| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Встретим жизнь и смерть!
Апрель-май 1904. С. Шахматово
И ещё один источник просто напрашивается — северные рассказы Дж. Лондона. В те времена они были широко известны.
(Маяковский:
"...Помните?
Вы говорили:
"Джек Лондон,
деньги,
любовь,
страсть", —
а я одно видел:
вы — Джоконда,
которую надо украсть!
И украли.")
Вот из его — американского писателя — рассказа "Белое безмолвие":
"День клонился к вечеру, и подавленные величием Белого Безмолвия путники молча прокладывали себе путь. У природы много способов убедить человека в его смертности: непрерывное чередование приливов и отливов, ярость бури, ужасы землетрясения, громовые раскаты небесной артиллерии. Но всего сильнее, всего сокрушительнее — Белое Безмолвие в его бесстрастности. Ничто не шелохнется, небо ярко, как отполированная медь, малейший шепот кажется святотатством, и человек пугается собственного голоса. Единственная частица живого, передвигающаяся по призрачной пустыне мертвого мира, он страшится своей дерзости, остро сознавая, что он всего лишь червь. Сами собой возникают странные мысли, тайна вселенной ищет своего выражения. И на человека находит страх перед смертью, перед богом, перед всем миром, а вместе со страхом — надежда на воскресение и жизнь и тоска по бессмертию — тщетное стремление плененной материи; вот тогда-то человек остается наедине с богом."
МАСКИ
В.П. Веригина "Воспоминания":
...Из всех поэтов чаще всего приходил в наш театр [театр Комиссаржевской] Блок. Александр Александрович всем импонировал, все дорожили его словами, его мнением. Обычно он проводил в антракте некоторое время внизу, перехваченный Мейерхольдом или Ф. Ф. Комиссаржевским, иногда разговаривал с Верой Федоровной, а затем поднимался наверх, в уборную, где гримировались Волохова, Мунт и я.
...На длинном узком столе - три зеркала, перед каждым по две лампы, на белой клеенке грим, пуховки, лапки, растушовки. Если шла пьеса С. Юшкевича "В городе", за столом сидели: Дина Глан с лицом врубелевского ангела (Волохова), большеглазая Ева с голубоватым тоном лица (Мунт) и безумная Элька, вся в ленточках (Веригина). Если шла "Сестра Беатриса", тут были игуменья и три голубые монахини (третья — В. В. Иванова). В вечер "Балаганчика" — голубая средневековая дама, розовая маска и черная маска в зловещем красном уборе и черно-красном костюме.
... Вторая картина [спектакль "Балаганчик" в постановке Мейерхольда] начиналась музыкой масок. Маски в подчеркнуто маскарадных костюмах прогуливались по сцене. Они не танцевали, не сплетались в эффектные узоры, а просто шествовали, показывая себя, как это делают обычно ряженые в начале вечера, как бы говоря: узнавайте, кто мы? На скамье, на авансцене сидел Пьеро. Он говорил светлым тоном о том, как опутал сетями Арлекин его подругу, как она оказалась картонной и как оба они плясали вокруг упавшей куклы. Все грустнее звучал монолог, в гладком звуке голоса просвечивали страдальческие ноты.
Маски вереницей обходили скамью, и когда она открывалась, зрители видели вместо Пьеро первую пару влюбленных. Розовая дама и Голубой кавалер смотрели ввысь.
...Художник Н. Н. Сапунов и М. А. Кузмин, написавший музыку, в значительной мере помогли очарованию "Балаганчика".
"Балаганчик" шел с десяти репетиций и зазвучал сразу. Невозможно передать то волнение, которое охватило нас, актеров, во время генеральной репетиции и особенно на первом представлении. Когда мы надели полумаски, когда зазвучала музыка, обаятельная, вводящая в "очарованный круг", что-то случилось такое, что заставило каждого отрешиться от своей сущности. Маски сделали все необычным и чудесным. Даже за кулисами перед выходом мы разговаривали по-иному.
...За два или за три дня до представления "Балаганчика" нам пришла в голову мысль отпраздновать эту постановку. По совету Бориса Пронина решили устроить вечер масок. Вера Викторовна Иванова предложила свою квартиру, в которую потом были перенесены и субботники.
Решили одеться в платья из гофрированной цветной бумаги и из той же бумаги сделать головные уборы. Вечер должен был называться вечером бумажных дам. Мужчинам было разрешено не надевать маскарадного костюма, их только обязывали надевать черные полумаски, которые предлагались при входе каждому.
