Никита кратко описал бронежилет. Я стал разглядывать фотоснимки. Три снимка, вечерних, представляли лагерь неприятеля, возведённых по древнеримскому эталону. На более подробных снимках была видна марширующая пехота, конница и артиллерия. Видимо бронзовые пушки тянули здоровенные быки. Воины неизвестного неприятеля были в разноцветной форме, больше европейского фасона, а вот их лица, стали для меня загадкой. Очень похожи они были друг на друга. Как из одного инкубатора вывелись. 'И чего они вверх смотрели?' — ещё подумалось.

— Смотрите, господин Борн, у их главного лицо выходит всегда смазанным. Вертлявая личность, с шилом в одном месте, — Никита подал мне укрупнённые фото.

Появился Макс и стал возиться у интерактивной доски с ноутбуком. Зашли главный жандарм Муравьёв и высокий мужчина с очень тяжёлым взглядом.

— Начальник Макса, профессор Новых Григорий Ефимович, — кивнул Никита на "Распутина". 'Интересное общество собралось'. Далее стал рассматривать снимки и полностью в это дело погрузился...

— А что нам скажут "вояки" из будущего? — опять этот князь Георгий. И опять по-французски.

— Будем бить! — откликнулся я тоже по-французски — уроки Жаннет не прошли даром. А князь после моих слов спрятался за спиной вроде генерала Скалона.

— Самоуверенностью попахивает, майор. И махровым всезнайством, — со злостью произнёс Куропаткин.

Посидел пару секунд, подумал, и пошагал с надменным лицом рядом с князем Гэ-Гэ к доске. Пошептался с Максом, и взял указку. Тот план, что пришёл мне в голову, был, конечно же, сырой, и попахивал не махровым всезнайством, а волюнтаризмом. А самоуверенным я был. Окинул взором генералов. Перешёптываются, но слушать меня собрались.

— Вуаля, господа. Перед вами снимки лагеря неприятеля. Как видите, лагерь всегда строится по завершению марша, одним и тем же манером, — три картинки сомкнулись в одну. — Шувалов, выдели нам пожалуйста, шатёр военноначальника. ...этот шатёр можно разбомбить, ибо мишень знатная. У чехословаков есть бомбардировщик? Есть. Спутник нам покажет и поможет узнать, когда там соберутся все их шишки, в смысле, командиры. Убираем бомбами начальников и бьём эту толпу, без сближения, расстреливая издали. Казаков нужно переодеть в камуфляж....

— Это вздор и ахинея, майор! 'И так три раза. Только базара нам не хватало!' — прошептал мой внутренний голос, а я с интересом уставился на надсаживающегося генерала Скалона.

— Почему, господин генерал? — спросил Макс.

— Мы, так воевать не можем и не будем! — вторил Скалону генерал Куропаткин.

— Почему, господа? — это Никита присоединился. Генералы заэкали.

— Генерал Куропаткин, отступать, как вы в Маньчжурии, мы не будем! Нужно вывести войска и ударить по врагу в штыки! — внёс свою лепту генерал Ренненкампф.

— А потом строить с женским колхозом капитализм с человеческим лицом?

— ...что вы сказали, господин майор?

— Глаза вам, генерал Ренненкампф, казачки выцарапывают за пустую гибель казаков, — пришёл мне на помощь Свечин.

Поднялся шум, гвалт. Все выкрики сводились к одному, это всё неправильно, нужно по-другому. Ор стоял минут пять. Потом пошли уточняющие вопросы.

— Майор, вы хотите из казаков пехоту создать?

— Я сказал, что казаков нужно переодеть в камуфляж. И использовать как драгунские части.

— Что даёт ваш камуфляж, майор?

— Как будто вы не знаете. Скрытность. И смазанность силуэта солдата при перемещении.

— И вы хотите сказать, что один летательный аппарат, может уничтожить этот шатёр?

— Всего один, заметьте, господа сей факт, летательный аппарат у нас в 1945-м уничтожил японский город Хиросиму, а через три дня город Нагасаки.

На доске появилось изображение ядерного взрыва. Наступила тишина. Генералы с открытыми ртами смотрели на "работу" Б29 "Суперкрепость", секунд сорок по времени, а затем опять — хай, ...опять князь ГГ захотел меня вызвать на дуэль, ...отмахнулся и уселся на стул.

