Дворянство (Ойкумена-3, главы 1-3)

Юный Император пока избрал своей резиденцией Синий дворец, формально — на время зимы и во исполнение траура по безвременно умершему предшественнику. Фактически это был скорее домашний арест, чтобы мальчишка не мешал серьезным делам, находился где-нибудь на отшибе, но в то же время поблизости от Мильвесса, в легкой досягаемости курьеров с бумагами для высочайшего одобрения и сиятельной подписи. Синий дворец был меньше всех и больше походил на усадьбу какого-нибудь приматора в густом парке. Место считалось 'скорбным', но Курцио нравилось — относительно малолюдно, тихо, настоящий лес вокруг, хоть и не строевой. Помимо прочего здесь имелась хорошая тренировочная площадка с небольшим манежем, а также арбалетным тиром. Тут можно было упражняться во всех искусствах тела, от вольтижировки до борьбы. Но сейчас отменный дестрие скучал, роя копытом песок арены. Охрана замерла, устремив алебарды к небу. На зеленом прямоугольнике, засаженном особой, 'вечной' травой, две фигуры сходились и расходились в пешем поединке на мечах. Толстое и в то же время прозрачное стекло глушило лязг металла, поэтому бой шел беззвучно. Впрочем, было очевидно, что фигурка поменьше владеет оружием очень плохо, но прилежно старается.

Юло понаблюдала за схваткой и сказала, не оборачиваясь:

— Итак? Я готова тебя выслушать. И заметь, я не жду твоих оправданий, а сама предлагаю высказаться. Цени это и не злоупотребляй последними каплями моего доверия.

Курцио отступил на шаг, заложил руки за спину. В такие моменты нарочитая вычурность, неудобство парадного платья Сальтолучарда ощущались особенно остро. К тому же выглядело глупо, учитывая, что женщина оделась по континентальной моде.

— А знаешь... Забавно, — сказал мужчина. Курцио понимал, что бежит по волнам, даже не скованным льдом, но решил: в данном случае можно рискнуть по образу князя Гайота. Если от тебя ждут одного, сделай другое, но аккуратно, не слишком перебарщивая.

— Что здесь кажется забавным? — все так же, не оборачиваясь, спросила женщина.

— Сколько лет прошло... — задумчиво сказал Курцио. — Когда-то мальчик и девочка, а затем юноша и девушка мечтали. Одинокие, никому не нужные, изгои в собственных семьях. И куда привели те мечты? В столицу мира. Я бы сказал, это поэтично.

Юло развернулась на четверть и смерила Курцио строгим взглядом, в котором сквозила ирония на грани сарказма.

— Друг мой, изгоем был ты. А я всего лишь уродливым ребенком, итогом смешения двоюродной и троюродной крови в пяти поколениях. И это ты мечтал, я лишь слушала, потому что ты единственный по-доброму общался с косоглазой длинношеей уродиной. С другой стороны косоглазая уродина была единственной, кто дружил с юным и нищим Мальтом...

Она вздохнула, на сей раз с искренностью, бог знает, напускной или подлинной.

— Что ж, будем считать, ты успешно провел смычком по струне ностальгии. Я не стану милосерднее, но выслушаю все, что ты скажешь. Однако не трать мое время попусту.

Юло снова вздохнула и сделала шаг к собеседнику.

— Курц, ну почему ты такой дурак? — вдруг спросила она, уже почти как настоящий человек. — Ведь все так хорошо шло... Еще пара лет и ты стал бы моим помощником, вторым человеком в Совете Золота. А затем... кто знает... Женщине дожем не бывать, но ты смог бы. И мы вдвоем...

Она красноречиво развела руками. Курцио с грустью повторил ее жест и сказал:

— Потому что иногда следует сунуть принципы туда, где лежат тряпки для нужника. А иногда нет. Я тогда сделал выбор, и, быть может, Двое направили меня.

— Я слушаю. Что за убогий заговор вы организовали?

