Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Может быть. Главное, дети успокоились, — проговорил атаман и достал часы. — Через четверть годыны надось ехать на службу.
Жена стала убирать со стола. Варя пошла, поливать комнатные цветы в залу.
— Ой, папенька, маменька, идите сюда! — через минуту оттуда донеслось. Голос у Вари был удивлённый.
'Хм, шо она там нашла? Опять Ромкины проделки?' Шатров прошёл в залу, жена — за ним.
— Что ты тут нашла, дочка?
— Вон там! Смотрите! — Варя указывала на улицу.
Атаман шагнул к окну, посмотрел и обмер. Рядом ойкнула Катенька. Через дорогу, на месте пустыря, где купец Собакин собирался построить большой лабаз и конюшню, стоял необычный дом в три окна. Рядом находился флигель. Шатров, прошедший сотником русско-японскую войну, испугался. Отшатнулся от окна. Зажмурился, моля про себя, чтобы морок исчез, но, когда снова открыл глаза, дом с флигелем стоял на месте. Непреложно и крепко. Вопреки, так сказать всему. Захотел истово перекреститься, призывая на помощь святого угодника Николая, но на нём повисла, испуганная не меньше его, Катерина. Прижалась к нему роскошной грудью, и, обхватив до боли правую руку атамана, однообразно шептала:
— Господи, помоги, господи, помоги!
Шатров скосил глаза на жену. У бледной Катеньки были такие широко распахнутые глазища, что атаман, ажно ими залюбовался. Чудо, как хороша, Катерина Васильевна! И отлегло. Потом перевёл глаза на Варю, стоящую от него слева.
'Ты смотри, какая храбрая у меня дочка! Мы до жути перепугались, а ей только любопытно'. Варенька, своими синими с длинными ресницами глазами на самом деле, с любопытством, спокойно, разглядывала подворье, напротив. 'Эка стыдоба так мне пугаться! Да ещё при родных. Защитничек! Разберёмся!.. А жену сейчас успокоим'.
Шатров посмотрел на жену, взгляд скользнул в вырез кофточки — дома Катя не носила казачью одежду — упёрся в ложбинку, шумно дышащей Кати, а левая рука, воровато, хапнула её правую грудь.
— Фу, охальник! — шёпот в ответ. И яркий румянец, мигом скрыл бледность жены, руку Шатрова она отодвинула от своей груди, но не отодвинулась от атамана, ослабила только хватку. — Ой, извини!
Посмотрела снизу в глаза Шатрова, глаза уловили его фривольную насмешливость, и стала успокаиваться. Шатров, показав свободной рукой на Варю, сказал жене:
— Смотри, какая смелая и учись! — чуть отодвинулся от жены, — А где Ромка? Ромка! Пойду искать пострела, да не переживай Екатерина Васильевна, ты ж — казачка.
Погладил жену по спине, рука собралась спуститься ниже, потом подумала-подумала и не решилась. С сожалением.
— Разберёмся! — голос атамана приобрёл властность.
Оставил на попечение дочери жену, он вышел из куреня. Ромку он нашёл во дворе, сидящего на заборе. Тот, обернувшись к отцу, засыпал вопросами:
— Папа, а это джинн перенёс на собакинский пустырь этот дом? А зачем? А почему? А как?.. Папа, ты ничего не знаешь!.. А это джинн сделал!
— Это — суслик. Мы его не видим, а он есть! — буркнул Шатров-старший, потом односложно отнекивался и, с осмотрительным интересом, рассматривал подворье, напротив.
Дом имел четырёхскатную крышу, крытую какой-то странной красно-коричневой черепицей. Штукатуреные стены были окрашены в бежевый цвет, так же выглядел флигель в два окна. Только флигель имел фронтон из особливых досок, и перед флигелем росли две пирамидальные вроде как пихты. Два окна дома были закрыты диковинными ставнями наполовину. Над домом и флигелем торчали радиовышки, на доме была какая-то "тарелка" и белый ящик. Ещё был деревянный забор с бетонными столбиками, крашеный в зелёный цвет.
'Домина с чудными секретами. А я созерцаю', — подумалось войсковому старшине.
— Папа, а это что? А что, это гудит? Оу!..
Атаман приподнялся на носочки и увидел — дорогу из асфальтобетона — как в Москве — и по ней со стороны центра станицы ехавший большой автомобиль. Он сдёрнул Ромку с забора. От греха подальше. Ромка даже зашипел от обиды, но тятя сказал: "Цыц, малой!", и Рома послушался, только прилип к забору, со жгучим интересом, наблюдая за действиями машины и необычным поведением отца.
'А папаня, будто, испугался! Пойду маменьке скажу'.
Но Шатров не был напуган, как он говорил станичникам, служившим с ним в 19-м донском казачьем полку: 'Меня вид неприятеля, успокаивает'.
Прищурившись, атаман рассматривал машину, которая затормозив, свернула к, неведомо откуда появившемуся, дому. На дверце машины Шатров увидел надпись — "Почта ЕК". Из остановившегося автомобиля вылез шофёр, бритый, в не казачьей одежде, с разноцветными татуировками рук.
'Ох, он же в бронежилете!' — сверкнула догадка. — 'Как у тех янки, в Варшаве. My God. Devil. Я ж таки лично шефу жандармов присягнувся не разглашать, шо там було!'
В это время другой — пассажир — быстро открыв калитку, атаман видел только голову и верхнюю часть тела, прошёл к дому.
Отсутствовал "гость" минут пять. Много чего вспомнил атаман за это время, ещё отвлекала жена и Ромка, который завалил отца вопросами:
— Папа, а в доме люди есть? А в машине? А почему? А как? А зачем? А пойдём туда!
И Катя не пустила супруга к машине, поскольку капельку оробела. Да и не пошёл бы туда атаман. Карман БЖ водителя оттопыривали пистолеты, а у Шатрова только нагайка в руках была. И только когда машина уехала, а бритый шофёр, Шатровым, ручкой помахал, атаману пришли мысли:
'А может это "иваны", переодетые, с Ростова пожаловали провернуть свои делишки? Так не похожи на ростовских бандюкив... а смотра, ей-ей, не будет, возьму отгулы!..'
После всего этого, поражённый атаман стал собираться на службу: надел китель и сапоги, нацепил шашку, на улице водрузил на голову фуражку, поданную женой.
— Пап, ты бы на станицу посмотрел сверху. Уговори отца Владимира пустить тебя на звонницу, — неожиданно предложил Ромка.
— Мон ами, а ты заметил, что воздух посвежел? Стало не так жарко, — произнесла по-французски жена. — И Ромка подсказку тебе правильную дал. Как-то здесь всё изменилось, как будто лето надорвалось.
Атаман задумался, пожевал нижнюю губу и пошёл выводить из конюшни своего Орлика, шестилетнего дончака. Пяток минут на седловку коня и атаман с крыльца залез в седло. Катерина Васильевна помогала, держала за уздечку застоявшегося красавца. Ромка принёс кусок сахара, вздумал наградить Орлика лакомством. Старший Шатров хмыкнул и направил коня в калитку, которую открыла Варя.
— Спасибо, родные. Сидите дома. Я разберусь, — по-хозяйски распорядился атаман. — Ромка, ты всё понял?
Ромка насупился. Собакинский пустырь давно был личной землёй вождя Серебряный лисапет и группы "индейцев". Катя перекрестила мужа.
Орлик, направленный твёрдой рукой, шибкой рысью направился в управление округа. На перекрёстке Шатров обернулся — жена стояла и грозила пальчиком. Атаман усмехнулся, ехал-то он сейчас налево. И ушедший в разные, семейные в смысле, думки атаман не заметил двух вещей: удвоившихся деревьев на Атаманском переулке и бетонных столбов электропередач.
Когда машина остановилась, в весьма спутанных чувствах решил пойти переодеться. Жарко летом в подштанниках, судари и сударыни. Ещё сопреет кладка-то! Кладка только напряглась.
— Борн, ты воды захвати, холодненькой, — попросила чуть напуганная Эльза.
— Слушаюсь, мэм. А вы пока посидите, и не отсвечивайте, — скомандовал, вылез и пошёл по подворью.
'Э, наверное, во флигеле никого нет — отец у меня там уехал в гости на хутор, жена и дочь, ещё не пришли — открываем дом. Ностальгировать будем потом'. Но руки задрожали. Тоска и боль, до черноты в глазах, навалились: "Утраты, сплошные утраты!" Еле-еле справился с замком и со своими чувствами.
