Елена отступила еще на шаг, потом на два, припомнив, как стремительно двигалась адская ведьма. Лишь после этого развернулась в четверть оборота, скосила взгляд, присматриваясь.

Из-за ближайшего холма выдвигалась небольшая — десятка полтора лошадей — кавалькада. Без телег и пешего сопровождения, зато над головами всадников сердитый ветер полоскал двухвостый прапор.

— Вон там ваши заботы, — опустил руку Пантин.

_________________________

Музыкальный инструмент называется 'калимба':

www.youtube.com/watch?v=XzSeCOOlGis&

Глава 6

Елена предполагала, что сейчас начнется маленькая война, грабеж, набег или нечто подобное. В мире, где любой человек с оружием априори представляет угрозу, несколько всадников — это повод для тревоги. Но судя по реакции фрельса, ничего по-настоящему страшного не произошло. Пока, во всяком случае...

Всадники приближались неспешной рысью, ветерок развевал прапор, уже можно было разглядеть его конструкцию: прямоугольник в рамке с эмблемой плюс два очень длинных хвоста с абстрактным шитьем. Символика Елене была, разумеется, не знакома, но судя по 'башенной' короне с простыми зубцами, сюда заехал барон, видимо со свитой.

Елена подумала немного и незаметно ступила за спину Пантина, порадовавшись, что меч остался в доме. Если дойдет до драки, найдется, кому выступить ударной силой, нет нужды провоцировать диких и наверняка агрессивных мужичков видом женщины с оружием. Она опустила глаза, сложила руки на животе и ссутулилась, приняв самый безобидный и серый вид.

— Вот свезло, так свезло, — негромко подумал вслух Кадфаль. — Ну, Пантократор отмерит по своему промыслу.

Кавалькада подъехала ближе. Никто не доставал мечи, нормальных копий у всадников совсем не было, только джериды, которые можно и кидать, и вонзать в легкую пехоту, главным образом преследуя. Следовательно, бой не предполагался, очевидно, имел место визит вежливости. Хотя... посмотрев искоса на фрельса, Елена подумала, что вряд ли. Кислая мина рыцаря, которую он даже не пытался скрывать, надежно указывала, что гости не только незваные, но и неприятные.

Искупители как-то незаметно и в то же время ловко сманеврировали, и Елена оказалась в 'коробочке', прикрытая с трех сторон. Грималь так же ловко закрыл собой Артиго, а Гамилла решительно заступила перед менестрелем, не то, чтобы положив ладонь на рукоять кинжала, скорее держа поблизости. Очевидно, обязанности телохранителя в пределах оплаченного срока женщина собиралась выполнять добросовестно. Пока разворачивалось это тихое и на сторонний взгляд беспорядочное коловращение, кавалеристы подъехали совсем близко.

— Мир дому сему! — зычно провозгласил предводитель. Его лошадь, будто ставя точку в короткой речи, звучно стукнула копытом в камешек. — Да благословит Пантократор хозяев и всех добрых людей, что собрались в его стенах.

Барон выглядел просто и, можно сказать, 'по-домашнему'. На нем не было никаких особенных знаков и украшений, даже цепь отсутствовала. Довольно молодой, со стрижкой под классический 'горшок' на два пальцы выше ушей, без хвостов и косичек, с очень тонкими усиками, больше похожими на кошачьи. Лицо по-своему даже приятное, взгляд умный и внимательный. Всадник не сверкал металлом доспехов или хотя бы кольчуги, на нем была серая куртка вроде флисовой, с нашивками из более плотной ткани на воротнике и обшлагах. Судя по тому, как сидела куртка, это была облегченная бригандина, то есть совсем уж беспечным всадник не был. И пуговицы! Елена заметила, что барон использует в одежде главным образом пуговицы вместо шнурков, это уже настроило женщину благожелательно к нему.

Его спутники выглядели примерно так же, добротно собранные, хорошо (для глухой провинции) одетые, не воинствуют открыто, но и далеко не безоружны. За исключением, пожалуй, одного. Этот держался замыкающим и снаряжен был так, словно прямо сейчас планировал отправиться в какой-нибудь крестовый поход. Даже на лекарский не слишком искушенный взгляд, кавалерист был крайне боевит. Кольчуга с пластинчатыми вставками, хороший шлем с забралом (хоть и не отделанный серебром), латные перчатки-'варежки' без отдельных пальцев. Треугольный щит у седла, копье, разукрашенное спиральными полосами в три цвета. На контрасте с прочими воинами казалось, что это не человек, а самоходная витрина рыцарской амуниции. Только щит был странный — голая провощенная кожа на деревянной основе, ни единого росчерка, нет даже крошечной эмблемы. Елена украдкой оглянулась по сторонам и заметила, что фрельс, увидев 'выставочного' побледнел, даже чуть вздрогнул.

Пауза неловко затягивалась. Крестьяне куда-то подевались, оставив нехитрый инструмент. Капуста мокла в корытах. Наконец фрельс шагнул вперед и с явной неприязнью, но вежливым четверть-поклоном вымолвил:

— Приветствую, Ваша милость, господин Бональд из Ашей.

Да, точно барон, к ним обращаются таким образом. Звучит почти как 'Дональд', только ударение на втором слоге.

Веснушчатая дочь фрельса замерла, стиснув корзинку побелевшими пальцами. Господин Бональд подождал несколько мгновений, словно подчеркивая, что здесь он самый главный и определяет ход событий. Затем плавными, нарочито замедленными движениями перекинул ногу через седло и спрыгнул с лошади, чей повод сразу принял один из спутников.

Острый, внимательный взгляд барона как будто просканировал невидимым лучом искупителей и Раньяна, в сторону Гамиллы пришелец глянул скорее с любопытством, менестрель, одетый как чучело, вызвал тень презрительной улыбки. Елену барон, похоже, совсем не заметил, что было только к лучшему, социальная мимикрия, вроде бы, удалась.

Грималь, пользуясь моментом, без всяких вежливостей схватил Артиго на руки и понес в дом, закрывая собой. Барон проводил слугу взглядом, и Елене тот взгляд категорически не понравился, слишком внимательный и острый, в нем явственно читалась работа мысли: откуда здесь ребенок не крестьянского вида, почему ребенка спешат унести, какое отношение он имеет к разношерстной компании. Раньян этот взгляд тоже заметил, однако нужно было, как Елене, пообщаться с бретером несколько недель, чтобы прочитать на холодно невыразительном лице тень тревоги и недовольства.

Елена ждала крепкого рукопожатия, но господа обнялись, явно по необходимости, хлопая друг друга по спинам и обозначая любезные поцелуи, как положено братьям по сословию. Целовали, разумеется, воздух. Фрельс натянуто предложил отведать скудное угощение, барон со всей вежливостью отказался, сославшись на дела, спешные и неотложные, ведь хорошее застолье означает в первую очередь достойную беседу, а что за беседа накоротке? В другой раз всенепременнейшим образом.

Языком Бональд молол хорошо. Риторских уроков он явно не брал, но практиковался в речах долго, слова вылетали как стрелы у отменного лучника. Конники частично спешились, однако не пересекали невидимую черту, условный траверз, проходящий через господина. Судя по символике и нашивкам, человека три-четыре относились к мелкому рыцарству, остальные типичные сержанты. Явной агрессии не чувствовалось, но столь годная свита сама по себе внушала опасливое уважение.

— Мой почтенный господин, я вижу, вы благословлены долгом гостеприимства. Но все же позвольте отнять немного вашего времени, — весьма учтиво попросил Бональд из Ашей. У него даже не было с собой меча, вместо длинномера на ремне висел кинжал с треугольным и очень широким в основании — не меньше ладони — клинком.

Фрельс опять как будто с трудом оторвал взгляд от разряженного кавалериста и сосредоточился на вежливом собеседнике.

— Да, — машинально сказал он. — Позволю... Разумеется, позволю.

— Турнирный меч, — барон заметил, что Раньян все еще держал в руках оружие. — Редкий клинок в наших краях. Соблаговолите ли назвать себя?

— Меня звать Дотта, — мрачно отозвался Раньян, обозначая довольно ловкий и куртуазный поклон. — Дотта с севера. Я не имею чести носить благородную фамилию.

— А оружие дворянина, — приподнял бровь его милость. — И весьма дорогое.

— Ассизы не запрещают простолюдинам владеть дорогим оружием, — снова поклонился Раньян. — Это подарок.

— Ценный дар, — продолжал хмуриться Бональд, и в воздухе повисло невысказанное, однако явно подразумеваемое 'слишком ценный'.

— Я охранник на жаловании, Ваша милость. Встретил одного господина, которого сильно потрепали неблагоприятные обстоятельства и дорога. Я помог ему, он же счел возможным отблагодарить меня оружием.

— И как же звали того щедрого господина?

Фрельс недовольно поджал губы, но смолчал, ему не нравился допрос гостей, однако барон пока не перешел неких границ.

— Арфей.

— Просто Арфей? — сощурился Бональд.

— Он не стал назваться полным именем, а я не спрашивал. Если достойный господин считает нужным сохранять инкогнито, негоже покушаться на его намерение.

— Хорошие слова, — одобрил Бональд. — И что же за услуга? Или это тоже тайна?

— Нет, Ваша милость. Я нашел его, раненого, истекающего кровью на дороге. Согрел, разведя костер, поделился припасами, перевязал раны. Затем помог добраться в город и найти хорошего лекаря. Он счел себя обязанным и дал мне меч.

— На северной дороге, надо полагать?

— Да.

— Какая самоотверженность, — саркастически протянул барон. — Редкая честность в наши дни. Я бы скорее поверил в историю с обобранным трупом. Или ударом кинжала в спину.