...Вечер состоялся, кажется, после первого представления "Балаганчика". На нем присутствовали Любовь Дмитриевна и Александр Александрович Блок, В. Э. Мейерхольд, В. В. Иванова, Н. Н. Волохова, Е. М. Мунт, Веригина, М. А. Кузмин, Н. Н. Сапунов, С. М. Городецкий, Б. К. Пронин, Г. И. Чулков, С. А. Ауслендер и другие.
Почти все дамы были в бумажных костюмах одного фасона. На Н. Н. Волоховой было длинное со шлейфом светло-лиловое бумажное платье. Голову ее украшала диадема, которую Блок назвал в стихах "трехвенечной тиарой". Волохова в этот вечер была как-то призрачно красива. Впрочем, теперь и все остальные кажутся мне чудесными призраками - и Мунт в желтом наряде, как диковинный цветок, и Вера Иванова, вся розовая, тонкая, с нервными и усталыми движениями. Я сама, одетая в красное, показалась себе незнакомой в большом зеркале. У меня тогда мелькнула мысль: не взмахи ли большого веера Веры вызвали нас к жизни? Она сложит веер - и мы пропадем. Я тогда улыбнулась этой мысли, но теперь она мне ничуть не кажется вздорной, потому что, действительно, "вдруг" исчезла наша юность и сама жизнь Блока оборвалась неожиданно и страшно.
...Условились говорить со всеми на "ты". В нашей литературно-артистической среде царила непринужденность, но все же мы были сдержанны и учтивы. Поэтому так жутко было говорить "ты", несмотря на маску. В самом начале вечера, когда все еще немного стеснялись и как-то не решались обращаться друг к другу на "ты", а если делали это, то по обязанности, через силу, меня рассмешил короткий диалог Веры Викторовны Ивановой с К. А. Сюннербергом. Она по виду - настоящая дама, он - господин в визитке, чрезвычайно сдержанный и учтивый. Они разговаривали на "ты" о чем-то серьезном, не относящемся к вечеру, без тени улыбки, и возникало такое впечатление, что оба сошли с ума..."
Театр и жизнь смешались, и что в жизни осталось от театра, а что в театре пришло от жизни, стало непонятным, и стало ощутимо казаться, что кто-то здесь сошёл с ума.
Под масками
А под маской было звездно.
Улыбалась чья-то повесть,
Короталась тихо ночь.
И задумчивая совесть,
Тихо плавая над бездной,
Уводила время прочь.
И в руках, когда-то строгих,
Был бокал стеклянных влаг.
Ночь сходила на чертоги,
Замедляя шаг.
И позвякивали миги,
И звенела влага в сердце,
И дразнил зеленый зайчик
В догоревшем хрустале.
А в шкапу дремали книги.
Там - к резной старинной дверце
Прилепился голый мальчик
На одном крыле.
9 января 1907
Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
"
— "... к резной старинной дверце // Прилепился голый мальчик // На одном крыле..." -
"Голый мальчик" — Амур (римск. мифол.). Имеются в виду резные изображения амуров на дверцах книжного шкафа. В.Н. Орлов пишет, что такой книжный шкаф стоял в кабинете Блока (СС-82 . С. 428).
"
В.Н. Орлов (1908 — 1985) — советский литературовед, редактор, журналист. Лауреат Сталинской премии третьей степени (1951) и главный советский блоковед. Первое роскошное собрание сочинений Блока в 8-ми томах вышло под его редакцией ("Под общей редакцией В. Н. ОРЛОВА, А. А. СУРКОВА, К. И. ЧУКОВСКОГО"). Был лично знаком с Л.Д. Блок.
"И опять твой сладкий сумрак, влюбленность" — было написано 4 января 1907, — и 9-ого января опять её звенящие сумерки. Но для Блока едва ли не до конца жизни все эти головокружения — осознанное отступление от "дела", так было даже с солнечной Л.А. Дельмас:
"...И, должно быть, навеки ушла...
Что ж, пора приниматься за дело,
За старинное дело свое..."
Отсюда и "задумчивая совесть", и грустная улыбка над бывшими когда-то "строгими" своими руками, которые нынче балуются с зайчиками, бликующими во влаге хрусталя бокала.
Бледные сказанья
- Посмотри, подруга, эльф твой
Улетел!
- Посмотри, как быстролетны
Времена!
Так смеется маска маске,
Злая маска, к маске скромной
Обратясь:
- Посмотри, как темный рыцарь
Скажет сказки третьей маске...
Темный рыцарь вкруг девицы
Заплетает вязь.
Тихо шепчет маска маске,
Злая маска - маске скромной...
Третья - смущена...
И еще темней - на темной
Завесе окна
Темный рыцарь - только мнится...
И стрельчатые ресницы
Опускает маска вниз.
Снится маске, снится рыцарь...
- Темный рыцарь, улыбнись...
Он рассказывает сказки,
Опершись на меч.
И она внимает в маске.
И за ними - тихий танец
Отдаленных встреч...
Как горит ее румянец!
Странен профиль темных плеч!
А за ними - тихий танец
Отдаленных встреч.
И на завесе оконной
Золотится
Луч, протянутый от сердца -
Тонкий цепкий шнур.
И потерянный, влюбленный
Не умеет прицепиться
Улетевший с книжной дверцы
Амур.
9 января 1907
"...За два или за три дня до представления "Балаганчика" театр [театр Комиссаржевской, постановка Мейерхольда] нам пришла в голову мысль отпраздновать эту постановку. По совету Бориса Пронина решили устроить вечер масок.
...Решили одеться в платья из гофрированной цветной бумаги и из той же бумаги сделать головные уборы. Вечер должен был называться вечером бумажных дам. Мужчинам было разрешено не надевать маскарадного костюма, их только обязывали надевать черные полумаски, которые предлагались при входе каждому.
...Почти все дамы были в бумажных костюмах одного фасона.
...Условились говорить со всеми на "ты". В нашей литературно-артистической среде царила непринужденность, но все же мы были сдержанны и учтивы. Поэтому так жутко было говорить "ты", несмотря на маску. В самом начале вечера, когда все еще немного стеснялись и как-то не решались обращаться друг к другу на "ты", а если делали это, то по обязанности, через силу, меня рассмешил короткий диалог Веры Викторовны Ивановой с К. А. Сюннербергом. Она по виду — настоящая дама, он — господин в визитке, чрезвычайно сдержанный и учтивый. Они разговаривали на "ты" о чем-то серьезном, не относящемся к вечеру, без тени улыбки, и возникало такое впечатление, что оба сошли с ума..."
В.П. Веригина "Воспоминания"
Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
"
Образы и ситуации стихотворения связаны с драмой "Балаганчик", 1906 (ср. сцену с "третьей парой влюбленных"; время действия этой сцены — "Средневековье", герои — рыцарь с мечом и дама в маске — СС-84 . С. 18). Оба текста, в свою очередь, — отсылки к "художественному миру" "Стихов о Прекрасной Даме" с его "средневековым колоритом", изображаемым теперь отстраненно, с романтической иронией, как "масочный", "маскарадный" .
— "... на темной // Завесе окна // Темный рыцарь ... — Ср. в воспоминаниях Вл. Пяста о более ранней (конец 1905) жизни Блоков на квартире в Гренадерских казармах: "С обитателями квартиры так гармонировали сцены из рыцарской жизни, на прозрачной цветной бумаге, которыми были оклеены нижние стекла высоких окон" (Воспоминания, 1. С. 371).
"
Блок. "Балаганчик":
"
В среде танцующих обнаружилась третья пара влюбленных. Они сидят посреди сцены. Средневековье. Задумчиво склонившись, она следит за его движениями. — Он, весь в строгих линиях, большой и задумчивый, в картонном шлеме,— чертит перед ней на полу круг огромным деревянным мечом.
Он
Вы понимаете пьесу, в которой мы играем не последнюю роль?
Она
(как тихое и внятное эхо)
Роль.
Он
Вы знаете, что маски сделали нашу сегодняшнюю встречу чудесной?
Она
Чудесной.
Он
Так вы верите мне? О, сегодня вы прекрасней, чем всегда.
Она
Всегда.
Он
Вы знаете все, что было и что будет. Вы поняли значение начертанного здесь круга.
Она
Круга.
Он
О, как пленительны ваши речи! Разгадчица души моей! Как много ваши слова говорят моему сердцу!
Она
Сердцу.
Он
О, Вечное Счастье! Вечное Счастье!
Она
Счастье.
Он
(со вздохом облегчения и торжества)
Близок день. На исходе — эта зловещая ночь.
Она
Ночь.
"
Сначала Блок написал пьесу, которая очень похожа на бред сумасшедшего, а потом увидел, как это сумасшествие становится явью. И, очевидно, наблюдал за всём этим с некоторой сумасшедшинкой в глазах, и с той же сумасшедшинкой в сердце начал выводить новый круг — писать о том же стихи. Причём, по несколько стихотворений в день. А иногда и без помарок.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