Куртку и джемпер — на вешалку, ремень с пистолетом — на обувницу. Пробежался по комнатам, и эта пробежка отодвинула переживания о потерях близких. Комнаты были с дизайном. Спальня Лолиты — в розовых тонах, в зале — ЖК-телевизор "Sony" и немецкий электрокамин. В прихожей — музыкальный центр "Sony"; везде мягкая мебель, в кабинете — Михалыч — молодец! — компьютерный стол, шкафы — книжный и для одежды.
Из одежды выбрал летние светло-зелёные брюки и рубашку — гавайку, светлые носки. Переоделся. На кухне из холодильника "Indesit" достал полтарашку минеральной воды. Закрыл его. Потом снова открыл и уставился внутрь:
— Ты, Михалыч, тормоз, два раза, свет в холодильнике присутствует. Это раз, теперь ищи газ — это два-с. На чём ты чайник греть будешь, чайник?
Чайник бы грел на индукционной панели фирмы "Bosch". Электричество для чайников — подкинули. В общем — bon.
— Я теперь — Корейко! А теперь, в машину, миллионщик. Ибо дамы пить хотят'.
На ноги надел коричневые мокасины из обувницы. Высокая тумбочка привлекла мой взгляд. Четыре такта её разглядывал. Закрыл дом, кобуру с Иж на пояс, и пошёл к ЗиРу по двору, выложенному тротуарной плиткой. В машине отдал воду Эльзе.
— А не хило живут операторы почты, — вставила свои пять копиёк Зося.
— Зависть — это грех, Зося! Правда, мама?
— Борн, а дома есть кто? — Эльза другой вопрос задала. Отрицательно покачал головой, и мне стало стыдно. Мог бы и домой их пригласить. Культурней надо быть, герр домовладелец, культурней. Но мою заминку приняли совсем по-другому.
— Может родные ещё найдутся, — посочувствовал мне Борисов. Я махнул рукой, езжай мол, Николаич.
Развернулись, Николаевич, помахал рукой какому-то казачьему семейству, стоящему за забором, и мы медленно поехали искать жилища лялек. Всю первую половину пути ляльки старались поднять мне настроение. В общем, это им удалось, разговорился, и на них поглядывал. По сторонам редко смотрел. Так урывками, увидал: мост, вокзал, водокачку. Это Зося и Лиэль показывали.
'А удачно всё-таки меня Борисов позвал. Сразу четверо союзников из моего времени. Да мы тут!..'
Выпитый коньяк ещё действовал и выдавал на-гора шапкозакидательские мотивы, с поднятием общего тонуса. Тем более Зося и Лиэль, были симпатичные девушки, росточком под метр семьдесят, "одноразмерные", лица только разные. Одним словом — видные девахи. Форменные блузки и брючки обтягивали аппетитные формы, расстёгнутые блузки так и манили заглянуть в декольте, Борисов меня даже одёрнул:
— Борн, ты за дорогой смотреть будешь? А то я тут кого-нибудь задавлю, пока ты сиськи Лиэль будешь разглядывать.
— Кого задавишь? Пустую дорогу? Фу, как грубо... Я ж стресс испытал! И я есть — эстет, ярый ценитель женской красоты!
— Кобель ты, Борн! Вот ты кто. Так и хочешь в сахарницу заглянуть! — сзади засмеялись. — Юморнём, ляльки, трохи!..
— Я не понимайт, чьто есть — сахарница?
— Не поверю, что не знаешь?
— Мальчики, что вы так разошлись? Ой!
Всем по глазам ударило темнотой, Борисов резко затормозил, лялек бросило вперёд. Еле успел не налететь лбом в переднее стекло.
— Что за ...?! Откуда взялся этот туман? — матерок от кого-то из лялек.
Вокруг машины и на самом деле был густой туман... Поспорив, поехали дальше, на первой передаче, Борисов включил противотуманки, они с трудом освещали дорогу.
— Странно, туман? И откуда здесь днём туман? Да с запахом лекарств, а?..
Доехали до перекрёстка. Дорога вправо вела на Сальск, Тихорецк и Ростов, а нам надо было ехать прямо.
— А ну, Николаич езжай к той машине, — сказал, узрев включённые габариты, стоящей на обочине, машины. — Может там наши?
Свернули вправо и подъехали поближе.
— Глазастый ты, Борн...
Включённые фары осветили внедорожник "Nissan Qashqai". Как на крыльях, полетел к нему, но в машине никого не было, обошёл вокруг джипа; тёмно-зелёный, госномер — А 007 ЕВ, 130 регион. Блатной номерок, а что за регион? Не понятно. Полез в незакрытую машину. Между сидениями водителя и пассажира, нашёл барсетку и кожаную папку. Подошли остальные коллеги. Оказалось, что машина принадлежала Гладкову Ардальону Николаевичу, 1965 года рождения, жителю Астрахани, владельцу строительной фирмы " АРМа вис" который ехал вместе с Кукушкиной Анжелой Станиславовной, 1995 года рождения в сочинский санаторий "Голубая фишка" на отдых.
— Папик и эскорт, что ли? А отдыхать они собирались с второго по двадцать третье августа 2014 года!
— Машинка из Астрахани, — произнёс Борисов, носом уткнувшись в ТО. — Что?
— 2014 год? Так, что они из будущего? Невероятно! — Эльза удивилась, забирая из моих рук курортные путёвки и паспорта. — А девочка совсем молоденькая, он её на тридцать лет старше. Какое безобразие! — Эльзе и туман не помешал узреть главное.
— А может у них любовь? — поддел Эльзу Николаич.
— Разврат это! Он же — распутник!
— Ну, надо ж, как-то девушке жить.
— Пускай идёт на завод, на фабрику! Работает пусть! Не поверю, что в Астрахани нельзя найти работу!
— Она "работает". — Как? — Чем!
— Фу, ты, Борисов неисправим! Борн, что ты там копаешься? Это не твоя машина!
— А он её хочет "прихватизировать".
— Борисов, а кто "Микру" в гараже пригрел. Молчишь? — сказал наступательно. Николаич, что-то стал лепетать. — Борисов, оправдываешься, значит виноват!
— Борн, ты хоть покричи. Может этот Ардальон где-то ходит, — Эльза попросила, как приказала.
Пришлось кричать. Тишина в ответ. Зося в это время нашла в багажнике пять чемоданов-тележек и пакет с едой. Эльза запретила их трогать, а потом переключилась на меня:
— Борн, какой ты жадный! Дом есть! Флигель есть! И ещё машину хочет украсть! Каким лекарством тут воняет?
От греха подальше, спрятался в джипе. Из бардачка достал дамскую сумочку и руководство по эксплуатации транспортного средства, стал его листать, млея от радости по поводу найденной машины.
Ардальона не дозвался, зато туман стал редеть, посветлело. И тут раздался тройной женский вопль, заставивший и меня выскочить из джипа.
— Что за дела?..
Увиденное зрелище, ошеломило. Вместо дороги до хутора Видного была уютная узкая бухта с песочным пляжем, и свежо-морской воздух. До этого пляжного места было всего метров пятьдесят, а дальше вода до горизонта. Над заливом уже было сияющее небо, лёгкий ветерок, спешно разгонял исчезающий туман. Слева, вместо привычного подъёма с дорогой до Котельниково, двух мелких прудов, левад брошенных дач и памятника аля 'Вьюноша в будёновке, с флагом и конём', были невысокие холмы, густо заросшие лесом.
— М-да, Ясная станет морским портом и курортной зоной! Та что ж они так плачут?
— Борн, ты возьмёшь нас к себе? — осведомился хмурый Борисов, а ляльки ревели белугами белыми, спелыми.
— Куда я денусь, — ответил, и тут же, за моей спиной, раздался гудок поезда. Развернулся и увидел медленно ползущий вполне современный товарно-сборный поезд. Он двигался где-то в километре от нас.
Николаич, достав из "ЗиРа" бинокль, стал комментировать:
— Локомотив "десятка", почтовый вагон, спецвагон, шесть крытых, четыре с лесом, четыре с углём, две цистерны и две платформы с техникой. Борн, поехали отсюда!
Борисов оставался в хмуро-озадаченным состоянии, да и наших барышень пришлось минут пять успокаивать и запихивать в машину. И мы уехали...
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |