Конторщица

Я же не могла нарадоваться, что, наконец, пристроилась, причем вполне даже неплохо, с хоть и минимальным, но комфортом.

В связи со всеми этими метаниями, я практически все время не успевала пообедать, плюс диетическая еда из профилактория, плюс постоянный стресс от общения с коллегами по кабинету. В результате фигура Лидочки если и была еще далека до совершенства двадцать первого века, то к эталону двадцатого начала приближаться.

Неожиданно появился Иван Аркадьевич. Его долго не было, с того времени, как случился пожар, он уехал. Одни говорили — в Москву вызвали, другие утверждали, что в отпуск. Но это было не точно.

Я как раз сидела за столом и, морщась от духоты и спертого воздуха, расписывала баланс, как вдруг заглянула Аллочка и сообщила, что меня ожидает Иван Аркадьевич, и непременно.

Увязая в сгустившемся от жгучего интереса конторских баб, воздухе, я прошла за Аллочкой в полуподвальчик.

Иван Аркадьевич был на месте, сосредоточенно что-то писал. Все как обычно. Лишь новая тоненькая морщинка между бровей свидетельствовала о том, что не все так прекрасно, как кажется.

— Лидия Степановна, приветствую, — позволил обозначит легкую улыбку он. — У вас все хорошо? Как устроились? С квартирой решился вопрос?

Видно было, что вопросы он задает без интереса, а внутри его гложет какое-то беспокойство.

— На все вопросы — "да". Спасибо, Иван Аркадьевич, — улыбнувшись, кивнула я. — У вас что-то случилось? Чем я могу помочь?

— Так заметно? — слегка нахмурился он.

— Мне — да, — не стала лукавить я.

— Да, честно говоря, есть одна проблемка, — тяжко вздохнул Иван Аркадьевич.

— Слушаю, — чуть напряглась я.

— Опять едет очередная комиссия, — скрипнул зубами Иван Аркадьевич, — Нужно срочно пару новых рацпредложений... даже не знаю...

— Срок? — уточнила я.

— Две недели, — нахмурился Иван Аркадьевич и виновато посмотрел на меня.

— Не вопрос, — обнадежила я, — есть у меня идеи, и не одна. Давайте я хорошо обдумаю и расскажу... дня через три-четыре?

— Я на вас надеюсь, — пристально взглянул на меня Иван Аркадьевич. — Буду ждать.

Тем временем я зажила, как маленькая буржуйская хозяйка просторной двухкомнатной квартиры. В первую же свободную от бесконечных ремонтов в субботу я решила сделать себе полноценный настоящий выходной (первый с момента моего попадания сюда) и вволю отоспаться.

Вдруг в дверь позвонили.

Я глянула на будильник — 9.30 утра. Кого принесло в такую рань в выходной?! Обуреваемая нехорошими предчувствиями, я накинула старый лидочкин халат и пошла открывать дверь.

На пороге стояла рыхлая крупная женщина с большой сумкой, рядом с нею — щуплый, похожий на гнома, мужик в мятых брюках и с двумя огромными чемоданами, а также мальчишка, примерно старшего школьного возраста.

— Лидка! — воскликнула женщина, сверкнув металлическим зубом в улыбке и полезла обниматься, — Сколько лет, сколько зим!

— Принимай гостей, племяха, — крякнул мужик и подвинув остолбеневшую меня, вошел в квартиру вместе с чемоданами.

— А мы тут решили в отпуск съездить, путевку дали в санаторий, а билеты только на завтра на пять утра. Так мы у тебя поживем пока, город посмотрим, — щебетала женщина и рявкнула сыну. — Ростик, паразит, разуйся сперва, куда поперся в грязных ботинках! Нам тут жить!

— Эммм... — промямлила я, ошалев от напора.

Первым порывом было выгнать незваных гостей к черту. Но я всегда старалась не давать волю эмоциям. Если хорошо подумать, то это какие-то родственники Лидочки. Ну, побудут они у меня немного, зато, может, хоть что-то о Лидочке узнаю. Пора закрасить белые пятна в биографии Лиды.

— Так, а хорошо ты тут устроилась, — прошлась по комнатам женщина, внимательно заглядывая во все углы. — Толик, смотри какой хороший шкаф, нам такой тоже нужен, я тебе давно уже говорю.

Она открыла шкаф и внимательно осмотрела немногочисленное содержимое.

Мужичок следовал за женщиной, ощупывая и ковыряя все. Глаза его возбужденно блестели:

— Зина, ты глянь, а краска-то корабельная! — воскликнул он. — Лидка, ты где такую краску урвала?

Я что-то нечленораздельное промычала, но мужичок уже меня не слушал, переключившись на стеллажи:

— Зинка, смотри, я тебе говорил, что брус нужен на семь.

— Ой, какая кровать, гляди!

— А ванна и унитаз новые!

— Вот ты, Лидка, жируешь! — раздавались возгласы то мужика, то женщины.

Побегав по квартире, Зинка всплеснула руками:

— Так, хватит охи-ахи. Ты, Лидка, кормить нас сегодня собираешься или как? Мы утром только молока попили, а позавтракать не успели.

Вздохнув, я поплелась на кухню готовить завтрак.

— Я яичницу по утрам не ем, — заявила Зинка, категорически отодвигая тарелку. — Мне что посущественнее надо. Да и дяде Толе нужно мясо.

— Есть котлеты, — осторожно сказала я.

— О! Котлеты! Котлеты я уважаю, — заявил дядя Толя. — Мечи на стол, Лидка. Слушай, а горчица есть?

Горчицы у меня не было.

Пришлось доставать и разогревать котлеты, затем жарить картошку.

— Ну, девчули, такой стол накрыли... — потирая руки вопросительно взглянул на супругу дядя Толя, — может это..?

— Я те дам "это"! — ляпнула подзатыльник тетя Зина, — лишь бы нализаться с утра!

— Ну что, ты, Зинка, — заканючил дядя Толя. — я ж по-маленькой, в гости приехали, первый раз как-никак...

Но Зинка уперлась и не разрешила.

— Слушай, Лидка, — сказала мне тетя Зина, когда дядя Толя пошел на балкон покурить, и мы на кухне остались вдвоем, — а хорошо ты, смотрю устроилась. Шурка, мамка твоя, всегда говорила, что толку с тебя не будет, а когда ты в город после того случая свинтила, так вообще считала, что ты совсем пропащая. Да и обиделась она крепко на тебя, что ты картошку сажать не приехала. А я смотрю, ты ничего так, молодец даже.

Я пожала плечами, продолжая мыть посуду.

— Прическа, правда, не очень у тебя, — не унималась тетка, — надо отращивать, а потом химию сделать. И подкрасься в белый цвет. Красиво же будет. А то ты как подстреленная какая-то. Но ты же всегда не особо была.

Я не ответила, вытирая тарелки и чашки кухонным полотенцем.

— А знаешь, Лидка, пусть Ростик этот год поживет у тебя! — сообщила мне вдруг тетя Зина и тарелка выпала из моих рук и с грохотом разбилась.

Жалко было до слез. Эту тарелку мне соседка Наталья только-только подарила.

— Ну а что, ты одна в двухкомнатной квартире, куда тебе столько. — продолжала вещать тетя Зина, — А ему незачем в общаге жить. Он же только поступил в ПТУ, знаю я чем там молодежь в общаге той будет заниматься, сплошные танцы и девки. А у тебя как ни есть — всё под присмотром — польстила она мне.

— Но я не могу... — начала я, но была категорически перебита.

— И тебе веселее будет, — безапелляционно заявила тетя Зина, допила чай и протянула мне грязную чашку. — На, помой. Мы же родственники как-никак, Лида, должны друг другу помогать.

— Отлично, — сказала я и нарисовала улыбку. — Мне как раз помощь нужна, балкон нужно застеклить. Не откажусь. Как раз за до завтра успеете.

— Ой, у Толика так спина болит, — покачала головой тетя Зина. — И еще мы в город хотели сходить. Нужно по магазинам пройтись. Так что ты на обед нас не жди. А вот на ужин голубцы сделай или вареники. Толя любит вареники с картошкой и салом.

Проводив незваных гостей, которым нужно было в пять утра уже быть на железнодорожном вокзале, то есть вставать пришлось в три часа ночи, я решила еще немного покемарить. Затем нужно было сходить за продуктами в магазин, так как гости мало того, что все подъели, так еще тетя Зина беспардонно попросила сделать "бутерброды с собой, а то в поезде долго ехать, что ж мы голодные будем".

Я провалялась примерно до двенадцати часов дня, вяло попила кофе, оделась и побрела в магазин. Продуктовый магазин находился недалеко, в торце соседнего дома, и я затарилась на несколько дней продуктами (денег уже было не особо, поэтому я взяла кусочек "Докторской", грамм сто пятьдесят маргарина, гречки, два брикетика творога и десяток яиц. Хлеб решила не брать, буду продолжать худеть).

Когда я добрела домой, передо мной встал вопрос — сначала сварить суп на завтра или лучше постирать после гостей. Стиральной машинки у меня еще не было, и я оттягивала ручную стирку как могла.

Отдохнуть мне опять не дали. Приехали какая-то еще лидина родственница, назвалась баба Марья. Оказывается, она регулярно ездила на базар продавать молоко и мед, а до автобуса было еще долго. От кого-то она узнала, что у Лидки есть квартира и решила, что теперь каждое воскресенье будет останавливаться у меня до вечера. Бабу Марью я еле выдержала.

Узнаю, какая зараза рассказала всем о моей квартире — убью.

Перед отъездом баба Марья сказала:

— Ты в среду постарайся пораньше домой прийти. Дядя Игнат приедет на медосмотр, у тебя до вечера побудет. Что ж ему, полдня по городу слоняться?

Я вытаращилась, что за дядя Игнат?

— А тетя Валя с дядей Петей приедут в субботу, — продолжила баба Марья, — так ты бы их с автобуса встретила-то. Сумки у них большие, тяжело будет.

В общем, баба Марья уехала, а я сильно начала опасаться, что мой дом уже превратился в проходной двор. И еще насущный вопрос — как отвадить всех этих "родственничков"?

Поэтому в понедельник я пришла на работу хмурая и совершенно не отдохнувшая. Мой бабский коллектив, видимо, прочувствовал мой настрой, поэтому что тетки спокойно пили чай, что-то там между собой чирикали, и ко мне пока не лезли.

А зря. Я бы их ща...!

Я хмуро сидела за столом, печатала очередное штатное (да, машинку мне выдали новую) и мечтала, чтобы меня хоть кто-то зацепил и лучше, если это будет Жердий. И тут меня позвали на проходную: звонила Сима Васильевна.

— Лида, — ее голос был взволнован, — ты была права!

— Что случилось? — спросила я, подавляя зевок.

— Ты говорила о выездных лекциях, помнишь?

— Ну, да... — промямлила я и мое сердце как-то нехорошо сжалось.

— Так вот, сейчас у нас соцобязательства на пропаганду здорового образа жизни и Минздрав требует отчетность по мероприятиям. А у нас показатели по городу самые маленькие. Придется выездной лекторий организовывать. Так вот, Лида, я хотела спросить, ты поедешь с нами? Выручишь? Я напишу письмо Бабанину и тебя отпустят с работы. Это общественная работа, пропаганда, вам тоже такие мероприятия для отчета нужны. Поэтому даже не переживай. Мы планируем сперва в Яблоневку, а затем в Дворище. Сегодня, прямо сразу после обеда. Ты как, сможешь как в тот раз, без подготовки выступить?

— Хорошо, Сима Васильевна, — вздохнула я. — Смогу, конечно.

С одной стороны — вот нафига оно мне надо? А с другой стороны — это еще небольшой плюсик по общественной работе. Жопой чую, скоро тучи надо мной еще больше сгустятся. Нужно быть готовой, а то я что-то расслабилась.

Вторая половина дня была хмурой-хмурой. Ветер аж сбивал с ног, неприятно толкал, рвал одежду. Хорошо, что сегодня я была не в духе с самого утра и надела джинсы, а не платье, как хотела вначале. И вдвойне хорошо, что волосы у меня сверхкороткие.

За мной приехали прямо в депо, и мы погрузились в кузов ГАЗ-54, а Сима Васильевна села в кабину к водителю. Мы — это товарищ Громадушкин, который лекцию о чесотке читал, Иван Морозов (его лекции я благополучно пропустила), Лена и я.

И вот мы затряслись по ухабам и рытвинам и мои зубы застучали в такт.

Дорога петляла, как удмуртские узоры на скатерти. Когда, наконец, выехали за город, погода еще больше ухудшилась. Я плотнее закуталась в лидочкино пальтишко вырвиглазной расцветки (хотела уже выбросить, но пожалела, вот и пригодилось).

Дорога вдруг прыгнула направо, и грузовик резво проскакал промеж тучных полей, покрытых короткой зеленоватой щетиной, затем мы въехали в дремучий сумеречный лес, и ветки берез и елей яростно бились, стучали в кузов, а я жутко замерзла и мечтала, чтобы эта езда поскорее закончилась.

Наконец, показалась деревня — аккуратные ряды домиков, расположенных квадратно-гнездовым способом, средь цветущих плодовых деревьев, вроде как яблонь. Ветер срывал крупные белоснежные лепестки, кружил их, злобно бросал ароматные горсти в лицо. Я вспомнила, что сначала должно быть вроде село Яблоневка. Теперь понятно, почему оно так называется.

Грузовик подъехал к сельскому клубу. Одноэтажное длинное здание сияло выкрашенными синей масляной краской рамами на окнах. Забор вокруг тоже был новый, свежеокрашенный, однако отсутствие штакетин наталкивало на мысль, что молодежь сюда часто ходит, и не всегда танцы заканчиваются мирно и толерантно.

В битком набитом зале было не продохнуть. Мы потратили часа два, пока прочитали все запланированные лекции. Мужики-колхозники слушали неохотно, часто выходили покурить, но затем дисциплинированно возвращались, принося с собой в душный зал пары крепкой злой махорки. Так что к концу выступлений дышать было абсолютно нечем.

Когда лекции закончились, товарищ Еремеев, завклубом, все порывался нас напоить чаем, еле-еле удалось вырваться.

И вновь мы трясёмся в кузове грузовика, опять грунтовая дорога, обжигающий ветер и холод.

Дворище произвело на меня неизгладимо тяжкое впечатление: черные покосившиеся избы, покореженные заборы, или и вовсе без них, какие-то убогие чахлые деревца, необработанные огороды. Деревня была вымирающая. Но не успела я задуматься, кому же тут мы будем читать лекции, как грузовик, сердито чихнув, подъехал к большому плотному забору, окрашенному серой краской.

Привратник распахнул ворота, и мы въехали внутрь.

"Тюрьма, что ли?" — подумала я.

Но тут грузовик остановился и нас пригласили внутрь.

Это оказался дом престарелых, но какой-то не такой, полузакрытого типа.

Аудитория в актовом зале была сильно возрастная: старики и старухи в серых кофтах и телогрейках, с такими же серыми, выцветшими глазами, сидели на стульях и равнодушно смотрели на нас. И им нам предстояло в ближайшие два часа читать свои лекции.

Я глянула на задний ряд и вздрогнула:

— Римма Марковна? — меня аж затрясло...

Глава 14

Мы вышли в довольно унылый на вид палисадник и сели на скамеечку у стены. Здесь было безветренно, поэтому относительно тепло. Мокрая земля лениво просыхала промеж изношенных булыжников, а по обочинам у тощих кустов уже поднималась пыль. Пахло сухой травой и приближающимся дождем. Ветер из-за угла пытался зашвырнуть в палисадник обрывки бумажек, окурки, прошлогоднюю листву, и прочую дрянь. Растения росли здесь крайне неохотно, небрежными пучками, и были похожи на неряшливо собранный и сопревший гербарий.

Пока дошли — на обувь налипло жирной, как сливочное масло, грязи. Устраиваясь, я поёрзала на неудобной лавочке, вытянула тяжелые за тряскую дорогу ноги, подставила лицо холодному солнцу и искоса взглянула на Римму Марковну. Та изменилась: равнодушный взгляд, множество мелких новых морщин на лице, из-под казенного платка неопрятной паклей выбивались волосы. Она зябко куталась в душегрейку и никак не могла согреться. Голова ее теперь постоянно тряслась.