— Майор Борн, продолжайте, — в дверях стоял Зворыкин, бледный, но даже без трости. — Ротмистр Горюнов-Горячев, десять суток ареста. Гауптвахта за вашу мутоту, князь. Ещё раз такое повторится, будете бывшим ротмистром! Полковник Свечин, вам предупреждение. Последнее китайское.

'И что мне им говорить?' — задумался...

— Господа, прибыли делегация чехословацких военных и новых, господа, союзников, — зашедший адъютант Зворыкина, оглядел всех весёлыми глазами, а мне, почему-то подмигнул. Зворыкин кивнул, мол, заводи союзников есаул. А меня отвлёк Макс.

— Борн, я тут их посчитал. Их тысяч сто пятьдесят будет. Ещё тысяч тридцать вот на этот город повернули, — Макс подал интереснейший снимок. — А взрыва над Хиросимой у нас, Борн, не было... И в тишине раздался голос Свечина:

— Спорим господа, эти двойники Борна, его план поддержат.

'Какие ещё двойники Борна? — поднял голову. — Батюшки, не может быть!' В дверях, рядом с двумя чехословацкими генералами, стояли два военных с моим лицом. Один в форме лётчика чешских ВВС. Другой — во французском камуфляже. Послышались смешки. Русские повыскакивали со своих мест. Я, как-то потерянно пошёл знакомиться.

— Майор Вацлав Цисарж. (Вацлав, в Натовском берете, имел весёлые глаза. Как у меня).

— Майор Александр Шарп. (А Алекс, в берете английских десантников, обладал усиками).

— Майор Роман Борн. ...м-можно — Михалыч. (...хорошо, что Никита со мной пошёл, как переводчик).

Пожал руки двойникам. Вокруг нас стояли генералы, полковники. Стояли и шутковали. Нашли забаву, это самое.

— Природа как постаралась, они ж стопроцентные тройняшки, — произнёс профессор Новых.

— Нет, ещё князь Рустам есть, курдский правитель...

Потом час длилось совещание. И основным докладчиком стал ...майор Шарп. Ещё присутствовали офицеры, лейтенанты и капитаны, из нашего времени. Их собрал Зворыкин. А генералы Свиты сидели, молча, копили обиды. Мой план был принят, дополнен, и стал реализовываться.

После совещания спустился вниз и подарил Шарпу снайперскую винтовку Драгунова, а лётчику Цисаржу — МР 38. Вацлав отблагодарил чилийским пистолет-пулемётом SAF, а Алекс вытащил из джипа бочонок коньяка. И поехали в ресторацию Косты Эстерикса. Поехали целой толпой. Туда ещё подъехал генерал-майор Муравьёв. Генеральское звание обмывать, за увлечение астрологией ему его присвоили. Обмыли-с...

'Ох'. Утром проснулся от того, что кто-то шлёпал меня по щекам.

— Ты хто? Любомакс? — ляпнул. Лицо будившего двоилось.

— Любомир я, вставайте господин военный советник, труба зовёт.

— Счас. Трубы у меня могут только гореть. Злыдень, такой сон снился. О-опаньки! — на другой половине кровати спала Аэлита.

'Этого' момента не помнил, да и многих других тоже, и кое-как собрался и поехал в офис "М-фона", куда "пригласил" генерал Муравьёв.

— Давайте, майор, побудем астрологами, — озадачил главный жандармополицай. — Макс решил повернуть спутник, посмотрим близлежащий космос.

'Нашёл астролога', — подумал. Повернули, посмотрели. Вокруг было пусто. Ни Луны, ни звёзд, ни тебе комет с метеорами.

'Слава богине, что ли?!' — Астрология, господин генерал, тут приказала долго жить.

— Да уж. Едемте, военный советник, заниматься земными делами. Тяжкими.

Не знаю, что там делал Муравьёв, я лично укатил вместе с Лиэль и Стеллой в Каменскую, подальше от начальства.

Командир Первой Повстанческой дивизии Григорий Мелехов чихвостил командира Громковской сотни:

— Базар тут у тебя али ярмарка? Что это такое? С удобствами устроились, бабы в окопах портки застирывают. Этак красные Дон перейдут, а вы и не услышите, на бабах то, страдая...

Хлоп, по глазам ударило чернотой, землянку тряхнуло. Тело наполнилось лёгкостью, и прочно стало на ноги. Темнота в глазах исчезла.

— Что это было?..

В душе Мелехова всё ворохнулось, но страха не было. С верха блиндажа посыпались песок и труха. Стряхнул трухлятину. И глаза подъесаула натолкнулись на недоумевающие глаза сотника, чтобы остановиться на его фигуре в целом. На сотнике были — чистая защитная форма, новенькие погоны и блестящие хромовые сапоги с носами вега.

— Кто тебя так одел? — спокойно спросил.

— А тебя?

Мелехов, не обращая внимания на "тыканье" посмотрел на себя. Такая же форма и сапоги, на плечах погоны подъесаула.

'Эка! Дольче Габбана, понимаешь! А ещё меня — отгаббанят'? — подумалось. А сотник обвёл глазами землянку, побледнел лицом и бросился за дерюгу, отделяющую дальний угол. Дерюжка оборвалась, и комдив-1 повстанцев рассмотрел там две походные кровати, заправленные по-солдатски синими одеялами. В изголовьях лежали подушки с белейшими наволочками. Бледный сотник обернулся. Лицо растерянное, по-детски округлённый рот и в глазах слёзы.

— Ты кого потерял? — к спокойствию комдива добавилось слабое пристрастие.

— Бабу свою, мать её за ногу! — вякнул сотник.

— Раззява, найдётся. Развёл бабью ярмарку; с белыми наволочками...

Мелехову чужие бабы были пока неинтересны, куда интересней было рассматривать свои руки, а потом и лицо в круглое зеркало в бронзовой оправе. Ладони были чистые, здоровые с подстриженными аккуратно ногтями. И лицо, помолодевшее, загорелое, чисто выбритое, без мешков и синевы под глазами. И на задворках сознания пронеслась непонятная фраза: "омоложение полковника прошло успешно". Прислушался.

— Н-да. А что стрельбы не слышно, сотник?

— Н-не знаю я — сотник скисал на глазах.

'И пошто я такой спокойный?'. Пригладил волосы. В дверь землянки постучали.

— Да, — после чертыханий разрешил сотник. Зашли ординарец Мелехова — Прохор Зыков и Митрий Коршунов.

— Григорий Пантелеевич, ты тута? Выйди-ка на-час, тут такое, в общем должон сам посмотреть, — прошептал Прохор; он топтался на пороге землянки с ошалевшими глазами и растерянным лицом.

— А вы откуда взялись? Прохор, ты ж должон в Вёшках обретаться...

— Да, а меня вот сюда занесло, с Митрием. И не спрашивай, как, — еле выдавил из себя Прохор.

Подъесаул, недоумевая на Прохора, вышел из землянки в три наката, глядя под ноги. Окоп как метлой подмели.

'Н-да. Чисто стало. И когда успели?'.

— Ты, Григорий Пантелеев, по сторонам-то глянь! Та, хоть влево, — уже смелее предложил ординарец.

Мелехов посмотрел налево. Траншея змеилась и терялась в тумане. Прошёл до указанной Прохором амбразуры, посмотрел прямо, и обмер. Увидел шлюзовой канал саженей сорока; по нему шлёпает паровой катер, да под царским российским флагом, и тянет за собой две баржи, доверху заполненные рудой.

— Канал, царский флаг, руда? Откеля это'? — вопросил, глядя на противоположной берег, где степь с разнотравьем до горизонта, с небольшими рощицами. — И Дикое поле?

— А где красные? — над плечом Мелехова повис сотник. Спросил и охнул. — Хока красных... заела, — после паузы произнёс. Его глаза недоуменно разглядывали то катер с баржами, то пустой берег.

— Господа офицеры, а теперя гляньте одесную, — фраза Коршунова прозвучала вежливо, но с большой иронией.

Посмотрели.

— Ох! — и Мелехов прилип к биноклю, поданному Прохором.

Справа, в саженях трёхстах, обретался однопролётный мост. Перед мостом, на их стороне, комдив рассмотрел двухэтажное кирпичное здание с вывеской: "Северо-восточная таможня Донского края". Рядом, аккуратно, стояли казарма, конюшня, "Караван-сарай" и хозпостройки. Солнце освещало все это великолепие... отменно. А тут ещё, под боком, Митрий Коршунов произнёс:

— Опаньки, челы кары за мытню ныкают, а на шифере движуха пошла. Прикинь, командир, они волыны инсталлируют. Вау, сам-три! Ты смотри-и-и.., и не по фен-Шую... А чё он в 'Цейс' вылупился?

Прохор с сотником хмыкнули непониманием. В отличие от простых прочих, Мелехов понял, что сказал бывший дружок. Поскольку перед мостом автомобили и, правда, сдавали назад за здание таможни, а на крыше сновала обслуга к трём станковым пулемётам. И какой-то офицер в полевой русской форме с защитными погонами, с крыши, рассматривал их позицию в бинокль. "Гляделки" продолжались недолго. Офицер скомандовал, и появился шест с привязанным к его концу, белым куском ткани. Шестом помахали, офицер помахал тоже.

'Типа, не стреляйте. Свои мы'.

И набежали гомонящие казаки сотни, с вопросами. Сотник приказал им заткнуться и посмотрел выжидательно на Мелехова.

'Надо итти' — Пойду на переговоры. Вроде там наши.

— Зачем итти, могим ехать, я одвуконь сюда заявился, Григорий Пантелеевич. Прохор указал на двух коней наверху землянки. Комдив разглядел только головы.

— Ты, что в первую попавшуюся землянку ткнулся? Прохор живо кивнул.

— Поехали. Сотник, остаёшься. Не дури, оружие казаки пущай уберут, там три пулемёта. Но и не зевайте... Ну, сам понимаешь...

— Добре, Григорий Пантелеевич, — сотник был предельно кислый. Казаки разбежались по землянкам. Прохор подвёл трёхаршинного шестилетка. — С богом.

Шагом с Прохором доехали до моста. Здание таможни бастионного типа увеличилось в объёме.

'Н-да. гастарбайтеры по найму ладили, или боженька давеча испёк'? — гадал комдив. Подъехали до упора к зданию и с коней сошли на непонятную землю.

— Ну, покажись, честной народ, — приглашал Мелехов хозяев бастиона, разминая ноги.

Им на встречу вышло четверо: молодой офицер с биноклем, двое в одинаковой чудной пятнистой форме мужчин, лет под сорок, и темнокожий мужик в зеленоватой рубашке с короткими рукавами. Более тёмные прямые брюки и коричневые туфли дополняли облик выходца из Африки. Молодой офицер козырнул:

— Майор Гаранжа, офицер по особым поручениям Генерального штаба Донского края.

— Подъесаул Мелехов, командир Первой повстанческой дивизии. Старший урядник Зыков.

— Ого, целый комдив! Рад знакомству. Пожали руки.

— А это майор Тарапунька, начальник таможни, — Гаранжа кивнул на африканца.

— Рад знакомству. Григорий Пантелеевич? — Тарапунька улыбнулся всеми тридцатью двумя зубами и замолчал.

— Да-а?!

— А это наши чехословацкие союзники, — продолжил Гаранжа, — подплуковник Ян Свобода и капитан Петер Новак. — чехословаки козырнули. — Они из Новой Праги, из 1928-го года сюда пожаловали.

— Не поняли? — удивились казаки.

'И их, боженька, давеча испёк'? — влез дуплет догадки комдиву.

— Я думаю, господин комдив, вам бы надо обратиться к есаулу Ястребову, он тут недалеко, в станице Каменской, казачью бригаду будет разворачивать.

— Не понял. Какая Каменская? Что за сказки сказываете? Мы ж под Вёшками пребывали.

— Вот карта, сами посмотрите.

— Разыгрываете? От карты у Мелехова разболелась голова.

— Нет, у нас такие точно карты. Господин майор правду говорит, — вмешался Ян Свобода и предложил: — Давайте пройдём к машинам.

Отправились за таможню, смотреть карты чехословацких офицеров. Посмотрели.

Мелехову в голову ничего не являлось. Зыков истуканом застыл рядом. Таможенный начальник в это время достал какую-то коробочку и навёл её на Мелехова:

— Скажите сыр, снимаю. Щёлк. Какой сыр, комдив схватился за шашку. — Григорий Пантелеевич, я вас сфотографировал и показал на экранчике цветной снимок "сурового витязя" с ординарцем.