Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— ...действительно до 14 декабря 2012 года, — озвучил Шатров запись из моего разрешения на служебное оружие. — Господа, а из какого вы ...года?
— Из указанного в разрешении. Из 2012 года мы-с, — церемонно отозвался Борисов.
— А у нас — 1912 год. Непорядок, господа. Не находите?..
— Прошу, — сделал приглашающий жест. Стоять у калитки дальше было неумнó.
Пошли смотреть с атаманом домовладение. Шатров, оставив свиту, прошёлся по двору, с интересом осмотрел машины, потрогал пластик окна. Пригласили его в дом. В сапогах. В прихожей, атаман, сняв фуражку, перекрестился, потом с интересом огляделся и двинулся к двери зала. В прихожей ляльки прибрались и решили отсидеться в зале. Счас. Борисов открыл двери, Шатров вошёл, мы протиснулись за ним.
'Ляльки, ляльки, боже, боже, я вас на галеры отправлю!' Дамы платья и обувь убрали, а трусики, бюстгальтеры и ночнушки оставили на мягкой мебели, телевизор не выключили.
Борисов, изо всех сил сдерживая смех, представил наших непутёвых. Лиэль даже, хе-хе, реверанс сделала. Атаман сдержанно их поприветствовал. Потом посмотрел на телевизор. Ляльки порозовели. Атаман перевёл глаза на горы нижнего белья. Ляльки стали красными. Из-за спины атамана Борисов показал кулак Эльзе. Та захлопала глазами. Атаман, молча, поклонился дамам и двинул на выход. Уходя, я услышал от оставшегося Борисова:
— Девки, Борн, вас уроет!
'Ну, всё, сейчас атаман скажет, будь здоров, домовладелец у меня дела и уедет на своём тарантасе'. Счас. Шатров, дождавшись улыбающегося Николаича, уходить, не спешил, тянул резину, но потом видимо решился и огласил свои неясности:
— Как я понял, господа, в будущем нет Российской империи? А что ...стало?
— Ну, был Советский Союз, — Николаич улыбаться перестал. — А в чём собственно дело?
— Опять Советский Союз? Эка! — у атамана округлились глаза. — Видите ли, господа, на станции какой-то ...чин требует кого-то из советского руководства. Я подозреваю, что с ним солдаты со скорострельным оружием. Боюсь, беды наделают в станице.
Глаза у атамана подобрели. И смотрел он на нас довольно дружелюбно. Только я собрался отвести Борисова переговорить...
— Атаман, мы вам поможем. Борн съездит и решит проблему, — мгновенный ответ Николаича.
'Ё!.. Борисов — молодец, садись, Борисов — пять! Благоразумный видит беду, и укрывается, а неопытные идут вперёд и наказываются. Р-ры!..
— Иди, открывай ворота, советчик! — прошипел. — Это ж надо, без меня меня женил!
— Окей, я был уверен, что вы согласитесь, — Шатров уже излучал благодушие, с немалой толикой лукавства. А я ляпнул:
— А у вас тоже уже, того — глобализация?
Атаман отмахнулся, а выехав за ворота, попросил притормозить, дал несколько ЦУ, а я, проклиная в душе Николаича, огляделся и очень удивился, встретившись глазами с человеком в гражданской одежде.
'Хо-хо!.. А вот этот мэн будет главной домашней заготовкой!' — про себя запланировал и попросил: — Роман Михайлович, можно вот этот, вахмистр с нами поедет?
Атаман удивился просьбе, но согласился взять на 'переговоры' и этот персонаж. Знаковый для нашего района. Н-да...
Уже там, поставив джип у здания вокзала, услышал от атамана кое-какие сведения о текущем моменте части Области Войска Донского. Поудивлялся. Поудивлялся чему-то и Шатров. Посигналил, и, перекрестившись, я вылез из машины, ремень с кобурой положил на сидение. И медленно пошёл к составу.
'Всё в наших руках, поэтому их нельзя опускать', — вспомнилось.
Лейтенант с сержантом сидели в купе начкара. Веня крутил в руках кружку с остывшим чаем и обдумывал ситуацию, в которую они попались.
'Фантастика, какая-то. Чёрт, чёрт, чёрт. Ну почему такая невезуха и прямо в мою первую поездку. Куда нас занесло? Чем мы так кого-то разозлили? И как выпутываться? Казаки эти. Откуда они взялись на наши головы? Их же здесь с полк наберётся. Сдаться, или застрелиться с горя. Молодой же я ещё или как? Всё плохое приходит слишком рано, а хорошее запаздывает, блин'. Но это у лейтенанта только в мыслях было. Большого дискомфорта он не ощущал. Веня с четырнадцати лет был человеком самостоятельным. Занятия боксом и любовь к лошадям способствовали быть независимым, решительным и обстоятельным.
Рублёв, в отличие от лейтенанта, думал совсем иначе. 'Так, "дембель" по ходу наступит не через четыре месяца, а прямо сейчас! Кайф! Надо как-то уговорить летёху, и можно сваливать на все четыре стороны. С кентами, я не пропаду, лишь бы только Веня не выпендривался. А то начнёт строить из себя героя. Пусть они с "духом" геройствуют, а у меня хата с краю' .... Рублёв душевного раздрая не имел. Парень был из простой, рабочей семьи.
Веня в это время встал и открыл оружейный шкаф, достал из него пистолет-пулемёт.
'Ну, вот накаркал, счас тебя, Лёха, в герои станут записывать. Мама, роди меня обратно!' Но Веня, посмотрев на короткоствольные ПП, свой ПП поставил на место, а сейф закрыл.
— Что, сержант, испугался? Я, скажем так, с казаками воевать не собираюсь.
— П-почему?
— Так это же лучшие бойцы этой земли!
— Ага! А гражданскую войну продули. Первая Конная их, как тузик грелку порвала!
— А у "белых" бардак в тылу был, свобод у капиталистов стало много, а порядка нормального не было! — фраза у Чеснокова вышла с огоньком, непонятным для сержанта.
— Лейтенант, а не боишься, что я тебя особисту сдам? — после быстрого обдумывания, произнёс Рублёв.
— А ты, Лёха, не боишься, что я люлей тебе счас добавлю? И где ты здесь Ребанько увидал, а?
— Ну, вот и поговорили. Вечером будем смотреть радио, — Рублёв потух, понимая, что сморозил глупость про особиста.
К вокзалу подъехала машина. Посигналила. 'Служащие' ВВ прильнули к мутному стеклу.
— Это что? Автозак? — Чесноков тоже брякнул глупость.
— Тащ лейтенант, я эту машину видал! Она через площадь проезжала, помните?
— Ага, была, пошли, Лёша!.. — но на перрон они выбрались с ПП. — Мало-ли...
Веня посмотрел на крестящегося человека, стоявшего у автомобиля-вездехода. Человек не торопился. И в машине ещё кто-то находился. Через тёмные стекла вездехода только силуэты проглядывались...
— А товарищ-то робеет, — произнёс сержант. — Но кобуру оставил в машине... Подождём, твою маму, — Веня фыркнул, фраза у сержанта продолжилась: — ... подождём, твою мать.
И оба стали смотреть, как к ним, не торопясь, подходил какой-то зрелый мужчина. У лейтенанта в голове вертелся вопрос: 'а он советский или не советский?' Выше среднего роста, темноволосый, в летнем батнике, светлых брюках и летних туфлях. На груди видна золотая толстая золотая цепь, на левой руке золотые часы, и холёный, как "буржуй". Зелёные глаза подошедшего "буржуя" с иронией смотрели в глаза Вени. С иронией, но были они родные, что ли.
— Салют, бойцы. Я — Борн Роман Михайлович, — мужчина представился. Веня и Рублёв назвали себя. — Итак, бойцы, слушайте дислокацию. Мы попали в 1912-й год. Молчите? Продолжаю. Вы, как ёжик из тумана, только без стакана, появились, и давай садить из 'спецсредств'. Зачем? В мирный уклад жизни, да в сапогах. В общем, так парни, у меня в машине сидит главный тут менеджер, и просит не наглеть с 'калашами'. А второй за главным, собирает бригаду снайперов. Но дают время подумать. Минуты так три...
... — скажите товарищ Борн, — перебил дядю-переговорщика, ничего непонимающий лейтенант, — вы — советский служащий? И, и я ничего не понял, что вы сказали. Извините.
— Слово 'клёво' знаешь? — Веня кивнул. — А менеджер — это начальник. Большой тутошний начальник сидит у меня в машине, и вас боится. Жизнь-то тут мирная. Прямо сказать курорт Пицунда. Оно вам надо, бучу тут устраивать? Да, а второй начальник, военный руководитель собирает снайперов с винтовками Мосина. И это есть — не клёво, для ваших организмов молодых. Вот. А я работник российской почты, с этого дня бывший. Подался в вольные, домовладельцы.
Иронии в глазах добавилось, но Вене показалось, что, когда Борн говорил о снайперах, то ирония была наигранной. Рублёв от слов переговорщика совсем сник.
'Даже если их сразу не застрелят, то потом просто затопчут! Конями!' — Что и наши укороты не помогут? — спросил, и показал Борну, висящий сзади на ремне, ПП.
— Я думал у вас 'эй-кей-фоти-севн!' — с удивление произнёс Борн. — Лейтенант, и давно в Советской Армии израильские пистолеты-пулемёты "Узи"?
— Какие "узи"? Это — ПэПэ шестьдесят восемь! Их производят на Грязевском оружейном заводе, калибр — девять миллиметров. Конструктор — Галкин Максим Александрович, — Борн хмыкнул. — Им вооружаются ВДВ, спецназ и...
— ... Внутренние войска, — Борн это так уверенно сказал, что Чесноков с Рублёвым удивлённо переглянулись, — А в вагоне зэки? Человек сто впихнули?
— Да!? Нет, всего тринадцать...
— И направляют их на суховскую зону. Я прав?
— А откуда вы знаете?
— Так я ж местный!
— Какой местный? Тут везде "белоказаки", а колония лет десять, всего как существует.
— "Белоказаки" говорите. Ну, я вам немедля, хе-хе, "красного" приведу — легенду Советской Армии, — И Борн помахал рукой в сторону машины.
— А как к вам обращаться? — спросил сержант, не понял Рублёв ироничности Борна. А лейтенант заметил, что ирония в глазах Борна прямо заплескалась.
— Мм-м, сегодня меня называли: товарищ, господин, хозяин, пан, рыцарь и просто Борн. А вот и легенда.
Веня, раскрыв рот, смотрел на подходящего вместе с казачьим офицером, Маршала Советского Союза Будённого Семёна Михайловича, молодого и в гражданской одежде.
— Ребята — Будённый!..
На перрон высыпали остальные вэвэшники. Вояки обступили смущённого Будённого, и чуть ли не брали у него автограф. Рублёв, сноровисто, что-то вталкивал землякам и восхищался. Холодов, угрюмо смотрел на царского офицера. Казачий офицер пытался сохранить на лице значимость. Борн, вытащив какую-то коробочку водил ей по толпе. Лейтенант, улыбался, тормошил свои мысли на предмет нелогичности, чтобы сделать вывод: 'Я в царской армии служить не буду. А парни тут не пропадут. Хех, курорт Пицунда, понимаешь!'
— Ну, что, бойцы, сдаёмся? — справился Борн, а коробка смотрела прямо на Веню.
— Да. И мы требуем к себе, это... — Веня замолчал, ибо в мыслях был на воображаемом пляже. Лейтенант, сказав 'да', колебался. Долг офицера и пляж ещё боролись.
— Сдача почётная, и без ущемлений прав и свобод для бывших солдат Внутренних Войск. Я прав, атаман? — затребовал правильного ответа переговорщик и довольно посмотрел на атамана.
— Так точно, господин Борн. Подтверждаю...
А дальше для Вени было всё, как в тумане. Состав отогнали в тупик, Борн слил в канистру 20-ть литров бензина марки А-90, забрал себе один ПП-68, он же "Узи"; с шестью магазинами в подсумках. 'А Борн — хомяк. Тащит всё что плохо лежит', — подумал Рублёв. И совсем не расстроился, когда узнал, что дядя взял себе ПП Рублёва. Подъехали телеги, на них по списку Вени, посадили притухших зэка, чтобы отвезти их в местную кутузку. На две телеги посадили вэвэшников и машинистов, в сопровождении машины Борна, в которой сидел и Веня, дембелей довезли до их нового дома.
Дом был на два хозяина, новый; когда подвезли раскладные кровати с матрасами и постельным бельём, стало совсем хорошо. Соседи принесли покушать, атаман заплатил, и ещё десять рублей дал Вене. Веня, молча, взял деньги, Рублёв поблагодарил. Борн повёз атамана к себе ужинать. Предложил и Вене, и Будённому, но они отказались.
— Ну, ты, заходи, если что. Пока, лейтенант.
— До свидания.
Веня вернулся в дом. Поужинали, разместились по кроватям, бывшие вояки пофантазировали, что их ждёт впереди. Потом все помылись в душе и завалились спать. Только Веня не ложился, бродил по двору, и около калитки нарвался на неприятный разговор с белогвардейским есаулом. Есаул по фамилии Ястребов, тыкал в лицо Вене пачкой денег, и пьяно бранился. Если бы не висящие на руках Ястребова местные красотки, не известно бы, чем этот разговор завершился. Красотки-жалмерки утянули есаула прочь от скандала, а Веня пошёл спать.
'Жаль, родителей больше не увижу'. На глаза набежали слёзы, их Веня мужественно отогнал.
— И где тут логика? — спрашивало почти заснувшего лейтенанта его мышление. Но Веня перевернулся на другой бок и заснул сном здорового молодого мужчины и не услышал приезда соседа по дому на 'Горбатом', это который ЗАЗ-965А 'Запорожец'.
Я загнал джип во двор. Как обрадовался Николаич, что привёз атамана на ужин, обрадовано потёр руки, можно было расслабиться, и смотришь, знакомство поближе завести со здешней "вертикалью власти".
— Слушай, Борн, а он наш сосед. Я ему рукой махал. Это таки надо спрыснуть! — шепнул на ухо Борисов.
Кивнул согласием. Борисов успел переодеться в спортивный костюм Ардальона и выглядел богато. Он, сам, поставил под виноградником у флигеля пластиковый стол и три стула. Эльза принесла запечатанную бутылку коньяка "Martell XO" и закуску, из пакета "астраханской дивы".
— Прихватизировали, — закреплял понравившееся слово Николаевич.
Сели за "мужской" стол, атаман опять перекрестился, и стали кушать ароматный напиток. Себе позволил только грамм пятьдесят, а вот Борисов и атаман после двух рюмок, стали пить коньяк стаканами.
— Ты, Борн, не жадничай, такой момент, понимаешь.
Я не понял, какой момент, выпить или познакомится. Разговорились. Я поведал атаману, что тоже служил в Советской Армии.
— И как, удачно? — поинтересовался Шатров.
— Удачно, полтора года ваксил гуталином асфальт, чтоб блестяще-чёрным был. И осенью листья зелёной краской красил. Наш генерал, понимаешь, любил весну, понимаешь. — Гы-гы, от атамана.
— Борн, я смотрю, ты жалеешь, что служил?
— Как бы ни так! Два года в портянках, зато — век воспоминаний. Да, и интересно было.
А Борисов в СА не был. Не довелось ему армейского ...быта испытать... Дальше важный гость стал свои вопросы задавать и главным ответчиком стал Николаич. Я отмалчивался, а немного погодя, когда затронули нашу технику, показал возможности мобильного телефона, атаман выпал в осадок, и после всё, что мы ему говорили, принимал без "критического анализа". Потом в осадок выпал Борисов, когда узнал, что мы попали на часть Донской земли и вместе с нами на территории Ясной очутились разные объекты и люди: из 1968, 1972, 2014 годов.
— Как? — только и сказал Николаич. Нашёл знатоков, как же.
— На всё воля божья. А, как вы ещё можете объяснить такую оказию?
'Если бы они ещё знали мою "эпопею!.." Пауза. И неунывающий Борисов стал рассказывать разные анекдоты. Я рассказал несколько анекдотов про Штирлица. Гы-гы — от коллег по столу.
'Кто о чём болит', — подумал коряво. Борисов принёс ещё две бутылки. Вышла перезагрузка стаканов. Пришла Зося, взглянуть, что я наснимал на вокзале. Посмотрела видеоряд, хмыкнула, отказалась от настойки и поменяла у нас тарелки. Солнце, к сему времени село, включили переноску. И под эту переноску, Шатров полез смотреть наши машины.
— Автомобили, все ваши? — спросил.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |