— Жители Альянса, а также его гости... — искусство Голоса Дитрих освоил в совершенстве одним из первых и сейчас его глубокий внятный голос заставил замолкнуть и застыть почти все города Альянса, мгновенно приковав внимание всех к экранам. Рынки и площади, улицы и улочки, что были наполнены людьми в одно мгновение замерли и в едином порыве устремили свои взгляды на Императора. — С вами говорю Я, Верховный Главнокомандующий Альянса Семи Государств Дитрих дэ Сорано! — каждое слово произнесённое Дитрихом словно обладало своей собственной силой, своей собственной властью, слова, сказанные им, будто ввинчивались прямо в разум слушающих заставляя слушать и внимать.
— С великой скорбью и гневом... Я сообщаю что сегодня... во время Съезда Трёх было совершенно нападение на граждан нашего Альянса и прибывших гостей, — сделав паузу для осознания сказанного, Император продолжил: — Пострадало и погибло очень много ни в чём неповинных... детей, женщин, стариков, молодых парней, чьих-то отцов и мужей. Они пришли на праздник... на приезд наших дорогих друзей... они пришли дабы порадоваться и разделить это событие с другими, чтобы потом вернуться домой к своим жёнам и мужьям... матерям и отцам... детям и внукам. Вернуться и поделиться с ними своей радостью, эмоциями, впечатлениями... чтобы и дальше с новыми силами жить, мечтать и любить. Но теперь... Теперь их нет, — замолчав на мгновение Дитрих и словно в знак скорби обо всех погибших прикрыл свои серые глаза. А затем всё также с прикрытыми глазами продолжил: — Теперь мужья не смогут прийти домой... обнять своих жён, потрепать по голове детей и рассказать им перед сном о чудных животных наших гостей, — слова Императора буквально воплощали эти картины в умах слушающих заставляя их проникнуться и осознать. — Теперь дети не смогут вернувшись домой с горящими глазами рассказать своим родителям о своём маленьком, но таком важном для них приключении, — глаза Дитриха снова раскрылись и устремили свой взор на слушающих его разумных пусть только и через экран.
— Всё это ненужное, бессмысленное, бесчеловечное горе было принесено кем-то с тёмной и гнилой душой, кем-то, кто не ведает добра, кем-то, кто думает, что может сломать нас, запугать и растоптать. Этот кто-то ошибается. Причинённое им горе навсегда останется шрамом в наших сердцах, шрамом, что будет причинять боль. Но эта боль не ослабит нас, нет... наоборот. Она станет силой, что наполнит наши тела, решимостью, что укрепит наши умы и состраданием, что углубит наши узы, — слушая Императора многие, казалось, даже забыли как дышать.
— А затем... это боль станет нашим праведным гневом, гневом миллионов сердец, гневом, что сокрушит любое зло! — с каждым сказанным словом глаза Императора начинали гореть всё ярче и ярче, а голос звучать всё громче и громче. — Мы не забудем того что сегодня произошло, мы не простим тех, кто повинен в этом! Мы найдём их всех! Всех до одного! И заставим заплатить каждого из них за каждую пролитую невинную каплю крови, за каждую пролитую слезу скорбящих, за каждую порушенную судьбу! — Дитрих дэ Сорано всегда славился поистине грандиозными невозмутимостью и самообладанием и увидеть его в гневе это крайне редкое событие, но сейчас Дитрих был в гневе. Его голос, его слова, его поза всё говорило о бушующей в нём ярости и это ярость передавалась всем, кто его слышал.
— Заставим заплатить так, что больше ни у кого и никогда не возникнет даже мысли о подобном! Я Дитрих дэ Сорано обещаю, что никто из виновных не уйдёт безнаказанным! — немного приподняв молот Дитрих с силой опусти его снова на землю, прозвучавший удар гулким эхом прошёлся по всем городам Альянса символизируя Обещание Императора.
На этом речь Императора была закончена и дальше слово перешло к Канцлеру, который заговорил о более насущных делах вроде обеспечения медицинской помощи пострадавшим и опознания погибших. А Дитрих вернулся к решению других срочных проблем вроде успокоения послов, которым галообращения было маловато, обсуждения нападения с главой Службы Безопасности Альянса, раздачи указаний, изучению отчётов и самое главное — поиску пропавшего Патриарха. Всё это длилось без перерывов весь первый день и всю ночь после происшествия пока на утро второго дня Дитрих не получил крайне интересное известие.
* * *
— Итак, Соломон, доводилось ли вам раньше бывать в подобных комфортабельных заведениях? — обвёл рукой тюремную камеру Патриарх. Впрочем, это не была тюремная камера в классическом понимании, это была арестантская, этакий изолятор временного содержания в который помещали всех пойманных до выяснения обстоятельств. За счёт этого она была весьма людной и просторной. И в данный момент в ней кроме Соломона, Патриарха, големов и их недопохитителей были ещё шесть представителей местного "контингента".
— Нет, Леам, это впервые.
— Аналогично, Соломон, аналогично. Должен отметить, что здесь довольно мило: удобная постель, — похлопал ладонью по гнилой скамейке эльф, — свежий и чистый воздух, — взмах ладонью в сторону загаженного нужника, — изысканная пища, — кивок в сторону баланды которую он держал в руке и от одного лишь запаха которой его чуть не унесло в лучший мир, — и конечно же дружелюбный и отзывчивый коллектив, правда народ? — обратился Патриарх к скучковавшимся в противоположном конце камеры задержанным — очевидно трёхметровые махины по соседству им совсем не доставляли душевного спокойствия.
— Да пошёл ты в жопу, хрен ушастый! — раздалось ему в ответ. — Возвращайся обратно на древо с которого слез!
— Так, подержи-ка мою миску, — протянув миску сидящему рядом Соломону Патриарх, а как только Соломон эту самую миску забрал эльф энергично вскочил со скамейки и направился в сторону крикуна. Большого, лысого, покрытого шрамами и татуировками крикуна. — Это кто тут у нас такой смелый? Ты? Думаешь бессмертный? Да я таких как ты на завтрак ем! Да я тебе щас моргала твои выколю! Да ты у меня сейчас...
Дальнейшее безобразие кроме как безумием назвать было нельзя. В завязавшуюся драку быстро включились все сидящее в камере, кроме разве что Соломона, что индифферентно смотрел на все происходящие, двух големов, что точно также индифферентно сидели рядом с Соломоном и валяющиеся рядом с ними неудавшиеся похитители.
А Патриарх, кстати, неплохо справлялся, хоть он и не был воином, но многовековой опыт и укреплённое магией тело позволял в такой не серьёзной по его меркам драке чувствовать себя весьма комфортно. Во всяком случае его улюлюканье, присвистывания, выкрикиваемые подначки и залихватско-молодецкие размашистые удары, от которых любой нормальный воин пришёл бы в бешенство за надругательство над боевым искусством тонко на это намекали. Очевидно, что Патриарх не воспринимал происходящие серьёзно.
Но долго "веселье" не продлилось и на шум прибежала стража, что сразу кинулась разнимать драку. Патриарх, то ли специально, то ли случайно в боевом угаре, но драку продолжил уже с самими стражниками и продолжил достаточно успешно успев прописать в табло парочке особо нерасторопных стражей порядка. Вот только они этого не оценили и оперативно огрели его специальными дубинками-артефактами, что при ударе били зарядом тока. Убедившись, что все драчуны получили своё и успокоились — стража ушла, попутно предупредив что в другой раз будет хуже.
В буквальном смысле доползя до скамейки Патриарх с кряхтением на неё забрался, видимо таким способом изображая израненного в бою воина. Разумеется, это было притворство, магу его уровня, что дубинки, что разряды были не более чем щекоткой, об этом же говорила широкая лыба на лице Патриарха.
— Ух, хорошо-то как! Давно я так не веселился! — Соломон в ответ лишь протянул обратно миску с баландой, которой Патриарх сразу же забрал. — Вот никогда в жизни бы не подумал, что под старость лет попаду в темницу! Правду говорят: жизнь она как дерево — никогда не знаешь, как переплетутся её ветви, — и видимо забывшись что держит в руке эльф отпил из миски. — Ыыыыы...
Собственно, и сам процесс и заключения был не менее безумным. Когда всю их пёструю компанию привели в местный каземат, то капитана куда-то резко и срочно вызвали, и он банально сбагрил их своим подчинённым, которые конечно же не став разбираться что к чему всю их мужскую часть запихнули в одну камеру, а женскую в другую, разве что антимагические браслеты надели. А так даже големов не заперли где нибудь в другом месте, а оставили со всеми вместе. И недопохитителей тоже, так что стоило стражникам уйти как эти самые недопохитители были опять скручены и заброшены в угол. Впрочем, понять их можно, после происшествия на Пути Дандара вся столица стоит на ушах и им не до мелких на их взгляд происшествий.
— Как ты смог ЭТО съесть? — кивнул Леаметрис на пустую миску рядом с Соломоном.
— Бывало приходилось есть вещи и похуже.
— Сумасшедший! — удивительно, но в голосе Патриарха слышалось уважение. — Смог ты — смогу и я! Ну, да благословит меня Великое Древо! — но похоже даже благословение оказалось бессильно перед вкусом тюремной баланды. — Ыыыыыы... Соломон... — прохрипел Патриарх.
— Да?
— Передай моей жене и дочке, что я люблю их, — прохрипев эти слова эльф одним глотком допил остатки баланды и картинно схватившись за горло упал навзничь.
— Так и сделаю. Заодно попрошу, чтобы на надгробии выбили эпитафию: Здесь покоится Патриарх Леаметрис, что в тяжёлом бою был повержен тюремной баландой, — поведение Леаметриса весьма тлетворно.
— Великий! Великий Патриарх Леаметрис! — всё также лёжа поднял к потолку указательный палец эльф. Впрочем, долго он так не валялся. — А что там наши уважаемые похитители? — Встав на ноги эльф направился к лежащим аккурат между двух големов пленникам. — Кстати, мы ведь их так и не обыскали, — нагнувшись над пленниками он начал их обыскивать и потратив на это пару минут прекратил. — Нет, ничего интересного.
И всё бы ничего, да вот только обыск был лишь прикрытием для настоящей причины по которой Патриарх прикасался к пленникам. Леаметрис не мог знать о том, что Соломон видит гораздо больше чем обычные люди и ему не надо было видеть глазами, что заметить, как прикасаясь к пленникам эльф накладывал на них некое заклятие, что внешне никак себя не проявляло. Во всяком случае сразу. Но о своём знании Соломон разумеется умолчал.
— А мне вот интересно, Соломон, — сел обратно на скамейку эльф, — как ты до жизни такой докатился? Если не секрет конечно.
— Не секрет. До того, как стать авантюристами мы служили барону Чесгарду, владения которого были на отшибе Альянса и не представляли ничего примечательного, за исключением того факта что на них было небольшое, но всё же Подземелье.
— Предположу, что он считал будто ему повезло.
— Именно, — кивнул Соломон, — процент что он брал со всей найденной там добычи, а также плата которую он взимал за вход позволяли жить безбедно.
— Но если бы всё так и продолжалось, то тебя бы здесь не было. Что случилось?
— Подземелье оказалось Ульем, — услышав это эльф даже присвистнул.
— Не повезло. Сколько выжило?
— Мало. Барон и вся его семья были практически первыми, до кого добрались обитатели Улья. По злой иронии судьбы именно в день прорыва он со своей семьёй в очередной раз решили спуститься в Подземелье. Мне и ещё нескольким отрядам удалось выжить просто потому что мы были в патруле и находились достаточно далеко, чтобы успеть отступить и продержаться до прихода авантюристов и армии. В итоге часть тех, кто выжил, и я в том числе решили стать авантюристами, дабы найти достойное применение нашим навыкам. Вот собственно и всё, коротко и неинтересно.
— Ну-ну, не прибедняйся Соломон, я более чем уверен, что для многих рассказанное тобой было бы событием всей жизни и почему-то мне кажется, что это лишь малая часть твоей жизненной истории. Но лезть не буду, не моё дело, хоть я конечно и не отказался бы послушать как именно ты заполучил големов. Однако это уже как ни будь в другой раз и если ты захочешь, а пока я пойду и познакомлюсь поближе с местными обитателями, — с этими словами Леаметрис направился в сторону других заключённых, что сейчас играли в некую карточную игру. — Оклемались вижу!
— Фто тебе надо, элф? — судя по голосу это тот же, что в начале предлагал Патриарху вернуться на дерево.
— Ха! — усмехнулся эльф. — Что? С выбитыми зубами и язык не такой острый, да? — сарказм так пёр из Патриарха. — На меня раздавай, дурень! Сейчас дедушка Леаметрис быстро оставит вас без штанов! — впрочем, самоуверенности пёрло не меньше. — Только научите-ка меня сначала играть...
Удивительно, но Патриарху действительно объяснили и раздали. Похоже опять конфликтовать с Леаметрисом они не хотели. Правда долго мир не продлился:
— Что значит я жульничаю? — искренне возмутился Патриарх.
— Да фты, хер элфийфкий, рафдел нас до кишок! — ругался тот самый лысый бугай. Впрочем, не только он — все, кто играл с Патриархом, в данный момент были лишь в одном исподнем. Надо отметить что ругань лысого после потери пары зубов скорее веселила, чем пугала.
— А я виноват, что вы играть не умеете? — сказал Патриарх, гребя под себя весь хлам что ранее гордо именовался ставками. Он Леаметрису и даром не нужен, но выигрыш есть выигрыш.
— Ты фам играть не умел два чафа назад!
— Я быстро учусь, — пожал плечами эльф. — И вам бы тоже не помешало подучиться.
— Ну фсё, фучара! Ты допрыгалфя! Дерьмо жрать будеф! — и не откладывая исполнение угрозы бугай бросился на эльфа, а за ним последовали и остальные.
— Будьте добры свои любимые блюда советовать кому-нибудь другому! — ответил Леаметрис попутно вдарив ногой в лицо прыгнувшего на него оппонента.
Итак, раунд второй. Собственно, он оказался полной копией первого: такая же драка типа "все на одного", такие же издевательские выкрики Леаметриса и такой же исход потасовки. С тем исключением что Патриарх в этот раз был готов к страже, а потому пока его не успели "утихомирить" он успел конкретно так надавать одному из них тумаков. Настолько конкретно, что его товарищам пришлось его уносить.
— Радуйся, эльф, — со злобой в голосе заговорил один из стражников таща бессознательного товарища, — что из-за нападения на делегацию некоторые идиоты решили, что страже не до них и повылазили из своих вонючих дыр. Если бы не это, то мы бы сейчас устроили бы тебе такую весёлую жизнь, что до конца своих дней не забыл бы, — в ответ на что Патриарх лёжа на земле отсалютовал рукой, чем заставил говорящего стражника буквально заскрипеть от злости зубами. И видимо от той же злости он плюнул в лежащего на полу эльфа, который от этого плевка не напрягаясь откатился в сторону. Если бы взглядом можно было убивать, то Патриарх в миг испепелился бы, во всяком случае именно такое ощущение возникало, глядя на перекошенное от злости лицо стражника. Но тем не менее продолжать он не стал и молча продолжил тащить своего "павшего" товарища.
— Итак, господа, на чём мы остановились? — стоило стражам порядка удалиться как Патриарх энергично вскочил на ноги и обратился к сокамерникам, но те ему не ответили, ибо валялись в разного вида позах по всей камере. — А, ну да.
