Меня вытащили на всеобщее обозрение, атаман решил сразу поставить все точки над "и" в споре с Ястребовым. Есаул, похожий на актёра Сергея Стрельникова (Чапай), спор сразу проиграл; офицеры, покинув строй, взяли нас в плотное кольцо. Посыпалось столько вопросов, что не успевал отвечать. Меня вертели, щупали материал БЖ и униформы, смотрели "Узи", пистолет, джип. Вели себя совсем как дети.

'Хороши детки, Первая Мировая, потом Гражданская война, наверное, воюют это самое... И глаза. Какие они жёсткие'. Шатров, снисходительно улыбаясь, стоял на порожках РДК. К нему протиснулся конный гонец и, свесившись с седла, что-то прошептал на ухо. Снисходительность у атамана сразу испарилась, лицо пошло пятнами, стало удивлённо-озадаченное. Офицеры сразу сообразили, что ещё что-то случилось. И меня турзучить перестали. Атаман, надолго задумался, смешно жуя нижнюю губу, потом, спешил нарочного, с седла выдал свежую новость дня:

— Господа-станичники, — голос у атамана набрался силы, — прошу тишины! — Тишина наступила мгновенно. 'Да Шатров — оратор!'

— Господа, как только что мне сообщили, на станцию Каменская, прибыл поезд с Его Императорским Величеством Николаем II. 'С семьёй, Свитой и кордебалетом Мариинского театра', — произнёс с патетикой в голосе.

Что тут началось! В воздух полетели фуражки. Офицеры — многие на коленях — запели "Боже, царя, храни". Крики "уря" станичников. Оргия верноподданнических чувств, ей богу. Я чуть не оглох. Атаман еле-еле успокоил всех.

Потом станичное начальство повело обустраивать воинство есаула в казарму, стоящую напротив ДК. А мы, самостоятельно, пошли решать проблему с новым персонажем, увиденным в окне танцзала. Ага, сами, Шатров возник сразу, как только нам открыли дверь.

Встречала нас Аэлита Панкова, двадцатитрехлетняя руководительница кружка аэробики, которая из 2 декабря 2015 года попала на ...

— ... карнавал, правда, мальчики?

— Ага, самбо белого мотылька! Плюс Николай II с семейкой, а, тебе, Аэлита, в кордебалет надо...

Панкова довольно спокойно восприняла весть о том, что её занесло в 1912 год. По складу характера рисковая фифа, плюс перенос с сюрпризом. Фигурка, конечно, точёная, темно-синие топик и шорты сидят идеально. И карие глазки блестят так липуче, что так и хочется посоветовать: Аэлита, не приставай! Вечером разберёмся.

Сочная сексуальность Аэлиты так взбудоражила Шатрова, что он забыл осмотреть ДК, и передал ей домик с сайдингом. Пришлось её везти к этому дому, три минуты пешком, она даже не переоделась. Домик Аэлите понравился, и она его обошла, таская нас за собой, паровозиком. Взгляды Борисова и Шатрова, так и прилипли к шортикам Аэлиты с надписью "Touch me", я их еле оторвал от этого дела.

Атаман успокоился лишь тогда, когда у Аэлиты был недельный запас продуктов от соседей. Оплатил атаман.

— А теперь, э, Аэлита, прошу извинить, э, служба-с, — расшаркивался минут пять атаман. Смотреть на это было презанятно. Аэлита-то глазки всем нам строила.

Поехали в правление округа. Там атаман, целый час, рулил округом. А мы с Борисовым бродили по 'посольскому кварталу'. Почему так? Просто кому-то из старого начальства пришла в голову здравая мысль поселить всех чиновников Сальского округа, в том числе и семейных, в дома, похожие на ДОСы Советской Армии. Получился целый квартал городских двухэтажных домов, с огородами и палисадниками. Был даже небольшой базарчик. Поблизости был и большой лабаз купца Парамонова. Когда вернулись с экскурсии, Шатров принимал в своём кабинете двух курьеров с известиями об утренней находке людей и техники.

— Господин атаман, какие-то азиатские купцы с верблюдáми и поклажей! — от первого, а второму, казаку Тихону Молчунову, атаман приказал подождать.