Лицо женщины превратилось в невыразительную маску, глаза застыли, как раскрашенные шарики мрамора. Стало ясно, что струна печальной ностальгии замерла, и пришло время говорить строго по делу.

— Это не заговор, — серьезно и рассудительно вымолвил Курцио. — Это скорее объединение разумных и неравнодушных людей, которые стремятся заглянуть в будущее. Предугадать его и по возможности изваять, как скульпторы.

— Претенциозно. Пока вы лишь разозлили достойного учителя, которого, кстати, мы выписали с далекого юга, лучшего из лучших. Он, к слову, собирается вызвать хамского графа на поединок чести.

Курцио искренне фыркнул, не сдерживая улыбку.

— Лжебог ему в помощь, — развеселился мужчина. — Если вы цените этого наставника, лучше отговорите. Шотан воспользуется правом выбора оружия и прикончит глупца.

— Да?.. — Юло на мгновение задумалась. — Похоже, ты ценишь этого выскочку.

— Заветы предков, — со значением вымолвил Курцио. — Знать пользу всякого инструмента, счесть ее и применить во благо. Возможно, ты обратила внимание на то, что наш... убогий заговор объединил очень интересный круг людей. Но прежде чем перейти к нему я позволю себе задать вопрос.

— Спрашивай.

— Сколько денег в казне Сальтолучарда? В данный момент.

— Курц, ты рехнулся? — без обиняков осведомилась Юло. — Напоминаю, ты в опале и с учетом последних выходок имеешь хорошие шансы вернуться домой с платком на шее.

— Формально я все еще член Тайного Совета, пусть и на правах особого советника. Никто не освобождал меня от обязанностей и прав, а они были перечислены вполне ясно. Я могу задавать подобные вопросы, на свой страх и риск, рассчитывая, что их обоснованность будет одобрена после Советом... или его представителями.

— ХитрО, — согласилась женщина. Едва слышно шурша платьем она прошла вглубь зала и грациозно опустилась на кресло-банкетку. Перед Юло, таким образом, оказался изящный столик с доской для игры в 'Галеры', очень популярный аксессуар в этом году. Мильвесс быстро перенимал привычки новых хозяев, от одежды и яств до модных безделушек.

— Что ж, спрашивай, — позволила женщина. — Со всем пониманием возможных последствий.

— Достопочтенная госпожа, глава Совета золота и серебра, сколько золота сейчас хранится в подвалах Сальтолучарда?

— Двести тридцать девять полных 'сухих' бочек, — без промедления ответила Юло.

Курцио на мгновение прикрыл глаза, переводя чистый вес благородного металла в стандартные 'хорошие' мерки, затем сглотнул, только этим и выдав чувства. Что, впрочем, не укрылось от взгляда Юло.

— Да, — коротко ответила она на невысказанный вопрос. — Казна несколько... поиздержалась.

— Полмиллиона золотых, — проговорил скорее для себя Курцио. — Я думал, мы располагаем хотя бы миллионом. Хотя бы. Значит, Правило пятой части нарушено?

— Формально нарушено, — в словах Юло сквозил холод строгого знания. — Под нашей дланью сейчас около восемнадцати процентов всего золота мира.

Курцио налил бокал воды, маскируя за естественным движением момент некоторой растерянности. Разумеется, Юло прекрасно поняла маневр собеседника, саркастически улыбнувшись.

— Что ж, — сказал Курцио, отпив крошечный глоток. — Пожалуй, так даже лучше.

Юло приподняла бровь над выпученным глазом, левый, сощуренный, остался неподвижен, словно вся орбита была парализована.

— Понятно, — Курцио деловито потер ладони, как гончар, готовящийся опустить пальцы на ком глины. Или массажист, согревающий холодные руки.

— Мотивы на самом деле очень просты, — с той же деловитостью сказал он, сел напротив Юло, так, что между собеседниками оказалась доска 'Галер'.

— Кстати... забавно, — усмехнулся мужчина, разворачивая доску в виде двух кораблей, связанных бортами. — У нас это игра про дружеское состязание гребцов, которые прыгают с весла на весло. Материковые превратили ее в жестокий абордаж. Это говорит об их ущербности и злобе или о нашей репутации в их глазах?

Юло промолчала, гипнотизируя мужчину немигающим взглядом.

— Итак, — Курцио набрал полную ладонь фишек и выставил одну из них на стол. — Первое. Смена власти не прошла гладко, болото материкового дворянства взбаламутилось снизу доверху. Это проблема, причем дорогостоящая.

Юло на сторонний взгляд очень мягко улыбнулась. Курцио сторонним не был, поэтому выставил следующую шашку чуть быстрее.

— Второе. Приближается голод. Скорее даже Голод, — он отчетливо выделил заглавную букву. — И я полагаю, что в силу первой проблемы 'голодные' склады пусты, не так ли? Их наверняка уже вовсю растаскивают, а оставшееся разграбят по весне. Комиты не выполняют свои обязанности, потому что в неустойчивой ситуации боятся давить на высокородных особ и купеческие гильдии. Если очередному 'оку и длани' имперской короны намекнут, как легко в наши дни отравиться несвежей бараниной или несколько раз упасть на собственный кинжал, кто его защитит? Никто. Я прав?

Юло молчала, но молчание то было весьма... красноречиво, скажем так.

— Третье, — деревянный кружочек со стуком опустился на полированную столешницу. — Чтобы удержать власть, чтобы не дать Империи развалиться по отдельным королевствам, чтобы хоть как-то организовать хлебное распределение, нужны войска. Многочисленные войска, которым надо хорошо платить, иначе их будут перекупать за хлеб и золото. Нужна армия. И она есть.

Курцио задумчиво покачал кулаком с зажатыми фишками, как бы давая женщине время обдумать услышанное, затем выставил четвертую шашку.

— Но денег, чтобы ей платить, нет.

Курцио в свою очередь приподнял бровь, глядя на Юло.

— Пока все звучит вполне разумно, — согласилась она.

— Тогда продолжим.

Новая фишка легла в общий стройный ряд.

— Пятое. Наш отчий дом платить не будет. Даже если бы Совет и решил нарушить устои, денег на то, чтобы закрыть недостачу, нет. И сразу шестое. Я помню не столь уж давний разговор, относительно того, что вселенная может сгореть в огне междоусобицы. Судя по тому, как суетятся все наши здесь, видимо стало ясно очевидное — сейчас не тот момент, чтобы отсиживаться за проливом. Не так ли? Если континент не будет исправно поставлять хлеб и корабельный лес, семья Алеинсэ крепко потеряет в лоске. На рыбе мы уже не выживем, море вокруг Острова опустошено столетиями неограниченного лова.

И снова Юло красноречиво промолчала.

— Седьмое. Приматоры затаились и выжидают, чем все это закончится. 'Старая' аристократия демонстрирует, что не отрицает, но и не принимает безоговорочно новую власть. Таким образом, они подталкивают нас к выплате прежних долгов. Это крючок, с которого сорваться, к сожалению, нельзя, — Курцио продолжил выкладывать кругляши. — Из всего вышесказанного следует простой и очевидный вывод: деньги надо достать. Любой ценой. Причем закладываться сразу на несколько лет. Так что никакие разовые сборы не помогут. Надо повышать налоги. Но если Двор и Регентский совет просто разошлют по градам и весям императорский эдикт о повышении старых податей и введении новых, Ойкумена сразу взорвется всеобщим бунтом. И наше великое войско в нем утонет, как песчинка в море.

Юло изобразила беззвучные и медленные аплодисменты, прищуренный глаз почти закрылся, так что глава Совета золота и серебра сейчас казалась мудрой и зловещей лягушкой. Курцио подкинул девятую и последнюю фишку, поймал, выставил к прочим, замкнув ряд.

— А это значит, что вы будете созывать Сенат. Притом быстро, очень быстро. Необходимо собрать их, объяснить, что происходит, поработать с выборными представителями, раздать со всей щедростью угрозы и взятки, добиться всеобщего согласия, хотя бы номинального. И одобрить новые подати голосами всех сословий.

— Последний раз Сенат собирали больше двух столетий назад, — Юло выговорила это с неопределенной интонацией, во всяком случае, прозвучало не как отрицание. — И даже тогда все выглядело как пародия.

— То есть это будет первый настоящий созыв за все время после Бедствия, — резюмировал Курцио. — Дай бог уложиться за год. И даже в таком случае придется задерживать жалованье солдатам.

— У тебя кончились флажки, — заметила женщина.

— Да, действительно, — согласился Курцио. — Однако некоторые умные мысли в запасе еще остались. Я заинтересовал тебя? Продолжать?

— Изволь. По-прежнему не вижу связи между возможным созывом Сената и вашими сомнительными махинациями. Это выглядит скорее как попытка вытащить рыбу из чужих сетей в бурю. И не сомневайся, в Совет уже летят десятки доносов.

— Дескать, в тот суровый час, когда Алеинсэ должны сплотиться пред лицом угрозы, — с готовностью подхватил Курцио. — Блудный сын устраивает заговоры за спиной регентов.

— Именно так.

— На самом деле они ошибаются. Вы ошибаетесь, — уточнил подозреваемый заговорщик. — Мои соображения сугубо практичны и благородны.

— Надо же, какая оригинальная комбинация, — делано удивилась женщина. — Благородство и практичность соединяются как вода и масло. Или ты чудо-алхимик и нашел способ сочетать несочетаемое?

— Да, — развел руками мужчина. — Я волшебник. Смотри.

Он встал и прошелся, жестикулируя на ходу.

— Собрать Сенат — дело непростое. Добиться от него общего решения — вдвойне сложно, а поскольку речь пойдет о налогах, проще достать луну с неба. Главное препятствие — наша репутация. После всего... случившегося будет непросто убедить всех, что Регентский совет хочет денег ради всеобщего блага, а не для того, чтобы наполнить сундуки Острова. Тем более, что совет именно этого и хочет в числе прочего. И здесь нам понадобится Император.

— У нас он есть.

— Нет, у нас марионетка, про которую все уже открыто говорят, что это кукла на веревочках, свитых из рыболовной лески. У нас есть мальчишка, который пока еще не возненавидел регентов исключительно в силу божьего промысла. У нас есть восьмой сын, который не умеет ничего и в первую очередь не умеет выглядеть, говорить и просто ходить как Император, повелитель мира.

— И что с того?

— Вы будете просить и требовать денег для блага Империи и Ойкумены, потому что эти сущности неразделимы... для Большой земли, но мы скромно умолчим о такой мелочи. Значит нужно показать Императора, и не издалека, словно тряпичную куклу на палке. Ему придется общаться с выборными, давать им какие-то гарантии, обещать привилегии, в конце концов, символизировать власть. А что, если парень вдруг пожалуется или хотя бы обмолвится кому-нибудь о недовольстве своим положением? Если он просто будет не уверен, робок и боязлив? Если он в конце концов открыто возмутится?

— Это было бы нехорошо, — согласилась Юло.

— Но именно к этому дело идет. Вы заперли Оттовио в самой дальней резиденции, отрезали его от всех вопросов управления Империей. Плохо учите неинтересным ему вещам. Вы обходитесь с ним как с мелким дворянчиком Сальтолучарда. Скроете вы его от Сената или покажете в нынешнем виде, и то, и другое не годится.

— Но тут на палубу с кинжалами в зубах поднимаетесь вы?

— Да. Граф Шотан, пример для бедных дворян, которые мечтают заслужить привилегии и богатство службой. Причем службой Империи, а не тетрархам и герцогам, что готовы разорвать Ойкумену. Князь Гайот, который будет угоден низким сословиям, потому что горец — такой же дикарь как обычный лавочник или ремесленник. Герцог Вартенслебен, почтенный и уважаемый представитель бономов. И, наконец, я, скромный сын Сальтолучарда, всем известный умеренными взглядами и добрым отношением к Большой земле.