Толпу смирили, разделили и чуть по ранжиру не построили. Фима выяснил, что купцы были арабами, персами и турками. Этих было, где-то ¾. Остальные были курдами. При этом часть из них, увидев меня, упали ниц.

— Это что они так, Борн? Это чё, ты — ...царь? — Борисов, чуть не заикался от изумления.

— Царь, царь, Иоанн Васильевич, мы.

— Они говорят, что вы на их князя Рустама очень похожи. И у них 1851-й год, это если по-нашему, — Фима и тут оказался на высоте. — А у остальных — 1900-й, ровно.

— Так, Ефим ...Ромуальдович, берём тебя переводчиком. А это кто приехал?

С северов прибыли чиновники с Ростовской таможни, молодые ребята, которых отправили в моё подчинение. И в щеголеватой пролётке подкатил мой заместитель. Вот, я потом с Николаичем оборжался. Звали этого худого высокого господина — Воробьянинов Ипполит Матвеевич! Да и остальные приехавшие — Бендер Остап Сулейманович, Крамаров Савелий Викторович, Полесов Виктор Михайлович, молодые Андрей Брунс, Эрнест Щукин, Никифор Ляпис-Трубецкой и Гайдай Леонид Иович.

Каково, а?

За ними приехал жандармский ротмистр Пуговкин Михаил Иванович и есаул Никулин Юрий Владимирович, командир погранстражи.

Стервец Борисов тут же притаранил книгу "12 стульев", и "забыл" её на неделю в кабинете Фимы.

Три дня я метался как оглашённый, разбираясь с восточными купцами. А после предприимчивые одесситы, после карантина, переправили всех купцов в Одессу.

— Фима, твоих рук дело?

— Что вы, Гоман Михайлович.

— А костюм-троечка, с неба упали? Пиши объяснительную.

Зося в кассу положила триста рублей. От Фимы, рукоделистого.

На четвёртый день зашёл в кабинет Борисова.

— А ты, что не работаешь? — спросил. Борисов, не отрываясь от игры в нарды с Зосей, положил передо мной файлик с приказом об его назначении. Прочитал, по диагонали. — А где дата выхода на работу?

— Забыли.

— Они забыли, а ты — забил на службу? У тебя, вон кедры уже пилить начали. И мог бы лесхоз организовать.

— Зачем? — чуть не по буквам вымолвил Борисов.

— Затем. Побочный заработок, дубина!

Борисов вмиг исчез из кабинета. И меня прихватил. Нашли место под посадки, а Борисов из кустов принёс двух крупных индеек. Руками поймал. Потом Николаич набрал штаты, с егерями постарше водку пьянствовал, а молодых гонял.

А Киса Воробьянинов взъелся на Зосю. То это ни так, то другое. Началась у них манёвренная война.

В первый выходной съездили с утра на рыбалку на красивое озеро (казаки его Цацей назвали). Я весь такой крутой рыбак, с навороченными удочками, вообще ничего не поймал. Зато Борисов стал голыми руками сазанов одного за другим выкидывать на берег.

— Ты, Иван Николаич, подальше зайди, исподнее приспусти, может, русалку поймаешь, — посоветовал ему Ромка.

— И этот переопылился, как и папаша!

Поржали, собрали рыбу и вернулись домой. И не кому даже в голову не пришло, что Ромка знает больше, чем ему лет!..

— Дядя Рома, а давайте мультики посмотрим, — это уже дома, когда рыбу почистили. — У вас.

— Есть идея покруче. Друзей на велосипеде объедь и скажи, что будут мультики, на танцплощадке у РДК, для всех, и бесплатно.

— Культуру в массы, да, дядя Рома? Кивнул дельному ответу.

И в пять пополудни, человек двести детишек станицы смотрели "Ну, погоди", все серии. Образовался даже родительский комитет во главе с отцом Владимиром. А чтобы не было драк, посадили на входе звероватого, но добродушного казака Гошу Большого. Эта фамилия у него такая, и вес девять пудов. Мультики посмотрели, а через неделю парк Ясной был забит до отказа. Культурно отдыхали жители. Мультики для детей, фильмы в РДК, на улице караоке, карусели, ресторан Парамонова, шашлыки, чешское пиво, колесо обозрения, танцы. Культурная революция на лицо. Меня, правда, один тип здорово вывел из себя.

— Господин Борн, у меня от крайне высокопоставленных людей просьбица к вам.

— Чел, видишь, я занят. Смотрю " Приключения капитана Врунгеля".

— Я уверен, у вас есть другие фильмы, для настоящих мужчин, ну вы....

— Пшёл вон!

— Вы не понимаете, бла, бла, ...это же тысячи рублей!

— Гоша, выкинь это.

Добропорядочный семьянин Гоша Большой так и сделал. Настроение у меня упало, вышел с танцплощадки.

'Во, чудо наглое! ' Типик, помятый, стоял перед входом и, увидев меня, стал грозиться: — Борн, я на тебя найду управу! Бла, бла, бла...

Когда слюна этого типка попала мне на туфли, вытащил Глок. Типик унёсся от меня как ветер. А у меня думка мелькнула антересная.

— Атаман, а давай в Ясной Олимпиаду замутим.

— Не потянем.

— Тогда пятиборье.

Пятиборье замутили. Победил Семён Будённый.

Мне работать, потом стало проще. А начальство, как обрадовало — Перегудов привёз мне погоны майора таможенной службы!

'За красивые глаза, и без всяких экзаменов. Сколько ж я мозолей притоптал заинтересованным лицам', — ещё подумалось.

— Вот решили этот чин реанимировать, — весело объявил мне Перегудов.

— А форма?

— А сами.

— Зося, ты мне форму построишь? Летнюю, — Зося угукнула согласием. — И погладить не забудь.

— Околыш фуражки и выпушка на брюках — фиолетовые.

— Хм, чуть-чуть фиолетовый Борн! — съязвила Зося, Перегудов не понял.

'Какая голубизна?' — Хм. Поговорку придумал: "А мне всё фиолетово, я — таможня", — Зося хихикнула.

— Браво, герр майор! — хохоток и у Перегудова присутствовал.

— У нас говорят — херр майор, — удружила опять Зося, но форму пошила за два дня...

На службу заявился в летней форме с множеством стрелочек на рубашке с коротким рукавом. Шатров одеяние заценил. Зося меня сфоткала, отксерила и отфотошопила. Изображение поехало к вышестоящему начальству, и получило "добро". Зося ещё стала автором "Реформы военной униформы" с выплатой кругленькой премии. Чехословаки также форму оценили. И Зосю тоже.

А вот с Кисой у них началась затяжная, позиционная война. Чудил и Борисов.

— Борн, почём ноне негранёные алмазы? — вопросил и высыпал на левую ладонь из замшевого мешочка кучку невзрачных камешков, у меня в кабинете.

— И это ты мне, начальнику таможни, показываешь?

— Фу-ты, ну ты. Я, может их нашёл.

— Нашёл?!

— Вижу я, ты не в курсах. Пока, мажор. — и пропал на три дня. С Эльзой. Вернулись вечером, когда я слушал компромат на Фиму, записанный Зосей на диктофон. Эльза сияла с диадемой, усыпанной алмазами, алмазным ожерельем и браслетом. Потом засияла и Зося — ей Борисов подарил большой и малый гарнитуры из благородного опала.

Малый гарнитур она нацепила на работу, а я с утра чихвостил Фиму за ультралевизну. Как оказалось, тщетно. А на обновлённую Зосю повёлся Киса Воробьянинов. После обеда преподнёс букет роз, грассируя, шептал всякие шалости.

Утром явился опять с розами, и с иссиня-чёрной шевелюрой. Чернявость у него длилась целый день. А сранья он задержался, и пришёл бритым наголо. Краска для волос подвела. Контрафакт попался. А стриг и брил Бендер.

Час на таможне стоял улётный ржач, хоть психиатра вызывай. Киса не понял юмора. Но стал строчить доносы на меня. Меня вызвал Перегудов. Поехал объясняться, и с романом Ильфа и Петрова.

Перегудов почитал, по заложенным мною страницам, и тоже ржал с полчаса.

— Езжай работать, комик.

Вышел от начальства на улицу. Вау, "Bentley" золотисто-шоколадного цвета, подъезжает к Госбанку, и из него выходит, в сопровождении шоколадного телохранителя, Парамонов. Холёный как рояль.

— Ба, какие, люди! Борн, вы мне позарез нужны-то!

— Салют, герр олигарх. Зачем?

— У вас не найдётся 25-30 тыщ? Участок я приобрёл, а там нефть обнаружилась-то!

— ...и я в олигархи хочу! Деньги дам. А где машину нашли, Савва Мироныч?

— Сие тайна, майор, — в глухую зашифровался купец. Так и не сказал, где нашёл "Mulsanne".

От него узнал интереснейшие новости. На севере от Каменской, возле Странных гор, нашли почитай всю таблицу Менделеева. И самородковое золото. Начиналась золотая лихорадка, бригады рванули мыть золото, рабочих в Ростове стало не хватать. И стали печатать новые рубли на бумаге из города Фабриано. Я и не знал, что у них такая роскошная бумага, хоть евро печатай.

Вечером, съездил, к лялькам мадам Дран. Обновиться.

Утром выехал из Ростова; курс — на таможню. Вялый, сонный, зевающий, получил с лёту две проблемы. Пришёл Воробьянинов и стал обвинять сразу во всех смертных грехах.

— И ещё ваша Зося. Она, она неуправляемая, — заявил в конце. Я достал пачку доносов, помахал перед носом Кисы.

— Ты писал, аноним, мля? Зося, иди сюда, не хрен подслушивать, — зашла Зося. — И?

— Он ко мне целый день вчера приставал, господин майор, — заявила принцеждущая.

— Так, Воробьянинов, пиши заявление на увольнение. По состоянию здоровья.

— Но, я здоров! — зарокотал Воробьянинов, а его пенсне воинственно блеснули.

— А я его тебе сейчас уменьшу, старый козёл! — и достал Глок. Больше я Кису в здании таможни не видел.

— А вот, что Фима подбросил, — добивала меня Зося — прилежный секретарь.

— Прокламация! Левацкая! Фиму, ко мне!

Притопал Фима. Я его, пересиля себя (Спокойно "Ипполит", спокойно), попытался вразумить. Получил зеро. Через день вызвал нашего главного полицая станицы — вахмистра Приходько. Тот с Фимой минут пять поговорил, и всё. Фима забыл о своих глупостях.

Через неделю поставил Приходько бутыль шустовского коньяка.

— Что ты ему сказал, Кузьма Кузьмич?

— Дословно? Сказал, что сидит у меня зэк-рецидивист Лёлик, по кличке Болек, и бабу себе требует. Я и предложил Фиме у Лёлика погостить... Жидкий, пошёл ноне Марат-Робеспьер.

— Даже так? Очко не железное, и без нужной резьбы.

Фима стал кандидатскую диссертацию писать, как ему и советовал. А сердиться на него долго я не мог. Как переводчик Фима был на своём месте — заслуженном.

После Кисы к нам приехал новый мой зам — Окунев Борис Захарович. Чудесного зама получил.

Курды, от князя Рустама, подарками заваливали, пришлось выделять комнату. Таможню перевёл на хозрасчёт благодаря этим презентам. Достроили караван-сарай, казарму погранцам. Яхт-клуб, ночной клуб отстраивались.

— Клуб назову — "69". Зося не хихикай, ты совладелица, ищи ди-джея.

Эльза субботник провела с озеленением территории.

А потом и князь Рустам приехал. 100% копия меня. Только у него залысины небольшие были и тёмные усы с загнутыми кончиками. Похож на джигита с повадками толи английского лорда, толи русского аристократа. И опять с подарками, и живыми тоже, и варьете аля натюрель в отдельном для меня, шатре. И общались мы по-русски, но мало; князь спешил в Ростов.

Страна, в которой оказался Михалыч, строила капитализм. Доморощенный, но со многими веяниями из жизни шведского социализма 60-70-х годов XX века. Идею подбросили чехословаки, и казаки её поддержали. Газеты писали о возможностях социалистической модели развития — казаки поддакивали и расширяли сеть кооперативов. И в Донском краю завелась партия 'зелёных'; феминизм наоборот, ибо женсоветы требовали соблюдать чистоту — на улице, во дворах и в собственных головах. Священники сомневались, и не знали, как это оценивать. И дождались создания религиозной организации, члены которой верили в существование Богини планеты. Научная и околонаучная братия всполошилась известиями о том, что некоторые физические законы действуют несколько по-другому. А вначале была статья Феди Донского в журнале 'Техника — молодёжи' о том, что дизтопливо его 'паровоза' не заканчивается. Как залили в Ростове — Товарном в 1972-м году, так и продолжают ездить. Это подтвердили и операторы АЗС 'Роснефти'. А техники 'М-фона' гадали, почему любой девайс, даже полу готовый, начинает работать, и работает без потерь электроэнергии. Это также подтвердили инженеры Ростовской электростанции; потерь не было, брался минимум угля — получали максимум напряжения тока.

И какой-то балбес, с погонами майора таможенной службы забывал спросить, что нового у него дома случилось, пока он был весь в делах. А дома было: холодильник Эльзы вёл с ней диалог, что купить и положить на полки; швейная машинка подсказывала Зоси ширину стежка и цвет ниток. Борисов забыл, что нужно заправлять советский джип, косить траву и мести двор. Майор Борн в это время создавал образцово-показательное предприятие, а потом устраивал узко-келейные горизонтальные вечеринки с французским уклоном. И газет не читал.

— Ой, ей-ей, сей абзац не я писал, клянусь Богиней планеты!..

И сегодня, после работы поехали купаться, жирок сгонял так, Борисов. Вылезли из Микры, Борисов, сердитый, стал делиться новостями:

— Станица в половину населения прибавила, строятся, отдыхающих понаехало. Эй, ты, воробьянинов, что бумажку бросил. Понаехали и мусорят!

— А откуда, вы меня знаете? — спросил молодой, но бесцеремонный, по лицу, субъект. Мы опешили. — А, вы бывший патрон моего дядюшки, — рассмотрел субъект фиолетовую выпушку на моих брюках.

— Ах, ты...! — возмущённый Борисов лапнул кобуру — субъект исчез, настроение у Борисова тоже. Лежит вон сопит.

Борисов посмотрел на меня.

— Ты, херр майор, что улыбу давишь, сам с собой. Олигарх, хренов, мля!

— Да, вспоминаю, как я провёл этим летом. А ты, что такой лютый? С Эльзой поцапались?

— ...она предложила мне венчаться, — после паузы доложил мне Борисов.

— Хо! А ты?

— Я же нищий, Борн! — бухнул прямодушный Николаич и его лицо стало таким несчастным.

— Ты что несёшь! — загорающие поблизости люди заинтересованно уставились на меня, вопящего. — Вот так голос. Она ж домохозяйка! А ты крутой егерь! Лесхоз уже неделю даёт прибыль, а дичь руками ловишь, не знаем уже, куда и девать!

— Не ори. Разорался. Миллионерша она! Наняла шустрого поверенного и патентами торгует. По сотни тыщь уже запрашивает. Помнишь тот жуткий субботник, мля? Целое воскресенье вбухали. Это, мальчики, лишнее, нам не нужное, — Борисов передразнил Эльзу.

— Ну, помню.

— Ну, помню. Нумизматам-коллекционерам всё загнала. А готовит-убирает у нас теперь прислуга...

— И когда свадьба, альфонс?

— Злючка ...в погонах! — Борисов сердито посмотрел на меня, развесёлого. — Три недели дала сроку.

И сердитость у него ушла. Я уж подумал это моя заслуга. Счас. Борисов показывал с удивлением, пальцем, на подъехавшую Микру, точную копию нашей машины.

— Это кто? — прибежала накупавшаяся Зося. Из Микры вышли Лиэль, Никита и Макс. — Привет, Лиэль. Ты татушку сделала?

— Я не Лиэль. Я — Стелла.

Подходящая к нам девушка, была точной копией Лиэль, но с татуировкой на бицепсе правой руки. Ехала Стелла Степанкова, менеджер "Газпрома", из Москвы в Ярославль, а попала из 2010-го в Ростов-на-Дону 1912-го, чтобы сразу нос к носу столкнутся с Лиэль, возле офиса "М-фона".

— А ...Лиэль приехала?