— Обождёт, — не любил атаман засиживаться по кабинетам. — И тихоня, и молчун. Будет жеж, больше знаками изъяснятся, чем словами. Пытка его расспрашивать, господа! — рассуждал, когда ехали к купцам, Шатров.

Приехали и увидали около ж/д переезда двадцать верблюдов, купца, его охрану и погонщиков в окружении пяти вооружённых казаков. Купец, открыв рот, боязливо смотрел на джип, охрана вообще собиралась бежать, куда глаза глядят. Атаман, напыжившись, вылез из машины и быстро расспросил кашкайского купца и вернулся к джипу.

— Так-с. Закинуло сердешного. И нерастаможенный, мля.

'Ага. И что-то эти попадаловы больно, уж, рояльные' — мелькнуло в голове. — ... джип-то у меня был "Nissan Qashqai".

— А знаете, господа... — минут пятнадцать рассказывал Борисову и атаману о премудростях таможенной службы и "мытного ремесла"...

— Однако, Борн. Кулешов, а давай "купцов" к Парамонову. У него ж жена персиянка. Э, скажи, я приказал, — принял решение атаман. Старший из казаков, молча, козырнул.

Вернулись к правлению, Молчунов нас уже заждался, пригласили его в джип. Казак бочком уселся сзади и сел на самый краешек сидения, хотя был одет в чистое.

— Ну, что ты там нашёл? — стребовал Шатров. Молчунов что-то стал мычать пересохшим от волнения ртом. — Экий ты братец неловкий, — атаман огорчался прямо на глазах. Молчунов прокашлялся:

— Значится, колёса у его, и эта... — дальше шли размахивание руками и догадываетесь сами, что же такое интересное нашёл казак.

— Значит, будем разбираться на месте, — установил точку атаман.

Выехали за станицу. Там, где у нас были очистные сооружения, стоял ЗИЛ-130 — ассенизатор. Ха-ха — от меня.

— Борн, ты чего такой с утра весёлый? Николаевич с завистью смотрел на меня.

— А давайте из него броневик сделаем! Имени Николая ll.

— Из гамновоза, броневик? Ну, ты загнул!

— Эта машина из выгребных ям "добро" вывозит?

— Ага! Жидкое! Эх, жаль, у меня нет запаса электродов, а тоб я его сварил!

Атаман с Молчунов даже рты открыли от слов Борисова. Правда, атаман сразу вспомнил о сварочных электродах фирмы ESAB: Шведы суда научились ими сваривать, и швы крепче листов получаются...

"ЗИЛ" Николаич отогнал в депо, оставил на улице проветриваться. Шатров надавал ЦУ начальнику депо и нас просветил полученными от Ястребова данными, что в его отряде было 251 человек. Но три четверти, почему-то, до Ясной не добрались. Только все офицеры отряда. Довезли довольного Шатрова до правления; там атаман, отпустив Молчунова, припомнил нам вольное толкование названия броневика:

— Аяяй, господа. Нельзя так с батюшкой-царём! Офицеры Ястребова, вон плакали, что император с семьёй живые. А, вы, вот так с ним...

Пожали мы, смолчав, плечами и поехали домой, хозяйство ворочать...

После раннего ужина, зашёл в первый раз во флигель, неуютно себя чувствуя. Огляделся. Был он больше, повыше и после капремонта. В зале, одна стена была полностью занята книгами на полках. Борисов, сидя на диване, читал "Двенадцать стульев" Ильфа и Петрова.

— Ага, хозяин пожаловал. Изменённый, мля, — увидав меня сходу, выдал.

'Ты гляди, какие глаза у Борисова подозрительные'. Я себя ещё больше почувствовал неуютно.

— Смотрю я на тебя, Борн, и удивляюсь, лет десять ты уже работаешь на почте, а как бирюк-одиночка всё. Или якаешь, или в молчанку играешь. А не, играл. Сейчас ты, прямо орёл стал, анекдоты травишь, советы дельные даёшь.

— Кому?

— Да, всем, мля. А кто такой Штирлиц? — Вопрос меня смутил, и, как-то нелепо он прозвучал.

— Советский разведчик, к фашистам был заслан, — произнёс. Борисов лупнул глазами, а я продолжил: — Главный герой в романах Юлиана Семенова.

— Ты, Борн, что-то путаешь. Семенов о штандартенфюрере Штиглице писал. Роман — "Восемнадцать мгновений весны", вот... а анекдоты о Штиглице прикольные. А я вот о Бендере решил почитать перед сном.

Борисов похлопал по книге. В голове у меня, что-то стало крутиться, но на ум не пришло. Как вуаль накинули. Странности были, а вот какие, большой вопрос.

— Борн, ты забери вон ту стопку. Там дневники твоего отца, — попросил Николаич. На столе лежали большие общие тетради. Я ещё взял две энциклопедии по истории и пошёл к себе, спать.

— Вот и перспективы появились, — хозяин компьютера потёр довольно руки и закрыл папку '1 С Предприятие 8х'.

Отключил компьютер и улёгся спать в своём кабинете. Закрыл глаза, побежала какая-то серая муть с зелёной полоской, а в лицо ударил яркий солнечный свет. Человек поморгал глазами, посмотрел, прикрыв козырьком ладони глаза, на напольные часы фирмы Columbus: — 00 — 35. И перевернулся на другой бок, пытаясь заснуть.

Прошло полчаса, час, два. Солнце светило основательно. Не спалось. Мужчина невозмутимо поднялся и пошёл на двор, залитый полуденным солнцем. Осмотрелся. Около калитки стояли три человека в форме, с бляхами на груди и с саблями. Со славянскими лицами и усами. Хозяин оглядел их, а потом новоиспечённые окрестности.

— Хай. Скашите, пошалуста, чьто этта за сопор? — осведомился, указывая рукой на Ростовский собор, Валдис Пельш, латышский фермер.

Что ха-ха, через год Валдис Евгеньевич входил в пятёрку самых богатых людей Задонья, а за тёлками голштинской породы, которых он привёз из Голландии в 2003 году, выстроилась огромная очередь.

— ...траверсе...

Глухой взрыв, сотрясение корпуса корабля от кормы толкнуло всех находящихся на мостике людей вперёд и, свет померк. Чернота, недолгая, стала перетекать в цвете к красному, оранжевому, жёлтому, зелёному, голубому спектрам, чтобы рассыпаться на миллионы разноцветных точечек. И перед глазами капитана возник приближающийся планшир ограждения мостика.

'Какой нарядный. А ведь я сейчас нос расквашу об него!' Тело стало напрягаться, руки потянулись вперёд. 'Не успеваю!' Но вмешалась, какая-то упругая на ощупь сила и мигом вернула в вертикальное положение. 'Вот бы так и с кораблями!' Мир вокруг воскрес, качнулся на спокойной волне, и оживился обертонами русского языка, хотя основной инструмент — эсминец — молчал. Стоял с выключенными турбинами и ждал, когда же люди обратят внимание на него красавца. А у команды были одни матерные загибы.

— Тишина на мостике! — команду продублировали и на полубак. Подчинённые мигом вспомнили, что они военные моряки. — Доложить обстановку, — скомандовал капитан.

— Видимость — ноль, штиль, тепло... Всё испортил прибежавший, отдыхающий после вахты, мичман Николаша Равенок:

— Господа, вы не поверите! Моя каюта фантастически изменилась! И всё, всё вокруг! — прокричал. На него зашикали. Ошалелые глаза мичмана, стали приобретать осмысленность. — Клянусь, вот те крест, я не вру! — перешёл на шёпот Равенок, — Не верите, а вот!

Мичман указал рукой вверх на фок-мачту, еле просматриваемую сквозь туман. На уровне фор-стеньги размещались: крутящаяся решётка, на вынесенной вперёд марсовой площадке, выше — похожие на колокол два элемента и ещё ряд непонятных механизмов.

— Фантастика! — и понеслось — 'Дас ист фантастиш!' от штурманов, механика, врача, а потом пришёл лейтенант Капранов.

— Господин капитан, разрешите доложить? Местное время — 7 — 55. Температура воздуха — + 26 градусов по Цельсию. Температура воды — + 27 градусов, ветер — норд-ост, 1 метр в секунду, относительная влажность — 68%. Там находится пляж, дальше поселение — станица Ясная. До местного главного собора — 2748 метров.

'Господи суси, а у этого фантастическое изменение с психикой; лепит, что то, как ясновидящий', — капитан, чтобы не выдать себя, посмотрел себе под ноги.

— Павел Игнатьевич, голубчик, а как вы об этом узнали и где? — на помощь капитану пришёл старший офицер корабля, капитан второго ранга Силин.

— В боевой рубке данные выведены на главный экран, господин кавторанга, и я там больше ничего не трогал, честное слово!

— Паша, они мне тоже не поверили, а знаешь, какая наша каюта стала, ммм, закачаешься, — влез в 'нелепый доклад Капранова' Равенок.

— Разговорчики, мичман! — Силин одёрнул Ревенка. — Ну а немцев, вы там не рассмотрели, господин лейтенант, на главном том экране?

— Судя по красным лампасам три конных донских казака, с берданками, вон там. Та вы сами их увидите, когда туман разойдётся! А немцев нет! — глаза у Капранова были честнейшие.

— Два боевых офицера стали вдруг, какими-то институтками... — фраза старшего офицера корабля могла закончиться для Паши и Николаши весьма плачевно. А Силин, хорошо знающий молодых офицеров, почувствовал фальшь в словах Капранова, о том, что он ничего не трогал в рубке.

— Sir, the fog disperses, sir. (Сэр, туман расходится, сэр).

А вот такие "чудачества" на корабле всячески поощрялись. Боцман Катанов, лучший рулевой минной дивизии, указал на расползающийся в стороны туман.

— Боцман, ты бы свой английский приберёг на потом. Защитничек! — Силин косо посмотрел на боцмана, Катанов, независимо, пожал могучими плечами.

— Как туман быстро исчезает. Вы не находите это странным, Виктор Сергеевич? — уже капитан стал косвенно заступаться за подчинённых.

— И, право, странно, господа. Хотя я намеревался сказать не то. Батюшки! — выказал удивление Силин.

— А я, что вам говорил! Вон пляж, вон казаки, а вон — собор! — Капранов победно смотрел снизу-вверх на старших офицеров.

Вид, который увидели перед собой моряки, был донельзя мирным...

— Своё это всё. И какое родное! — это вырвалось у капитана совершенно случайно, но он интуитивно почувствовал, что все их страхи и треволнения остались позади.

С мостика пошли один за другим приказы. Эсминец поставили на якорь, И "сарафанное" радио разнесло по кораблю новость об увольнениях на берег, так как немцев " тута нету". А Капранов с Николашей вымолили дозволение у капитана произвести салют из трёх холостых выстрелов.

— А давайте, — от капитана; Силин смолчал.

Сыграли большой сбор. Команда построилась, одетая по-летнему, офицеры этого и не заметили. Командир объяснил ситуацию для подчинённых. Бах, бах, бах. А потом, как стих переполох в станице, капитан первого ранга Вилькицкий Борис Андреевич ходил по обновлённому эсминцу "Летун" и удивлялся. И все забыли за взрыв под кормой.

— 'Что за муть приснилась. Голова болела, тело занемело и спал двенадцать часов'. Купался я долго. Целое море воды извёл. И у меня был тройной заплыв кораблика из куска пемзы. Корабель пять раз мне в пупок тыкался.

На улице застал вялую перебранку Борисова с ляльками:

— Я за вашим мясом не поеду, и оденьте, что-нибудь поприличнее, — отмазка-приказ, Николаич демонстративно приложился к банке пива.

— Да, ты, кто такой!..

Бабах, со стороны залива.

— Ой!

Мы, от неожиданности присели.

— Это пушка!

Бабах, второй раз.

— Ой!.. А взрывы мля, будут?

Бабах, третий раз.

— Ой! Ты, Борисов, ... в, ...мля, совсем спятил! — выдала грубость Эльза.

Вместо разрывов тревожно загудел колокол на соборе, чтобы потом выдать весёлое попурри аля русская плясовая.

— Это свои, мля, морячки, мля, салютнули! Это нормально, мля...

Ага, нормально, в туалет целая очередь выстроилась! Испуг, у нас, таким вот образом, иссяк, и любопытные ляльки ломанулись на "Микре" смотреть, что же там к нам приплыло. Я с Борисовым постоял у ворот, наблюдая за спешащими к заливу станичниками, с комментариями да под пиво.