Храм Пустоты (ворм)

Оглавление

1.1.

1.2.

1.3.

1.4

2.0.

2.1.

2.2.

2.3.

2.4.

2.05. Ну вот мы и подошли к этому. То, что было между прологом и первой главой.

1.1.

— Дьявол! — Сара тихо выругалась, вводя пароль в банкомат, используя украденную карточку отца — свою карточку. Плевать, эти деньги все равно заработала она. Сара вводила пароль снова и снова, только чтобы получить один и тот же ответ. — Нет, нет, нет, нет!

Кредитка была заблокирована. Меньше, чем спустя шесть часов после ее ухода из дома, сразу после обеда, когда она подхватила давно собранный рюкзак и сняла с карточки весь дневной лимит — пару крупных купюр, которых хватило бы чтобы уехать. Куда угодно, только подальше, чтобы быть где угодно, только не здесь — и все равно, они заметили ее побег.

Этим вечером Сара городскими окраинами добралась до основного тайника. Деньги, левый телефон, очень качественно сделанное айди на имя Лизы Вилборн, электрошокер, еще пара мелочей, должных облегчить ей жизнь и которые нежелательно было хранить дома. Последним из тайника появился второй комплект одежды, а также гель и краска для волос. Ей требовалось изменить свою внешность. Ничего действительного кардинально она в таких условиях сделать не могла, но изменившаяся прическа — это тот самый элемент, который мог избавить ее от поверхностного внимания не знакомых с ней близко людей.

Перекрасить волосы под брюнетку, как делали некоторые ее особенно продвинутые одногодки, с помощью геля зачесать вбок волосы, переодеться... И перед вами уже не примерная школьница Сара Ливси, а спортивного вида девушка Лиза Вилборн, которая действительно красит волосы и бывает на занятиях чуть реже, чем ее от них отстраняют.

Сара успешно избежала камер, проскользнула мимо охранников, безупречно соотнесла свой план спасения с расписанием родителей так, чтобы они не встретились как минимум неделю... не то чтобы это было таким уж редким событием в их доме. И все равно, как-то, из-за какой-то чудовищной случайности они заметили ее побег.

— Должны же были они когда-то обратить на меня внимание? — Сара глубоко выдохнула и стиснула зубы, пытаясь не закричать. Бесполезный кусок пластика выпал из ее пальцев, рухнув в темную лужу. — Размеется, именно так это и происходит.

Из-за какой-то дерьмовой случайности ее план рухнул. План, каждый пункт которого Сара проверяла и перепроверяла раз за разом, запоминая каждую камеру и время ее техобслуживания на пути отхода вместе с маршрутами полицейских патрулей. План, ради которого она ежедневно взрывала себе голову, заставляя свою силу выяснять каждую, даже самую мелкую деталь, анализируя и сравнивая риски... И это кончится вот так? В трех сотнях километров от того, что когда-то было ее домом, с едва достаточной суммой, чтобы прожить неделю в дерьмовом хостеле, с кучей расходов и только двумя комплектами одежды. Все пошло к черту просто потому, что одна мразь в самый не подходящий момент все-таки обратила на нее внимание.

Это... не то, на что она надеялась, мягко говоря, но она сможет с этим справиться. Она не вернется, разумеется — Сара не сомневалась, что ее родители ожидают именно этого, особенно теперь, когда у нее больше не было денег. Ей нужно было все-таки опустошить семейный счет в банке, выбить из отца подпись, хоть бы и отрубив ему пальцы, но... Нет, испугалась, решила пойти мягким путем.

Сара взохнула. Они ожидают, что она вернется — скорее всего позвонит им с чужого мобильного, умоляя разрешить вернуться назад... разумеется, этого не случится.

Она была не уверена в том, что сможет сбежать еще один раз.

Сара вскрикнула, по ее спине пробежала дрожь, когда она услышала полицейскую сирену. Ее сила вскипела. — Родители все-таки заявили, что карта украдена, а значит, и рассказали про ее побег. Описали ее как сложного ребенка. Скорее всего, она проведет целую ночь в тюрьме. Ей не позволят сбежать еще раз. — Сара побежала, ее и полицию едва ли разделяла сотня метров. На нее накатывали волны тягучей боли, по вискам словно бил раскаленный молот — Закрытая подворотня к северу — на улице нет людей — полицию могли подкупить

И это не помогало. Сара не была глупой — скорее, наоборот. Она понимала, что ее сила не выдавала ей решений, а только подмечала странности. Здесь было слишком много полиции, даже при всем влиянии ее семьи, они не могли искать ее — не из-за одного простого побега. Это тянуло на федеральный розыск. Они раскрыли полиции ее сверхсилу

Лучшее, что Сара могла сделать, это чуть-чуть их замедлить, разорвать дистанцию, надеясь на удачу. Вот только единственным, что еще заставляло ее все еще переставлять ноги, был страх. Она едва успела добежать до следующего блока, когда ее грудь взорвалась болью от нехватки дыхания, заствив ее перейти на шаг. Ее руки поднимались вверх и вниз, ее сила спокойно сообщала, что она неправильно восстанавливает дыхание и только бессмысленно тратит воздух... Сара никогда не любила бегать, и сейчас расплачивалась за это.

Если бы ее пересохшее горло могло выдавить из себя что-то, похожее на слова, то Сара поклялась бы оформить абонимент в спортзал в тот миг, когда все успокоится. Постепенно офисные здания сменились забегаловками и рядами закрытых магазинов. Вокруг нее было все так же пусто, и Сара добежала до высокого фургона, спрятавшись за ним и отдышавшись.

— Прошу прощения, но с вами все в порядке? — Сара с трудом задавила испуганный крик, почти вырвавшийся из ее груди, и резко повернулась, взглянув на говорившего. — Вы бежали так, словно за вами кто-то гонится.

Сара встряхнула головой, попыталась ответить, но резко закашлялась. Говоривший протянул ей бутылку газировки и она сделала пару глотков. Его голос был слегка нервным, но в нем не чувствовалась угрозы. Девушка подняла глаза, и посмотрела на парня.

На ее возможное спасение от погони.

Ужинал в баре в паре блоков отсюда, остановился покурить, когда заметил ее. Обеспокоен. Оправданно, беспокойство имеет основания, опасается реальной опасности — в районе активны криминальные банды. Около семнадцати-девятнадцати лет, ее ровесник. Не ожидает от нее опасности, но все равно держит пальцы левой руки на вшитом в рукав ноже.

— Я... — Сара встала, все еще тяжело дыша. Она прижала ладонь ко рту, чтобы не кашлять слишком громко. — Нет, не в порядке. Меня преследуют. — полицейские сирены не были тут слышны — Какая-то банда.

Ее сердце пропустило один удар. Он испытал прилив злобы. Встречался с криминалом. Решил, что целью было изнасилование. Хорошо понимает, что именно вызвало нападение.— Сара почти улыбнулась. Ее шансы только что выросли. — Я тут проездом, приехала посмотреть на Эмпайр Стейт и все такое. — она чуть-чуть демонстративно оглянулась, нервно затягивая лямки рюкзака и засовывая в него недопитую бутылку газировки на случай, если снова придется бежать. — Они поймали меня на стоянке у машины, и мне нужно убраться отсюда сейчас. Прямо сейчас.

— Блять. — парень встряхнул головой и вздохнул, внимательно посмотрев на нее. — Куда именно тебе нужно?

— Восточная часть города, на выезд. Через Бруклинский мост и... — она не стала продолжать, правильно поняв изменившийся взгляд парня.

На улице было около трех часов ночи, а она просила его поехать в противоположную часть огромного города. Это три часа в одну сторону без пробок, а пробки будут.

— Так... — она напряглась. Парень прикрыл глаза, сосредоточившись на своих мыслях. Не доверяет правоохранительным органам — но отвезет на участок, если она попросит. Не доверяет ПРТ — они никогда не появляются вовремя. — До Бруклина идет прямой поезд, но в метро я тебе сейчас спускаться не рекомендую... могу подвезти до автобусной остановки и подождать рядом, в них достаточно безопасно.

— Но... — Сара выдохнула. — У меня есть деньги. Сто... двести долларов. — это быльше, чем треть от всех оставшихся у нее денег, и только чистое отчаяние заставило ее предложить так много. — Мне угрожает опасность, и...

Ее сила отозвалась уже после того, как она успела ответить. Дорогая одежда, такие джинсы стоят около трех сотен долларов в магазине рядом с ее домом. Своя машина, может себе позволить Нью-Йоркские тарифы за парковку. Не заинтересован в деньгах.

— Прости, но сейчас три часа ночи и я не поеду на другой край города. — он вздохнул, виновато посмотрев на нее. — Или мы идем к автобусной остановке, или...

Решился отказать ей. Чувствует вину. Готов проигнорировать любые наличные суммы, заинтересован в ее теле.

— Я отсосу тебе, если ты подкинешь меня до выезда из города! — прошипела Сара. Она понятия не имела, откуда выскочило это предложение, наверное, вспомнилось, что-то увиденное в фильмах, и уже жалела о том, что сказала, сориентировавшись на подсказки силы. Впрочем, даже это меркло по сравнением со страхом перед возвращением домой. Сара почти физически чувствовала, как приближается погоня, сжимаясь на ее горле незримыми пальцами. Она была уверена в этом — даже если ни о чем еще в жизни не жалела так, как о сделанном предложении. — Черт побери, я отсосу тебе утром, только увези меня отсюда!

Взгляд парня изменился. Он поморщился, вздохнул и глухо выматерился, открыв дверь своей машины. Сара неверяще покачала головой — он сломался.

Моральное возбуждение, эррекция... отвращение, презрение к самому себе. Осознал ее решимость, готов помочь.

Сара выдохнула — это было очень-очень близко. Какова вероятность нарваться посреди ночи на пустой стоянке на человека со принципами?

'Такая же, как и провалиться у идеально подготовленного плана'.

— Залезай. — она закинула свой рюкзак на заднее сиденье, и пристегнулась. — Если хочешь, можешь переждать ночь у меня — одна комната свободна.

Искренен — не ожидает от нее никакой опасности. Не хочет ехать на другую окраину города к ее предполагающемуся отелю, готов предоставить альтернативу. Все еще чувствует вину из-за ее предложения.

— Я... хорошо, спасибо. — Сара улыбнулась, и почти сползла в кресле. Нервы, сгоравшие всю переполненную событиями ночь, сейчас отдавались в теле ледяной судорогой.

Последствия продолжительного выделения гормонов адреналина, нонадиналина, кортизола...

Сара вздохнула, и усилием воли схлопнула силу. Она могла обойтись и без этих знаний.

* * *

Поездка не заняла много времени — автострада Хадсона оказалась почти пустой, и на девяносто шестую улицу они выехали довольно быстро. Верхний Вест-Сайд всегда был безопасным районом, хотя и уступал в этом Ист-Сайду. Сара разрешила себе чуть-чуть расслабиться. Парень, имя которого она так и не спросила, щелкнул по кнопке, открывающей дверь, и улыбнулся консьержу — упитанной черной женщине средних лет. Та сколькознула по ней внимательным взглядом — оценивает сумму украшений, удивлена — ожидала найти следы алкогольной интоксикации, исходя из времени приняла ее за девушку по вызову.

Сара нагло ухмыльнулась и быстро провела рукой по груди парня, на мгновение прижавшись грудью к его спине и проигнорировав недоуменный взгляд. Это достаточно хорошая легенда на одну ночь. Жещина неодобрительно покачала головой, но ничего не сказала.

— Мистер Фосс, вам посылка. — консьерж достала из-под стойки заранее подготовленный пакет. — Распишитесь, пожалуйста.

Парень кивнул и расписался на протянутом бланке, даже не подумав открыть посылку — Перекрещенные буквы Ф и М под строенным вензелем, ровный, округлый почерк, она сможет подделать.

— Доброй ночи. — он так же вежливо улыбнулся, и прошел за стойку, к лифту. Не знает консьержа по имени, не пытается наладить близкие отношения с персоналом. Дом — сравнительно элитная недвижимость, закрытый паевой фонд, все квартиры сдаются в аренду без возможности выкупа. Средняя стоимость — между пятью и пятнадцатью тысячами в месяц. Платит не сам.

Сара вздохнула. Ее сила вываливала догадки, порождающие только новые и новые вопросы, отвечать на которые у нее не было ни сил, ни желания — слишком сильно вымоталась за ночь.

Его квартира находилась на двадцать первом этаже. Чистая, почти пустая гостинная с одним диваном и столом, идущая в комплекте с квартирой кухня и сантехника, пара шкафов. Нет картин, нет телевизора, нет... в этом месте не жили, в нем спали. Сюда приходили поздно ночью, чтобы рано утром уйти. Чисто, ухоженно, но пусто.

— Будем знакомиться? — парень улыбнулся, и достал из холодильника бутылку воды, разлив ее по бокалам — и тут же, в пару глотков, выпил. — показал, что в жидкости нет заготовленного клофелина. — Меня зовут Матиас Фосс. Учусь в Колумбии, работаю на небольшую семейную компанию... но тебе все это не интересно. Расскажешь, во что ты вляпалась?

Сара на мгновение задумалась. Он не врал — по крайней мере, прямо. К тому же, у нее изрядно болела голова, и уточнять мелкие детали, которые Матиас мог утаить, ей отчаянно не хотелось.

— Лиза Вилборн. — она вздохнула. — Взяла пустой год перед университетом, живу в Пенсильвании. Приехала пару дней назад, засиделась в клубе... дальше сам знаешь.

Он улыбнулся. Открыто и спокойно, но Сара уже обратилась к силе... и опоздала.

— Значит, копы теперь просто так бегают за красивыми девушками? — знает, что ее не преследовала банда. Подозревает, что она убежала из дома. — Матиас снова улыбнулся. — Мигалки были слышны на парковке... и мы проехали рядом с маршрутом твоей пробежки.

Банкомат находится в офисном районе, клубные заведения отсутствуют. Стоп. Он лжет — они ехали только вперед, возвращения к началу маршрута не произошло

Сара выдохнула. Будь она чуть-чуть более усталой...

— Врешь. — девушка покачала головой. — Я помню, как мы ехали.

Матиас улыбнулся.

— Стоило попробовать. — он вздохнул, и поставил на стол пиццу, порезанный тонкими ломтиками ростбиф и слега почерствевший хлеб — остатки сегодняшего обеда. — В любом случае, левая комната — твоя. Вот ключ, у меня нет дубликата.

Не врет

Сара задумчиво прищелкнула ногтем, проведя пальцем по желтоватому кусочку металла. Он дал ей ключи, показательно проверил воду перед тем, как пить самому... если она правильно его поняла, то когда она пойдет в ее комнату, там уже будет еда, вода и ключи от входной двери. Элементарные психологические фокусы — Матиас создавал для нее уютную и безопасную зону комфорта. Закрыть дверь так, чтобы в нее никто не смог войти. Держать ключи от входной двери на расстоянии руки, чтобы она могла в любой момент сбежать из квартиры. Все необходимое на столике рядом, чтобы ей вообще не приходилось выходить из комнаты.

Она знала эти фокусы, но они все равно работали. Ей становилось легче. Простое понимание того, что ее никто не держит, помогало дышать свободнее... и заставляло сильнее держаться за это место. Потому что если она выйдет из дома, то консьерж ее уже не пустит назад.

Что, к тому же, не даст ей украсть ключи и привести банду мордоворотов. Взаимно обеспеченная безопасность.

— Вот так просто? — она прищурилась. — Никаких условий?

Матиас покачал головой. Сара улыбнулась краешками губ. Это оказалось почти забавно. К тому же... ей крайне хотелось расставить все точки над и. Психика сбрасывала накопившийся стресс, выплескивая его через конфликт. Девушка знала, что рискует, но... но. Она понимала, чем вызвана ее реакция, но это не помогало ее сдерживать. Или она нарвется, или обезопасит себя, прояснив ситуацию до конца.

Все-таки ее сила — это всегда немного двоемыслие.

— Я похож на насильника? — Сочувствие, неприятные воспоминания, легкое отвращение. Матиас вздохнул. — Не хочу показаться грубым, но тебя колотит от одной мысли о минете. Ты уверена, что хочешь поднимать эту тему?

Девушка покачала головой, и приступила наконец к позднему ужину, или очень раннему завтраку. Она даже не понимала, насколько сильно проголодалась. Сара почти не чувствовала вкуса, и пришла в себя только когда, наконец, наелась.

Матиас уже ушел спать, и она, поставив посуду в моющую машину, ушла в доставшуюся ей комнату. Сара недооценила парня — кроме уже запахнутых штор и пары свежих полотенец, на тумбочке лежал чужой ноутбук. Сара улыбнулась, и включила компьютер, введя пароль с прикрепленной бумажки. Ноутбуком недавно пользовались, и историю не удаляли — знак доверия. Просто чтобы проверить свою догадку, девушка открыла страницу с сохраненной платежной информацией — разумеется, она была пуста. Демонстративное доверие оказалось очень четко ограниченным. А простая история... законы и регулирование штата, условия размещения РнДи... ничего особенного, но ее сила уже начала подкидывать подсказки.

Сара вздохнула, и все-таки пододвинула письменный стол так, чтобы он прикрыл дверь. Ей все-таки стало чуть-чуть легче.

* * *

Утро Матиаса началось яркого света, пробившегося сквозь плотные шторы. Прохладное Нью-Йоркское утро играло едва-едва пожелтевшей листвой, свежим воздухом и бликами на лужах, оставшихся после ночного дождя.

'Замшевые туфли лучше не одевать' — решил Матиас, и поставил у входа кожаные. Белая рубашка, темно-синий костюм на две пуговицы — галстук можно оставить на вешалке, встреча будет не слишком формальной. Он любил официальную одежду — она спасала от необходимости хранить в шкафу ненужные вещи, повод одеть которые выдавался бы всего несколько раз. Достаточно иметь два-три разных костюма, набор аксессуаров, подходящую обувь — и вопрос выбора одежды решался раз и навсегда.

К тому же, это просто было удобно.

Наскоро поджарив яичницу и накрыв тарелку салфеткой, Матиас оставил ее на столе — обычно он завтракал в кафе рядом с офисом, но изрядно сомневался, что после испытанного вчера стресса его временной сожительнице захочется выходить на улицу, даже если он предупредит консьержа чтобы ее пустили назад.

Лиза... с ней нужно было что-то делать. Девушка, конечно, врала о себе напропалую, но такое отчаяние очень сложно подделать — у него самого бы не вышло. Нормальные, умные девушки семнадцати лет не предлагают себя просто так. Матиас покачал головой — он не был ханжой, и не имел ничего против добровольной проституции, но... это не было проституцией в том смысле, который в него вкладывали регуляторы. Есть разница между теми, кто самостоятельно выбрал эту карьеру, трезво оценив свои навыки и теми, у кого попросту не было иного выбора. Это не было бизнесом.

Матиас встречался с этим много раз — там, где парни шли в банды, молоденькие девушки, оставшиеся из-за различных кризисов без средств к существованию, продавали свои услуги тем, кто мог их оплатить. Их легко было отличить по взгляду — отрешенно-пустому, но при этом оценивающему, ожидающему отовсюду угрозы. Взгляду человека, привыкшему не иметь контроля над чем-либо кроме собственных мыслей, и потому запершегося в собственном мирке, не ожидая от людей вокруг ничего хорошего. Матиаса передернуло — он не хотел быть человеком, который сломает Лизу.

А значит, для начала, стоит купить ей телефон — ему будет проще, если она будет на связи. Во-вторых...

Матиас подхватил барсетку с нужными бумагами, закрыл за собой дверь и пролистал вниз телефонную книжку, в поисках нужного номера. Погрузившись в свои мысли, он почти не заметил, как дошел до гаража.

— Здравствуй, Николас. — они с его двоюродным братом не созванивались уже довольно давно, но не из-за плохих отношений — оба просто были слишком загружены. — Можешь говорить?

По ту сторону трубки раздался какой-то треск, затем грохот отбойного молотка — похоже, мужчина проходил мимо строящегося объекта — и, наконец, раздался знакомый, немного заспаный голос.

— Да, Матиас. — парень услышал приглушенный зевок и невольно улыбнулся — Никки никогда не был ранней пташкой и служба этого, похоже, не изменила. — Ты по делу или просто поболтать?

Матиас нерешительно замер — Николас, конечно, был глубоко и полностью своим, но...

— По делу. — он вздохнул. — Мне нужно, чтобы ты пробил по вашей базе одного человека, фото сейчас отправлю. Особенно — среди разыскиваемых и самых новых ориентировок. Зовут — Лиза Вилборн, но имя скорее всего не настоящее.

Матиас отправил сделанное загодя фото. Николас присвистнул.

— Ты перешел на девушек помладше? — он поморщился, но не стал отвечать. Разъяснение ситуации заняло бы куда больше времени. — Так, сразу говорю, волосы крашенные, причем недавно, но ты и сам заметил — у нее остались светлые локоны. Сходу ничего не вспомню, но посмотрю — жди звонка через пару часов. Это все?

Матиас задумался.

— Нет, еще один вопрос. Кого твои ребята ловили вчера вечером между двенадцатой Вест-Литтл и девятой авеню? — он поморщился. — Я почти попал под облаву.

Голос Николаса неожиданно стал совершенно серьезным.

— Скажи спасибо, что остался жив. — по ту сторону трубки что-то щелкнуло. — Александр Грей, профессиональный убийца, насильник и рецидивист. К счастью, простой человек. Вчера сбежал из Бруклинского центра, убит при задержании.

Матиас вздохнул. Похоже, ему стоит сказать Лизе спасибо — если бы она не выбежала ему навстречу, он мог бы сейчас лежать в том переулке с дырой в голове. К тому же... все-таки после создания Клетки внимание и правительства, и простых граждан переключилось на параугрозу, а простой полиции стали сокращать финансирование — и вот он, результат. Преступники сбегают из тюрьмы посреди Нью-Йорка.

— Передай парням мою благодарность. — он покачал головой. — И спасибо за помощь.

Николас пробормотал в трубку что-то одобрительное, и отключился. Матиас вздохнул, и спрятал телефон — он все равно уже подъезжал к предполагающемуся офису. Раньше все центральные офисы старались располагать в старом даунтауне, но после нападения Бегемота тот попросту перестал существовать, превратившись в радиоактивный котлован. Атаку, к счастью, отбили совместными усилиями Легенды и Эйдолона, но деловой центр все равно перенесли в аптаун, и фактически он теперь начинался в районе сто тридцать пятой улицы.

Аккуратно припарковавшись, он вышел из машины. Указанное место оказалось неплохим — достаточно близко к центру, чтобы не стоять на отшибе, окруженное типичными офисами и магазинчиками CVS. Еще один плюс, судя по карте — подземная парковка рядом. Она, конечно, будет платной, но с владельцем можно будет договориться о постоянной скидке для сотрудников. К тому же, не придется беспокоится о метро, в центре недавно открыли новую станцию вдобавок к трем имеющимся.

Матиасу нравилась локация. Конечно, решать в конечном счете не ему, но... он сейчас единственный свободный человек в Нью-Йорке, так что его мнение будет несколько ценее, чем обычно. Найти это место было довольно просто — в центре всегда было много свободной недвижимости из-за регулярно банкротящихся владельцев. Конечно, исходя из условий, они не могли арендовать помещение в небоскребе — Макс Андерс хотел иметь полностью свой этаж, причем непременно с прямым выходом на улицу и обязательно находящйся на первом уровне, но даже так, предложений было очень много. От Матиаса требовалось только тщательно все осмотреть и составить отчет.

Наконец, он подошел к главному входу. Хорошие, крепкие стеклянные двери, белые, чистые стены. Окна тоже в неплохом состоянии, хотя на верхних этажах и слегка запыленные. Он постучался, и вошел внутрь. В холле сидела белая женщина чуть-чуть старше тридцати, буквально ощупавшая его взглядом.

— Мистер Фосс? — она поправила очки. — Представитель Корпорации Медхолл?

Одного взгляда на женщину хватило, чтобы Матиас пожалел, что не надел подаренные дядей часы — похоже, они и правда придавали ему значимости. Или, по крайней мере, неуловимого флера обеспеченного молодого дебила.

— Да, мисс Робертс. — Матиас вежливо улыбнулся. — Я здесь, чтобы оценить предлагаемое вами офисное помещение.

Он решил не говорить, что еще учится на третьем курсе и в компании числится оплачиваемым интерном. Все-таки студент, будь он хоть триста раз личным помощником генерального директора, в сознании окружающих справедливо остается студентом.

— В таком случае, следуйте за мной. — женщина, похоже, занимающая в этой организации должность агента по недвижимости, прошла внутрь здания. — Если я правильно понимаю, в ваших требованиях к офису был указан обязательный прямой выход на улицу из арендуемых помещений?

Матиас поморщился. Это было действительно странным требованием, учитывая то, что офис не был торговым отделением, и никаких регулярных крупных поставок в него не должно было приходить. Но ему по этому поводу ничего не говорили, так что...

— Наш генеральный директор крайне серьезно относится к вопросам безопасности. — он улыбнулся. — Ему бы не хотелось, чтобы его сотрудники были заперты на верхних этажах если обстоятельства сложатся... неблагополучно.

Робертс почти возмущенно посмотрела на него.

— В нашем здании не может возникнуть никаких проблем с безопасностью, мистер Фосс! — она снова поправила очки. — Оно соответствует всем стандартам пожарной...

Матиас вздохнул. Как, черт побери, он должен объяснять эту прихоть начальства? Хотя... это ведь Нью-Йорк. Если где-то это и может сработать, то здесь.

— Мистер Андерс пережил нападение Губителя, мисс Робертс! — Матиас почти рявкнул, гневно посмотрев на нее. — Я надеюсь, мне нужно вам объяснять, что даже те минуты, которые займет спуск с верхних этажей, могут спасти десятки жизней?

Женщина поперхнулась, и виновато отвела взгляд. Даже сейчас, спустя больше, чем десятилетие после нападения Бегемота, это оставалось крайне тяжелой темой для местных жителей. Матиас вздохнул. Это принесло пользу, но ему было крайне неприятно использовать для давления настолько болезненные места. К тому же, само столкновение Губителя и мистера Андерса не было правдой, точнее, он не уверен в том, что это правда.

— Прошу прощения, мистер Фосс. — женщина покачала головой. — В таком случае, мы можем предоставить вашей компании весь первый этаж кроме фойе.

Он улыбнулся — тоже слегка виновато, хотя и не потому, почему наверняка подумала Робертс.

— Рад это слышать. — они, наконец, дошли до лифтовой площадки. Этаж, если верить висящему на стене плану эвакуации, был построен очень удобно — главный вход в здание выходил к фойе и лифтам, и был отделен от всех остальных помещений, чтобы не мешать арендаторам. — Насколько я понимаю, нам будет предоставлено двадцать квадратных метров складского помещения в подвале?

Агент кивнула.

— Да. Но вы не сможете его расширить — место жестко привязано к занимаемой площади в основном здании. — Матиас кивнул. Просто приятный бонус, не более того.

Помещения оказались достаточно приятными — недавно окрашенные белые стены, правильно проведенная электроника, два небольших туалета на территории. К тому же, судя по плану расположения розеток, их сделано даже с избытком — хватит на все, даже не придется специально доделывать в этом плане серверную. Матиас проверил случайные розетки на исправность, пощелкал выключателями, проверил отопление — все было в порядке. Хорошо бы еще проверить трубы, но...

— Есть ли ограничения на выбор провайдера? — он посмотрел на агента. Во многих зданиях они были, и это открывало огромный простор для головной боли.

Робертс покачала головой.

— Нет. Мы можем порекомендовать вам нескольких, обслуживающих остальные офисы в здании, но этот вопрос не регулируется договором об аренде.

Парень кивнул. Все звучало довольно неплохо. К тому же все расположено на первом этаже, а значит не придется бронировать транспортный лифт для мебели. Конечно, дизайн будет делать не он, но в конечном счете всем, от заказа до доставки и сборки будет заниматься Матиас.

— Хорошо. Сколько вы хотите за помещение в год? — он, разумеется, знал примерную оценку, выложенную на сайте, но особое предложение с арендой всего этажа вносило свои коррективы.

Робертс внимательно посмотрела на него.

— Если вы хотите арендовать его на год вперед, то пятьсот сорок тысяч.

Матиас кивнул. Значит, конечная сумма будет в районе шести сотен. Не так уж много для открытия полноценного офиса в Нью-Йорке — скорее всего, мистер Андерс сможет себе это позволить. Все-таки ему при поиске не сообщали ценового потолка, просто попросив ограничиться средней ценой.

— Страховка? — он внимательно посмотрел на нее. — Нью-Йорк печально известен высокой пароактивностью, и...

Женщина прекрасно поняла его сомнения.

— В стандартную страховку включены выплаты от пароугроз — более того, они выплачиваются Протекторатом вне зависмости от заключенного договора. — судя по ее голосу и уверенности — она говорила даже не искренне, а рутино. Все-таки это довольно типичный вопрос для Нью-Йорка.

К тому же, он был склонен поверить в это. Последнее, что было нужно пиар-отделу Протектората — шум из-за того, что на кого-то из их героев подали в суд за имущественный ущерб. Особенно если при этом окажется, что несчастная жертва оказалась лишена средств к существованию и осталась с невыплаченной ипотекой и десятком кредитов.

— Хорошо, мисс Робертс. — он улыбнулся. — Я поговорю с мистером Андерсом, и сообщу вам его решение.

Женщина кивнула.

— Не стесняйтесь мне писать, если у вас появятся вопросы.

Матиас улыбнулся, и вышел — его вежливо проводили до дверей. Все прошло даже лучше, чем он думал. Разумеется, завтра он осмотрит еще три подходящих площадки, но вряд-ли они будут чем-то радикально отличаться. А после этого его работа закончится, ведь просматривать и проверять договор об аренде будут профессиональные юристы Медхола. И он сделает все возможное, чтобы в этот договор описывал лучший вариант, который только возможно найти в Нью-Йорке.

В конце-концов, раз уж дядя наконец-то дал ему шанс досрочно поработать по специальности, будет крайне глупо его упускать.

* * *

Домой Матиас возвращался со странной смесью чувства выполненного долга и усталости. Он успел отсидеть две лекции по менеджменту и общей экономике, осмотреть еще два помещения, купить новый телефон, сездить в банк, открыв дополнительный счет, и обьездить половину города, выполняя мелкие поручения шефа. Медхолд собирался полноценно расширяться в Нью-Йорк, уже захватив большую часть рынка на остальном побережье, и мистеру Андерсу требовался кто-то, способный проследить за проводящимися работами — но так как на дворе был конец налогового периода, все оказались чудовищно загружены, и у интернов изрядно прибавилось работы. В результате он даже не успел пообедать, зато сердце грел будто потяжелевший бумажник во внутреннем кармане пиджака — пришла честно отработанная зарплата.

Лиза полулежала в кресле, потягивая кофе из высокой чашки. Она она решила одеть домашние штаны и майку, вдобавок укутавшись в одеяло так, что было видно только лицо и руки. Матиас улыбнулся — девушка чем-то напоминала довольную, сытую кошку.

— Тяжелый день? — она спросила не оборачиваясь. — Ужин в холодильнике.

Матиас аккуратно повесил пиджак в шкаф, с облегчением расстегнул рукава на рубашке и открыл холодильник. На верхней полке стояла тарелка с красиво приготовленным стейком и отваренным рисом. Барбекю соус стоял рядом.

— Что-то вроде. — Матиас улыбнулся. — Спасибо за заботу.

Девушка кивнула, и на пару минут повисла тишина, разрываемая только щелчками клавиатуры. Матиас медленно ел, устало прикрыв глаза, и пытаясь собраться с мыслями. Что делать с Лизой? Что ей рассказать и в каком порядке? И как?

— Знаешь, а ведь нам повезло. — он все-таки начал. — Та мразь, от которой ты убегала оказался профессиональным убийцей. Его убили при задержании.

На него уставился удивленно-непонимающий взгляд. Сначала девушка не поняла, что он сказал, потом поняла, но не поверила. Он вздохнул.

— Да, ты правильно поняла. Твои родители не заявляли на тебя в полицию, тебе просто не повезло оказаться в одном месте с полицейской облавой. — он покачал головой, и прямо посмотрел ей в глаза. — Тебя никто не ищет, Сара.

Девушка странно, блекло-тупо посмотрела на него, будто пытаясь осознать то, что он сказал. Через несколько секунд ее взгляд изменился на неверящий, потом — снова на блеклый. Он услышал странный всхлип. Потом — смешок. А потом девушка сорвалась в истерику.

Она рыдала и одновременно смеялась, сжимая в руках подушку так, будто пытаясь ее порвать, бормоча что-то себе под нос. Матиас смотрел на нее, и отчаянно пытался понять, что ему делать. История Лизы — или Сары, была очень и очень простой, по крайней мере если верить ее школьной характеристике от учителей. Нормальная девушка, которой не посчастивилость оказаться нелюбимым ребенком в семье, а после этого потерять брата, покончившего с собой. Собственно, этим ее полицейское досье и исчерпывалось. И все бы хорошо, да вот только есть одна проблема.

В семьях нормальных девушек дети не становятся наркоманами и не убивают себя. Нормальные девушки не бегут из дома вникуда с парой крупных купюр в кармане. И уж тем более они не соглашаются отдать все, что имеют и себя вдобавок за возможность сбежать от полиции, которая просто вернула бы их родителям. Они не боятся оказаться в неизвестном городе, без средств к существованию, меньше чем собственных родителей.

Матиас не знал, что именно делал с Сарой ее отец, мать или они оба, и что они сделали для того, чтобы довести ее старшего брата до суицида, но отчаянно хотел приложить кого-то лицом об стол.

В любом случае, 'домой' она не вернется. И сама не захочет, и он не позволит. А значит... ей нужно как-то зарабатывать себе на жизнь. Хорошо бы, конечно, еще и закончить хотя бы старшую школу, но для этого ей нужно легализоваться — а это сложно, даже если он сумеет продавить отказ от родительских прав для ее родителей. Если сможет. Если найдутся доказательства, если дело, которое обычно тянется пару лет, вообще будет смысл начинать. Если Сара сама захочет поднимать эту бучу и вбрасывать дерьмо в вентилятор.

Наконец, девушка начала приходить в себя. Смешанные со смехом слезы утихли, и она наконец смогла начать пить без опасения вылить на себя всю воду. Матиас никогда не умел справляться с чужими истериками — тем более что девушка, судя по вчерашней панической атаке, стояла в паре шагов от нервного срыва. Во взгляде Сары было смешано все — смущение, остатки страха, и чудовищное, просто невероятное облегчение.

— Как мне тебя называть? Лиза или Сара? — он решился разбить тишину.

Девушка попыталась ответить, закашлялась, но вернула над собой контроль.

— Лиза. Я... так удобнее. — 'я не хочу слышать это имя' — продолжил он за нее.

— Хорошо, Лиза. — Матиас улыбнулся. — Вот твой новый телефон — на нем оплачены следующие три месяца связи с безлимитным интернетом, так что постарайся оставаться на связи. Вот — кредитка, она привязана к одному из моих счетов в Велс Фарго. Пользуйся, когда тебе понадобиться что-то купить. Сейчас на ней две тысячи, по моим прикидкам этого должно хватить на следующие полтора месяца, включая начальные крупные покупки. — в конце-концов, из собственности у нее сейчас один рюкзак и чуть-чуть одежды.

Сара вздохнула, окончательно успокаиваясь, и осторожно посмотрела на него.

— Спасибо, но... ты всем так помогаешь? — ее голос явно говорил — 'я не верю в благотворительность'.

Он вздохнул. Разумеется, в карнавал невиданной щедрости никто просто так бы не поверил, но... как же ему не хотелось втискивать в слова то, что он просто считал правильным.

— Первое, твои родители — редкостные мудаки. — Матиас покачал головой. — Второе, не всем, а тем, за кого несу ответственность.

Лиза неубежденно посмотрела на него. Было видно, что она буквально глотает какую-то колкость, заставляя себя говорить вежливо.

— Ты несешь за меня ответственность? — а вот это было странно. Она задала вопрос, и ее взгляд изменился — недоверчивость поблекла, сменившись во взгляде на что-то иное. — С каких пор?

Будто бы она узнала ответ до того, как он открыл рот.

— С недавних. Ты оказалась в дерьмовой ситуации, а я вроде как протянул тебе руку. Не хочу обидеть, но... сейчас ты стоишь на краю. У тебя нет денег, нет работы, нет жилья и нет особых перспектив. — он вздохнул. — Я могу выбросить тебя отсюда, и всю оставшуюся жизнь корить себя за то, что отправил на трассу ни в чем не виноватую девчонку, или помочь, и дать тебе шанс выпутаться из этого дерьма. Так понятнее?

Матиас смущенно почесал затылок. Он уже видел — не раз и не два, черт побери, видел, чем это заканчивалось. Он родился и вырос в Броктон Бее, городе, в котором половина населения не имеет работы. Один раз оступился, один раз принял неправильное решение или отказался от контракта — и ничего уже не вернуть. Никаких компромиссов, никакого права на ошибку, никакого второго шанса — оступившегося наудачника затопчут свои же. И отвечать за это будет не только он, но и его семья, которой в один момент попросту станет нечего есть. Система, построенная на постоянно скуднеющих ресурсах, уменьшающихся рабочих местах и замкнутом стагнационном экономическом цикле. Матиас знал его, Матиас видел его со всех сторон, во всех деталях, и господи, как же сильно он его ненавидел.

Катиться по социальной лестнице легко и просто, всегда найдется тот, кто пнет в спину для лучшей скорости, но... иногда можно протянуть руку. Слишком легко упасть, слишком быстро падать — вырвать человека со дна почти невозможно. Можно только вовремя подхватить или подставить плечо, не дав ему оступиться и упасть.

По крайней мере, так считал Матиас. Лиза вздохнула и покачала головой. Каким-то шестым чувством он понял — она поверила. Что, честно говоря, его даже удивило — девушка не казалась доверчивой при первой встрече.

— Понятно. — она покачала головой. — А если ты наткнешься на еще одного танцора у социальной пропасти?

Матиас улыбнулся. Сравнение оказалась довольно точным, а вопрос...

— Какой у меня шанс по теории вероятости наткнуться на еще одного человека в такой ситуации? Один из тысячи? — он покачал головой. — Когда наткнусь — поговорим.

Это было лучшим решением дилеммы ограниченных ресурсов, которое он смог придумать. Сара тихо рассмеялась.

— Окей. — она вздохнула. — Я почти забыла, держи.

Девушка передала ему скрепленную степлером тонкую стопку бумаг. Матиас быстро пролистал ее, удивленно цокнув языком. Это был отчет для мистера Андерса, раскрывающий привлекательность конкретных областей экономики Джерси. Сравнительный анализ, графики, схемы, выводы, список источников на страницу — у него самого на то, чтобы закончить эту работу ушла бы еще неделя. Конечно, у Лизы был целый день, да и примерно половина текста это сведение уже написанных им отрывков в единый документ, но все же... это впечатляло.

Его легко укололо чувство вины — она, судя по всему, была как минимум компетентнее, а возможно что и умнее его. И тем не менее, он сидел в арендованной для него квартире с властью хозяина положения, а талантливая девчонка была вынуждена радоваться тому, что ей разрешили остаться. Это не было справедливо.

Впрочим, мир никогда и ни к кому не был справедлив.

— Это... впечатляет. — Матиас кивнул, заметив скользнувшую по лицу Лизы довольную улыбку. — Спасибо.

Он побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. У него было не слишком много работы такого типа, но... что-то придумать он, наверное, сможет.

— Хочешь порабо... — он не договорил. Телефон в его кармане завибрировал, и раздавшаяся мелодия могла сообщать о звонке только одного человека.

А поскольку на дворе был почти час ночи, а Макс Андерс всегда уважал приватность и личное время своих подчиненных, случилось что-то серьезное. Серьезное, и при этом относящееся к нему.

Матиас вздохнул, облизнул мгновенно пересохшие губы, и, махнув рукой Лизе, захлопнул за собой дверь в свою комнату.

Он не хотел, чтобы его видели или слышали во время настолько важного разговора.

* * *

Прикрыв за собой дверь и подойдя поближе к окну — там лучше ловила связь — Матиас все-таки спросил в молчащую трубку.

— Мистер Андерс? — нет ответа. — Как меня слышно?

По ту сторону раздался тихий треск. Похоже, мужчина зажимал пальцем динамики на телефоне. Раздался приглушенный голос, и Матиас отнял трубку от уха — говорили не ему. Похоже, в кабинете находился кто-то еще, зашедший в самый неудачный момент. Вскоре послышался знакомый мужской голос.

— Слышно хорошо. — в трубке глухо грохотнуло — похоже, с той стороны хлопнула дверь. — Повиси на линии пару минут.

Матиас кивнул и опустил телефон на тумбочку, спокойно ожидая, пока ему уделят время. Голос дяди был взволнованным — и немного разочарованным. Одно это говорило о многом. Генеральные директора крупнейших корпораций не волнуются просто так. И уж тем более не устраивают собрания в своем кабинете в половину второго ночи без надлежащей причины.

Повисеть пришлось не пару минут, а почти полчаса. Матиас успел побродить по комнате, построить и разрушить добрый десяток пустых теорий, и, наконец, телефон подал признаки жизни.

— Прости, что звоню так поздно, но как ты уже понял, у нас форс мажор. — голос мистера Андерса звучал устало, и было понятно — извиняется он из привычной, въевшейся в кожу вежливости, соответствующей его положению. — Убили одного из наших сотрудников.

Матиас замер. Это... он не знал, что об этом думать. Мистер Андерс всегда ценил своих людей — но вряд ли он стал бы беспокоиться из-за смерти простого клерка. К тому же, 'его убили', а не 'погиб'. Да и зачем об этом сообщать ему? Нет!

На миг его прошиб холодный пот.

'Пожалуйста, пусть это окажется не Джессика и не Несса'.

— Я могу поинтересоваться, кого именно? — Матиас знал далеко не всех сотрудников Медхола, даже важных, но... он, черт возьми, вырос с ними.

Макс Андерс отчетливо вздохнул по ту сторону трубки.

— Успокойся, не сестер. — только в этом миг Матиас понял, насколько сильно у него трясутся руки. — Рудольфа Гайера. Он был одним из ключевых бухгалтеров компании.

Матиас замер, и медленно, облегченно выдохнул. Конечно, радоваться чужой смерти некрасиво и не приличествует, но все же... он был рад. Трагедия обошла его семью стороной — на этот раз.

Возможно, мистер Андерс прав, и после убийства матери он стал воспринимать такие вещи слишком близко к сердцу.

— Соболезную. — он покачал головой. Облегчения в его голосе было столько, что его можно было резать ножом, и собеседник не мог этого не почувствовать. — Я могу чем-нибудь помочь?

Если бы он не мог — ему бы не позвонили. Он узнал о существовании этого человека меньше минуты назад, и ничуть бы не расстроился, получив уведомление с некрологом по корпоративной рассылке. Хотя, скорее всего, и испытал бы пару неприятных минут, не решаясь открыть письмо.

— Да. Рудольфа убили в Нью-Йорке. — в трубке раздалась пара щелчков — мистер Андерс что-то печатал. — Я хочу, чтобы ты проследил за тем, как проходит расследование.

Матиас кивнул самому себе. Он — единственный не слишком занятый человек, который находится в городе, и было вполне разумно поручить это ему. Впрочем... слово 'проследить' имеет очень много значений, и еще больше — подтекстов.

— Что именно я должен сделать? — он решил спросить прямо.

И главное, зачем? Если мистер Андерс хочет добиться правосудия в благодарность за долгую и добросовестную работу, куда эффективнее было бы вмешаться в дело, наняв хорошего детектива.

— Думай. — спокойно ответил мужчина.

Матиас вздохнул, и почесал затылок. Такой тон означал только одно — 'все подсказки уже даны, или ты догадаешься сам, или я найду кого-то умнее'. Итак...

Рудольф Гайер. Один из ключевых бухгалтеров компании, находился в Нью-Йорке в момент гибели. Матиас ни разу с ним не встречался, даже когда проходил практику в бухгалтерии, а значит...

— Бухгалтерские базы данных и налоговый учет. — Матиас сказал куда увереннее, чем ожидал от себя. — Вы отдали часть бухгалтерии на аутсорсинг.

Это было опасно и... зачем? Если мистер Андерс так сильно доверял этому человеку, то почему он просто не перевел его в головной офис? Что-то не складывалось.

— Слышу осуждение в твоем голосе. — несмотря на эту ремарку, Матиас чувствовал в голосе дяди удовлетворение. — Да, отдал. И хочу, чтобы ты изъял данные.

Матиас покачал головой. Что-то отчаянно не складывалось. Слишком прямо, слишком глупо, слишком... слишком не вписывалось во все, что он знал о своем начальнике. Что-то было не так, он это чувствовал.

— Будет сделано. — парень пожал плечами. Само по себе это должно быть довольно просто, хотя квартира убитого наверняка опечатана, но в таких случаях полиция никогда не проявляла особой щепетильности. Можно, конечно, обратиться к Николасу, но раз уж этого не сделал сам мистер Андерс — значит, на то были причины.

В конце концов, данные по налоговому учету всей корпорации — не та вещь, которую стоило бы вверять в руки капитана полиции.

— Надеюсь на это. — он почувствовал, как Макс Андерс улыбнулся. — А теперь забудь на мгновение про эту чушь, и расскажи мне, как твои дела.

Парень вздохнул. Что он мог сказать?

— Сегодня осмотрел три возможных офиса и закончил анализ грантов от Джерси, общий отчет смогу отправить к пятнице. — он пожал плечами. — Текучку на сегодня тоже закры...

Ему не дали закончить.

— Матиас. — оборвал его дядя. — Боюсь, ты неверно меня понял. Я не спрашиваю про работу.

Он замер. Разговор стремительно становился неприятным.

— За экзамен по менеджменту, который писал на той неделе, получил А+. — Матиас поискал в памяти, но не нашел больше ничего, достойного внимания.

Макс Андерс вздохнул.

— Мой дорогой племянник... ты хотя бы иногда выходишь за пределы работы и учебы? — голос мужчины был странным — не то, чтобы разочарованным, но...

Матиас попытался сделать то единственное, что почти не умел — солгать и найти оправдание.

— Ну... да. — он почувствовал, как скрипит его мозг, пытаясь придумать что-то, во что поверит его дядя.

Мистер Андерс вздохнул.

— Когда это случилось в последний раз?

Матиас попытался вспомнить — и не смог. Будни сплетались в бесконечную линию лекций, практик и поручений. Не поймите неправильно, это не было плохо — ему нравилась такая жизнь, и право полноценно участвовать в рабочей жизни компании он вырвал в долгой и упорной борьбе, но...

Мистер Андерс разорвал повисшее молчание.

— Понятно. — он услышал тяжелый вздох. — Вернешься к текучке через неделю. Сейчас — займись делом Рудольфа.

Матиас хотел начать спорить, но не стал — когда мистер Андерс говорил таким тоном, противоречить попросту не имело смысла. Решение было уже принято.

— Понял. — парень вздохнул. — Но... почему?

Мистер Андер... нет, сейчас с ним говорил не генеральный директор Медхола, а дядя Макс, снова вздохнул.

— Когда-то я пообещал твоей матери вырастить тебя достойным человеком. — в голосе мужчины чувствовалась застарелая боль — похоже, он так и не простил себе смерти старшей сестры. — Не будущим приложением к должности CEO, а человеком. Есть тонкая, но четкая грань между трудолюбием и сублимацией.

В голосе дяди не было оскорбления — только констатация факта. Матиас вздохнул.

— Я только хочу стать настолько хорошим наследником, насколько это возможно. — он сжал зубы. — Раз уж у меня нет сил...

Да, это было компенсацией, сублимацией и еще добрым десятком умных слов из толстых книг по психологии. Матиас превосходно знал это, но это ничего не меняло.

— Станешь. — уверенный, жесткий голос дяди подкупал — ему хотелось верить. — Возможно, это и к лучшему.

'Ты будешь защищен неписанными правилами, и не погибнешь, как Софи.'

Матиас вздохнул. Что он мог на это ответить? Никто не любил терять близких. Кайзер Империи Восемьдесят Восемь не был исключением.

— Я понял. — его голос был чуть-чуть хриплым.

Он почти увидел, как удовлетворенно кивнул по ту сторону трубки его дядя.

— Я приеду на похороны Рудольфа. — мужчина вздохнул. — Удачи, Матиас.

Парень кивнул, и сбросил законченный звонок.

'И тебе тоже удачи, дядя.'

1.2.

Матиас подъехал к кабаку почти вовремя — центр снова встал, и объезжать его пришлось вокруг Центрального Парка, потратив лишних десять минут. Ресторан 'Трое' — место достаточно дешевое, чтобы в нем могли себе позволить обедать работники окружающих офисов, но при этом достаточно приличное, чтобы в него не пускали всякий опасный сброд. Матиас немного слышал о кабаке, но никогда в нем не бывал — ни по работе, ни просто так. Найдя свободное место на парковке, он вышел на улицу, прикрывая барсеткой лицо. Мелкий, быстрый и агрессивный дождь лился с неба, противным холодком заливаясь за ворот куртки и проскальзывая в высокие ботинки.

В 'Троих' все было правильно — то есть пахло сильно и пахло едой, несмотря на раннее время. На вид ресторану было лет пять-семь, не меньше: как раз года эдак с две тысячи первого в моду вошли тяжелые столешницы с якобы кирпичными основаниями. А вот любовь к рожковым осветителям появилась гораздо позже, он тогда еще только из школы выпускался. В целом, тут было мрачновато, неоново и уютно.

'Надо бы взять кабачок на заметку', — решил он, изучая зал. Николас обнаружился без всяких проблем — молодой мужчина нагло выставил длинные ноги в проход между столиками и запрокинул голову, выдыхая в потолок струйку дыма. 'Не по форме', — отметил Матиас и направился к кему. Одет он был очень неаккуратно, с некоторым даже хамством — вроде и при полном параде, все очень строгое, но, в то же время, будто с пугала свои шмотки снял. Галстук распущен, пиджак лучше бы за пояс заткнул, чем так через руку перекидывать. Ну, а рубашку гладить в учебке, похоже, не научили. Впрочем, Матиас готов был поспорить на все свои деньги, что ни одного нарушения в порядке ношения им формы не нашел бы и самый придирчивый сержант.

Это был его маленький, личный бунт — Николас демонстративно соблюдал правила, ярко показывая, насколько он их в действительности в гробу видел. Матиас так и не смог понять, как его брат оказался в полиции, и почему его из нее до сих пор не вышибли.

— О, кого я вижу! — радостно сказал мужчина, широко улыбаясь и демонстративно смотря на часы. — Мой любимый младший братец наконец избавился от своей отвратительной пунктуальности.

Матиас поморщился.

— Пробки. — он вздохнул. — Напомни, почему твое начальство тебя еще терпит?

Николас улыбнулся еще шире.

— Потому что я просто ааахренительно ценный специалист. — он специально растянул пятое слово, и указал на стул намекающим жестом. — Садись уже.

Матиас сел. Стул слегка скрипнул, будто готовясь провалиться, напомнив о далеком детстве. В те времена Николас упорно отказывался соглашаться с его серьезностью и регулярно рушил все его планы, подговаривая сбежать с занятий, но каким-то чудом успевая закончить свои дела вовремя. Что было еще более удивительным, Кайзер, всегда крайне серьезно относившийся к учебному процессу, закрывал на эти побеги глаза. Конечно, они встречались не так уж и часто, живя в разных семьях, но...

Николас был из числа тех немногих людей, кого Матиас мог назвать другом.

— Перейдем к делу? — он прямо посмотрел на брата. — Насколько я понимаю, еду ты мне уже заказал.

Николас кивнул, и достал из барсетки тонкую папку, набитую наскоро распечатанными листами. Матиас даже не попытался в нее вчитываться — только бегло просмотрел.

Итак, с обстоятельствами гибели все понятно — боевое столкновение масок, закончившееся гибелью цивила. Две группы подрались, вспышки заметили маски Протектората, злодеи разбежались, но место превратили в руины. Печально, но ничего экстраординарного.

— Не знаю, чем вас так заинтересовало это убийство, но Макс попросил меня тебе помочь, так что спрашивай все, что интересует.

Матиас задумался. Личность убитого... нет, это будет в папке. Спрашивать нужно о том, что проще всего понять в живом разговоре с опытным следователем.

— Опиши свою версию событий. — просто сказал он, обращаясь к старой экзаменационной привычке. Не знаешь, что спросить конкретно — задавай общий вопрос, и цепляйся к появившимся деталям.

Николас улыбнулся.

— Несчастный случай. — он прищурился и прикрыл глаза, на мгновение уходя в свои мысли. — Бедолага оказался там, где оказываться не нужно — посреди кейповской драки. Двое выясняли отношения, посреди боя их накрыл Протекторат. Парковку за пару минут превратили в котлован, да еще и сверху все заполировал лазерами Легенда, так что скорее удивительно не убийство, а то, что тело вообще уцелело.

'Вот как? Прямое вмешательство триумвира?' — напрягся Матиас. Все, чего касались кейпы такого уровня, отчаянно кричало 'НЕ ПОДХОДИ'.

— Кто и с кем дрался? — Матиас не был специалистом в кейпах, стараясь держаться от этой части жизни общества как можно дальше, но информация лишней не бывает.

Николас улыбнулся.

— Понятия не имею. Судя по повреждениям там был хотя бы один — аэро— или теле— кинетик. — он вздохнул. — Не делай такие глаза, я и правда не знаю. Дело передали Протекторату, их экспертиза может быть что-то и прояснит.

Взгляд мужчины прямо говорил — 'дело рутинное и бессмысленное, не хочу тратить время'. Матиас вздохнул. Его можно было понять — в городе каждый день случалось как минимум пара-тройка таких столкновений, и полиция давно перестала пытаться их расследовать, переправляя вечно занятому Протекторату, да и благодаря неписанным правилам погибало в таких инцидентах людей меньше, чем в автомобильных авариях, так что это не было критичным. Но...

— Как думаешь, чем все кончится? — прямо спросил Матиас.

Никки вздохнул, и чуть-чуть отвел взгляд — похоже, ему было неприятно это признавать.

— Ничем. — мужчина вздохнул. — Стычку припишут Элите или Зубам, семье убитого выплатят страховку, а Легенда получит очередную благодарность за 'успешные и своевременные действия'.

Матиас покачал головой. Не то, чтобы это его совсем не устраивало — Кайзер просил только изъять бухгалтерию с его домашнего компьютера, но... что-то не давало ему просто отложить папку в сторону и попросить ключи от квартиры.

— Никки... — это было словно вспышка. — Тут написано, что Гайер жил в аппер-весте, и работал там же. Так какого хрена он забыл в самой засранной дыре Бруклина?

Хилсайд, самое близкое к старому Даунтауну и при этом открытое для цивилов место в городе, было местом, в котором просто невозможно было оказаться случайно. Хотя коммуникации и восстановили, но участок реки перегородили, и чтобы доехать из Манхэттена до этого места приходилось ехать через Бронкс, объезжая большую часть города и тратя на это несколько часов. Находящийся рядом с руинами Бруклинского моста, славящийся повышенным радиационным фоном и только огороженными, а не разобранными руинами, район был пуст большую часть своего существования, и это свойство регулярно использовали злодеи. Здесь кейпы решали свои конфликты без опасности убить случайно пару сотен цивилов и не отходя от кассы отхватить ордер на убийство. В конце-концов, даже у самых отмороженных масок хватало инстинкта самосохранения на то, чтобы играть по правилам рядом с центральным офисом Протектората.

— Не знаю. Может быть шел к любовнице, может — заблудился. — Николас вздохнул. — Я понимаю, что тебе хочется видеть в первой же детали ключ к расследованию, но это не влияет на конечный результат. Сам он оказался там, или его привел мастер будет разбираться Протекторат.

В его голосе было только профессиональное безразличие.

— Отправь мне на почту все детали дела. — Матиас покачал головой. — Попытаюсь что-нибудь сделать.

Николас посмотрел на него со странной смесью эмоций. Сожаление, понимание, ирония?

— Хочешь поиграть в детектива? — мужчина покачал головой. — Валяй. Только... будь осторожен.

— Буду. — Матиас кивнул предупреждению, и встал из-за стола. У него пропал аппетит.

Не успел он накинуть куртку, как до него донесся голос брата.

— Стой. — резко сказал мужчина. — Ты ведь сейчас к его родственникам поедешь?

Матиас кивнул. Место гибели было его единственной зацепкой, и стоит узнать у его родных, что Гайер там забыл. Может быть ему нравилось смотреть на драки кейпов вживую, или его замастерили, или и правда, любовница там рядом жила... стоило попытаться.

— Их еще не уведомили о произошедшем, так что этим придется заняться тебе. — Николас бросил ему какую-то темную книжицу. — Это должно помочь.

Книжица оказалась удостоверением работника полиции Нью-Йорка на чужое имя и фамилию, но с его фотографией. Судя по истертости обложки — сделали ее довольно давно.

— У тебя не будет из-за этого проблем? — Матиас прямо посмотрел в глаза брату.

Николас вздохнул.

— Нет. Связать реплику со мной невозможно. — он покачал головой. — Но постарайся не злоупотреблять, нормальной проверки она не пройдет.

'Врет' — понял Матиас. Слишком смущенно-виновато выглядел Никки. Похоже, ему действительно хотелось повысить шансы на раскрытие дела, но при этом он не был готов тратить на него свое время — зато был готов рискнуть своей безопасностью.

— Спасибо. — он кивнул, и, спрятав папку под куртку, вышел из ресторана.

Бумаги он решил просмотреть в машине.

* * *

Марта Шефер, сестра и наиболее близкая родственница погибшего, жила в Вудсайде — небольшом городке в полутора часе езды от города. Матиас решил добраться туда поездом — благо древнейшая железная дорога страны позволяла сократить путь почти в два раза. Купив билет в автомате и подождав немного прибытия поезда, он вошел внутрь, сразу же пройдя в конец вагона. Матиас выбрал сиденье у окна и откинул небольшой столик. Состав оказался полупуст — Вавилонский путь следования, соединявший Нью-Йорк с ближайшими пригородами, пользовался спросом только в утренние и вечерние часы. Вздохнув, парень открыл досье.

Рудольф Гайер оказался до неприличия обычным человеком. Сорок три года, холост, в порочащих связях замечен не был, медицинские обследования проходил регулярно и дотошно, похоже, боялся рака — тесты на онкологию делал даже чаще, чем рекомендуют врачи. Обьяснимо, в принципе — Нью-Йорк славен повышенным радиационным фоном. Закончил Вашингтонский университет, параллельно работая в какую-то уже прогоревшую компанию. Последние пять лет оказывал услуги для Ллойд Форенсик — достаточно известной конторы, занимающейся всеми видами учета. Судя по словам Кайзера — работал на аутсорсе для Медхола, и вряд ли только для них.

На этом информация, собранная в папке, и заканчивалась. Досье Рудольфа был образцовым пустым листом — в нем не было ничего, кроме бесконечных: не был, не состоял, не участвовал, не привлекался, не замешан, не замечен, не... худшим из преступлений, совершенным мужчиной, была парковка в ненадлежащем месте, случившаяся пару месяцев назад. Такому человеку просто нечего было делать за пределами уютного, хорошо охраняемого квартала. И уж точно он не мог оказаться в самом опасном месте города, посреди заполненного в конец опустившимся криминалом района, где даже полиция рисковала появляться ночью только вооруженным отрядом по две машины.

Матиас вздохнул — картина не складывалась. Социальные сети убитого тоже не дали результата — он почти не был в них представлен. Linkedin показал только предельно скупой профиль, из которого можно было увидеть только довольно впечатляющее резюме да список рекомендаций, фейсбук — пару официальных фотографий да дату рождения. В менее популярных сетях Матас даже не стал пытаться искать — Рудольф оказался человеком старой закалки, презиравшим или, по крайней мере, игнорировавшим существование социальной части интернета.

Из мыслей парня вырвала резкая остановка — поезд доехал до нужной станции. Матиас вышел из поезда, и глубоко вдохнув, задержав дыхание и прислонившись к стене платформы — этот город всегда встречал приезжих легким головокружением и терпким, насыщенным хвойным привкусом. Вудсайд не без причины получил свое имя — стоя посреди почти нетронутого соснового бора, после запыленного и шумного Нью-Йорка он казался другой реальностью. Город был маленьким, со всего одной, зато огромной школой, небольшим административным центром и окружавшей его огромной сетью коттеджей, создающих свой собственный мир.

Здесь было хорошо проводить старость или растить детей — среди природы, в полной тишине, спокойствии и безопасности, в тени притягивающего к себе всех амбициозных людей Нью-Йорка. Матиас хотел бы когда-нибудь переехать в такое место — лет через тридцать, передав предварительно все дела подготовленному наследнику. Построить хороший, уютный дом, в котором и собирать на праздники всех близких, никогда в эти дни не заговаривая о бизнесе. Так, как поступил в конце своей жизни Ричард Андерс и как, безо всякого сомнения, поступит в свое время Кайзер.

Вздохнув, Матиас все-таки постучался в дверь симпатичного дома с желтыми стенами. Он не смог предупредить о своем приезде — в досье не было номера мисс Шефер, но у него было предчувствие, что та будет дома. Спустя некоторое время внутри раздались суетливые шаги, и дверь открылась.

Сестра погибшего оказалась дородной женщиной со светлыми волосами и теплыми глазами — чем-то она напоминала упитанных кухарок и помощниц пекарей из рекламы хлеба. Она удивленно смотрела на него, похоже, не понимая, что могло занести незнакомого парня в костюме к порогу ее дома.

Поняв, что еще немного, и он услышит сакраментальное 'прошу прощения, но я не хочу купить пылесос', Матиас выдохнул, и протянул одолженое Николасом удостоверение.

— Прошу прощения за беспокойство, мэм, полиция штата Нью-Йорк. — он вздохнул. — Боюсь, я должен сообщить вам печальные новости.

Женщина посмотрела на него со смесью страха, непонимания и удивления — и Матиас понял, что смотрит в свое отражение в оконной поверхности. Когда Кайзер сообщил ему об убийстве одного из своих, его взгляд выглядел именно так. Трагедия обошла его семью стороной — чтобы попасть в чужую. На мгновение ему снова стало стыдно за свою непрошенную радость.

— Я... — мисс, которую Матиусу все время хотелось назвать фрау, Шефер оглянулась — в гостиной, похоже, играли дети, и вздохнула. — Проходите, офицер.

Он вошел, скинув ботинки и всунув ноги в теплые тапочки с изображением плюшевого медведя — других рядом со шкафом не было. Женщина прошла назад по коридору, поднявшись на второй этаж — похоже, она не хотела, чтобы дети услышали неприятный и не предназнавшийся им разговор. Вскоре они оказались в самой крупной комнате этажа и, похоже, дома — в строгом кабинете. Деревянные панели на стенах, широкий письменный стол, удобное кресло, пара небольших диванов — никакой электроники кроме пары колонок в комнате не было. И судя по тому, насколько неуютно себя чувствовала фрау Шефер, это был рабочий кабинет ее мужа.

Чуть-чуть помявшись, она так и не решилась сесть в стоявшее за усыпанным бумажными стопками столом кресло, вместо этого опустившись на стоявший в отдалении диван. Матиас последовал ее примеру, сев напротив.

— Ваш брат, герр Рудольф Гайер, был найден убитым этой ночью. — он вздохнул, но заставил себя продолжать. — Он оказался посреди сражения между злодеями из разных группировок во время их схватки в печально известном Хилсайде. Примите мои соболезнования.

Марта выдохнула, прижав руку ко рту.

— Ох, Руди... — она покачала головой, явно с трудом удерживая себя от слез. — Все ведь было так хорошо...

Матиас прищурился.

— Мне поручили расследование этого дела, фрау Шефер. — он вздохнул. — Мне жаль, но я вынужден попросить вас ответить на несколько вопросов.

Марта посмотрела на него с горькой поволкой в глазах.

— Я... — она встряхнула головой. — Да, конечно. Спрашивайте, офицер.

Он внимательно посмотрел на нее. Женщина, похоже, не потеряла знаменитой немецкой страсти к порядку и традиционного уважения к органам правопорядка. Похоже, ей просто не могло прийти в голову, что кто-то мог подделать удостоверение и притвориться полицейским — да и зачем?

Матиас вздохнул. Предупреждение Николаса сверкнуло новыми гранями — он ненавидел злоупотрелять чужим доверием. Особенно настолько чистосердечным.

— Ваш брат... — он задумался на миг, побарабанив пальцами по подлокотнику кресла. — Насколько часто вы контактировали в последние месяцы? Могли бы вы заметить изменения в его поведении, постепенные или резкие?

Марта задумалась, и странно посмотрела на него.

— Могла. — ее голос был неожиданно уверенным. — Руди очень любит... любил своих племянников. Старался заходить на каждых выходных. Каждое воскресенье мы вместе пили кофе на террасе, пока дети играли в саду.

Матиас кивнул. Значит, как минимум один свидетель возможных изменений у него есть.

— Хорошо. — он улыбнулся. — Опишите его поведение в последние четыре недели. Были ли резкие изменения? Навязчивые идеи? Может быть он делился планами на будущее? Или проявлял настойчивый интерес к маскам?

Марта снова кивнула — и снова до неуместности уверенно.

— Нет-нет, ничего связанного с кейпами. У Руди были... не совсем идеи. — женщина вздохнула, прикрыв глаза и вспоминая. — Около месяца назад — да, месяца, я помню, тогда простудился Габи, Руди был очень радостным. Он не захотел рассказывать детали, но был уверен, что скоро его жизнь изменится к лучшему. — Марта горько улыбнулась. — Я тогда подумала — 'неужели он решил, наконец, жениться'. Сорок лет мужчине, а только о работе думал.

Матиас прищурился, нервно щелкнув пальцами. Кажется, он подходил к чему-то важному.

— Что было после этого? — он очень-очень внимательно посмотрел на Марту. — Важны любые мелочи.

Марта задумалась, теперь дольше — почти на минуту. И, наконец, покачала головой.

— Он пропустил воскреснее кофе на прошлой неделе — в первый раз последние два года, но предупредил, что это из-за того, что ему пришлось задержаться на работе. — женщина вздохнула. — После этого от него не было никаких вестей.

Матиас задумался. Это... возможно, только возможно, то, в чем он нуждался. Он задал еще несколько вопросов — о моральном облике, увлечениях и возможных причинах такого поведения погибшего. Марта ничего не знала — или превосходно притворялась, но он очень в этом сомневался. В конечном счете стало понятно, что больше ее спрашивать не о чем.

Матиас кивнул, и поднялся с дивана, отряхнув задравшийся пиджак.

— Благодарю за участие, фрау Шефер. — он постарался уверенно улыбнуться. — Полиция сделает все возможное, чтобы раскрыть это дело.

Женщина кивнула, и, проводив его до дверей, все-таки спросила.

— Если я могу узнать...— она покачала головой. — Что происходит, офицер? Почему вы были так заинтересованы изменениями, произошедшими за последние два месяца?

Матиас вздохнул, и прямо посмотрел на нее.

— Как я уже сказал, тело вашего мужа было найдено в Хилсайде. — он покачал головой. — Случайный человек не мог оказаться там. Есть вероятность, что ваш брат оказался жертвой злого умысла парахьюмана со способностями мастера.

Марта тихо выдохнула — горечь сменилась ужасом.

— Но... — она покачала головой. — Почему?

Матиас вздохнул.

— Возможно, у него хотели украть деньги, и таким образом избавиться от тела и укрыться от интереса полиции. Возможно, ему просто не повезло стать свидетелем противоправного акта, и во избежание разглашения злодеи решили подстроить несчастный случай. — он покачал головой. — Я не знаю, фрау Шефер.

Женщина кивнула.

— Я поняла. — она нахмурилась. — Офицер, могу ли я вас попросить об одолжении?

Матиас удивленно посмотрел на нее, и кивнул.

— Если оно в рамках закона.

Марта печально улыбнулась.

— Когда вы найдете убийцу, или хотя бы поймете, почему умер мой брат — расскажите мне. — она вздохнула. — Я хочу знать.

Матиас задумался, и улыбнулся.

— Я постараюсь, фрау Шефер. — он, наконец, обулся и вышел за дверь. — Всего наилучшего.

Женщина ответила тем же, но ее взгляд явно говорил — она прекрасно поняла, что он ей ничего не расскажет. Потому что если он прав, то лучше бы ей и ее семье держаться от этого как можно дальше.

* * *

В офисе Ллойд Форенсик его встретили тепло и даже нежно — Матиас даже не успел представиться перед тем, как симпатичная девушка на проходный выписала ему пропуск и вежливо указала, где найти нужный кабинет. Он напрягся — такое отношение было тем неприятнее, что он не понимал причин подобного радушия. Скорее всего, его уже ждали.

Кабинет, если верить табличке на двери, Энтони Нортона, главного бухгалтера, был обставлен вызывающе скромно и со вкусом. Вместо уже приевшихся деревянных панелей, дальняя часть стены, прилегавшая ко входу в комнату, была отделана белым декоративным камнем, а все оставшееся пространство занимали широкие окна и огромный, уставленный книгами шкаф-стеллаж на всю стену. Длинный, Т-образный черный письменный стол, занятый только компьютером да небольшой настольной лампой, вносил в царство модерна последние шрихи. В офисе было очень светло, уютно и в меру холодно — Матиас сразу почувствовал симпатию к тому, кто его обставлял. Это была очень качественная дизайнерская работа.

Обладатель помещения сидел тут же, внимательно и бесцеремонно рассматривая Матиаса. Он обладал достаточно интересной внешностью — короткие, рано поседевшие волосы только подчеркивали острые скулы, а ярко голубые глаза смотрели жестко и явно сверкали интеллектом. Чем-то он напоминал Кайзера, но, в отличие от него, мистер Нортон не пытался прятать прямоту и жесткость своего характера. Матиас дал бы ему лет пятьдесят — может быть чуть-чуть меньше.

Не успел парень потянуться за истрепанной книжицей, как мужчина в кресле поднял руку, почти брезгливо посмотрев на наполовину открытое удостоверение.

— Молодой человек, уберите с глаз моих эту подделку. — крючковатый нос вздернулся в ярчайшем жесте отвращения. — Я и без того имею представление о том, зачем вы здесь.

Матиас кивнул — это было понятно хотя бы по тому, как его пустили в офис. Впрочем, от этого не становилось понятнее, почему — и как определили, что придет именно он.

— И зачем же? — решил сыграть он в старую переговорную игру, отвечая вопросом на вопросом, одновременно уступая инициативу собеседнику.

Нортон слегка устало посмотрел на него, и вздохнул.

— Несчастный Рудольф Гайер безвременно скончался. — сказал он тоном, исключающим даже намек на сожаление. — Медхолу понадобился новый бухгалтер, готовый заняться его внутренними счетами.

Матиас вежливо улыбнулся и кивнул.

— В том числе, мистер Нортон. — он покачал головой. — Но мистер Андерс еще не дал четких указаний по этому вопросу...

Мужчина снова перебил его.

— И не даст до той минуты, пока все вопросы, связанные с усопшим не будут решены. Макс известен своей... щепетильностью. — Энтони внимательно посмотрел на него. — Как я вижу, вас еще не посвятили в подробности нашей работы. Не так ли?

Матиас задумался. Разговор принимал совершенно неожиданный оборот.

— Допустим, что это так. — уступил он еще один раз.

Это начинало надоедать.

— Что вы знаете о стиле управления вашего дяди? — взгляд мужчины буквально уткнулся в него, пытаясь выцепить мысли.

Он попытался ответить, но Нортон снова взмахнул рукой, не дав ему ответить.

— Значит, ничего. — мужчина вздохнул. — Макс — параноик. Аудитом Медхолла кроме нас занимаются еще две компании, бухгалтеров он отбирал лично. Контракт строился на брокерской основе, с процентом от каждой обнаруженной недостачи.

В голове у Матиаса щелкнуло. Вот почему он даже проходя практику в бухгалтерии ничего об этом не узнал — проверки имели смысл только пока оставались скрытыми.

— В Ллойд Форенсик мистер Андерс делал выбор между вами и мистером Гайером, не так ли? — бросил Матиас почти на удачу, и понял — попал в десятку.

Нортон поморщился, будто попробовал свежий лимон.

— Да. — мужчина кивнул, похоже, даже не пытаясь скрывать этого факта. — Рудольф смог убедить его в том что не связанный обязанностями и нагрузкой, прилагающимися к должности главного бухгалтера, работник справится с поставленной задачей лучше.

Матиас кивнул. Он сам поступил бы так же — привычка возлагать слишком большую нагрузку на одного человека никогда не приводила к хорошим результатам. Впрочем, это изрядно зависело от мотивации — матери-одиночке с двумя детьми он спокойно поручил бы гораздо больше, чем сытому и обустроенному молодому специалисту. Просто потому, что первой деваться некуда, даже на тот свет, и мобилизировать она может гораздо больше рабочих ресурсов.

По мнению Кайзера, у Энтони Нортона подобной мотивации не было.

— Понимаю. — он улыбнулся. — Насколько я понимаю, вы хотите, чтобы я поспособствовал передаче этого контракта вам?

Это имело смысл — брокерский договор на аудит сам по себе был предложением редким, фактически — золотой жилой, при этом стабильной и долговременной. По большому счету, это было тем рабочим местом, которое хотя и стояло первым в ряду кандидатов на сокращение при любом кризисе, в реальности никогда не рисковало потерять работу по целому ряду причин. Особенно — если вместо золотых наручников незадачливый работодатель подарил работнику парашют.

Разумеется, Матиас не собирался просить за Нортона. Для того, чтобы делать это для человека, которого ты видишь в первый раз и о чьих профессиональных качествах знаешь только из его собственных слов, нужно быть имбецилом. Но пообещать — почему бы и нет? В конце-концов, доказать, что он не говорил об этом с Кайзером будет невозможно. Просто его мнением в конечном счете решат пренебречь.

Нортон ухмыльнулся, и покачал головой.

— Нет. Я очень сомневаюсь, что ваше мнение как-либо повлияет на решение Макса... или что вы окажетесь достаточно глупы, чтобы его высказывать. — он ухмыльнулся. — Дело в другом. Чем вы сейчас занимаетесь?

Матиас понял — как-то сразу и в один момент. Все оказалось куда мельче и проще, чем он думал. Соблазнительному журавлю, нагло махавшему крыльями в отдалении, Нортон рационально предпочел упитанную синицу.

— Открываю филиал Медхолла в Нью-Йорке. — спокойно, без малейшего затруднения ответил Матиас.

Нортон удовлетворенно кивнул.

— — Строите отделение под себя. — мужчина очень искусственно улыбнулся, подняв краешки губ. — Макс дал вам карт-бланш, не так ли?

По выражению его лица было понятно — он и так это знал. Кайзер действительно подарил Матиасу на совершеннолетие возможность проявить себя и увериться в своих силах. Открыть полноценный, функциональный филиал компании, начиная с фундамента. Аренда офиса и сборка мебели, написание бизнес-плана, согласование с администрацией, найм работников и формирование функциональных рабочих отделов — все как и в остальных филиалах, пусть и в меньшем масштабе. Четкая, очень конкретная задача, открывающая при этом совершенно чудовищный простор для проявления инициативы. К счастью, поддержку юристов Медхолла у него не отобрали. Но — только их.

Вздохнув, Матиас протянул визитку.

— Пришлите мне превью во всех подробностях, я посмотрю, что смогу с этим сделать. — он покачал головой. Похоже, придется попросить Лизу найти информацию по их работникам.

Конечно, вынужденный контракт — мера неприятная, но... Матиас сделает все, чтобы он не оказался подарком для Ллойда. Разумеется, будет тендер, разумеется, победят в нем те, с кем будут уже налажены договоренности — у таких компаний разница в качестве оказываемых услуг была крайне незначительна, чтобы простое сравнение могло что-то дать. Нужно будет правильно отобрать работников, лично отобрав обоих бухгалтеров для филиала... и правильно их замотивировав, прописав в договоре нужные поощрения. Стоит позаимствовать у мистера Андерса идею с постоянным перекрестным аудитом, хотя цифры там будут, конечно, очень неприятные, и как бы не большие, чем возможное воровство, так что роль второго аудитора придется взять на себя.

Да и в конце концов, Кайзер выбрал Ллойд Форенсик бухгалтера, занимавшегося основным аудитом всего Медхола, так что как минимум в профессионализме местных работников сомневаться не приходилось.

— Хорошо. — Нортон улыбнулся, и уже гораздо более расслабленно посмотрел ему в глаза. Он оказался достаточно умен, чтобы не требовать никаких обещаний или расписок о достигнутой договоренности.— Можете задать свои вопросы. Вы ведь расследуете убийство Гайера, не так ли?

Матиас спокойно кивнул.

— Расскажите мне об изменениях в поведении мистера Гайера, произошедших за последние два месяца. — он внимательно посмотрел на него. — Вы были его начальником на протяжении последних нескольких лет, так что должны хорошо его знать.

Нортон расслабленно посмотрел на него, и на мгновение взгляд голубых глаз потерял свою остроту — мужчина ушел в свои мысли, перетряхивая профессионально острую память.

— Я перестал быть таковым около недели назад. — Энтони вздохнул. — Рудольф положил заявление о своем уходе на мой стол в прошлое воскресенье.

'В тот день, когда он задержался на работе' — вспомнил Матиас.

— Каковы были причины его ухода?

Нортон задумался, и пожал плечами.

— Нашел работу получше. Последние пару месяцев Рудольф почти сиял, но на работе ни о чем не трепался — только сказал пару раз, что скоро сорвет куш. — мужчина саркастично ухмыльнулся. — Как можно заметить, сорвал.

Матиас кивнул. Это совпадало с рассказанным Мартой. Похоже бедолага влез туда, куда лезть не стоит... причем по собственному желанию. А ведь на идиота, судя по резюме, совсем не тянул.

— Были ли какие-то отклонения в его поведении в связи с этим? — парень внимательно посмотрел на Нортона. — Нарушения рабочей этики, несчастные или странные случаи, просто неоднозначные инциденты?

Мужчина не задумываясь кивнул.

— Он четыре раза за месяц пропустил работу. — Нортон серьезно посмотрел на него. — Без объяснения. За предыдущий год — всего один пропуск, причем по подтвержденной болезни.

Матиас кивнул.

— Что-то еще? — спросил он без особой надежды.

— Он был взволнован и вечно заспан, приходил в помятой одежде. Будто... — мужчина щелкнул пальцами. — Словно ему не хватало времени для чего-то более важного, и работа отошла на второй план.

В голосе Нортона звучало явное неодобрение, и Матиас кивнул. Рабочая этика оставалась рабочей этикой, и в какие аферы бы ты не влипал, профессия не должна отходить на второй план. Впрочем, в конечном счете Гайер все-таки уволился.

— Понятно. Два последних вопроса, не относящихся к произошедшему. — Матиас вздохнул. — Как вы объяснили секретарше, кого пустить, если знали, что я приду с фальшивым удостоверением на другую фамилию?

Мужчина странно посмотрел на него.

— Отдал Маргарет фотографию из юности Макса, она была в википедии. — он покачал головой. — Может быть вы этого не понимаете, но выглядите вы как его точная копия двадцатилетней давности.

Матиас кивнул, пытаясь удержать радостную улыбку. Может быть это и не было комплиментом, но он был польщен.

— Хорошо. — парень вздохнул. — Почему вы решили, что я расследую смерть мистера Гайера?

Это было далеко не самым логичным предположением, особенно зная, что ему всего восемнадцать лет — скорее он бы действительно пришел договариваться о временном исполнении обязанностей усопшего, как личный порученец мистера Андерса.

Нортон улыбнулся. Впервые — почти искренне.

— В день, когда Макс спустит смерть своего на тормозах — ад замерзнет. — мужчина покачал головой. — Я верю в семейный способ ведения дел, мистер Андерс. Можете счесть меня излишне сентиментальным.

Матиас кивнул, и встал. Он понял, почему Нортон, человек явно не бедствующий, крайне квалифицированный и буквально купающийся в предложениях о работе, столько отчаянно дрался за право работать в высших кругах Медхола, и оказался так рад гибели более удачливого конкурента, давшей ему еще один шанс. Это не было вопросом денег — это было вопросом статуса и гарантий. Деньги можно заработать и потерять, навыки могут пропасть из-за травм, а имущество может сгореть, но одно не изменится никогда — статус члена ближнего круга. Кайзер был очень строгим человеком и редко прощал ошибки, но никогда не бросал своих. Каждый достаточно высокопоставленный член Империи или Медхолла (что, зачастую, было одним и тем же), мог быть уверен — в случае его гибели его семью не бросят, и обеспечат всем необходимым. И, скорее всего, за него отомстят. Репутацию, бережно создаваемую еще Всеотцом, за десятилетия существования Империи не затронуло ничего.

Погиб Гайер — и в тот же вечер, не прошло и пары часов, как разбираться в случившемся отправили его. Матиас был уверен, что сделали это только потому, что убийство действительно выглядело достаточно естественно, чтобы при беглом взгляде Кайзер мог поверить в несчастный случай. Сложись обстоятельства чуть-чуть иначе — здесь бы уже был Крюковолк или Крестоносец, а вместо инициативного порученца землю бы рыла полиция, которую очень-очень настоятельно попросили бы уделить внимание этому делу.

Именно за этим шел Нортон. Не за деньгами — за безопасностью.

* * *

В доме недавно умершего человека невозможно чувствовать себя уютно или хотя бы спокойно. Нет, в нем не скрипят таинственно половицы, не шебуршит в углу домовой, и не бросается ножами полтергейст, нет. Вовсе нет. Внешне он как раз совсем даже обычный — простая четырехкомнатная квартира в очень хорошем районе. Настолько хорошем, что можно даже не запирать дверь.

Обычная кухня, на столике которой стоит самый обычный недопитый кофе и мусорный пакет под раковиной уже начал подванивать. Обычная спальня с обычными джинсами, свисающими со стула и обычный не выключенный свет в коридоре. Обычная сломанная дверь в туалет с отошедшей петлей — ее хотели починить, но всегда было недосуг. Обычное окно в потолке и обычный дорогой телескоп под ним. Обычная цепочка фотографий в рамках перед обычным электрическим камином и широким телевизором.

Все обычное. И чудовищно, непредставимо неправильное.

Потому что никто уже не починит дверь, не допьет кофе и не повесит джинсы в шкаф. Никто не проведет рукой по фотографиям, не включит, чертыхаясь, камин и не сядет в кресло-качалку с ноутбуком, листая новости и рабочие документы. Даже статуэтки забавных котят, и без того уже изрядно запылившиеся, никто больше не протрет. Они отправятся на помойку вместе с фотографиями и остальными личными вещами в больших картонных коробках из-под мебели. Саму мебель продадут по скидке, а квартиру, очищенную от чужих следов вплоть до белых стен, сдадут кому-нибудь еще.

Что останется от человека, который жил в этом доме почти десять лет? Кто его вспомнит, кто придет на его могилу кроме коммунального служащего да банковского поверенного?

Что останется от самого Матиаса, когда так придут уже в его дом?

Парень поморщился от своих мыслей, и его передернуло. Ему дико хотелось кофе или чего-то покрепче, но квартира, перенасыщенная личностью своего бывшего владельца, отчаянно давила. В ней не хотелось шевелиться, не хотелось ничего трогать и хоть чуть-чуть менять — она застыла во времени. Каждый человек, попавший сюда, невольно чувствовал себя мелким воришкой, забравшимся в чужой дом в отсутствие хозяев и с ужасом ждущим, что сейчас, вот-вот, в следующую секунду повернется ключ в замке входной двери. И можно сколько угодно убеждать себя в том, что не повернется — подсознание все равно откажется быть логичным. Для него это место еще не стало из чужого ничейным.

Матиас снова вздохнул, и открыл предусмотрительно заготовленную объёмную сумку. На его руках уже были латексные перчатки, а по пересохшему горлу теплой волной протек терпкий и горький, похожий на деготь кофе. Это помогло сосредоточиться и откинуть накатившую на парня странную заторможенность.

Обыск — это не сложно. Это муторно, грязно и долго. Это обшаривать каждую емкость, простукивать каждую поверхность и, защитившись только тонкими медицинскими перчатками, залезая по локоть рыться в чужом грязном белье. Это проверять каждую полость, выворачивать конверты, просматривать открытую документацию и аккуратно пересчитывать, после этого возвращая, деньги во всех тайниках.

Это провести почти четыре часа, обшаривая небольшую квартиру и почти отчаяться что-либо найти. Это побороть себя и на исходе пятого часа наконец обнаружить у прикроватной тумбочки глуховатый отзвук при стуке. Это аккуратно, не оставляя следов и случайных отпечатков пальцев, разобрать всю крупную и даже мелкую мебель. Это собрать ее обратно после проверки, с каждой новой открывающейся деталью игнорируя все крепче и крепче натягивающуюся пружину в груди. Натягивающуюся так туго, что становится тяжело дышать.

Это найти вторую и третью стенку у шкафа и комода, это открыть фальшивое дно у стиральной машинки и стола. Это замереть, проглотить застывший где-то глубоко в горле мат, и медленно, осторожно отойти к столу. Это упаковать все компьютеры, флешки и жесткие диски в сумку, обернув в несколько толстых слоев фольги.

Это почти выбежать из квартиры, в один миг похолодевшей на добрый десяток градусов, и даже не заметить недоуменные взгляды редких в это время дня соседей. Это отстраненно смотреть в собственные пустые руки, все еще ощущая в них белую, прорезиненную белую маску с синей полосой на ней.

Это осознать, что все это время ты обыскивал квартиру убитого кейпа. Это понять, в какое же именно дерьмо ты вляпался.

И рассмеяться — тихо и пусто.

1.3.

Сара ковырялась в системе пейпаловского онлайн-банкинга, меланхолично пожевывая полоску мармелада. Во время работы ее тянуло на сладкое, хотя это и не было связано с расходом энергии на использование силы, она проверяла. Просто дурацкая привычка. Да и вообще — это так забавно, поставить пару мониторящих программ на оповещение, жрать какую-то ерунду и болтать ногами, сидя на удобной софе.

'Неправильный логин или пароль.'

— А если так?

'Неправильный логин или пароль.'

Сайт отчаянно ломался, не желая выдавать доверенные ему секреты. Сара могла бы проверить, что именно она вводит неправильно — логин или пароль, создав аккаунт с такими данными, но и так знала, что пароль. Ее сила позволяла пропустить пару-тройку, а иногда и добрый десяток ступеней в логической цепочке, изрядно экономя этим время. Фактически, она занималась банальным перебором, но в исполнении умника этот доисторический способ взлома был удивительно эффективен. Сара вздохнула — она чувствовала, что подобралась очень близко, буквально на расстояние одного знака, и ее пальцы непроизвольно подрагивали на клавишах, предчувствуя скорую победу.

— И все-таки, кем нужно быть, чтобы выбрать логином для пейпала 'Motherfucker001'?

Она откусила от полоски еще один приторно сладкий кусочек и вздохнула. Все это было не по-настоящему, все это было пустыми отмазками перед своими страхами: просто думай о чем-то, Сара, и не думай, что ты натворила.

— А, собственно, что здесь такого? Хотела новую жизнь, с чистого листа? Так вот она.

Она бежала из дома так, как бегут от Бойни Номер Девять или Губителей. Собрав самый минимум вещей и выбросив старые документы, сев на первый же автобус, идущий в другой штат. Без особенных перспектив, с самыми туманными надеждами на будущее.

Так сбегают из домов во внешний мир. Чернорабочими, пушечным мясом в банды, шлюхами, донорами — да кем угодно, только что не продавая зад за билет в одну сторону... Хотя иногда бегут и так. Беглецы вкалывают годами, чтобы накопить на самые хреновые документы, чтобы купить нормальное, белое рабочее место и начать наконец зарабатывать свои деньги. Отчаявшихся ребят сразу же берут на прицел рэкетиры, полицейские, трудовые службы, они копаются в самых захудалых кварталах, не высовывая носа, не мечтая о профсоюзах и в конце концов выясняют, что свобода вне дома — это такая же херня, как и свобода дома. Только там тебя будут использовать, давая за это еду и крышу над головой, а здесь — просто за то, что не убьют.

А вот она... она совсем другое дело. Сара — кей, и кейп с очень полезной силой. У нее есть неплохие, хотя и не идеальные документы, она может и умеет ломать чужие счета, и прикрываясь десятками прокси может бегать по всей стране, пока не выведет достаточно, чтобы осесть где-то в тихом месте. В крайнем случае она может продасться Протекторату — хотя они и попробуют вернуть ее родителям, но она, наверное, сможет что-то доказать, или как минимум сбежать еще раз, с регулярных рейдов Стражей.

Наконец, система аутентификации сдалась, и Сара парой жестов вывела небольшую сумму на левый счет. А потом на еще один, уже взломанный, и еще один, и так через цепочку из десяти звеньев, которая закончится на не слишком активном аккаунте, с которого она их выведет в реальные средства. Разумеется, это было перестраховкой — двадцать-тридцать долларов с тысячных счетов не стоили такого количества труда, но это было настолько безопасно, насколько воровство вообще может быть таковым. Скорее всего недостачи украденных денег даже не заметят. К тому же, так или иначе, только за последние четыре часа она заработала почти триста долларов, чего должно было с лихвой хватить на все дневные расходы.

К карточке, доверчиво оставленной парнем, девушка решила не прикасаться. На самом деле Сара могла легко вывести деньги и с основного, и с подаренного ей, и с корпоративного счетов Матиаса, подняв на этом добрую сотню тысяч, но не стала бы этого делать кроме совсем уж крайнего случая, включающего в себя десяток мордоворотов с автоматами, ломающих дверь. Конечно, когда Матиас оставлял карточку, он не знал, что она — кейп, но и в этом случае поступил бы точно так же, разве что убрав крупные суммы из ее доступа. Но дело было не в этом — для начала, он вообще не должен был ей ничего оставлять, и тем более — крупные суммы денег, оплачивая ее проживание. То, что ей повезло — наверное, впервые в жизни, было ничем, кроме чуда.

Сара вздохнула. И все-таки, она была свободна. Это чувство переполняло и играло совершенно новыми красками, практически — это было в одночасье сбывшейся мечтой. Просто в один миг, проснувшись, Сара привычно дернулась к компьютеру, чтобы проверить баланс — и осознала, что ей больше не нужно взрывать себе голову, перенапрягая силу, выполняя суточный план, выставленный отцом. Ведь иначе она останется без еды, и даже если выведет больше, то все равно окажется виновата, ведь из-за нее, конченой мрази, погиб Регги, и она должна помнить об этом. Ведь ее головная боль — ничто рядом с тем, через что проходил ее брат из-за нее, и она должна платить за это, и это она, сука, довела его до гибели, никому не рассказывая о том, что его посадили на иглу, не давая никому спасти его, хладкнокровно дожидаясь, пока он залезет в петлю. Ведь она ненавидела, всегда ненавидела его, и завидовала, и добилась своего, и теперь расплачивается за это.

Сара сжала ладонями виски и несколько раз вдохнула и выдохнула, почти заставляя себя успокоиться. Сжавшиеся до белизны, стиснутые судорогой пальцы постепенно вернулись в норму, но тело продолжало слегка колотить — событие-триггер, если верить Парахьюманз Онлайн, ни для кого не проходит бесследно. Сама Сара получила триггер во сне, не выдержав постоянного, не ослабевающего ни на секунду давления, и ее сила ничуть не помогла с ним справиться — наоборот, все стало только хуже. Если раньше ее существование родители старались не замечать, то после получения силы вцепились в открывшуюся возможность зубами, вырывая каждый доллар со взломанных счетов. И каждый раз, когда она с трудом примеривалась к размеру требуемых сумм, начиная отчислять что-то себе на будущее, повышали минимум. И оставли ее тихо выть от боли, сжимаясь на кровати в комок и мечтая только о том, чтобы все кончилось. Обезболивающие от 'болезни умников' не спасали.

Наверное, к счастью — под наркотиками она бы попросту умерла в один день от инсульта.

Сара тихо выдохнула. Она была в безопасности и была свободна. Она могла выйти из дома туда, куда хотела, могла тратить деньги на то, что хочется, одеваться так, как хочется и даже уехать в любой момент ей больше ничего не мешает. Родители не заявили на ее побег в полицию, ее никто не ищет, как бы не лгала исходящая из неверных предпосылок сила, и она, Сара Ливси, свободна. Впервые за все шестнадцать прожитых ей лет изменения не сделали ее жизнь еще хуже, чем было.

Наверное, пройдет еще пара месяцев перед тем, как она сможет окончательно в это поверить.

— Лиза? — за ее спиной раздался мужской голос. — Ты... в порядке?

'Я могу чем-то помочь? — оригинальный вопрос, был заменен на более тактичный по мнению говорящего'

Сара резко обернулась, чуть не свалившись со стола, но природная ловкость пересилила испуг. Перед ней стоял Матиас, со смесью усталости и какого-то отмороженного удивления — испытал шок около часа назад, стоит перед сложной дилемой — и задумчиво смотрел на нее.

Задумчивость предназначалась не ей, а — объект длительного рассуждения, исходя из услышанных частей телефонного разговора — преступление, занимался расследованием убийства, узнал... — Сара резко оборвала выстроившуюся логическую цепочку. Она исходила из очень туманных предпосылок, вдобавок очень легко способных оказаться ложными. В прошлый раз это пошло ей на пользу, приведя к Матиасу, но в больше так не повезет. Она и так уже исчерпала свой запас везения на годы вперед.

— Да. — она снова вздохнула, усилием воли восстанавливая контроль над голосом. — Более или менее. Лучше расскажи, что случилось с тобой.

Матиас не вздрогнул, но напрягся. Решил, что она переводит тему, заметил болезненную реакцию на воспоминания о триггере, не хочет говорить о своей проблеме, хочет избежать всех неблагоприятных развилок в разговоре.

— Устал на работе. — он покачал головой, и сел на диван напротив — [намеренно оставил широкую дистанцию между ними, не уверен, чем вызвана ее реакция, не исключает вероятности побега от домагательств на половой почве, не...

Сара вздохнула. Подобные обходительность и такт были милыми, но постепенно начинали ее бесить. Когда ты пытаешься избежать в слишком многих острых углов, в один момент говорить становится не о чем.

— Давай расставим точки над i. — девушка внимательно посмотрела на него, и с удивлением поняла, что улыбается. Защитная реакция на стресс, она не чувствует себя в порядке, с высокой вероятностью ей нужна помощь профессионального психотерапе... — девушка сдавила силу, заставив ее умолкнуть. — Да, у меня был неприятный опыт с родителями. Нет, он не включает в себя домогательства или физическое насилие, у нас просто были очень... сложные отношения. — заметил оговорку об исключительно физическом насилии, не убежден. — Не нужно вести себя так, будто ты говоришь с невзорвавшейся миной.

Хотя отчасти это и было верно. Общение с кейпами — то еще испытание, и никогда не знаешь, в какой момент они могут рвануть.

— Хорошо. — парень виновато улыбнулся. — Тогда, если ты не против, поделись успехами. Как я вижу, ты купила новую одежду? Тебе идет эта рубашка.

Говорит искренне, не договаривает. Предпочел бы не фиолетовый, а белый цвет. Считает, что это лучше подошло бы к ее глазам, не признается в этом.

— Я тоже так думаю. — Сара улыбнулась, легко поведя плечом — к чести его самоконтроля, взгляда Матиас не опустил. — Купила немного новой одежды, прогулялась по городу...

Пересилила еще одну паническую атаку, до отвала наелась сладкого в ближайшей кофейне, просидела полтора часа в глубине центрального парка, наслаждаясь природой. Этого Сара говорить не стала, это было личным.

— Рад это слышать. — Матиас улыбнулся. — Осваиваешься?

Нужна помощь? — Сара привычно проигнорировала ремарку силы. Следить одновременно за тем, что человек говорит и за тем, что в действительности хочет сказать, отвечая при этом только на первое — это, мягко говоря, процесс требующий внимания.

— Да. — она пожала плечами. — Я уже говорила, но повторю еще раз — спасибо.

Испытывает чувство вины из-за того, что она благодарит его за то, что он считает нормальным — понимает, что его действительно есть, за что благодарить — живет в конфликте между этими множествами

Сара вздохнула. Матиас был... хорошим. Пожалуй, это слово описывало его лучше всех остальных. Он был тем самым хорошим парнем, который старается сделать мир вокруг лучше, при этом не замахиваясь на какие-то глобальные цели. Его было бы легко представить в каком-нибудь благотворительном фонде — причем обязательно районном или городском, не больше, чтобы он мог следить за тем, куда идут средства. И только если бы он был чуть-чуть глупее. Но так как Матиас предпочитал деньги зарабатывать, а не выпрашивать, это амплуа ему не подходило. Впрочем... одним своим видом и образом жизни он наводил на мысли о той самой, почти потерянной немецкой мечте — большом доме с искренне любящей и любимой женой-домохозяйкой, двумя детьми и обязательно золотистым ротвейлером или овчаркой, проводящей в доме времени больше, чем в саду.

Конечно, пока что ему было всего восемнадцать, и это было не слишком заметно, но почему-то Сара ничуть не сомневалась, что именно такое будущее будет его ждать через пять-десять лет. Если его, конечно, не убьют раньше, что с хорошими парнями случалось удручающе часто. Стремление помогать другим никого до добра не доводило.

Вздохнув, девушка постаралась заглушить свой цинизм — в конце-концов, сейчас она была той, кому помогают. Это не сказать, чтобы радовало, но оспаривало ее жизненные взгляды самой убедительной из форм отрицания — примером.

Неловкое молчание все тянулось и тянулось. Матиас, исчерпав запас реплик, сказанных из врожденной или воспитанной вежливости, затих, глубоко уйдя в свои мысли. Сара вздохнула и открыто посмотрела на него.

— Матиас, я же вижу, что мысленно ты не здесь. Я могу чем-то помочь? — стоит перед сложной задачей, не имеет решения, знает возможный способ, не хочет его использовать. Способ?

— Почему ты так решила? — его голос был открытым, правильным, с очень уместным недоумением, но девушка только покачала головой.

— Ты уже пять минут сидишь с рукавом пиджака, засунутым в джем. — парень дернулся, только разбрызгав сладкие, клейкие капли по одежде. — И ты застыл, расстегнув его до половины.

А еще у него был совершенно не идущий ему рассеянный взгляд, и даже не имей Сара силы, его задумчивость была бы очевидна.

Парень тяжело вздохнул.

— Я... ладно, ты права. — он улыбнулся с видом 'ну если ты так хочешь, то хорошо', спросив безо всякой надежды на положительный ответ. — У тебя нет знакомого хакера, который сможет взломать персональную базу данных с компьютера и жестких дисков?

База данных принадлежит кейпу, высокая вероятность повышенной защиты, не имел возможности отбить у кейпа, не кейп, следствие → украл у кейпа. Мертвого? Живого? Мертвого, в гражданской личности. Не знал о том, что погибший — кейп,

не нарушал неписанных правил.

Сара выдохнула. Это было... мягко говоря неожиданно. База данных, принадлежащая погибшему кейпу? Это было не то, чтобы против неписаных правил, взаимодействие официальных служб с кейпами после их смерти ими почти не регулировались, но просто неформально это было опасно. Что может быть на этих жестких дисках? Сколько людей, влиятельных людей, пожелают оставить эту информацию закрытой, вместе со всеми, кто получил к ней доступ?

Сара в очередной раз прокляла свою любознательность, местами переходящую в болезненное любопытство. Впрочем, это было во многом профессиональным.

— Ты удивишься. — она улыбнулась, и выхватила у парня сумку с ноутбуком. — Я... скажем так, я не просто так сбежала из дома.

Сильно удивлен. Не верит в совпадения. Ожидает худшего, осознал вероятность того, что она — кейп, испуган... нет, не испуган, озабочен. Рассматривает вероятность того, что ее подослали — не понимает, почему его не предупредили — нуждается в ее услугах — не видит иного выхода. Связан с кейпами, многое знает о кейпах, не является кейпом. Поправка — очень плотно связан с кейпами, имеет комплексы из-за отсутствия силы. Кейп во втором или третьем поколении.

Сара выставила руку вперед в жесте чистого отрицания.

— Стой! — она вздохнула. — Перед тем, как ты сделаешь неправильные выводы — меня не преследуют, я не скрываюсь, тебе ничего не угрожает. Я просто понимаю кое-что в хакерском деле.

Сара неуверенно посмотрела на Матиаса. Она не то, чтобы врала, но... ее транзакции были очень мелкими, и скрыты доброй сотней прекрасно налаженных прокси серверов, так что найти почти невозможно, но... почти. Всегда остается та самая доля процента, которая приводит к проблемам.

Матиас вздохнул, и покачал головой.

— Окей. — он взлохматил волосы. — Знаешь, я не верю в совпадения, но... я не задаю вопросов. Только... — хочет гарантировать неприкосновенность и нераспространение информации из базы данных — не хочет угрожать — понимает, что она не сможет ее использовать — понимает, насколько выгодно ей сложившееся положение вещей — подсознательно расчитывает на ее благодарность — понимает, что данные на жестком диске могут изменить баланс сил, сделав крайне выгодной для нее продажу — не может это проконтролировать, ей может быть нужен интернет для успешного взлома... — Надеюсь на твою... сознательность.

Сара покатала это слово на языке. Не благодарность — это, все-таки, слишком эфемерное понятие. Не интеллект — он имеет мало общего с моралью. Сознательность — умение взвесить все факторы и принять правильное решение. Девушка улыбнулась. Парень, как минимум, умел и любил выбирать слова.

— Ничего не обещаю, но посмотрю, что можно сделать. У меня есть некоторый опыт. — она открыла ноутбук, уже начавший загружаться, и ощутила привычную щекотку в пальцах и висках — сила чувствовала, что ей скоро придется занятся делом. Ее пальцы замерли над клавиатурой, и у нее все-таки вырвалось. — Но только в этот раз, и только потому, что я этого хочу.

Матиас кивнул, и, не издавая ни звука, отошел назад. Понял, что его присутствие будет отвлекать ее от работы — ненавидит, когда кто-то смотрит из-за плеча — не имел желания принуждать ее к работе — осознал, что это ее болезненная точка — чувствует вину.

Сара вздохнула. Слишком хорошие люди, как оказалось, тоже имеют свои недостатки. Но, по крайней мере, если ее сила ей не врет — а она не врет, уж язык тела и игру лицевых мышц она читала как открытую книгу — заставлять ее использовать силу он не собирается даже на уровне мыслей. Конечно, это всегда может измениться, а к хорошему быстро привыкаешь, но...

Покачав головой, девушка погрузилась в мир, состоящий из цифр, букв и постоянно появляющихся догадок — перед ней был целый мир, который нужно исследовать.

Своей глупой улыбки она предпочла не заметить.

* * *

21 ноября 2009 года

Человеческое общество очень похоже на термитник. Оно состоит из тысяч и миллионов особей, связанных между собой тончайшими нитями материальных интересов и оковами социальных ролей. Рабочие, больше похожие на рабов — низший пласт, и годящийся то только для самой простой работы, да вот только очевидно и болезненно необходимый. Они не умеют думать, не умеют создавать, не имеют склонности к принятию решений — и все же, словно противореча этому, возносят свое жилище на непредставимую высоту. Пять метров — что это для десяти миллиметрового термита, едва способного посмотреть вверх? Не похоже ли это на прекрасные соборы прошлого, ставшие небоскребами настоящего? Знает ли простой рабочий, зачем таскает он мешки с песком, почему так, а не иначе кладет стальные балки, и зачем оно нужно, это абсурдно огромное строение?

Нет, конечно же нет. Рабочий не строит небоскреб — он отрабатывает свою пайку. Безразлично ему, превратится ли его труд в прекрасное строение, станет ли оно офисом, больницей, административным зданием или так и останется кучей камней и стали. В его мире не существует значимых структур — только мелкие, сливающиеся подчас в бесконечный цикл из закатов, рассветов, тяжелой работы и попоек по пятничным вечерам.

А знает ли среднее звено о том, что оно строит? Знает ли это инженер, обсчитывающий структуру и характеристики будущего здания, архитектор, рисующий фасад и готовящий проект, бухгалтер, превращающий чужие идеи в сухие цифры или юрист, приводящий задумку в единообразие с законами? Они ведь размышляют не отдельными камнями и балками, о нет — целыми схемами и структурами. Они жонглируют вариантами будущего, переставляют и объединяют в единое целое многие тонны железобетона и стекла. Ведь так? Нет, дорогой дневник. Боюсь, что нет. Мы, среднее звено, достаточно умны, чтобы принимать решения, и достаточно разумны, чтобы осознавать, что от нас ничего не зависит. Мы создаем проекты, придаем им форму и потенциал — но воплощение никак к нам не привязано. Один росчерк ручки управляющего, распределяющего бюджет, легко может похоронить прекраснейший проект.

Вот уже тридцать лет я поддерживаю жизнь в десятке крупных легальных компаний, и еще пяти не совсем легальных. Тысячи и тысячи людей обязаны мне своими рабочими местами, которые не сократили из-за увеличившейся налоговой нагрузки. Я спасал бизнеса от закрытия и продавал их вороватых менеджеров, когда считал это нужным, когда вред от них превышал получаемую от их работы выгоду. Я находил недостачи, злоупотребления, отмывания — целые прачечные внутри прачечных, которым позавидовал бы и Аль Капоне. Я был судьей, прокурором и адвокатом в одном лице.

Я управлял чужими судьбами — и это никогда и ни на что не влияло. Никто и никогда не позволял мне принимать настоящих решений. Я всегда мог только рекомендовать.

Пятьдесят миллионов. Пятьдесят миллионов американских долларов. Много ли это, дорогой дневник? Стоит ли это рисков, что придется взять на себя, воровства и предательства? Стоит ли это смерти — если не настоящей, то для бедной Марты, малышей Кристиана и Леопольда? Я никогда больше не увижу их — для их же блага. Я запишу себя во враги многим людям, чьих имен за годы работы так и не смог узнать.

Стоит ли это того, дорогой дневник?

24 ноября 2009 года

Я уже давно не мальчик, дорогой дневник. Пятьдесят три года — больше, чем многим везет прожить, и более чем достаточно, чтобы осознать свои сильные и слабые стороны.

Я — слабая маска. Это сложно подвергать сомнению, ведь пусть мои шифры и хороши, а навыки взлома еще лучше, но я не переживу столкновения даже с Патрицием, что уж говорить о Путеводце. Как же иногда хочется выколоть ему глаза и стереть с его лица эту наглую ухмылку. Одной пули, одного точного удара хватит, чтобы золото радужки сменилось окровавленным белком — удара, который никогда не будет нанесен. Он это знает, и от того его ухмылка становится только развязанные. Когда я смотрю на него, я слышу хруст сломанного будущего, которое никогда уже не наступит.

И все же, когда-нибудь, я отомщу. Я все еще главный бухгалтер, а Аристократ мне сильно обязан. Посмотрим, насколько далеко выродок сможет зайти, если против его продвижения будет выступать весь костяк отделения.

29 ноября 2009 года

Жизнь не лишена своеобразной иронии — тот, кто столько времени находил и наказывал за воровство, скоро присоединится к числу преступников.

Пятьдесят миллионов — вот сумма сделки, на которую согласился Аристократ. Сколько это? Немало. Не самые большие деньги, меньше десятой части той суммы, что прошла сквозь мои руки за долгие годы работы, и все же — немало. Крупнейшая разовая сделка в истории Элиты Нью Йорка. Этого хватит, с лихвой хватит, на новую жизнь. Новую личность, новый костюм и новый город. Этого хватит на свою корпорацию, свою организацию — свой город. Этого хватит на то, чтобы стать неподотчетным и самому принимать решения.

Я почти решился, дорогой дневник. И все же — сколь же все-таки страшно принимать такие решения.

31 ноября 2009 года

Молокосос без малейших навыков, поднявшийся только за счет удачи. Ублюдок, принятый в организацию, ставший полноценным членом меньше, чем за два года. Нахальная недоросль, которую не научили даже гладить костюм.

Аристократ сошел с ума. Они все-таки допустили его до этой сделки. Пацана, и пары лет не продержавшегося в среднем составе, ввели в тайну высшего круга. Похоже, его собираются продвигать еще выше — слишком мало у Элиты предсказателей. И мало то, что допустили, но ему поручили обеспечить безопасность посылки.

Это помешательство. Молодой идиот нас похоронит — всех нас, без исключения.

Я... у меня нет слов. Мое мнение больше ничего не значит за пределами бухгалтерского стола. Пятьдесят миллионов, сделка, которую готовили и проверяли так долго, может сорваться в последний момент — и все из-за кадровых перестановок. И ладно бы просто сорвалась, но успех теперь достанется Путеводцу. Иначе уже не бывает — Аристократ за своей болезнью потерял всю волю к управлению, передавая решения комитету. Комитету, в котором так много веса набрал этот ублюдок.

Я не могу и не желаю иметь к этому никакого отношения. Я умываю руки.

10 декабря 2009 года

Как я и думал, он облажался.

Путеводец может видеть будущее столько, сколько захочет — это не добавит ему ума. Аристократ заставил его извиниться передо мной и наладить отношения — ему не хотелось распрей и расколов среди своих. Я согласился, и сделал вид, что простил — шеф заслужил право уйти спокойно. Его болезнь становится только хуже, и он уже почти не появляется в отделении. Скоро он умрет, и филиал достанется Патрицию. Это еще не определено, но все это понимают. Радует только то, что наверху хватило ума не допускать до всех рычагов молокососа — главами филиала не становятся без должной проверки, и ему предстоит еще год доказывать свою полезность, прежде чем он сможет претендовать на такой пост.

Как бы там ни было, меня это уже не касается. Идиот совершил ошибку — даже две. Для начала, он решился посоветоваться со мной об обеспечении мер безопасности для посылки, надеясь на мой опыт. Глупо, он еще не понял, что доверять в таких вещах не стоит никому. Во вторых, в качестве главной дополнительной меры безопасности принят главный технарский сейф, с паролем, генерируемым из истинно случайных чисел. Взломать его почти невозможно — для этого нужно быть Дракон или Эйдолоном, и иметь пару часов времени.

По крайней мере, так все думают. Я создавал программную часть этого сейфа, и могу открыть его по щелчку пальцев. Остальные меры безопасности тоже известны, и посылка пробудет в сейфе как минимум одну ночь перед дальнейшей транспортировкой.

Все буквально идет мне в руки.

12 декабря 2009 года

Приближается час Х, дорогой дневник.

Вряд ли меня в чем-то подозревают, но все-таки, я не стал готовится к исчезновению. Никаких предупреждений, никаких взятых кредитов или проданной техники — жадность сгубила не одну кошку, и на фоне пятидесяти миллионов этот десяток тысяч не стоит ничего.

Просто в один день посылка исчезнет, а вместе с ней исчезну и я — получив деньги. И кинуть меня не выйдет, иначе информация о всем содеянном уйдет в открытые каналы, и всем станет плохо. Особенно — покупателю, так как он станет врагом всей Элиты. Срыв сделки таких масштабов — это объявление войны.

Я предложил купить посылку этой нацистской недоимперии, выскочке из Броктон Бея, Аккорду, и еще паре организаций. Посмотрим, кто сможет предложить больше, но время на исходе. У меня будет ночь и день, чтобы исчезнуть — на днях умрет Аристократ, и потеря посылки ненадолго забудется. Первая встреча произойдет в старом добром Хиллсайде, в двенадцать ночи. Вторая — тринадцатого в то же время. Третьей, надеюсь, не понадобится. Конечно, меня все ещё могут перехватить по дороге, но об этом я позаботился. Хотя такие меры и стоят дорого, но свои деньги отрабатывают. Храни меня господь, и...

Спасибо тебе, Путеводец. Надеюсь, за пропажу посылки тебя убьют больно.

* * *

В комнате повисла мрачная, сосредоточенная тишина. Сара взломала компьютер всего за полчаса, и его изучение оставило больше вопросов, чем ответов. Матиас, говоря откровенно, не знал, что и думать — слишком большое количество информации свалилось на него за последнюю пару часов.

Для начала, Сара оказалась кейпом. Это не то, чтобы что-то меняло, но проясняло многие вещи. Теперь Матиасу стало понятно, почему она так легко поверила в то, что за ней гналась полиция — сбежавший из дома кейп действительно стоит розыскных мероприятий, просто на всякий случай. К тому же, у нее не могло не быть туннельного видения — извечного и неискоренимого недостатка всех умников, работающих с информацией. Излишне концентрируясь на каких-то данных они начинали разрабатывать одну-единственную, самую вероятную версию, и находили тысячи безупречных аргументов, чтобы убедить себя в ее верности.

К тому же... ее родители только что заработали еще пару очков в копилку и без того длинного тюремного срока. Чтобы довести человека до триггера, нужно очень, очень сильно постараться — и у многих подобная моральная травма не проходит вообще.

Матиас вздохнул. Все это было очень интересно и, безо всякого сомнения, важно, но совершенно бесполезно прямо сейчас.

— Не могу поверить, что такой умный человек оказался таким идиотом. — Сара вздохнула, уткнувшись лицом в сложенные ладони. — Он был или замастерен, или...

Парень кивнул. Ему тоже было сложно принять такое. Рудольф Гайер оказался... мудаком. Или, высказываясь мягче, порядочной сволочью. В его психологическом портрете не было ничего удивительного — обычный менеджер, на старости лет засидевшийся на своем месте и упершийся в карьерный потолок. Достаточно высокомерный, чтобы считать свое мнение единственно важным, достаточно тупой, чтобы ревновать и завидовать молодому коллеге. Тщеславный, трусливый, жадный — все это совершенно нормально и не вызывает удивления. Сам Матиас никогда бы не доверил такому человеку проводить аудит, но, похоже, в профессиональной области Рудольф был безупречен — иначе не удержался бы на такой должности так долго. Впрочем, его сила наверняка не мало в этом помогла — умнику сложно напортачить в бухгалтерии. Дело было совершенно не в этом.

Просто Гайер оказался недалеким простаком, чьими руками из огня вытащили очень дорогие каштаны. С ним лично побеседовали, показали и предельно четко намекнули, как сорвать куш, провели за ручку к охраняемой комнате и сделали все, чтобы он смог провернуть кражу. Путеводец, работая на себя или на кого-то еще, сделал все возможное, чтобы остаться в стороне, в то время как посылка, чем бы она не была, оказалась украдена. Вряд ли его накажут — по его словам, Рудольф был представителем высшего состава Нью-Йоркской Элиты, а предусмотреть предательство человека с таким кредитом доверия попросту невозможно.

'Поправка — держать в уме вероятность предательства Крестоносца или Крюковолка.'

— Он пытался использовать прекога. — Матиас покачал головой. — Сомневаюсь, что даже под влиянием Сердцееда можно настолько оглупеть.

Сара согласно кивнула. Хорошие, сильные боевые прекоги никогда не имели рейтинга опасности ниже семерки, а реально — восьмерки. Их было мало, даже меньше, чем сильных козырей, но даже один такой кейп стоил десятка высокоранговых брутов или бластеров. Империи, владевшей изрядным количеством сильных шейкеров и изломов, отчаянно не хватало такого бойца.

— Твое видение ситуации? — Матиас посмотрел на задумчивую девушку, сосредоточенно покусывающую нижнюю губу. Раз уж она — умник, то ей стоит высказаться первой.

А он потом сверит их выводы, и попытается найти явные несоответствия версий — Сара легко может уйти в своих построениях слишком далеко от реальности. Это стоит иметь в виду.

— Борьба за влияние внутри кейповской ячейки. — девушка пожала плечами. — Старый лидер, Аристократ, постепенно отходит от дел и оставляет за собой вакуум власти. Два претенда — молодой, агрессивно рвущийся вверх сильный кейп, и старый зам, опытный, проверенный, но более слабый. Контракт на крупную сумму может сместить баланс сил и сильно продвинуть карьеру, за него начинается грызня. Молодого оттесняют от сделки, и дают понять, что дальнейший карьерный рост для него закрыт на какое-то время.

Матиас согласно кивнул, освежая воспоминания. Это звучало достаточно достоверно — Рудольф хотя и был лицом прямо в грызне не замешанным, но дал довольно-таки хорошую, хотя и очень субьективную характеристику происходящему. Конечно, он искренне считал, что что-то решает, но — нет. В борьбе между Патрицием и Путеводцем он оказался простой пешкой.

— Типичная ошибка в корпоративной войне. — парень кивнул. — Когда талантливая молодежь застревает на середине карьерной лестницы — организация лопается или костенеет.

Или инициативная молодежь отжимает себе отдельные проекты, приводит их к успешной реализации, и, набрав на этом вес, выделяют свои собственные структурные подразделения, самостоятельно находящие новые контракты. С Медхоллом этого еще не случилось, но вполне могло — этот процесс был одновременно бичем и прекрасным помощником крупных корпораций. Сам Матиас через пять-шесть лет вполне мог бы застрять в положении первого зама главы Нью-Йоркского филиала, если бы его карьерный рост не был исскуственно ускорен, а барьеры — убраны.

Сара, заметив, что он вынырнул из своих мыслей, продолжила.

— Путеводца это не устраивает. Хотя умирающий начальник и дал ему возможность проявить себя, он — угроза положению остальных глав отделов, так что после смены власти он снова окажется внизу. — Сара прищелкнула пальцами.

Матиас кивнул, и продолжил за нее.

— Он решает сорвать контракт — скорее всего, сняв с него сливки. — парень задумался. — Он или сам, или представляя чужие интересы, находит стрелочника, способного убедительно взять на себя вину. Достаточно глупого и жадного, чтобы пойти на преступление... и находит. Встречается с Рудольфом, спрашивает его совета об обеспечении мер безопасности, но на самом деле — почти впихивает ему ключи от сейфа.

Это звучало достаточно логично, чтобы быть правдой. Но... что это за посылка, которая стоит таких денег?

— Не только. — Сара задумалась, и с горящим, воодушевленным взглядом, продолжила. — Путеводцу нужен был не просто стрелочник — он отвечает за охрану сейфа, и несет за нее ответственность. Вором должен быть тот, чье предательство нельзя предусмотреть, и поставить ему в вину. Или...

Матиас продолжив, подхватив мысль.

— Наоборот, упрочнить его позиции — ведь если нельзя доверять даже самым опытным и проверенным членам организации, то его малый опыт перестает быть таким ярким недостатком. — парень покачал головой. — И Рудольф прекрасно подходит под описание. Главный бухгалтер с многолетним опытом и допуском ко всем секретам, к которому его, вдобавок, направил сам глава отдела.

Это... не гениально, нет. Но очень и очень просто — и почти недоказуемо. Если подобная афера удастся, то одним ударом Путеводец выбьет фундамент из-под ног целого слоя старых управляющих. А оплатит это, разумеется, компания — утерянными пятидесятью миллионами.

Такова она, суровая и жестокая правда корпоративной войны. Кто бы из менеджеров не победил, проиграет всегда компания.

Впрочем... этого было мало. За первым ударом всегда должен идти второй, добивающий и позволяющий окончательно перехватить инициативу, не дать блицкригу перейти в мучительную, истощающую окопную войну. Управлять должен один — и любая борьба между центрами силы должна быть максимально короткой.

— 'И кинуть меня не выйдет, иначе информация о всем содеянном уйдет в открытые каналы, и всем станет плохо. Особенно — покупателю, так как он станет врагом всей Элиты. Срыв сделки таких масштабов — это объявление войны.'. — процитировала Сара. — Если Рудольф умрет — а он уже убит — информация о его предательстве будет опубликована. И будет представлена так, будто он пошел на преступление по заказу покупателя, а не по своей инициативе.

Матиас кивнул. Система мертвой руки — лучшая гарантия собственной безопасности на переговорах. Фактически, Рудольф шантажировал покупателя перспективой войны с Элитой, если ему не дадут вернуться домой и отменить вброс основательно искаженной информации — сам Матиас делал бы это через дропбокс. Это...

Путеводец не просто подставил собственную компанию на пятьдесят миллионов. Он буквально ввязал ее в войну, чтобы под шумок захватить в ней власть — у сильного боевого прекога не будет с этим проблем. Особенно, если весь альтернативный центр силы будет уничтожен, ведь война все спишет. Ему остается только одно — выиграть эту войну. Или как минимум свести вничью, вовремя завершив свои дела.

Когда же исчезнут уроды, предпочитающие решать свои проблемы маленькой и победоносной войной?

'Погодите.' — похолодело в груди у Матиаса. — 'Я предложил купить посылку этой нацистской недоимперии'

Первым покупателем неведомой посылки должен был стать Кайзер. Покупателем, который так ничего и не получил — иначе бы он об этом узнал. Рудольфа убили в тот миг, когда он добрался до места переговоров, не дождавшись появления представителя Империи... или дождавшись?

'Судя по повреждениям там был хотя бы один — аэро— или теле— кинетик.' — прозвучал в его голове голос Николаса.

Не стычку ли Путеводца и Штормового Тигра накрыл Легенда, издалека увидевший вспышки?

Путеводца, успешно ее пережившего, убившего Рудольфа, и исполнившего все свои цели. Путеводца, удостоверившегося в том, что информационная бомба Гайера будет взорвана.

Путеводца, ради своих целей втянувшего его семью в войну.

Будто в такт мыслям Матиаса, его телефон завибрировал, и заиграла бессмертная мелодия Нино Рота.

Ему звонил Кайзер. И у Матиаса не было ни малейших сомнений в том, что ему хотят сообщить.

* * *

— Матиас? — он услышал голос мистера Андерса. Связь была отвратительной — что-то экранировало сигнал, и в трубке глухо гудело. — Как меня слышно?

Голос Кайзера оказался... странным. Он был все таким же уверенным и спокойным, но Матиас почти физически чувствовал, что за этим скрывается напряжение. Слишком хорошо он знал своего дядю, чтобы не замечать таких перемен.

— Хорошо. — он ответил, слегка покривив душой. И, раз уж Кайзер спросил про связь, у этого была причина. — Вы на фабрике?

'Фабрикой' в телефонных разговорах называли главное укрытие Империи, расположенное в двух прекрасно экранированных и бронированных подземных этажах. Они были пристроены к ничем не примечательному зданию чуть-чуть к северу от центра белого квартала Броктона. Там находилась оружейная, кладовая, брифинг зал и прочие ключевые помещения, которые предпочитали не размещать на поверхности, и проходили еженедельные встречи офицеров.

То, что мистер Андерс находился там в рабочее время, было очень неприятным сигналом.

— Да. — спокойно подтвердил Кайзер. Теперь — точно Кайзер. — Провожу инспекцию оборудования.

'Провожу проверку боеготовности личного состава.' — привычно перевел Матиас.

Он невольно поморщился. Значит, и правда война.

— Чем я могу помочь? — все-таки спросил Матиас. Вываливать сразу все, что он узнал, было бы глупостью.

В трубке что-то глуховато грохотнуло, и затихло — похоже, какой-то недотепа уронил что-то тяжелое. В отдалении послышался тихий, хриплый мат — Крюковолк не сдержался. Впрочем, он резко смолк, похоже, подчиняясь раздраженному жесту начальника.

— Едешь на вокзал и берешь первый поезд в Броктон. — Кайзер был абсолютно серьезен. — Ключи можешь оставить портье.

Вот оно как... переводя на человеческий язык, это значило, что его выдергивают домой на бессрочно. Скорее всего, придется отчисляться из университета, бросать оплаченную на год вперед квартиру, и все вещи, которые не поместятся в маленький чемодан.

Впрочем, это было наименьшей из его проблем.

— Я могу узнать, почему? — ответил Матиас.

И раздраженно прикусил язык. Он тянул время — и решительность стремительно улетучивалась. Его сложно было назвать трусом, но...

Война — это страшно. Это больно. Это неприятно. Но еще неприятнее — вторгаться на территорию кейпа-предсказателя, будучи простым человеком.

"Если я это не сделаю, значит придется отправить Джесс". И придется ей не расследовать частные интересы и искать хранилище, а воевать с боевой группой, ведомой предположительным прекогом-восьмеркой.

После этой мысли решимости ощутимо прибавилось.

— Нам предъявили очень серьезные вещи. — сухой голос Кайзера окончательно подтвердил его подозрения, и без того уже переросшие в уверенность. — Мы на грани войны.

Матиас выдохнул. Значит, все-таки война. Совершенно бессмысленная, не выгодная ни одной из сторон, развязанная из интересов одного человека... Он поморщился. Это было оправданиями — прежде всего, перед самим собой. Его не беспокоили причины войны. Он просто боялся того, что она за собой повлечет.

Не своей смерти, нет — умирать не хотелось, но он мог справиться с этим. Просто у него было не настолько много близких людей, чтобы отправлять их в бой в первых рядах — когда он сам сможет только стоять далеко-далеко и смотреть, как их убивают.

Матиас резко сжал зубы, и понял, что его пальцы до треска сжали пластиковый подоконник, уже начавший потихоньку прогибаться под давлением.

— Популяр и Рудольф Гайер — это одно лицо. — его неожиданно стал очень сухим. — Воровство посылки было подстроено Путеводцем, вторым претендентом на лидерство в Элите Нью-Йорка.

На пару мгновений в трубке повисла тишина.

— Доказательства? — голос Кайзера был мертвенно серьезен, и потерял любые оттенки эмоций.

Матиас чуть не поперхнулся, пытаясь проглотить появившийся в горле ком.

— Дневник Гайера с его личного компьютера и внешних носителей информации. — он, наконец, справился с собой. — Кейповский костюм, маска при мне, остальное — в его гражданской квартире.

— Этот выродок... — голос Кайзера будто ввинчивался в уши парня. Наконец, он справился с собой — довольно быстро, учитывая, что его предал один самых доверенных сотрудников. — Ладно. Чего-то такого я ожидал.

Мужчина был взбешен, и это очень хорошо чувствовалось.

— Прямые доказательства участия Путеводца? — наконец, донеслось до Матиаса.

Парень поморщился.

— Отсутствуют. Только косвенные. — признавать это отчаянно не хотелось. — Записи в дневнике о том, как он готовился к воровству, и как с ним советовался по просьбе лидера недотепа Путеводец.

Кайзер вздохнул.

— Значит, доказать Аристократу мы ничего не сможем. — он покачал головой.— Понятно. Хорошая работа — возвращайся.

Матиас резко выдохнул, и, не давая себе передумать, ответил.

— Прошу дать мне два дня на окончания расследования. — это было глупо, но... Он просто не мог иначе.

Он мог справиться с этим, чем бы это самое "это" ни было. Найти прекога, найти украденный груз, отследить перемещения убитого, убедить Сару работать вместе с ним — Матиас мог все это, и еще множество вещей. Но справиться с пустым, удущающим ожиданием в пустом бункере — нет. Он уже потерял мисс Андерс, он уже утешал враз помертвевших сестер — и не был уверен, что чисто физически сможет вынести это еще раз.

Уж точно не с Джесс или Ванессой на поле боя.

— Зачем? — в голосе Кайзера не было иронии — только адекватный, серьезный вопрос.

Это льстило.

— Гайера можно назвать мразью и чванливым снобом, но идиотом он не был. — Матиас прищелкнул пальцами, пытаясь поймать появившуюся мысль. — Он бы не пошел на встречу со всем товаром, только частью, чтобы хватило на демонстрацию. У него было не так много времени после воровства — я прослежу за всеми передвижениями, и найду хранилище...

Кайзер не дал ему закончить.

— Аристократ потребовал от нас шестьдесят миллионов долларов компенсации, выплаченных не позднее завтрашнего дня. — мужчина покачал головой. — Я могу гарантировать день, не больше. Вероятнее — часов семь, после этого любые переговоры закончатся.

Потому что Элите эта война требуется для того, чтобы сохранить лицо. Если другая группировка может так просто сорвать им крупнейшую сделку в их истории, перекупив одного из высших чинов, то вопрос заключается уже далеко не в деньгах. Это — чистая, дистиллированная репутация. Или они спустят такое с рук, или нет. И не важно, что произошло на самом деле, и что сам вор уже убит — его не казнили показательно, перед всем составом отделения, и нужного воспитательного эффекта уже не будет. Вряд ли им даже удастся убедительно доказать, что Популяр и есть Гайер — ведь без маски его никто не видел, а значит есть вероятность, что он сбежал с деньгами.

Спустят это на тормозах один раз — и каждый высокий чин решится наворовать за пару месяцев свой двадцатилетний бюджет и сбежать, ведь один раз это уже вышло. Организация может существовать только до тех пор, пока за каждым проступком в ней следует неминуемое наказание.

— Я... — он тряхнул головой. — Сделаю.

В конце-концов, у него под рукой есть сильный умник. И хотя Сара уже изрядно ему помогла, будет преступно не использовать те карты, что подбросила ему судьба.

— Работай. — коротко ответил Кайзер, и сбросил вызов.

Матиас выдохнул, и почти рухнул на кровать, прижавшись лбом к холодному стеклу. Популяр и Кайзер. Рудольф Гайер и Макс Андерс. Работодатель и подчиненный в одной личине, не связанные друг с другом кейпы в другой. Вряд ли Рудольф знал, кто такой Кайзер на самом деле, иначе бы он не предлагал украденную посылку всем подряд, а сначала предложил ее Кайзеру. Хотя мог бы точно так же подставить — тут, как ни крути, уже ничего личного.

Какая вообще была вероятность того, что из всех людей в Штатах мистер Андерс выберет в аудиторы того, кто окажется владельцем сил? Что тот многие годы проработает на Медхолл, войдет в ближний круг сотрудников, но так и не покажет своего второго лица? Что он прогорит на сделке, затрагивающей Империю, и Матиаса отправят ее расследовать?

Матиас вздохнул — довольно высокая. Мистер Андерс никогда не экономил на отчетности, и подбирал в финансовый отдел лучших — неудивительно, что среди избранных в конечном счете оказался умник. У Гайера, работающего на аутсорсе, не было никаких причин признаваться в том, что он умник, притом слабый, боссу в гражданской жизни, а у Кайзера не было поводов его в этом заподозрить. В Нью-Йорке довольно мало крупных злодейских организаций, и Элита, эти бизнесмены криминального мира, — самое подходящее место для хорошего парахьюмана-бухгалтера. Империя достаточно известна и влиятельна, чтобы важный кейповский товар предложили ей в первых рядах, да и к Нью-Йорку она очень близко, так что это было самым разумным действием для Гайера. Ну, а то, что послали Матиаса... он не хотел слишком сильно отдаляться от семьи, а рядом с Броктоном было мало хороших университетов. Так что он все равно оказался бы в Нью-Йорке, так или иначе.

Случайности, случайности, случайности, так легко свивающиеся в закономерность.

Матиас тихо вздохнул, спрятав лицо в ладонях. У него есть семь часов, неплохой умник, и четкий план действий. А значит — нужно работать.

И да поможет ему в этом господь.

* * *

В комнате, превратившейся в аналитический центр, было тихо, только устало гудел компьютер. Прикроватный столик был завален пустыми стаканчиками из-под кофе и шоколадными обертками, а упаковка ревиталина опустела почти на треть. Перегревшийся за долгие часы непрерывной работы процессор ноутбука жег руки сквозь нагретую клавиатуру, и не помогал даже свежий ветер, столь же безуспешно пытающийся выбить из головы накатывающую боль. Во рту девушки было сухо, и ее виски неприятно пульсировали, пытаясь удержать внутри резко расширившиеся сосуды. Девушка покачала головой, и схватилась за стол, пытаясь не упасть — комната резко сдвинулась, почти закружившись вокруг нее.

Вздохнув, Сара закрыла глаза, и легла на столешницу, прижавшись лбом к прохладной поверхности. Ей было плохо — лучше, чем в старые времена, но все равно не хорошо. Она знала, что еще немного, и галлюцинации сменят головокружение, а пульсирующая боль выйдет за пределы висков, охватив всю голову. Потом в глазах начнет темнеть и у нее поднимется температура настолько, что в пору ставить капельницу, восполняя вышедшую с ознобом и потом жидкость. И, в качестве последнего аккорда, если она не потеряет сознание к тому моменту, начнется парез мышц.

Тот, кто ни разу не испытывал болезнь умников, не знает, что такое боль.

Сара вздохнула, и открыла глаза. На экране мелькали записи с доброго десятка камер, пропускающих минуты в режиме поиска движения. Она не знала, как Матиас достал их — взял у знакомого полицейского, в нарушение закона — они связаны — друзья, любовники? → родственники -> близкие друзья, полицейский рискует карьерой -> на него надавили сверху — но на одной из них должны быть запечетлены последние часы убитого. Выцепить их из пары сотен часов общего записанного времени было ее задачей, и далеко не самой легкой.

Впрочем, все было бы гораздо легче, если бы Сара не сомневалась в том, что делала. Нет, Матиас был хорошим человеком — с этим проблем не было. Его мотивация лежала на ее ладони, равно как и вся ситуация, но...

Но. Ей не нравилось то, во что ее втягивали. Ей не хотелось рисковать своей жизнью и новообретенной свободой. Ее отчаянно воротило от того, что ей приходится использовать свою силу в чужих интересах. И еще меньше — то, что из всех возможных людей, с которыми ее мог столкнуть случай, она наткнулась на одного из наследников крупнейшей в Штатах нацистской банды. Не то, чтобы с ним самим было что-то нет. Для такого описания он оказался удивительно адекватен.

Сара вздохнула, и в очередной раз за ночь прошлась влажным ватным шариком по закрытым глазам, смачивая их. В комнате было невероятно сухо, а ставшую в одночасье очень чувствительной кожу неприятно царапала одежда.

— Он просто хочет остановить бойню. — попыталась она убедить себя — Я не ввязываюсь ни в какие проблемы.

Получилось не очень. То, что парень хотел остановить войну между бандами было понятно и само по себе положительно, но вот касательно второй части... в лучшем случае это было неуместным оптимизмом. На самом деле — глупостью и самоуспокоением. Сара рисковала. Она уже знала как минимум восемь разных сценариев того, что может пойти не так, и ее сила только углубляла и расширяла эти варианты, показывая их ей во всех подробностях.

Но как же сложно отказать хорошему человеку, искренне просящему тебя о помощи. Тем более если он уже бескорыстно помог тебе, и ты знаешь, что он говорит правду и только правду. И понимаешь, чем обернется бойня на улицах и без того настрадавшегося города.

Иногда ее аналитические навыки были проклятьем, а не даром.

Сара снова вздохнула, и постаралась отогнать эти мысли вместе с тонким, противным голоском, сосредоточившись на стоящей перед ней задаче. Гайер оказался тем еще фруктом — даже те пять часов, что она отслеживала, он провел весьма продуктивно.

Вдобавок, он оказался постоянным участником и модератором Парахьюманз Онлайн, который под профилем с ником 'Спитфайр' регулярно и ожесточенно доказывал превосходство Александрии над Эйдолоном, заставляя думать, будто ему двенадцать.

Сара потрясла головой, зашипев от боли, и допила оставшийся в стакане остывший кофе. Мысли девушки отчаянно разбегались, теряя связность и четкость, а глаза закрывались под своим весом. Все-таки пять часов утра — это пять часов утра.

Наконец, она сосредоточилась, приведя мысли в относительный порядок. Итак, Гайер, или скорее Популяр, вышел из дома в одиннадцать двадцать три, после этого проследовал, иногда выпадая из поля зрения камер, к частному зданию на тридцать первой улице в Астории. Там находится — складское помещение, укрепленные, пуленепробиваемые стекла, два черных выхода → запасная база Элиты Нью-Йорка — еще одна причина избавится от нее. Пробыл там два часа и пять минут, после чего вернулся в машину с небольшим черным кейсом с перевернутой буквой 'c' на нем. После этого...

Гайер сел в машину, поехал к Хиллсайду — на то, чтобы добраться туда, у него ушло два с половиной часа, и... все. Больше полезных записей не было. Камеры в Хиллсайде, если они вообще когда-то там были, оказались мертвы. Для места, в котором почти ежедневно дерутся кейпы, это было ожидаемо. И все же...

И все же она не могла поверить в то, что Популяр оказался настолько тупым. Кто в своем уме будет приносить на рискованную сделку весь товар, настолько поднимая шансы на свою преждевременную смерть? Он ведь был бухгалтером и математиком, уж понять то, что никто не будет платить десятки миллионов, когда можно потратить пару грамм свинца, должен был.

Даже если он боялся оставлять его в машине или сейфе, это было... глупо. Глупо настолько, что доверия к этому выводу не появлялось. Можете назвать это пустой верой в чужой интеллект.

Наверное, именно поэтому Сара раз за разом пересматривала нужные отрывки, попутно проверяя личную бухгалтерию и дневник убитого. И не находила ничего, кроме крайне раздутой графы 'личная безопасность', в которую уходило больше, чем на оплату жилья и еды вместе взятых. Уходило совершенно неоправданно, потому что телохранителей у Гайера не было.

Сара вздохнула. Похоже, придется признаваться Матиасу, что их цель оказалась идиотом, и вернуть украденное уже не выйдет. А значит, она потеряет квартиру рядом с шикарным парком, в которой могла бы просидеть еще недельку или две...

Девушка покачала головой и просто ради очистки совести запустила воспроизведение еще раз. Квартира, гараж, машина, укрытие Элиты, пара вспышек внутри за толстыми стеклами. Усталое лицо, едва переставляющая ноги мужская фигура, валящаяся на переднее сиденье, и кидающая кейс себе под ноги. Снова поездка, снова приближение к Хиллсайду, снова выход из области наблю... стоп.

Сара остановила воспроизведение и увеличила один из последних кадров. Да, в самом Хиллсайде камер не было — зато они были рядом, а город был буквально завален витринами и прочими стеклами, ночью превращающимися в прекрасную отражающую поверхность.

Присмотрелась, и покачала головой. Не было видно почти ничего — разрешение камеры оказалось слишком низким, чтобы рассмотреть что-либо кроме размытых пикселей. Впрочем... эти пиксели были странными. Достаточно странными, чтобы девушка, тихо выматерившись про себя и сжавшись в комок, обратилась к силе.

Синяя вспышка в отражении в витрине — не характерна для осветительных элементов, встроенных в персональное средство передвижения — не характерна для мобильного телефона — не характерна для фонаря → следующий кадр, вспышка угасает, машина пустеет, значительная разница между несколькими секундами внешнего времени → произошла телепортация → объект не обладает способностями к телепортации → был применен тинкертех, обеспечивающий безопасность обьекту. → телепортация в карманное пространство

Сара почти рухнула на стол, больно ударившись о его край локтем, но не имела даже сил на то, чтобы вскрикнуть. Ее голова полыхала болью, в виски будто вставили две раскаленных дрели, а от малейшего движения в глазах темнело, и стены наваливались на пол. Дезориентация, головокружение, резкая и интенсивная боль — она подошла к своему пределу настолько близко, что становилось противно.

Впрочем, дело было сделано — ее сила вытащила все произошедшее в машине из двух покрытых замыленными пикселями кадров. Повторить это смогли бы очень немногие умники, и уж точно — ни один простой человек.

Сделав последнее усилие, Сара завела будильник на два часа вперед. Этого должно хватить, чтобы она смогла немного восстановиться. Она расскажет об этом Матиасу, рассчитавшись с долгами, и закончит всю эту идиотскую историю, после чего устроит себе каникулы на месяц. И будет только спать, есть, и гулять по парку.

Впервые за долгое время Сара спала с приятным чувством хорошо сделанной работы.

1.4.

У центрального городского морга было холодно, зыбко, и шумно. Дождь лился с неба, будто пытаясь утопить весь город, а постоянно приспущенный флаг мокрой тряпкой свисал с флагштока. Кремового цвета здание, понуро ютящееся среди бесконечных рядов красочных баров, ярких до рези в глазах неоновых вывесок и громкой электронной музыки, не стихающей даже сейчас. Ночная вечеринка плавно переходила в утреннюю афтерпати, чтобы потом прерваться на пару часов и начаться сначала, пока хоть у кого-то еще остаются деньги на наркотики, алкоголь и легкий секс.

Все это было бегством от правды, от опасности и страха, не отпускающего ни на секунду даже за валом работы. Жизнь стала опасной и слишком, совершенно непредсказуемой, и в тоже время резко упала в цене. Банды, все новые и новые кейпы, на улицах выбивающие дерьмо друг из друга, губители, произвол полиции — все это переплеталось и накладывалось друг на друга, сплетаясь в бесконечный цикл эскалации, от которого многим хотелось только убежать. Забиться в тихий угол и не отсвечивать, или с болезненным удовольствием потратить жалкие крупицы жизни, которые в любой миг могут стать последними. Нью-Йорк еще не агонизировал, как Броктон Бей, но первые ростки деградации давно уже превратились в цепкие корни.

'Люди хотят получить от своей жизни все, что в этом плохого? — успокаивал себя Матиас. — Наш новый мир очень располагает к такому ходу мыслей'.

Парень все это все понимал умом, но все равно брезгливо морщился, глядя на расцвет нового гедонизма. В такие моменты он вспоминал своего дядю, который упорно настаивал, просил, требовал и жаждал повсеместной военизации общества. В конце концов, на другой чаше весов стояло то, что сейчас стало нормой жизни: что ни год — то новые наркотики, что ни год — то легализация новых извращений, превращающих слова 'мораль' в ругательство. К слову 'добродетель' впору добавить пометку 'устаревшее'. К понятиям 'честь', 'совесть' и 'ответственность' — тоже.

Консерватор и племянник консерватора с презрением смотрел на распадающийся мир. 'Дойдет до того, что только в армии и останутся эти все 'архаизмы', — думал Матиас, проходя мимо очередного заблеванного бара. — 'Да и что армия — она мало того, что стала профессиональной, так еще и давно уже распустилась, деградировала и стала бессмысленным придатком к кейпам.'

Там, где всем и каждому стоило пройти военную школу, научиться обороняться, ощутить в своих руках оружие, принять за него ответственность и освоить хотя бы элементарных пять правил, правительство устраивало на улицах детские игры для взрослых людей. Игры бессмысленные и бесполезные, хотя и идущие по четким правилам, но обходящиеся обществу все дороже.

Такой мир просто не мог длиться долго.

И где теперь 'Of the people, by the people, for the people'?

— Проще лицо, Матиас. — устало сказала Сара. — Ты своей кислой рожей уже всех кошек распугал.

Он вздохнул. И правда — на груде ящиков, беспорядочно сваленных у каменной стены, щерился на него одноглазый черный кот, прячась под козырьком от падающих с неба струй воды. Животное выглядело голодным и злым, но вызывало симпатию — по крайней мере, раз уж этот кот пережил травмы, которые оставили такие шрамы, то и с будущим должен справиться.

Матиас снова вздохнул, и прислонился спиной к мокрой стене, бездумно ковыряя асфальт острым носом ботинка. Они должны были встретится с Николасом еще двадцать минут назад, но мужчина как и всегда опаздывал. В обычную погоду это можно было бы вытерпеть без особых эмоций, но под ливнем, с водой, заливающейся в глаза, спокойно ждать становилось все сложнее и сложнее.

Как назло, ближайший старбакс должен был открыться только через полтора часа, а зайти в один из клубов, чтобы переждать в нем непогоду, Матиасу бы не позволила банальная брезгливость.

Наконец, он услышал знакомую, шаркающую походку, и обернулся. Мокрый, словно вышедший из реки Николас даже не пытался прикрыться сломавшимся от ветра десятидолларовым зонтом, купленным в переулке пару минут назад. Как всегда мятый костюм свисал с него, словно серая половая тряпка, перетянутая петлей галстука. Шляпа-федора, набравшая воды, ничуть не защищала глаза, и единственной яркой деталью в костюме мужчины была широкая, стальная пряжка ремня.

— Сап! — капитан полиции весело взмахнул рукой. Струи воды не смогли смыть с лица широкой улыбки. — Спасибо, что подождали.

Матиас усмехнулся. В этом был весь Никки — одной фразой уйти от обвинений в непунктуальности и намекнуть, что им все равно пришлось бы ждать. Здесь и сейчас он оказывал им услугу, никак не наоборот.

— Рад, что ты все-таки приехал. — Матиас улыбнулся, и пожал протянутую руку. — Сложно было найти время?

Мужчина покачал головой.

— Чего не сделаешь ради любимого брата? — он улыбнулся, и слегка дурашливо снял шляпу, присев в поклоне. Вода, резко вылившаяся из федоры, попала на брюки Матиаса, намочив их еще сильнее. Не то, чтобы это кто-то заметил. — А что это за юная леди? Неужто ты наконец нашел себе девушку?

Сара поморщилась, и приветливо улыбнулась. Она не любила таких людей — открыто улыбающихся и бросающегося шутками, но остающихся серьезными внутри. Не нужно долго учиться наблюдать за людьми, чтобы понять: этот хочет, чтобы в нем видели простака, хочет, чтобы все знали, чего он хочет, а уж какой он на самом деле — кто знает?

— Не совсем. — Матиас покачал головой. — Ты сможешь провести нас к телу?

Они вошли в здание — сидящий на проходной пожилой мужчина было дернулся, сонно протирая глаза, но вернулся за стойку дежурного, едва увидев удостоверение офицера. Похоже, что Николас проводил тут довольно много времени.

— Да без проблем. — мужчина снова улыбнулся. — Не могу сказать, что это зрелище приятное, но...

Парень кивнул. Труп, хотя и пролежавший в холодильнике два дня, не мог быть приятной картиной — как минимум потому, что его привезли в морг только утром, а смерть наступила в районе полуночи. А это значит, что гниение уже началось.

Хранилище тел не впечатляло — простая стенка, уставленная люками с номерами холодильной камеры. Если Матиас правильно помнил технические характеристики помещения, то в нем могло содержаться около трех сотен тел в состоянии полной заморозки одновременно. Этого было много, достаточно для оперативных нужд, но совершенно недостаточно для любой мало-мальски серьезной чрезвычайной ситуации, случающихся с незавидной регулярностью. Наверное, в том числе поэтому так легко к ним отнеслись на проходной — текучка тел в распределителе была бешеная.

— А вот и он. — пробормотал Николас, с усилием вытаскивая из люка поддон с телом Гайера. — Какой план?

Они переглянулись и Лиза, явно едва поборов отвращение, подошла к трупу поближе, опустив на него руку. Ее зрачки были расширены, словно у наркомана, получившего дозу, а пальцы слегка подрагивали.

Матиас вздохнул, и замер у стены, погрузившись в свои мысли. Сара, а точнее ее сила, была уверена в том, что Гайер использовал личное карманное пространство чтобы сбежать и пересидеть самые опасные часы. Это был эдакий аварийный портключ, стоящий очень серьезных денег, но вполне серийно изготавливаемый Игрушечным Ящиком, обьединением коммерческих технарей. Фактически, он представлял собой маленький чип, вводившийся через инъекцию под кожу, и реагировавший на четкую команду владельца, устанавливаемую им лично. Он был многоразовым, но обычно перегорал через два-три использования, и способов перезарядить батарею просто не существовало. По крайней мере, технари не выпускали их из своего круга.

Так что Саре оставалось просто его найти, вырезать из тела, и взломать, найдя команду активации. Задача абсолютно невозможная для простого человека, но вполне реальная для умника.

На то, чтобы выполнить ее, у девушки ушло полтора часа. Сам чип был найден и бережно вырезан скальпелем в первые двадцать минут, но вот пароль для активации отчаянно не давался способностям умника. Но, как и любые коды доступа, в конечном рухнул под напором безжалостного перебора. Устало улыбнувшаяся девушка сжала в ладони тщательно протертый от крови и гноя кусочек электроники, и, взяв их за руки, тихо произнесла бессмысленный набор звуков — 'mEaphnaan'.

Мир резко вспыхнул синим, Матиаса будто проволокло сквозь липкий, грязный тоннель. Причем быстрее, чем он успел моргнуть — когда его глаза открылись, он уже стоял на ровной бетонной поверхности. Комната, которой ограничивалась безопасная зона, не впечатляла — ее будто скопировали с бомбоубежища. Узкая и маленькая, всего три на три метра, она одним своим существованием навевала клаустрофобию. В ней была только стальная койка, стены из плотного светлого материала, вкрученная в потолок лампочка да тумбочка на железном столе. Предельно сурово, функционально и дешево — это было местом, в котором можно переждать пару самых угрожающих часов, но никак не комфортно жить.

Вздохнув, Матиас прошел к тумбочке. Осталось только достать из него посылку, чем бы она не оказалась, сдать ее Кайзеру, и предотвратить эту идиотскую войну. Элите, которой вернут большую часть посылки, придется извиниться и начать чистки среди своих. Сара, как самый важный участник этой операции получит свои новые документы, официальную работу в Медхолле и крупную премию. Сестры останутся в безопасном Броктоне, а они с дядей наконец посидят в приятном ресторане, встретившись впервые за последние три месяца. И все будет хорошо — настолько, насколько это вообще возможно в этом мире.

Его руки легли на черный кейс с перевернутой буквой 'c' на нем. Внутри оказались четыре тонких виала без маркировок примерно с безымянный палец шириной. Странное содержимое — даже не верилось, что это может стоить сорок миллионов долларов. Что в этих виалах, крупицы калифорния? Вздохнув, Матиас начал оборачиваться.

И даже не дернулся, когда за его спиной раздался холодный щелчок затвора.

Николас мрачно смотрел на него поверх снятого с предохранителя пистолета, и Матиас медленно поднял руки над головой — в ствол только что был дослан патрон, а значит игры в одночасье закончились.

Почему-то он не чувствовал удивления или страха — только холод, запоздалыми волнами расходящимися по телу. Потому что он проиграл, потому что шансы на перемирие только что исчезли, а время будто тягуче хрустнуло, осколками осыпавшись под ноги.

Потому что левый глаз Николаса был золотым.

Потому что он смотрел в глаза Путеводцу, и до него постепенно доходило, где именно его кинули.

Страха не было. Гнев, злость, резко нахлынувшее раздражение и неприязь — но не страх. Не ужас загнаной жертвы, не паника человека, который скоро расстанется с жизнью и даже не агония отрицания скорой смерти. Они есть только там, где остаются шансы на выживание. Маленькие, неуловимые, улыбающиеся одному из миллиона — но есть. Здесь их не было.

Это Матиас понимал совершенно точно.

— Утоли напоследок мое любопытство... — он устало улыбнулся, не опуская руки. — Почему все-таки Путеводец?

Николас мрачно смотрел на него, даже не пытаясь казаться страшным — черное дуло пистолета делало это за него. Он как будто бы был не здесь — с рассеянным взглядом, смотря в себя, а не на мир.

— Тебе интересует только это? — голос брата оказался усталым и хриплым, безразлично прокуренным. — Ответь.

Эта фраза предназначалась Саре, застывшей в паре шагов от мужчины. Она тоже не выглядела испуганной — скорее сосредоточенной. Ее зрачки расширились еще сильнее, и едва заметно подрагивающая голова только усиливала сходство с наркоманом, только что получившим дозу.

— Его сила... — девушка задумалась, словно бы покатав что-то на языке. — Он видит левым глазом обьект... состояние, которого хочет достичь. Правым — действия, которые для этого нужно предпринять.

Николас поморщился, и легонько кивнул.

— Почти. — он покачал головой. — Будущее нельзя предсказать, в нем слишком много неизвестных, но его можно просчитать. Мои действия — это константа, которая скрепляет прогноз и упрощает уравнение.

Матиас улыбнулся. Это действительно было похоже на путь. Все вероятности были просчитаны в тот миг, когда в золотом глазу появлялось изображение желаемого результата. Влияние случайностей — ноль.

Это прекрасно обьясняло, как Николас умудрялся добиваться всего, чего хотел, не прилагая к этому никаких усилий. Он просто знал все наперед. Ответы на экзамен, слова, которые нужно сказать, чтобы заинтересовать собой понравивушюся девушку, когда выстрелить, чтобы вслепую выбить в тире шестьдесят из шестидесяти, вплавив пулю в пулю.

Имя 'Путеходец' ему подходило гораздо лучше, но наверняка было занято.

— Дай угадаю — я уже мертв? — спросил он у обоих. Ответа не потребовалось.

Николас выглядел рассеянно потому, что смотрел в будущее. Для него уже не существовало никакого Матиаса, да и все происходящее наверняка напоминало ему давно просмотренный фильм, который нельзя перематывать. Для него все это уже произошло, все это было в прошлом. Николас жил в будущем.

А его палец отчаянно дрожал на спусковом крючке пистолета.

— Какой был план изначально, брат? — Матиас грустно улыбнулся. — Где ты ошибся? Уж трупу то можешь рассказать.

Должно быть, это забавно — говорить с тем, кто для тебя уже мертв. По крайней мере знать, что все, что будет сказано, навсегда останется здесь.

Матиас спрашивал потому, что у такой способности, как у Николаса, не могло не быть слабостей. Короткий горизонт планирования, случайности, слепые зоны — идеальных предсказателей просто не существовало. Как минимум, губителей еще никто не смог просчитать.

— С чего ты решил, что я где-то ошибся? — Николас усмехнулся. — Популяр мертв, в течении суток начнется война с Империей, а мы находимся здесь, у виалов Котла. Через неделю я буду править половиной теневого Нью-Йорка, а кейпов из виалов хватит, чтобы захватить оставшуюся часть.

Он говорил уверенно, спокойно и четко, с наглой ухмылкой на лице. Матиас сразу понял — он лжет.

— Потому что я тоже здесь. — Матиас спокойно улыбнулся. — А весь этот план — сплошная череда ошибок и случайностей.

Гайер должен был умереть, а информационная бомба должна была взорваться, и это и правда случилось, но все остальное... он покачал головой.

— С чего ты взял? — Николас улыбнулся. Уже чуть-чуть естественнее — потому что понял, что его ложь не прошла.

Было бы очень сложно обмануть того, кто знает его с детских лет.

— Все должно было закончится еще два дня назад, во время вашего боя с Гайером. — достаточно было просто вытащить из него один флакон, и вместе с ним — местоположение остальных четырех. — Но в бой вмешались, и все пошло не так. Твой план сломали.

Вышел ли он за горизонт планирования, задержавшись на пару минут дольше, чем должен был, или в бой вмешался тот, чьи действия Николас предсказать не мог, но факт есть фактом — столь тщательно подготовленный план оказался сломан. Путеводец потерял след четырех флаконов из пяти, и вместо того, чтобы планировать войну, был вынужден создавать план, способный привести его к утерянному кейсу.

— Это ведь главная слабость твоей силы, так? — Матиас прищурился. — Ты не можешь эмулировать чужие силы. Не можешь взломать пароль тинкертеха, только найти умника, который сделает это за тебя.

Николас не мог найти прямое решение — только создать ситуацию, у которой окажется нужный исход. Его силы не были приспособлены к бесконечному перебору паролей, они оказались заточены под совершенно другое. Он оказался слишком узкоспециализированным умником, чтобы найти прямой, легкий путь к решению проблемы.

Его сила нашла иной путь. Путь, на котором он вытащил его за шкирку в бар посреди ночи, впервые за последний год, и испарился через пару часов, оставив его курить на парковке — парковке, на которую вскоре должен был прибежать самый подходящий для этой работы умник в городе. Он отреактировал досье так, чтобы направить его на легкое и быстрое выяснение правды — тех деталей, что в нем были, просто не могло оказаться в простом полицейском досье. Он выдал ему заранее сделанное удостоверение, соврал про вмешательство Штормового Тигра, прекрасно зная, что тот поверит на слово и не станет спрашивать об этом у Кайзера или осматривать место убийства.

Она нашла путь, который создал больше всего конфликта.

Он разыграл его и Сару, использовав их для цели, которой не мог достигнуть сам. Забавно, но наверняка Николас и сам понятия не имел, зачем позвал в ту ночь его в клуб, и слишком боялся сойти с пути, чтобы остаться посмотреть на их встречу. Да и заставить Сару взломать тинкертех он не мог — не был уверен, что она кейп, а не должна вывести на настоящего взломщика. Он видел только цель, к которой нужно прийти и методы ее достижения, но никак не промежуточную цель их использования.

Как это ни иронично, но самый зрячий человек на свете всю свою жизнь провел слепым.

— Молодец. И в бой вмешался не Легенда, а Эйдолон. — мужчина покачал головой со странной смесью гордости и горечи. Он смотрел на него со странным пониманием во взгляде. — Матиас... ты ведь даже сейчас не сможешь убедительно соврать?

Соврать, о том что он забудет о всех подробностях, которые только что узнал. Забудет, что он развязал войну, в которой скорее всего погибнут многие люди его семьи. Забудет о том, как он стал одним из крупнейших злодеев Нью-Йорка, как создал своих паралюдей, как...

Забудет — и не станет мстить. Умник, даже настолько сильный, становится в десятки раз слабее после того, как его сила становится достоянием общественности. Матиас, если его отпустят сейчас, не сможет остановить войну за отсутствием доказательств, но легко сравняет счет. И даже если продержат в подвале до конца войны, это ничего не изменит — он все равно будет знать то, что знать не должен.

Фактически, ему только что предложили предать его семью.

— Не смогу. — парень покачал головой и грустно улыбнулся. Это было правдой — он просто не сможет соврать достаточно убедительно, а Николас не сможет заставить себя поверить в эту ложь. Они просто знали друг друга слишком хорошо.

Мужчина напрягся. Пистолет смотрел точно в лоб — самая быстрая и наимение болезненная из форм смертной казни. Его левый глаз словно расфокусировался, Николас перетряхивал все, даже самые маловероятные пути, пытаясь найти тот, что позволит оставить его в живых. Искал — и не находил. Палец мужчины дрожал на спусковом крючке, не решаясь надавить на него.

Это очень просто, построить план, который приведет тебя к победе. И очень сложно заставить себя своими руками убить того, кого когда-то забирал из детского сада, и кому помогал научиться стрелять. Можно устроить войну между бандами, в которой погибнут десятки и будут искалечены сотни незнакомцев, но переступить через тело собственного младшего брата?

Николас сдался, опустив пистолет. Его палец все еще подрагивал на спусковом крючке, но стало понятно — выстрелить он не сможет.

— Лиза, да? Ты же в бегах? — мужчина повернулся к молчавшей все это время девушке. — Хочешь легализоваться и заработать?

Девушка устало вздохнула. Ей явно надоела эта мелодрама.

— Миллион долларов, чистые бумаги и место старшего аналитика. — она прямо смотрела на Николаса.

Мужчина кивнул, спокойно протянул ей оружие рукоятью вперед — будто искушая утопить до предела спусковой крючок. Разумеется, она прошла эту проверку на интеллект — новый путь был найден, и стрелять в прекога стало совершенно бессмысленно. Не говоря о том, что выстрелить бы и не получилось.

Матиас выдохнул. На него снова смотрел ствол пистолета, и последний шанс на спасение был утрачен.

Сара внимательно посмотрела на него, и сняла пистолет с предохранителя. В ее глазах не было тепла.

Матиас замер. В том, что Сара его предала, не было ничего удивительного — она и сама рисковала жизнью, как узнавшая слишком много. Другое дело, что ее сила была фактически синонимом этого выражения и была достаточно полезна, чтобы Николас решился ее оставить в живых. Сара — очень хороший аналитик, который сможет просвещать его там, где его путь не дает достаточного количества информации. Резко повышая его эффективность.

— Ты ведь даже не злишься, идиот. — девушка вздохнула. — Хочешь, я расскажу, что произойдет после того как ты умрешь?

Сара была зла. Она делала то, что делать не хотела, и превращала вину в злость. Это легко читалось по напряженно поджатым губам и сжавшимися до белизны пальцам. Она сливала свою вину в чужие ошибки, оправдывала себя чужой ничтожностью, и убеждала себя в том, что поступает правильно. Потому что иных шансов на выживание у нее нет.

В иной ситуации Матиасу было бы ее даже немного жаль. Теперь ему вдруг стало тоскливо — просто так. Он почти видел свой труп с дырой во лбу, но не это было главное. Главной, как всегда, была какая-то мелочь, которая буквально расчесывала ему уголки глаз. Но он не успевал понять — какая именно, всеми силами отгоняя ее от себя.

— Просто пристрели меня и закончим с этим. — ответил он, даже не пытаясь закрыть глаза.

Если ему и суждено умереть, то он умрет так, как захочет сам и на своих правилах. Хоть бы и командуя своим расстрелом.

Сара ухмыльнулась.

— Хватит ребячиться. — она покачала головой. — Ты не хочешь умирать, я вижу.

Разумеется, он не хотел.

— Это что-то меняет?

Девушка задумалась, и покачала головой.

— Нет. Просто я не люблю самоубийц. — она вздохнула. — Так вот, после того, как я спущу курок, все изменится. Мы выйдем из этой комнаты, и ключ сгорит — тебя даже не похоронят...

Матиас выдохнул. Она всеми силами пыталась усилить в нем тягу к жизни, отмести фатализм — и ради чего? Где еще фатализм уместнее, чем поз золотым взглядом прекога?

Хотя... ее триггер ведь был связан с самоубийством. Наверное, Саре просто было морально проще убить того, то смотрит на нее как на врага, а не стать безмолвной частью расстрельной команды.

Он улыбнулся.

— Мимо, Сара. Я не настолько религиозен. — Матиас прищурился. — Может перестанешь уже тянуть? Я не боюсь.

Голос был словно не его. В его отключившихся мозгах словно засел какой-то диверсант, который решил, что лучше не молчать и вообще — ему виднее, чем полуотрубившемуся куску мяса.

Он не боялся. И, судя по лицу девушки, это ее бесило.

— Ты не боишься своей смерти. — Сара улыбнулась. — Что скажешь про остальных?

Матиас прищурился, и рванулся вперед — на полшага, испытывая ее нервы. Разумеется, девушка не выстрелила.

— Не дергайся. — она покачала головой. — После того, как о твоей смерти узнают в Империи, Кайзер придет в бешенство, а сестры Бирман слетят с нарезки. Они пойдут мстить Элите, уж об этом мы позаботимся, поверь мне.

Матиас сжал зубы. Он знал все это, и старательно отметал эти мысли — так было гораздо проще. Он не мог и не хотел об этом думать, потому что не мог этого изменить.

К сожалению, Сара прекрасно это знала.

— Знаешь, какие кейпы встретят ударную группу Империи кроме нас? Герцог и его ребята с Патрицием. — она ухмыльнулась. — Ты ведь знаешь этого человека, тех, кто пережил встречу с ним, можно пересчитать по пальцам одной руки.

Матиас вдохнул выдохнул, пытаясь успокоиться. Он знал Герцога, главу элиты Лос-Анджелеса — да и кто его не знал, второго правителя города после Александрии. Биокинетик, сдирающий кожу со всех кейпов, оказавшихся в его радиусе. Эту тварь пытались убить очень многие, но не получилось пока что ни у кого.

— Империя кинула Элиту на пятьдесят миллионов и сорвала крупнейший контракт с Котлом. За такое убивают. — девушка внимательно смотрела на него, отслеживая мельчайшие сокращения мышц. — Кто бы ни пошел в первых рядах, он превратится в прекрасную скульптуру. Скорее всего это будет Кайзер, но даже если это окажется Крюковолк — не плохо, не так ли?

Кайзер... он всегда шел в серьезный бой в первых рядах, а его сила была крайне неудачной против серьезного удаленного бикоинеза. Кто бы не пошел в первую разведку боем, шансов пережить ее у них будет немного — неписаные правила в такой драке работать уже не будут. А потом...

— Элита раздавит вашу Империю, и плотно войдет в Броктон, перехватив все источники дохода. — она улыбнулась. — Аристократ потерял на этой сделке очень много, и будет выбивать эти деньги с ваших ферм с полной самоотдачей. Элита умеет собирать долги.

Учитывая, что начиналась она как кооперация банковского сектора с промышленностью, это было правдой. Империя и правда будет уничтожена — Медхолл окажется выкуплен большинством акций или напрямую продан за бесценок, а оставшиеся долги повесят на территории, которые контролировала Империя. Они не будут развивать захваченное, нет — демонстративная порка закончится сбором дани, которая уничтожит все, что осталось от организации, и Броктон Бей вместе с ней.

— Но тебе ведь плевать на Империю, правда? Только бы твоя семья жила хорошо. — почти мурлыкнула Сара.

Так выглядит кошка, наконец дорвавшаяся до пузырька с валерьянкой, который от нее долго прятали. По спине Матиаса пробежал холодок.

— Так вот, мой милый, она не будет. — девушка смотрела на него совершенно серьезно, даже серьезнее, чем раньше. И он понял — сейчас она скажет правду. Настоящую, кристально чистую правду.

'О черт, нет'.

— Твои дорогие сестры, скорее всего, переживут эту войну, даром что бруты.

'Сара, заткнись, пожалуйста...'

— После того, как Кайзера раздавят и показательно казнят, им придется отрабатывать долги, которые останутся на Империи.

'Сара, мне холодно...'

— Наемники, пушечное мясо низшего звена, которому нельзя доверить ничего, требующего ответственности... — девушка широко улыбнулась. — Эскорт, однодневные секретутки Герцога, проститутки и панельное мясо в развес. Ты ведь поэтому так легко пустил меня домой? Тебя до усрачки пугает сама мысль о том, что твои сестры пройдут через панель.

Она его ломала — не поучала, не давила на него. Просто ломала, как долбаную игрушку, как малолетку на допросе в участке, когда родителей уже на допрос не пускают, а писать в штанишки еще очень хочется.

Джессика... Его строгий поводок. Сколько раз он уже хоронил ее?

— Чего ты хочешь?

И снова — снова он не узнал своего голоса. Наверное, он обречен на это.

— Я хочу, чтобы ты сдох. — девушка мило улыбнулась. — Чтобы ты понял, насколько тупы были твои идеи. Чтобы твоя мордашка не приходила потом ко мне во сне.

Почему-то он засмеялся. Засмеялся, истерично, почти весело — такая простая причина, такая милая улыбка с чуть-чуть порозовевшими щечками...

— Какая же ты все-таки сука. — все-таки сказал он.

Девушка улыбнулась.

— Ты проиграл, Матиас. — сказала как-то очень буднично Сара. — Из твоего дяди сделают чучело, а сестер посадят на синтетику и отправят на панель отрабатывать долги, где они и сдохнут через пяток лет — покончить с собой им не дадут. А ты никак не сможешь этого изменить.

Где-то в его голове что-то с тонким писком надломилось. Он просто молчал — позорно, потерянно молчал, сражаясь с образом изнасилованной Джессики. Да что ж его так зациклило на ней? Он и слова не мог сказать, и молчать ему нельзя, и вообще... И вообще — поздно уже.

— Ты всегда хотел быть героем, не так ли? — Сара смотрела на него даже с каким-то сочувствием. — Единственный ребенок в семье, начисто лишенный кейповских сил. Тебе хотелось изменить ситуацию, кого-то спасти и кому-то помочь. Ты учился целыми днями, закончив школу на три года раньше, чем нужно, поступил в Колумбийский университет без экзаменов, демонстративно отказавшись от стипендии. Ты так старался быть полезным... Мне жаль, но все это было зря. Ты не смог спасти своих родителей. Не смог сделать хоть что-то полезное, когда в твой город пришли Зубы и стали убивать твоих людей. Не смог никого защитить и сейчас. — каждое слово вколачивалось в его мозг, словно раскаленный гвоздь. — Ты проиграл, Матиас. А сейчас ты умрешь.

Девушка грустно улыбнулась, и медленно, мягко утопила спусковой крючок.

С грохотом выстрела в его затылок словно бы всадили иглу, и он услышал хруст. В следующий миг его мир разлетелся на куски.

* * *

Огромные создания заполнили собой всё его восприятие. Две чудовищные сущности двигались по спирали мимо бесчисленных звездных систем, квазаров и черных дыр. Проходя сквозь гравитационные волны, они высасывали звезды, переваривали всякое излучение, приближавшееся к ним. Он не мог понять, с чего решил, что это — два разных существа, ведь когда каждое из них одновременно существовало во множестве параллельных пространств. Бесчисленные отражения двигались синхронно, оставаясь при этом в одной и той же точке. Оба создания сворачивались, разворачивались и перемещалось, не становясь при этом ни больше, ни меньше. Каждая из этих двух сущностей одновременно была миллионом собственных отражений, дополняющих друг друга, помогающих друг другу двигаться. Они игнорировали даже физические законы, ограничивающие скорость света, и двигались всё быстрее с каждым мгновением. Они напоминали черные дыры, ведь все, что попадало за их горизонт событий, навсегда оставалось внутри.

В один миг он будто смотрел ее глазами. Сущность смотрела вперёд, но не в пространство. Миллионы изображений скользила перед зрительными сенсорами одновременно. Она видела, как приближается конечная точка маршрута. Чем дальше, тем больше появлялось вероятностей. Она что-то искала, отбрасывало те ветви событий, вероятность которых была слишком мала. Мир, на котором ледниковый период так и не закончился. Мир, сожженный ядерной войной. Мир с населением в двенадцать миллиардов, на котором наступила культурная стагнация, новые тёмные века с единственной религией. Мир, в котором органическая жизнь даже не появилась.

Она посмотрела на мир, на одну его точку в настоящем, и он тут же разбился на миллионы изображений. Миллиарды людей, каждый на отдельной картинке, как на табло. Бесчисленное множество сцен, пейзажей, отрывков текста, даже идей. В этот краткий миг его внимание привлек первый человек. Молодой мужчина, почти подросток, сидящий в инвалидном кресле. Он был сломан, критично сломан, и должен был умереть очень давно, но почему-то все еще цеплялся за жизнь.

Он был не красив, скорее даже уродлив. Его ноги не работали, он едва ли мог выйти на улицу без страха подхватить болезнь, но в серых глазах светилась жажда жизни. Он хотел приносить пользу, хотел стать кем-то значимым, хотел помогать и спасать, быть фигурой, к которой обращены наполненные восхищением и надеждой взгляды. Он мечтал стать героем.

Сущность смотрела на его мир. На Землю.

На Землю, на которую посыпались осколки.

Матиас выдохнул, выныривая из полусна. Обломки воспоминаний кружились в голове, становясь все тоньше, и отказываясь складываться в цельную картину. Так, как при пробуждении уходит сон. Выдохнув, он попытался встать, и прижал руку к саднящей голове — на ладони остались алые капли и белая крошка.

Пуля угодила едва-ли на два миллиметра выше его головы, содрав кожу и ударив по затылку бетонной крошкой. Было тяжело думать, мозг отказывался работать, губы, которые он незаметно для себя изжевал до крови, отчаянно саднили. Ему было плохо — так, как никогда раньше.

Наконец, он смог встать и открыть глаза.

В паре шагов от него лежал Николас. В его левом виске была аккуратная дырочка, а когда-то светлый пол был залит небольшой лужей красной жидкости. Его глаза смотрели с каким-то недоумением и обидой, но без страха. Почему-то Матиас ничуть этому не удивился.

Наверное, он просто перегрузил свою способность удивляться.

— Событие-триггер нельзя просчитать. — он услышал тихий голос. — И он на пару мгновений делает кейпов вокруг беззащитными.

Сара сидела на полу, пусто смотря на пистолет в своих руках. Она не поднимала глаз, и выглядела смертельно уставшей. Можно понять — она не спала уже вторые сутки.

К тому же, она только что убила человека. Скорее всего — в первый раз в своей жизни.

— Ты была в этом уверена? — все-таки спросил он.

Девушка вздохнула.

— Вспомнила свой опыт. — голос девушки был мертвым. Глаз она не поднимала.

Матиас вздохнул. Его голова шла кругом. Слишком много всего произошло за эти сорок восемь часов. Он окончательно запутался, и просто не понимал, что должен чувствовать. Благодарность? Она спасла ему жизнь. Злость? Она убила его брата. Ненависть? Она довела его до триггера. Уважение? Она смогла исправить ситуацию там, где он облажался.

— Сара... — он замер. Что он должен сказать? 'Не делай так больше'? Он потребует невозможного. 'Не делай так больше, кроме критических случаев? " Так вряд ли она станет. Это... — Пойдем отсюда?

Матиас опустил руку, закрыв Николасу глаза. 'Похорон не будет' — и правда, их не будет. Вытаскивать тело капитана полиции в морг это не тот жест, который кто-то оценит. К тому же, у него банально нет на это времени. Если смерть Николаса и должна чему-то послужить, то Матиасу стоит поторопиться. Его рука скользнула во внутренний карман заляпанной кровью куртки мужчины, доставая из него небольшой футляр. Разумеется, он носил пятый виал с собой — какое место может быть безопаснее, чем за пазухой прекога?

Он вздохнул. Николас... когда все изменилось? Когда его двоюродный брат по отцу, так отчаянно старавшийся держаться подальше от Андерсов, стал кейпом? В какой момент его амбиции стали соответствовать обретенным возможностям? Когда он вступил в Элиту, когда вступил на путь, который так отчаянно не хотел заканчивать? В какой момент его сила убила его?

Чтобы реализовать весь потенциал Пути, его обладатель должен быть социопатом без связей и дорогих людей. Он должен быть готов идти в потемках, жертвовать ради поставленной цели все большим и большим, и быть готовым в любой момент потерять на пути все, что имеет и все, что ему дорого.

Николас не был к этому готов. Он не знал, какую из организаций выберет Гайер для популяции, и не мог на это повлиять, чтобы не сорвать начатый путь. Он не знал, к чему приведет выданное ему досье, и оказался не готов к тому, что ему придется убить своими руками младшего брата. Все шло к конфронтации, и в конечном счете Матиас смог выжить в ней только потому, что сам Николас отказался в ней побеждать. Кто-то другой на его месте давно бы уже правил Нью-Йорком, переступив через пару тысяч трупов в процессе.

Наверное, твоя сила и вправду никогда не решит твоих проблем, как сказал однажды Крестоносец.

Виал с тихим щелчком занял свое место в черном кейсе, и синяя вспышка унесла их обратно. Чип тихо щелкнул, и отключился — больше он никого уже не перенесет. Матиас тихо выдохнул, и заставил себя встать. Виалы нужно было вернуть Элите. Это то единственное, что он мог сделать.

О том, что будет потом, он подумает позже.

2.0

30 декабря 2009 года

Мэдисон, штат Висконсин

Симург напала, как всегда, внезапно. Смела комплексы активной обороны, выбила редких масок, находившихся в городе. Воздушная волна превратила даунтаун Мэдисона в руины еще до того, как из порталов подтянулись первые союзные маски. Не было эвакуации, только судорожный бег ошалевших от страха людей к приготовленным загодя убежищам. Бег наперегонки с судьбой куда худшей, чем просто смерть. Впрочем, смерти тоже было достаточно.

Симург отогнали, как отгоняли всегда — но город остался в руинах. Впрочем, это было только началом работы. Судорожное возведение карантинной зоны, расширенное перемирие между масками, волонтеры, бесконечные протоколы проверок. Мотки колючей проволоки, натянутой между столбами, охранные кордоны разрезанные редкими контрольно-пропускными пунктами. Увешанные пулеметами и тяжелым оружием отряды СКП на броневиках, караваны грузовых машин, ввозящих в город припасы и медикаменты, добровольно разворачиваемые госпитали. И усталость — накатывающая волнами, пожирающая все мысли, словно пламя сухой хворост. Усталость и головная боль.

Этот офис собирали впопыхах, из того что было под рукой — наскоро переоборудовав под приемную бухгалтерию. Саре он больше напоминал пыточную. Об этом кричало все — от стен, окрашенных в белесый цвет и неудобной мебели, врезающейся в тело при малейшем движении, до ярчайшего ламп дневного света, будто пытающихся выжечь посетителям сетчатку. Кондиционер отказывался греть, и стальные ручки стульев липли к рукам несмотря на перчатки. К счастью, у Сары была теплая кружка с кофе, от которой поднимался вверх теплый пар. У сидящей перед ней девушки в наручниках не было и этого. Сколько таких уже прошло через этот кабинет? Кто-то уходил на проверку к умникам следующей инстанции, кто-то обратно в карантинную зону, причем уже навсегда. Двое или трое умерли прямо в кресле, не выдержав стресса и обнажив свою сущность. Сначала их лица плыли, словно воск, искаженные чудовищной мукой. Зрачки резко увеличивались в размере, закрывая радужку, а изо рта шла пена, смешанная со слюной.

Это назвали 'эмотивная судорога'. Если бомба Симург встречается с непреодолимым противоречием в эмоциях, которое проще всего вызвать стрессовым состоянием — ее корежит, она меняется в лице, кривится, выпучивает глаза. Из ее горла рвутся хриплые стоны. Ее колотит, она рвет оковы — точнее, рвала бы, если бы в этот момент автоматически сработавшие пулеметы не превращали ее в кучу чадящий, горелой плоти.

Не то, чтобы Саре было их из-за этого жаль — такие глупые чувства перегорели еще на второй день работы. Просто парой мин стало меньше.

— Я — инспектор-дознаватель первой инстанции, — представилась она. — Вы знаете, почему я здесь?

У нее не было ни времени, ни желания придумывать себе супергеройское имя, так что пришлось обойтись подобной заменой. После нападения Симург СКП потребовался каждый умник, хоть как-то способный к анализу, так что ее выдернули буквально с утренней пробежки, наплевав на тайну личности, и предлагая золотой контракт за двухнедельную работу первой инстанцией. Наверное, она бы отказалась, будь условия хоть чуть-чуть хуже.

Или если бы Матиас, которого в бой не пустили, смотрел чуть менее жалобно.

Подходящего костюма на складе СКП тоже не нашлось, так что ее лицо было просто ради приличия закрыто дешевой пластиковой маской, а тело — облегченным обмундированием оперативника. Не то, чтобы это играло какую-то роль — здесь и сейчас всем было глубоко плевать на такие формальности.

— Нет, — ответила девочка, но тут же исправилась. — То есть, да... Не совсем.

Обезоруживающе и чуть-чуть виновато улыбнулась она. Девочка напоминала хрупкую детскую куклу — едва ли метр шестьдесят ростом, с длинными белыми волосами, правда, слипшимися и давно немытыми. Еще одна причина того, что ее отправили к ней — какой-то мужчина мог бы и повестись на симпатичное личико или отцовский инстинкт. Или просто — повестись.

— Допустим. — Сара вздохнула, и взяла со стола папку с личным делом этой девочки. Ее виски давно уже неприятно пульсировали, и прикасаться к силе не хотелось — слишком выматывающими оказались последние тро... несколько суток.

Пятнадцать лет, сирота — отец погиб в автомобильной аварии три года назад, мать заперта в Лондонской карантинной зоне. Есть младший брат восьми лет. На момент нападения находилась в убежище #5, которое было почти не задето боевыми действиями — по этой причине и оказалась в ее кабинете. Средние оценки в школе, не привлекалась к уголовной ответственности, взяла мелкий приз в городском соревновании по плаванью. Характеристики от преподавателей, от тренера... нет времени читать.

— Эмили Шарп. — внимательно смотря за игрой лицевых мышц, сказала Сара. — Когда вы родились?

Девочка задумалась, изображая умственную деятельность.

— Не помню... — наконец, решилась она. — Я не праздную свои дни рождения.

Отец объекта погиб второго ноября

Сара вздохнула. Ей отчаянно не хотелось этого говорить.

— В таком случае напомню — ваш день рождения послезавтра. И еще. — жестко посмотрела на нее Сара. — Вы вполне можете отметить его, равно как и все последующие, здесь, если я посчитаю это нужным.

Эмили только пожала плечами, показав, что ей абсолютно все равно, где и как проводить дни рождения. Сара подумала над тем, чтобы надавить сильнее, но все-таки решила пойти дальше.

— Где вы находились двенадцатого августа две тысячи третьего года? — Сара слегка подалась вперед, не давая девочке отвести взгляд. Та выдохнула.

— Не знаю. — она выглядела настолько невинно, что Сара, наверное, даже поверила бы в это, если бы не микромимика, буквально кричащая 'Я врунишка! Я сейчас тебе такого нагорожу!'.

— 'Не помню. Не знаю', — ровно, но в тоже время с явной издевкой произнесла Сара. — Напомню — вы находились в центральной больнице города Лондона, в котором во второй раз в истории появилась Симург. Там же осталась ваша мать, Корнелия Шарп. Вы помните свою мать?

Сара с трудом представляла, как молодую семью, уехавшую на свадебный тур по европе, вообще выпустили из карантинной зоны. Впрочем, мать там так и осталась, а остальные получили отметку Симург в документы, после которых тур пришлось закончить — ни в одну страну их бы больше не пустили. Вышвырнули бы и из Штатов, если бы они не были гражданами. Скорее удивительно было, что их не оставили там же. Впрочем, это был всего второй раз, и в настолько населенном мегаполисе были неизбежны некоторые отступления от правил, которые тогда только писались.

— Я не помню даже ее лица. — девочка ответила на удивление честно.

Сара присмотрелась.

— Вам было шесть лет. — она задумалась. — Что, не видели даже на фотографии?

Эмили покачала головой.

— Отец уничтожил все фото. — голос девочки был хорошим. Грустным, усталым и немного злым.

Сара кивнула, и решила перейти чуть-чуть ближе к делу.

— Вы уже проходили процедуру карантинной проверки? — вопрос был риторическим, но было интересно проверить девочку на сообразительность.

Эмили кивнула.

— Да. — она покачала головой. — Но я предпочту ознакомиться с правилами ее проведения.

Сара улыбнулась. Умный ребенок. Откажись она от ознакомления, получила бы крупный минус в личное дело.

— Я буду задавать вам вопросы, целью которых является изучение вашего эмоционального отклика. Вы должны отвечать предельно быстро и четко, в случае вопроса с несколькими ответами — выбирать из предложенных самый близкий к реальному. — скучно сказал она записывающей аппаратуре. — Процедура тестирования — стандартная. Протокол — стандартный, ограничения по протоколу 'С-8'. Вопросы из списка... — она немного поколебалась. — Ноль-шесть.

Не то, чтобы это было необходимо — вряд ли кто-то станет проверять записи, но соблюдение формальностей успокаивало. С-8 — воздействие на мозг парасилой высшей категории опасности. Список ноль-шесть — вопросы, подобранные специально для подозреваемых, проверяемых после травматических событий. Стоило дать девочке шанс.

— Подписав этот документ, вы даете согласие на проведение психологического тестирования на предмет последствий воздействия губителя Симург. Отказ или прерывание тестирования, произведенный словами или действием, в процессе прохождения проверки расценивается как проявление зомбирования. — Сара прищурилась, отслеживая мельчайшие изменения в мимике девочки — За которым последует мгновенная утилизация.

Сара повторяла стандартное предупреждение, не отрывая взгляда от глаз Эмили. Та даже не дернулась — узнавала о карантинных процедурах до атаки, была заинтересована в своем неслучившемся прошлом.

Все так, девочка, все так. Бомбы Симург — не люди, их не убивают, а утилизируют. А этот спаренный пулемет, облепленный датчиками движения, свисает над головой Сары совсем не просто так, как и оцепление из кейпов в коридоре и на выходе. Попытка выйти из карантина — всегда игра в русскую рулетку, которая легко может закончиться смертью.

— Хорошо. — Эмили почти спокойно кивнула, и угловато расписалась в бланке согласия.

Сара кивнула, спрятала бумагу в стол, и улыбнулась. Она всегда улыбалась, когда нервничала — не в последнюю очередь потому, что это нервировало окружающих.

— Отвечайте сразу, не раздумывая. — Сара сделала вид, будто вспоминает вопросы — и дождавшись, когда Эмили выдохнет, спросила. — Молодой парень собрался покончить жизнь самоубийством, прыгнув с моста. В этот момент вы проходите мимо и видите его. Ваша реакция?

Эмили задумалась. На пару секунд, не больше — но...определилась с первыми двумя словами, пытается соотнести свой выбор с таким, который понравится ей. Боится остаться в карантинной зоне... отрицательно, не боится, опасается. Пытается установить связь вопроса со своей ситуацией.

— Я... пройду мимо. — Эмили сглотнула, смотря Саре в глаза. — Это не мое дело.

Сара холодно улыбнулась, без слов давая почувствовать свое презрение. Вопрос был не важен — зато эмоциональный отклик вышел замечательный.

— Дальше. На ваших глазах подростки поймали и истязают кошку, живьем поджаривая ее на огне. Животное истошно воет. Ваши действия?

Сжала пальцами подлокотники. Неприятный вопрос, страх, неприятие — воспоминание из прошлого. Сирота, видела насилие

— Я... — девочка сглотнула. — Меня не волнуют поступки людей, которые не имеют ко мне непосредственного отношения.

'А еще ты просто боишься, что тебя изобьют' — почти ответила Сара. Впрочем, ответ был получен, и реакция оказалась достаточно характерной для такого прошлого.

— Вы попали в банду. Там вы терпите лишения, унижения от старших членов. Вам предлагают выбор — работать наркокурьером или шлюхой. Ваш выбор?

А вот теперь реакция была, и еще какая. Сара удовлетворенно кивнула себе, она правильно нащупала нужную ниточку. Эмили сжалась в кресле, и поджала бы под себя ноги, если бы они не были пристегнуты к стулу.

— Я... — она сглотнула. — Я обязательно должна выбрать из этих опций?

Признаться честно, Сара не сразу поняла, что это был не ответ — все-таки четвертые сутки конвейерных проверок и глубокая ночь делали свое дело. К тому же эмоциональный отклик определенно был, какие-то реакции — тоже, но что-то шло не так. Как минимум то, что дура нарушила правила.

— Первое нарушение процедуры. — жестко сказала Сара. — Еще два, и мне придется отдать приказ на вашу утилизацию.

Эмили испуганно дернулась, громыхнув наручниками.

— Курьером! — почти выкрикнула она. — Я... курьером.

Сара кивнула. Здоровый эгоизм.

— Вы узнаете, что скоро умрете. Смерть, могила, разложение, черви... Это случится совсем скоро. Выберите слово, которое лучше всего характеризует вашу реакцию: страх, отвращение, паника, депрессия.

Девочка странно посмотрела на нее, открыла рот — и замерла на половине. Ее лицо застыло, словно остывший воскПредложенный ассоциативный ряд не подходит

— Ничего из этого. — она все-таки ответила, заставляя себя выплевывать слова.

— Это не ответ. Второе нарушение процедуры. — сказала она. — Еще одно, и...

Эмили выдохнула.

— Но я не могу выбрать среди этих чувств. — резко, с оттенком паники выкрикнула девочка. — Мне нужно позаботиться об Эндрю!

Младший брат, сирота, находится в том же приюте. Находился в убежище #3, не смог пройти проверку на контроль.

— Я приказала выбрать лучшее из предложенных. — решила все-таки додавить Сара.

Голубые глаза с ненавистью изучали ее, а Сара только холодно улыбалась в ответ. Ненависть — это хорошо. Больше шансов, что она сорвется в совершенно человеческую истерику, обеспечив себе выходной билет.

— Тогда — страх. — почти выплюнула ей в лицо девочка.

Сара кивнула.

— Принято. Контрольная серия вопросов пройдена. — она подняла верхний листок из рекомендаций, оторвав ногтем склейку. Случайно выбранный финальный тест оказался довольно очевидным. — Поздравляю с прохождением проверки. С вероятностью в девяносто три процента я могу гарантировать то, что вы не подверглись воздействию Симург.

Причем во второй раз, пусть и с перерывом в шесть лет. Сара даже не знала, запредельная ли это везучесть или такое же невезение. А еще ей было интересно, поставят ли девочке двойной штамп Симург в паспорт, или просто обновят дату.

— Я... — Эмили резко выдохнула, обмякнув в кресле. — Я... мой брат, Эндрю Шарп, вы знаете, что с ним? Нас забирали из одного пункта.

Сара растянула губы в улыбке — вот он, самый главный момент теста, рядом с которым все предыдущие этапы были максимум подготовкой. Бомбы Симург обнаруживались только в ситуации крайнего стресса, реагируя на него псевдо-эпилепсией пополам с кататоническим ступором — если не срывались раньше. И ее работа в карантине, по сути, заключалась в том, чтобы доводить людей до нервного срыва, а там уже или отдавать труп парням из охраны, или передавать умнику-проверяющему следующей инстанции.

— Знаю. — Сара мягко улыбнулась, специально давая надежду — даже слегка расслабившись, показывая, что все вопросы были только и исключительно профессиональным долгом, а на самом деле она просто приятная девушка старше той всего на пару лет. — Убежище номер три оказалось разгерметизировано во время битвы. Ваш брат не смог пройти тестирование.

Эмили дернулась, звякнув наручниками, и попыталась что-то сказать, но не смогла — подавилась собственными словами. В глазах блеснули слезы.

— Эндр... — она выдохнула. — Как... но... он в порядке? Я могу остаться тут?

Сара почти не поверила своим ушам. Остаться в карантинной зоне? Это... редко. Очень редко. Девушка вздохнула, почти ненавидя себя. Такую искреннюю самоотверженность не хотелось ломать, но... она не может выпустить за кордон бомбу Симург.

— Он не в порядке. — Сара вздохнула, позволяя части реальных эмоций показаться на лице. — Эндрю Шарп оказался бомбой Симург, оказал сопротивление при прохождении проверки, напал на меня и был утилизирован четыре часа назад.

Она услышала странный, крякающий звук. Эмили выдохнула, что-то прошептав, и сжалась в кресле. Ее взгляд рассеяно смотрел сквозь Сару, а пальцы до треска, до белизны сжимали железные подлокотники стула. Сара всматривалась в каждую открытую мышцу на теле девочки, анализируя язык тела и мимику — и не находила ничего, кроме адекватных симптомов нервного срыва. Давить дальше было некуда — Эмили Шарп повезло второй раз в жизни пережить нападение Симург без негативных последствий. Если, конечно, не принимать в расчет постепенную потерю всех родственников.

Вздохнув, Сара отправила сообщение ожидающей в коридоре паре оперативников. Они вошли внутрь, скользнув по ней такими же усталыми взглядами, и отцепили девочку от стула, впрочем, не сняв наручники. До выхода из кордона и снятия всех подозрений она остается предположительной бомбой Симург. Теперь ее отправят на промежуточный пункт, где она встанет в очередь к умнику второй инстанции, который в отличие от хорошо оплачиваемых волонтеров вроде нее работал на Протекторат не меньше пяти лет, и имел опыт хотя бы двух подобных операций. А после этого — на свободу, с огромным крылатым штампом в документах и проверками в местном офисе СКП шесть раз в год. Далеко не худшая судьба по сравнению с остальными жителями разрушенного города, который вскоре захватят банды.

Тех, кому повезло оказаться в наименее пострадавших убежищах, пустили сквозь умников первыми, и даже так среди них нашли около трех десятков бомб Симург. После того, как чрезвычайное положение будет снято, и большая часть умников разъедется по домам, шансы местных покинуть карантин станут исчезающе малы. Вряд ли Эмили еще хоть раз увидит своего младшего брата — даже если восьмилетний ребенок и сможет выжить в запертом городе. В любом случае, это уже совершенно не ее дело.

— Давайте следующего через четыре минуты. — сказала Сара в рацию, и встала с кресла, чтобы сделать себе еще чуть-чуть кофе.

Она не стала смотреть, сколько таких следующих стояло в очереди.

2.1.

Сара рассматривала повисшую на пальце линзу — голубоватую, блестящую, еще теплую — и ей было странно. Закончившийся день упорно не желал просто уйти, просто стать вчерашним. Ему не хватало какого-то последнего глотка, последнего выстрела, чтобы счастливо присоединиться к очереди уже убитых.

Она сидела на подоконнике, скользя по улице рассеянным взглядом. Вечерний туман усталой дымкой облеплял дома и дорожные замки, смешивался с мелкими каплями дождя и скользил по первым лужам — вчера сошел снег. Март вступал в свои права, меняя холод на свежесть, а снег на дождь.

В ее уши тихо лилась грустная фортепианная музыка, разложенная оркестровкой — у Сары не было абсолютного слуха, но сила раскладывала мелодию по нотам ничуть не хуже. Открытое окно холодило горячий лоб, а толстое одеяло и раскаленный процессор ноутбука не давали простудится.

'Интересно, как так получилось?'

Как она оказалась в этой квартире, за три месяца окончательно ставшей своей, как заключила три раздельных контракта с СКП, как закрыла в тюрьме родителей, как... Как она убила человека. Как приговорила к смерти еще полтора десятка.

'Жизнь — странная штука' — решила Сара. — 'И тем страннее, чем меньше от нее этого ждешь.'

Воспоминания немедленно потащили из памяти образы. Ее первая жертва.

Буднично мерцала такая пошлая и тусклая лампочка, на черных виалах с золотистым отблеском играл свет, а у ее ног еще подергивалось чье-то тело, и ее ногам было непозволительно тепло...

'Я не хочу дальше'.

Дальше было пресно и как-то обыденно. Было утро, начавшееся днем, был Матиас, со странной смесью эмоций прячущий взгляд, и была свобода — с деньгами на карточке и в кошельке, документами и квартирой. В тот день Матиас, не изменяя себе, унесся по делам еще рано утром, и вернулся только глубокой ночью. Она ни о чем не спрашивала — сила дала все ответы.

Да, войны между бандами не будет. Да, она может остаться. Да, он на нее не обижается и понимает, что его спасли.

Понимает, но все равно отводит взгляд.

— Все хорошо? — за спиной слышится уже совсем знакомый голос, и становится немного теплее.

Сара задумчиво оборачивается, подбивая одеяло под себя — Матиас садится рядом, мягко отбирая у нее компьютер. Заботливо проверяет лоб, кивает самому себе и тепло улыбается — она знает, что окажись тот чуть-чуть горячее, ей бы уже заварили белый чай.

Его не нужно об этом просить — и ему идет эта музыка. Тягучая, горьковатая смесь пианино со скрипкой.

— Думаю. — Сара вздохнула, слегка покачав головой. Ей не хотелось оборачиваться.

Матиас кивнул, и замолчал, наслаждаясь тихой музыкой. Ему нравился ее музыкальный вкус — на самом деле, ему все в ней нравилось, и это немного льстило. Достаточно, чтобы она не стала продолжать в голове неслучившийся диалог.

" — О чем? — О нас.'

Тишина накатывала волнами вперемежку с музыкой, тонула в молчании и редких уличных звуках. Солнце уходило за горизонт, тонуло в реке Гудзон, освещая последних прохожих. Завтрашний день наваливался одеялом, напоминая о себе цифрами в часах и мерцающим перед закрытыми глазами ежедневником.

Завтра...

Сара вздрогнула. Забытая линза стекла с ее пальца и упала на стол. Она поблескивала в свете лампы — яркая и колючая, а ей было холодно под халатом: холодно смотреть на нее, холодно вспоминать, холодно переживать тот самый первый раз, когда она осознала, что именно совершила.

Пулеметы стреляют быстро — очень быстро, и настолько легко, что даже не страшно. Не нужно нажимать на кнопку, хотя есть ручная панель, не нужно даже смотреть — автоматическая турель сработает сама, независимо от оператора. Уборщики, которые придут после этого, зальют пол хлоркой и унесут с собой забрызганный кровью стул. Это легко и просто. На это можно закрыть глаза.

Сложно — это говорить человеку, что он не прошел. Что в его поведении есть аномалии и задержки, что они могут быть простыми симптомами стрессового расстройства или психических болезней, но его все равно не выпустят, и скорее всего не выпустят уже никогда. Сложно — это держать на контроле шесть человек, и испытывать каждого шесть раз в год. Не делая себе скидок, ломая, словно в первый раз — и готовясь вернуть в карантин, если что-то выйдет за пределы нормы.

Завтра у нее снова пройдет аттестацию человек. Войдет в Храм, словно на личную Голгофу, смотря на нее со смесью ненависти, отчуждения и надежды. Она вынесет приговор — и получит еще пять тысяч долларов.

Сара вздохнула. Думать о пациенте, как о живых деньгах, не получалось.

— Я поговорил с матушкой Мэфью. — за ее спиной как всегда вовремя раздался голос. Матиас тонко чувствовал ее настроение. — Она очень тебе благодарна, и приглашает на воскресный чай.

'Тебе — и агентству' — так и осталось неозвученным. Сара покачала головой.

Храм Пустоты — ночная фантазия и случайная прихоть, небольшое детективное агентство из двух человек, получившее свое имя так же случайно, как и появилось само. Никакой государственной регистрации, никаких налогов и бухучета — это было их маленьким развлечением, и ничем кроме. У него не было рекламы, в интернете не было их контактов, но те, кому были нужны такие услуги, их легко находили.

Кайзер. Папа Легба. Матушка Мэфью. СКП. Еще пара человек, которым потребовалось кого-то найти или что-то узнать — агентство редко кому отказывала, и информация об их деятельности разносилась по узким кругам, словно волны. Умник и козырь — достаточно сильные, чтобы их пригласили помочь с последствиями атаки Симург. Достаточно умелые, чтобы правительство заключило пару типовых контрактов, которые вешало на всех подходящих умников.

— Мы пойдем? — местоимение обожгло горло.

'Мы' — как агентство, или 'мы' — как мы?

Сара поняла, что думает совсем не о том, о чем нужно, и оборвала себя до того, как... просто 'до того'.

— Старушка снова будет предлагать вступить к ней. — Матиас задумчиво смотрел сквозь нее, барабаня пальцами по стеклу — была у него такая привычка. — Но я не против.

Сара кивнула. Мэфью, как бы не строила из себя классическую протестантскую главу общины, оставалась весьма властолюбивой особой — какими бы целями не оправдывала свои действия. Впрочем, кроме редких попыток завербовать всех подходящих кейпов в свои ряды, ничем предрассудительным хозяйка Бронкса не занималась. И это было достаточно ценно само по себе.

В Нью-Йорке вообще не было ярко выраженных злодеев, даже Элита, монополизировавшая самый криминальный бизнес, была именно что предпринимательской структурой, существующей ради прибыли, и не маравшейся грязью вроде работорговли. Кажется, они даже не продавали наркотики детям. Впрочем, иное было бы странно — городом правил Легенда и первое отделение Протектората, которым приходилось поддерживать видимость соблюдения приличий — хотя бы у себя под носом.

— Тогда пойдем. — Сара кивнула сама себе, мысленно добавляя в ежедневник еще одну строчку на пустующее воскресенье. — Я слышала, звонил Кайзер...

Матиас дернул головой, почти выпрыгивая из окутавшей его расслабленности, и со смесью возбуждения и удивления посмотрел на нее. Сару всегда забавляло то, как обычно спокойный парень превращался в сосредоточенную и сконцентрированную на работе машину при одном упоминании его дяди.

Что характерно, страха в его эмоциях не было.

— Да. Поздравил с открытием филиала, и предложил приехать на следующих выходных. — голос Матиаса был сухим и четким, и Саре даже не хотелось представлять, о чем именно они говорили на самом деле.

В конце-концов, для внука Всеотца, получившего способности подтвержденного козыря-10, было очень странно не стать частью семейной организации. Конечно, его дядя долгое время держал его подальше от кейповских дел, да и не то, чтобы на него давили, но... но.

'По крайней мере, меня это не касается' — и действительно, Лизу Уилборн это не затрагивало никак. И ей даже не нужно было прислушиваться к своей силе, чтобы понять, что Матиас давно об этом позаботился.

Сара покачала головой, и положила руку на его ладонь, до белизны сжавшую подоконник.

Ей было тепло.

* * *

Каждый человек, хоть раз в жизни совмещавший работу и учебу, в один момент всегда с удивлением понимал, что его день расписан по часам. Это не приходило сразу — вовсе нет. Просто потихоньку расписание становилось все плотнее, ежедневник превращался в продолжение руки, а незадачливый трудоголик осознавал, что в понедельник знает, как проведет следующую среду. Поминутно.

Тем сложнее было совмещать с учебой работу сразу в двух личностях. Дела филиала, вторые-третьи собеседования — кадровиков Матиас еще не завел, и основной персонал предпочитал отбирать лично, офисные дела, долгая и витиеватая деловая переписка с крупными клиентами, деловые встречи, контракты, договоры, рекламщики (слава богу, филиалу Медхолла не нужно было заниматься серьзеным маркетингом), проверка бухгалтерии, ежемесячный финансовый двухсторонний аудит, налоги... Реальный опыт прекрасно дополнял материал лекций, но сильнее всего на них хотелось спать, а условные кейсы, предлагаемые учебниками, вызывали только грустный смех. Матиас стремительно учился спать с открытыми глазами, есть на ходу, тогда же просматривать отчеты и новости.

А ведь еще оставался Храм — созданное в качестве отдушины детективное агентство. Пусть большей частью дел в нем занималась Сара, пусть не было ни наемного персонала, ни бухгалтерии, ни этих треклятых налогов, но... оставались встречи с заказчиками, ради которых все, собственно, и затевалось, оставались выезды на расследования и прочая мишура, отнимавшая время. Оставались даже визиты вежливости, чаепития, полезные знакомства, и чужие дни рождения, на которых стоило быть.

Кого-то другого подобный ритм жизни мог бы довести до нервного срыва. Матиас был к нему привычен.

Парень не боялся работы — он боялся остаться без нее. Закончив старшую школу в шестнадцать, тогда же поступив в институт, он ухитрялся совмещать теоретическое обучение с практикой в семейной компании, по полгода на каждый отдел. Впрочем, такая работа отнюдь не освобождала от поручений дяди — простых, но необходимых. Поначалу — забронировать билеты, номера в отелях, обработать и подготовить документы. Потом — собрать за пару дней отчет по совершенно случайно появившейся в голове генерального директора идее, сведя собственные предложения по реализации с экономическим обоснованием. Не важно, сколько времени на часах, какие у него планы, и какая загруженность у отдела — после того, как ему пришел мейл, поручение приходилось выполнять, хоть бы и обзванивая утром более опытных коллег. Так на него постепенно взвалили обязанности секретаря-референта.

Матиас никогда не понимал сокурсников, беспокоившихся из-за экзаменов — формальное образование в доме Макса Андерса считалось отдыхом, а поход в школу или университет — развлечением. Говоря откровенно, у него были для этого основания.

Как же он говорил... 'Если ребенок жалуется на то, что устает, и у него нет свободного времени — заставьте его учить третий язык. Раз у него есть силы жаловаться, значит он устает недостаточно.'

Наверное, сбежавший к Чистоте Тео так не думал.

Матиас вздохнул, вспомнив о младшем... да, пожалуй что и брате. Тео отнюдь не был белой вороной — по крайней мере не настолько, как считал сам. У него был характер, да и трусом его назвать не вышло бы при всем желании, но — нет триггера, нет нужной решительности и совершенно необходимой для такого положения жестокости. От сына Кайзера, который должен через пару десятков лет возглавить Империю, ожидалось куда больше, чем показывал Тео. Надежды возлагались на Астер, которой не исполнилось еще и года, сестер, слишком уютно чувствовавших себя в роли телохранителей, и...

К сожалению, с недавних пор в этом списке оказался Матиас. После того, как он вернул виалы, к нему возникло очень много вопросов — благодарных, но от того ничуть не менее жестко поставленных. Кайзер не умел быть мягким там, где пресекались его интересы.

Вопросов, на которые пришлось весьма художественно отвечать, всеми силами вымарывая из двухдневной погони Сару, вдобавок к слишком полезной способности обладавшую очень неудобным именем. Макса Андерса оно, разумеется, не волновало, но вот Кайзера...

Впрочем, у него хотя бы хватило мозгов не ссылаться на фальшивые документы.

Вздохнув, Матиас прижался лбом к холодной поверхности офисного стола. Это было, безусловно, важно, но сейчас совершенно не нужно и не интересно. Он управляет легальным филиалом — пока что этого достаточно, хотя теперь и придется срываться в Броктон, если там случится что-то серьезное.

Будто бы он этого и так не сделал в ином случае.

Кайзер хотел расширяться в Нью-Йорк, подальше от умирающего города, давно поделенного на устойчивые зоны влияния, которые бессмысленно грызть. Кайзер был совсем не против действовать через местного представителя. Местному представителю требовалось полное знание обстановки, специфики работы и крупных фигур, железная репутация и свои люди.

Храм стремительно терял тонкий флер хобби, становясь очередной работой, и это нервировало.

Впрочем, до того, как это станет проблемой, оставались как минимум пара лет. Империя была так успешна потому, что всегда строила легальный базис перед тем, как углубляться в криминал. Статус крупных налогоплательщиков и региональных филантропов, социальная инфраструктура, по чистой случайности подходящая только белым, плотные связи с полицией и администраций. Только после этого к местным предпринимателям приходили за ежемесячным взносом за 'защиту и представление их интересов', а сторонних кейпов, пытавшихся проникнуть в корпоративный квартал, начинали иногда совсем не фигурально закатывать в бетон. После чего цветное население получало дружелюбные сообщения о том, что квартплата повышается в пару десятков раз (в Нью-Йорке это может не сработать из-за законов, защищающих арендатора, но всегда есть обходные пути), в магазинах его по разным причинам переставали обслуживать, а самых непонятливых гладили ночью битами, пока они не понимали намек, и не сьезжали подальше.

Нужные законы легко лоббировались в местном парламенте, полиция, или оплачиваемая Империей наполовину, или состоящая из имперских сторонников, закрывала на некоторые превышения глаза, а пресса или молчала, или лежала на дне залива. Был, конечно, интернет, но у всех было слишком много серьезных дел, чтобы всерьез воспринимать подростковое развлечение.

К тому же, федеральные новости всегда куда интереснее региональных, и уж тем более — районных и городских.

Матиас вздохнул. Главное, чтобы ему не пришлось заниматься еще и местной политикой — это сулило такое количество головной боли, что виски взрывались от одной мысли о такой работе. Все-таки два, точнее два с половиной параллельных вида деятельности — многовато даже для него. Хотя Кайзер ухитрялся в ручном режиме управлять двумя корпорациями, так что ему было, куда стремится.

Снова вздохнув, Матиас впился зубами в трехслойный сэндвич, пытаясь прожевать его быстрее, чем язык распробует вкус. Не то, чтобы он был плох — просто от таких перекусов парня уже воротило, а салатный лист потихоньку начинал приходить в кошмарах. Какими бы свежими ни были томаты и зелень, каким хрустящим не оказался бы тост, а лосось — сочным, они оставались просто хорошо разрекламированными кусками пластика, на вкус напоминавшими целофан.

Наверное, хорошо верить рекламе. И просто, если не учишься тому, как ее делать.

— Нет, Мэт, ты представляешь? — настойчиво, ярко жестикулируя, ему что-то говорил однокурсник. Он был на четыре года старше, одет в яркую толстовку, а джинсы сверкали декоративными дырами. Он нравился девушкам — по крайней мере, смотрели они на него благосклонно. И Матиас, как ни старался, не мог вспомнить его имя, хотя они три года брали одни и те же курсы. — Они убили всех мужских персонажей! Всех! Остались одни бабы на троне — в средневековье!

В каком-то новомодном сериале создатели решили ввести большое количество женских персонажей в противоречие с исторической достоверностью — и его собеседник источал желчь с каждой интонацией, каждым движением лицевых мышц. Он не мог просто так говорить о сценарии этой... 'игры чего-то там'? Это была страстная полемика с самой сутью гендерных вопросов в кинематографе, совершенно Матиасу не интересная.

Попытка собрать непрошеную и прослушанную в фоновом режиме исповедь в схему провалилась: осталось много личного. Остался гнев, осталась влажная зависть, осталась заостренная морщина в уголке рта. Осталось... много чего осталось, и в первую очередь — полное непонимание того, зачем вообще это понимать.

Матиас вздохнул, в тысячный раз за последние пятнадцать минут жалея, что решил пообедать в университетской столовой. Да, тут не было надоевшего запаха обшитого кожей салона, тут даже был широкий стол — но были люди, которые отчаянно не понимали, что человек, отсевший в дальний угол к окну не хочет, чтобы к нему подсаживались. Тут были толпы, крикливо обсуждавшие новые сериалы, видеоигры, кейпов, федеральную политику, гендерные вопросы, социальную справедливость и еще пару сотен таких же оторванных от жизни вещей. Вещей, о которых он и слышал то, наверное, в первый раз за долгие годы — не считая отголосков, слышавшихся от детского стола на приемах.

Наверное, Матиасу стоило год назад послушать Кайзера, и закрыть все курсы досрочно. Это развлечение стремительно теряло всю свою привлекательность.

* * *

Из-за океана приходило лето. Оно лилось дождем из-за облаков, его день ото дня становилось все больше: в теплых парках, на душных улицах, и в ранних рассветах. День уже сиял непривычно долго, и уже распустились белые бутоны первых, весенних деревьев. Лето копило силы, чтобы ударить всем весом — но пока всего лишь копило. Истекала капелью крыша, а кондиционеры окончательно перешли в режим поддержания температуры.

Эмили Шарп наконец-то выбралась из подаренного им в начале зимы пальто, оказавшегося слишком большим для хрупкого тела. Он предлагал поменять размер, но девушка отказывалась, только плотнее кутаясь в слои толстой ткани. Теперь его сменила голубая ветровка, только подчеркнувшая глубокие тени под глазами.

— Ты как? — он все-таки спросил, сев за высокий столик в приемной. — Хочешь?

Взгляд Эмили скользнул по горячей чашке латте с корицей, задержавшись на появившемся на коричневой пенке смайлике, и замер. Девушка попыталась поднять взгляд, но смешалась, снова уткнувшись в кофе. Матиас ободряюще улыбнулся и отвел глаза — к напитку присоединилась вазочка с печеньем и ягодами.

— Спа... спасибо. — все-таки смогла выговорить она, потянувшись к чашке.

Девушка медленно, крупными глотками пила кофе, не отрывая его от стола — в ее руках чашка начинала трястись. Несмотря на то, что в приемной было тепло, ее колотило, и слегка поколебавшись, Матиас включил подогреватель. Привычное шебуршание аппаратуры, казалось, добавило девушке уверенности.

— Все хорошо. — он улыбнулся. — Ты знаешь, но я повторю. Чистые анализы, девяносто восемь положительных процентов. Никакого заражения.

Эмили кивнула для порядка, ничуть не убежденная — только в глазах добавилось грусти. То, что должно было звучать как радостная новость, ее только расстроило, и Матиас слишком хорошо понимал, почему. Девяносто восемь положительных процентов — это целых два процента негативных. Это огромный штамп в документах, это шепотки вокруг, это постоянный отказ в аренде, это отдельная парта в классе и стол в школьной столовой, если ребята умные, и травля — если идиоты. Это зона отчуждения, в одночасье соткавшаяся вокруг изгоя. Это — нищета, безработица и вечное, глубоко бессмысленное стремление накопить на новые документы. Бессмысленное — потому что смерть вышедших из карантина тщательно проверяют, а попытка исчезнуть обернется федеральным розыском и приказом на уничтожение.

Это шум крови в ушах, в котором всегда слышится чужой голос, это паранойя, не отпускающая ни на минуту и заставляющая сомневаться даже в собственной памяти. Это кошмары вместо снов и десять кругов доброжелательного ада, сквозь который тебя шесть раз в год прогонят умники. Для твоего и общественного блага, но все же, все же...

Это ограничение в социальных правах, это запрет на участие в любых митингах, запрет избираться и быть избранным. Для парней это крест на службе в армии, для девушек — нулевые шансы стать врачом или получить допуск к любой работе с детьми.

Наконец, это полная невозможность слушать громкую музыку, потому что любой человек, попавшийся Симург, внезапно становится очень чувствителен к гармоническим колебаниям с высоким показателем звукового давления.

Это быть бледным пятном, злосчастным напоминанием — о губителях, о карантинных зонах, о том, что никто и никогда не находится в безопасности. А для кейпов — молчаливый укор, больше напоминающий крик. Потому что не спасли, не помогли и не защитили. Потому что пиар отдел Протектората будет всеми силами удерживать жертв Симург от своих пресс конференций и вымарывать любые вопросы о них из интервью. Потому что быть жертвой Симург — это быть очень неудобным и неприятным черным пятном на и без того не слишком белых страницах новостной сводки.

А еще это два процента вероятности в любой миг сорваться, превратившись в условно живую боевую машину, убивающую все вокруг до тех пор, пока тело не получит критических повреждения — и понимать, что происходит, вплоть до самого последнего момента.

Иногда Матиас не понимал, почему Эмили его все еще не возненавидела. В конце-концов, он был частью этого офиса и системы.

В конце-концов, его напарница получала за это от государства деньги.

— Я знаю. — и, с небольшой задержкой. — Спасибо.

Холодно, отчужденно, и ровно. С выросшей за годы стеной отчуждения, спрятавшись за удобным защитным панцирем, за...

Если бы его допустили до того боя с Симург, этого разговора бы не было.

— Ты пропустила вчерашнее занятие. — Матиас все-таки решил начать этот разговор. — Как и прошлые три.

Возможно, не к месту. Даже скорее всего очень не вовремя. Но — в иное время он бы ее не поймал. Эмили слишком легко сбрасывала телефонные звонки и игнорировала личные сообщения. А ее педагоги учтиво сообщали, что обсуждать личные дела отнюдь не любимой ученицы с посторонним совершенно не намерены.

— Я... — ее зрачки расширились. Она знала, что он знает, что этот разговор будет — возможно даже специально откладывала его на потом, чтобы идти на личную Голгофу с чем-то, что могло ее отвлечь. По крайней мере он надеялся, что в этом состояла причина. — Я болела.

Матиас спокойно кивнул. Это даже не было ложью — просто 'отмазкой', формальным оправданием, совершенно бессмысленным, потому что у Сары на их общем столе лежали все ее медицинские справки и ежемесячные отчеты по физиологическому состоянию. Физиологический — потому что психологический писала она.

При желании Матиас мог бы узнать даже график ее месячных — это тоже учитывалось в психологических тестах.

— Хорошо. — он прищурился. — Ты уже решила, куда будешь поступать?

Хороший диплом может пересилить даже штамп Симург в паспорте, особенно если претендовать на места с заведомо низким конкурсом. Да, они не слишком хорошо оплачиваются и да, нужен опыт..., но это лучше, чем ничего. Всегда остаются профессиональные училища, городские колледжи — бухгалтерия, на худой конец.

Скорее всего, он возьмет ее к себе на работу — пусть даже и снова за свой счет, чтобы набралась опыта и красивых строчек в резюме. Времени всегда не хватало, но практика в отделе, в основном, требовала только усидчивости, да и поднатаскать, хоть бы и в центральном отделении, где один лишний отвлекшийся работник не так критичен, есть кому — хоть бы и мистер Юнге, пару лет назад дравший с тогда еще сопляка Матиаса четыре шкуры. Или можно попросить Джессику пристроить ее к делу, девает же она куда-то орды затравленных задротов, бегущих в Империю в туманной надежде на месть и социализацию. Она даже превращает их в сравнительно адекватных людей, так что справится и с Эмили. Вариантов много.

Вот только все бы хорошо, вот только цепляться за него всю жизнь она не сможет.

— Я... какая разница? — Эмили выдохнула, прямо и агрессивно смотря на него. — Чего ты вообще привязался? Какая вам... тебе разница, где я буду работать? Ты мне не отец!

'Отрицание — агрессия — торг — депрессия — принятие. Помню.'

Эмили находилась в стадии агрессии, и пыталась обидеть. Это могло бы быть смешно, если бы не было так грустно.

— Пусть так. — Матиас все так же спокойно смотрел ей в глаза, помогая пережить вспышку эмоций. — Но я все еще плачу за твое обучение. И мне не безразлично, что будет с тобой, когда ты закончишь школу — а это случится через год.

Эмили мрачно посмотрела на него, опустив голову на локти. Она явно многое хотела сказать ему — и на счет своего обучения, и денег, которые он на нее тратил, а Сара на ее несчастье получала, и того, в каком гробу видела Матиаса в своей жизни. Она даже открывала рот, но давилась словами, и, наверное, задохнулась бы ими, если бы в конце-концов не отодвинула с шумом диван, опрокинув в процессе стол.

— Да ты.. да вы все... — она почти закричала, запутавшись в пледе. — Пошли вы все к черту! Ясно?!

Ответить ему шанса не дали — девушка вылетела из офиса, громко хлопнув дверью. Матиас вздохнул. Он никогда не понимал, как нужно говорить с трудными подростками.

А как говорить с трудными подростками, дважды прошедшими Симург, не понимал вдвойне.

* * *

Холод — это такая хитрая штука, которая отучает человека думать о чем-либо, кроме струящегося по венам льда. Он мастерски выедает все желания, все поползновения организма к действию, кроме одного: сбежать в тепло, к огню — желательно открытому, как встарь. Холод пробирается в жилы и уговаривает кровь никуда не спешить. Стынут мысли в голове, все реже попадает зуб на зуб, а из плотно обтягивающего пальто становится можно выжимать то ли еще воду, то ли уже мелкий лед.

А если прибавить к нему беспокойство, пару бессонных ночей и предчувствие тяжелого разговора, то выйдет совершенно убийственная смесь, от которой просто нет спасения.

Все-таки весна — это еще не совсем лето. Особенно ранняя, и особенно ночью.

Дверь офиса гулко захлопнулась за его спиной, запирая теплое помещение. Щелкнул переключатель, слетели в обувной шкаф ботинки, а в ноздри ударил запах корицы и ванили. Очень домашний запах, если не знать, откуда он взялся.

Сара была собой — сидела за письменным столом, закинув на него ноги и прижав ко лбу пакетик со льдом. Верхний свет едва-едва освещал комнату, и когда-нибудь она посадит глаза. Обычно едва заметные вены на висках вздулись, веки опухли, а взгляд приобрел непередаваемую словами смесь усталости, сонливости и мягкой, тягучей боли. По ее пальцам текли струи растаявшей воды, капая на документы, но она, похоже, этого не замечала.

'Телу и голове жарко, а рукам — холодно.' — вспомнилось ему.

За два месяца их знакомства девушка успела четыре раза простудится, и два — просто свалится с температурой. От всевозможных видов чая и кофе ломились кухонные шкафчики, а одноразовые, одинаково бесполезные крема и массажеры, всегда можно было найти в мусорном ящике. Поиск лекарства от головной боли стал для нее чем-то вроде дела чести и идеи фикс, но пока Сара не перешла на медикаментозные препараты его это полностью устраивало.

По крайней мере, чаем очень сложно отравится. Пусть даже он тысячу раз белый, расслабляющий, медицинский, и купленный в самом китайском магазине Чайна-тауна.

— Сара... — Матиас застыл, присматриваясь к напряженной женской фигуре. *клик* — Что случилось?

Горячая волна пробежала по его позвоночнику, поднялась ко лбу, скользнула в затылочные доли мозга и резко вскрыла их скальпелем. Мерзко и почти больно.

— Ничего. — ответила девушка, не открывая глаз. Ледяной компресс, похоже, окончательно растаял, и Сара опустила его в тарелку.

Матиас подошел ближе. Руки подвержены судорогам, височные доли мозга перегружены, вены под глазами опухли → корона паллентия перенапряжена → непрерывное использование способностей на протяжении трех часов тридцати пяти минут

— Не верю. — просто ответил он. — Лиза, мертвецы выглядят здоровее, чем ты сейчас.

— Все в порядке. — Сара насупилась, упрямо смотря ему в глаза, но все-таки отвела взгляд. — Матиас, у меня на контроле шестеро пациентов, и только сегодня я подписала одному из них шестое предписание. Я просто устала.

Она лгала. Точнее, не лгала — она и правда отправила человека в карантин, но волновалась не из-за этого. Работа давно стала почти-почти рутиной. Переживала Сара не поэтому.

Избегает зрительного контакта. Подсознательно посматривает на компьютер. Его компьютер, персональная информация открыта, Сара имеет доступ → закрыта только электронная почта...

— Матиас! — в ее голосе звучит гнев. Притворный, конечно.

Зато укоризна в зеленых, сразу же широко распахнувшихся глазах совсем не поддельная. А еще — она заметила это только сейчас. Сара действительно устала.

клик

— Что? — он сделал невинные глаза, даже не пытаясь виновато отвести взгляд. В эту игру можно было играть вдвоем.

Сара фыркнула.

— Я знаю, когда ты копируешь мою силу. — она вздохнула, и мягко стукнула кулаком в его плечо. — И ты обещал этого не делать.

Матиас вздохнул.

— Это двойные стандарты. — он покачал головой. — Ты читаешь меня, а могу только догадываться, что за мысли бродят в твоей симпатичной голове.

Импровизированный комплимент, разумеется, не заставил ее смешаться.

— Я не могу ее выключить. — Сара вздохнула. — И жалею об этом, иногда.

Матиас вздернул левую бровь. Девушка покраснела — чуть-чуть, но для близко знакомых с ней весьма заметно. Это забавно, смущать девушку еще до того, как слова выйдут из горла.

— Потому что... — 'у тебя взрывается голова и ты воешь от боли перед сном каждую третью ночь.' — в прошлый раз, когда у нас почти дошло до кровати, ты вырубилась прямо на мне? — он рассмеялся, принимая на руку смущенный пинок. — Это было неловко, знаешь ли. Я думал, что оказался настолько плох, что...

Сара пнула еще раз. В этот раз — ощутимо сильнее. Ее щеки отчаянно горели, а Матиасу было смешно — потому что в ту ночь он действительно за нее испугался, вызвал неотложную помощь из ближайшего госпиталя, и сидел четыре часа в приемном покое, пока на улице не рассвело. Врачи так ничего и не поняли, вписали в диагноз сенсорный шок, подозрение на эпилепсию, пропустили девушку через капельницу и отдали ему счет на три тысячи, который потом едва-едва урезался до восьми сотен, как местному жителю.

Из этого Матиас извлек два важных урока: первый, что страховку девушке покупать нужно до того, как она понадобится, и второй...

— И ты обещал об этом забыть! — Сара вздохнула, и только в этот момент вспомнила, что у нее вообще-то болит голова. Он улыбнулся — его план хоть и не на долго, но сработал.

Что иногда 'болит голова' — это не мягкое отшивание, а самая что ни на есть печальная реальность.

— Ты слишком забавно реагируешь. — он улыбнулся, и Сара даже не стала делать вид, будто повелась на крючок. Матиас вздохнул, и вернулся к делу. — К тому же ты врешь. Не нужно читать твою мимику чтобы узнать это.

Сара напряженно смотрела на него, не отводя взгляд. Веселье и смущение с ее лица слетели так же быстро, как и появились.

— Допустим. — девушка вздохнула. — Но если я скажу тебе правду, ты будешь нервничать весь завтрашний день.

В ее голосе не было иронии — она была полностью уверена в том, что говорила. И когда в чем-то настолько уверен лучший кейп-аналитик Нью-Йорка — это о чем-то, да говорит.

— Я и так буду нервничать.

Очень сложно этого не делать, когда от тебя что-то настойчиво скрывают. Особенно, если скрывает Сара, которая при все ее плюсах...

" — Какая же ты все-таки сука. — все-таки сказал он.'

Девушка покачнулась. Он смешался. Они оба отвели взгляд. Повисла напряженная тишина.

— Прости. — он все-таки извинился. Сара не была, черт побери, никогда не была сукой — просто некоторые вещи очень, очень сложно выбросить из головы.

Девушка тихо вздохнула, расстроенно смотря в стол. Так уже было, особенно часто — в первые месяцы. Когда ты можешь почти читать чужие мысли, очень сложно не обижаться. Особенно, когда ты хотела только лучшего. Особенно, если сама себя винишь. Потому что триггер — это такая маленькая смерть, которой совсем чуть-чуть до самоубийства.

А самоубийство — это уже ее триггер.

— Ты не виноват. — ее голос прозвучал почти жалко. Почти — потому что жалко звучал его.

Матиас вздохнул, и коротким, мягким движением привлек Сару к себе. Девушка безразлично уткнулась горячим, сухим лбом в пиджак.

" — От меня столько проблем. — тихий, уставший голос раздается с кровати. Матиасу снова пришлось выделить выходной, чтобы сидеть рядом с ней и менять на лбу влажные компрессы.

Сара в очередной раз перенапряглась, пытаясь взломать ключевые полицейские базы — это очень помогло бы в расследованиях. Впрочем, это было только поводом — на самом деле ей хотелось себя проверить. То, к чему ее принуждали родители, в конце-концов стало привычкой. Хотя Матиасу казалось, что это ее сила заставляла пользоваться собой.

— Мне не сложно. — это не было правдой, но он мог найти время. Для нее — мог.— Отдыхай.

Не то, чтобы Сара не могла себе позволить нанять сиделку или целую медицинскую бригаду, да и ничего страшного не случилось бы, если бы она отлеживалась одна... Просто она никому не доверяла достаточно, чтобы позволить находиться рядом с настолько беззащитной собой. Никому, кроме него.

Наверное, поэтому он так ни разу и не смог ответить 'нет', и в очередной раз перекраивал для нее свой график.'

— Тебя хочет видеть Кайзер. — все-таки прошептала в его пиджак Сара. — На почту пришло официальное приглашение. Важное благотворительное мероприятие, будет Империя и весь цвет Броктон Бея.

'Ох...'

Во рту пересохло, в затылок будто ударил набат, и Матиас слегка-слегка поплыл. Он не видел дядю уже почти полтора года, и встреча с ним будет одной большой ревизией — всего, и успехов, и недостатков, и откровенных провалов. Похоже, его испытательной срок подходит к концу.

'Хорошо еще, что филиал работает в нормальном режиме.'

— Я же говорила. — Сара вздохнула, и аккуратно хлопнула его по щекам, выбивая из глубоких мыслей, больше напоминающих панику. — Билеты пришли вместе с письмом, отправление завтра в два часа дня.

'Ох...'

Значит, на раздумья, панику, перестраховку и сбор папки со всеми важными отчетами у него осталась ночь. Ночь пятницы, когда все банки уже закрыты, и достать из ячеек некоторые данные не выйдет.

Стоп. В его мозгах ощутимо щелкнуло.

— Погоди, билеты?

Сара широко, издевательски улыбнулась.

— Матиас, может быть ты сходишь к доктору? Кажется, у тебя проблемы со слухом.

— У меня все в порядке со слухом, спасибо. — парень помотал головой. — Но...

Девушка вздохнула.

— Да, билеты. Именно. — Сара уперлась ладонями в стол, и ехидно уперлась в него зелеными глазами. — Два билеты на поезд, и два приглашения на прием в Форсбергской галерее.

— На Матиаса Фосса и Сару Ливси?

Блондинка ухмыльнулась, и покачала головой.

— Все не настолько плохо. На Лизу Уилборн.

Матиас выдохнул — облегченно, но не полностью. Дядя не докопался до прошлого Сары — это плюс. Он знает о ее существовании — это минус. Он ведь специально не стал устраивать ее в филиал, и даже снял другие апартаменты, чтобы не отчитался консьерж. Знает ли он о том, что девушка — парахьюман?

И насколько общественно-семейным достоянием является теперь его личная жизнь?

— Трек-листа о доставке посылки к письму приложено не было?

'Зная дядю, и его консерватизм...'

Лиза на миг задумалась, а потом фыркнула, и ударила его по плечу. Слегка покрасневшие щеки это не скрыло.

— Нет. — Сара запнулась. — И мне нравится моя фамилия!

Последнюю фразу она почти прокричала, к вящему удовольствию Матиаса. Что бы Сара не говорила, умение проматывать диалог наперед — это далеко не всегда благо.

Особенно, если от каждого его варианта ты смущаешься еще сильнее.

— Я рад. — Матиас покачал головой. — Приятное в сторону, твои мысли, чего от меня хотят? До ежегодных семейных каникул еще полтора месяца.

Эти каникулы занимали всего неделю, но съезжалась на них вся семья, без исключений. Даже сестры в свое время брали отгул в университете посреди семестра или экзаменов. Да что там — дядя однажды отложил переговоры по крупной сделке на несколько дней ради этого.

Целая неделя простого общения, обмена новостями, запоздалых поздравлений в честь дней рождения, совместных походов в церковь и на кладбище. Небольшой рукотворный праздник, начало которому положил еще Всеотец.

Если бы дядя просто соскучился — он бы подождал до этого дня.

— Ты отчитываешься каждую неделю, вряд ли это связано с Медхолом. Плюс, он просто позвонил бы тебе. — это было утверждение, а не вопрос. Каких-либо косяков по работе Матиас за собой не помнил, последняя накладка с поставщиками произошла еще в начале года. — Не знаю. Может быть все, что угодно.

От Лизы это слово прозвучало очень странно — слегка наивно, удивленно и непривычно. Девушка, кажется, сама удивилась такому выводу, но только пожала плечами, мол, никаких идей.

— Меня так и не поблагодарили за помощь с Элитой... — против воли Матиаса, это прозвучало слегка обиженно. Все-таки Кайзер мог бы сделать что-то еще, кроме как отправить Крестоносца за кейсом с виалами.

Со стола, на котором сидела Сара, раздался короткий смешок.

— Поздновато, не находишь? Уже год прошел.

Матиас кивнул. Звучало резонно.

— В новостях ничего нет?

Новая война между группировками, из-за которой понадобился дополнительный кейп, какая-то намечающаяся крупная акция...

Сара только отрицательно покачала головой. Ожидаемо, хотя и слегка разочаровывает. Учитывая, как тщательно девушка следила за происходящим в Броктоне, сам он тоже ничего не найдет. А значит, придется ехать в слепую, и надеяться, что никаких коренных переломов в его жизни не произойдет.

На этой мысли Матиас фыркнул. Можно подумать, его жизнь может стать еще более странной.

2.2.

Домашний кабинет Всеотца, а впоследствии и Макса Андерса был словно соткан из ностальгии. Он почти не изменился за два десятка лет — стены по прежнему скрывали книжные шкафы из темного дерева, а огромное окно во всю стену выходило в сад. Солнце теплыми лучами играло на широкой столешнице из лакированного дуба. Паркет из темных оттенков будил воспоминания, и парню показалось, что он даже заметил старую выщербину, оставшуюся после того, как он уронил статуэтку.

Когда-то он играл рядом с этим столом в солдатики, пока дядя занимался работой — у него на глазах была убита мать, и Матиасу было до одури страшно отходить от последнего близкого человека.

Дядя почти не изменился. Дорогой темно-синий костюм подчеркивал крепкую мужскую фигуру, а расстегнутый на все пуговицы пиджак делал плечи еще шире. На шее висел галстук — дядя не снимал ненавистную удавку даже наедине с собой, настолько глубоко вьелать привычка. С серебристым ноутбуком стол делила пепельница, и ряд широких сигар — одну из них Макс Андерс сейчас докуривал, пуская в потолок кольца дыма.

— Матиас. — спокойно кивнул ему мужчина. И, не давая перейти к любезностям, улыбнулся. — Ты ведь обижен, верно?

— Нет, дядя.

Кайзер прищурился.

— Когда врешь — смотри в глаза, а не вверх. Я знаю, что ты чувствуешь себя обиженным, и хорошо понимаю, почему. Можешь сказать мне это в лицо, я не оскорблюсь.

Матиас вздохнул.

— Я не услышал даже спасибо за то, что я сделал. За весь год!

— А то, что я не трогал тебя целый год, оставил с двумя десятками миллионов, доступом к личными юристами и полной свободой действий наградой уже не является?

Матиас заткнулся. Не замолк, не затих — именно заткнулся.

Дядя рассмеялся.

— Матиас, Матиас... Ты не меняешься. — Кайзер покачал головой. — Принимаешь все, что тебе говорят, как приказ и руководство к действию, даже не пытаясь увидеть за ними возможность.

Мужчина закурил, демонстративно — так, чтобы скрыть за дымом глаза. Парень знал, что увидит в них разочарование.

— Понимаешь, племянник, ты поставил меня в довольно щекотливое положение.

Матиас молчал, вопросительно смотря на мужчину.

— Ты нарушил прямой приказ и глупо, совершенно неоправданно рискнул жизнью. Тебя спасло только чудо. Это — ошибка, за которую я должен тебя наказать.

Матиас нахмурился.

— При всем уважении, дядя, до начала войны оставался день. От Броктона до Нью-Йорка пять часов езды, вы бы не успели...

Кайзер мрачно посмотрел на него, и Матиас смешался, почти обожженный резко посерьезневшим взглядом.

— С каких пор ты начал думать за меня?

— Я... — Матиас застыл. — Прошу прощения.

Дядя вздохнул, и махнул рукой — мол, прощаю.

— Дети... — Кайзер вздохнул. — Кайден добралась бы до Нью-Йорка за час.

Парень закашлялся.

— Но вы ведь расстались, разве нет?

Макс Андерс почти иронично посмотрел на него. Почти — потому что насмешка в его глазах была совсем не веселой.

— Так ты был обеспокоен моими хрупкими чувствами, племянник? — мужчина покачал головой. — Или ты считаешь, что я не найду способа убедить Кайден оказать мне — лично мне — услугу?

Матиас почувствовал себя идиотом, и ничего не ответил.

— Мальчишка. — наконец, бросил Кайзер. — Тебе хотелось доказать свою самостоятельность и гордо прийти с победой. Результат — у тебя выключился мозг и ты как последний баран побежал выламывать головой ворота. Если ты задумаешься хоть на мгновение, то сам придумаешь с десяток способов доставить подкрепление в Нью-Йорк из Броктона меньше, чем за три часа. Хоть бы и попросту арендовать вертолет.

Парень закрыл лицо руками, пытаясь спрятаться от нахлынувшего стыда. Это... это было правдой.

— Но я все равно победил. — слабо сказал он.

— Верно. Победил. — дядя снова закурил, выпустив изо рта пару толстых дымных колец. — И именно поэтому я не стал тебе ничего говорить.

"Пока я не напросился на комплименты."

Над широкой столешницей повисло тяжелое молчание. Матиас прятал взгляд, а Кайзер... Кайзер просто спокойно смотрел на него. Парень дернулся — на его плечо с глухим хлопком опустилась тяжелая рука.

— Не придавай этому слишком большого значения, племянник. Юность существует для того, чтобы совершать ошибки.

Матиас вздохнул.

— А вы тоже...

Макс Андерсон улыбнулся, и опустил голову, раздвинув уложенные лаком волосы на передней части головы.

— Видишь это шрам?

Среди черных, коротких волос, была словно скальпелем прочерчена линия, напоминавшая зылисину. Изогнутая, рваная и умело укрытая лаком — Матиас даже не замечал ее до этого дня.

— Вижу.

Кайзер кивнул.

— Когда мне было девятнадцать, в город в первый раз пришли Зубы. Они ограбили пару наших точек, убили несколько наших человек, обнесли ресторан... мы хотели крови. Отец был против, он медлил, ждал, пока подтянется и увязнет Протекторат... — Дядя ушел глубоко в свои мысли, а по губам скользнула слабая, но ясная улыбка. — Я собрал с десяток верных парней и пошел бить лица.

— И что случилось?

Кайзер вздохнул.

— Поначалу — ничего. Они были угрозой класса А, так что мы не сдерживались. Закатали в бетон два отряда Зубов, а потом оказалось, что зашли прямо в ловушку. Нарвались на кейпа-скрытника — его имя тебе ничего не скажет — с поддержкой. С силой слабой, но очень поганой. Там бы я и остался, если бы твоя мать не успела вовремя.

— А Всеотец?

Кайзер усмехнулся.

— Показательно выпорол меня перед строем за нарушение дисциплины.

Ясно. Все было ясно, и судя по смутной улыбке дяди — это были хорошие времена.

— Ты — мягкотел, Матиас. Слишком много думаешь там, где нужно действовать. Твое гипертрофированное чувство долга постоянно сталкивается со слишком развитой совестью, и вместо дела ты жуешь сопли. Ты трудолюбив и у тебя есть хребет, но всегда ищешь компромиссы и теряешь из-за этого время. Ты и твой стиль управления... вместе того, чтобы захватить и удержать территорию, ты пытаешься нащупать баланс между уже существующими игроками и выдоить прибыль из статуса кво. Доходишь до мышей. Само по себе это не плохо, особенно, если ты стоишь над системой, но ты органически не способен заставить свою структуру выйти за рамки привычной деятельности. Ты откроешь новый филиал, но не станешь перебивать контракты у конкурентов. Равновесие на стабильном рынке для тебя комфортнее даже его бурного развития.

— Это плохо?

— Нет. — дядя вздохнул, и закурил. — Ты — неплохой бизнесмен, прекрасный менеджер и хорошее лицо для пиара. Но твой потолок — это уход от налогов.

— Я...

Матиас не знал, что ответить. Это не было упреком — по крайней мере, не звучало как таковой.

— Я не укоряю тебя — переделывать характер уже поздно, и я не хочу это делать.

— Но Империя... вы говорили, что ее некому больше вверить.

Дядя рассмеялся.

— И ты думаешь, что я буду против воли впихивать тебе Империю, словно опостылевший груз? Умерь гордыню, племянник. Есть много людей, для которых это цель жизни.

— Если вы погибнете — Империя развалится. — очень уверенно ответил он.

— Верно. — Макс Андерс прищурился, и немного наклонился, широко улыбаясь. — Предположим, я умер. Твой анализ?

— Война между радикалами и умеренными. Первых возглавит Крюковолк или Штормовой Тигр, вторых — Чистота или Крестоносец.

— И ты сможешь их удержать?

Матиас замер. Сможет ли он... Волк — бывший турнирный боец, многократно отсидевший и понимающий только силу. Он живет по принципам, навязанным таким образом жизни, и требует от всех того же. Вдобавок к тому, он искренний нацист — а не использует идеологию как инструмент. Его подчиненные тянутся к примеру, и представляют собой уже, по сути, банду в банде.

— Не сможешь, племянник. Не сможешь. — Макс Андерс вздохнул. — Ты слишком мягок, и при этом чураешься лицемерия. Долго за моим именем прятаться не выйдет, Джеймсу это надоест, и его группа отколется. От молодого вожака потребуют крови — а ты не дашь ее пролить. Чтобы не злить Протекторат, как ты это объяснишь себе, и из-за своей совести, как это будет на самом деле. Компенсировать экономическими успехами тоже не сможешь — в рассыпающейся организации у тебя не останется на это ресурсов. Взвинтить идеологический потолок так, чтобы радикалам стало тошно тебе станет будет противно. Империя под твоим управлением — застывшая на уже захваченных территориях банда, не способная расширяться, и постепенно сливающаяся с Протекторатом, а не сила, контролирующая город. Это — провал и деградация.

Матиас вздохнул. Дядя не пытался его обидеть — он просто высказывал свое мнение, и оно очень напоминало мысли самого Матиаса. Он не знал, что думать. С одной стороны, это был провал. Ему четко сказали, что Империю он не получит, потому что у него слабый характер. С другой стороны — ему стало легче. Как-то резко и сразу, будто с горла спал затянувшийся поводок. Он боялся, что его заставят возглавить Империю.

Теперь этот страх исчез.

— Что тогда, дядя? — он встряхнул головой, и пытаясь привести мысли в порядок. Сформулировать предложение адекватно. — Если я не подхожу Империи, то... что?

Кайзер встал, и подошел к окну. Пепел от сигареты усыпал темно-синий костюм, но мужчина этого, похоже, не заметил.

— Напомни мне золотое правило менеджера.

— Каждый работник должен находиться на подходящем ему месте, выполняя сообразную его способностям задачу, принося максимальную пользу общему делу.

— Верно. — мужчина кивнул, все так же не оборачиваясь. — Чего не хватает Империи больше всего?

Матиас ответил, не задумывась.

— Легализации. Мы действуем как самая банальная организованная преступность, отбирая у государства большую часть его полномочий. Рано или поздно нас за это накроют. Броктон, конечно, не Нью-Йорк, но я бы уводил Империю сторону почти легального объединения белых кейпов, а не банды. Пусть даже ценой конфликта с радикальным крылом.

Кайзер улыбнулся.

— Как хорошо, что ты не получишь Империю, Матиас. — он покачал головой. — Не этого, точно не этого. Попробуй еще раз.

Парень вздохнул. Его домашнюю заготовку не приняли, а значит... не понятно. Он год находился в другом городе, что творится внутри структуры — не имеет малейшего понятия. Что может быть настолько нужно? Финансы? Медхолл был прибыльной компанией, особенно после того, как Матиас добился заключения контракта с правительством штата на снабжение медикаментами и перевязочным материалом в пару главных больниц. Плюс, после недавнего нападение Симург на Мэдисон СКП срочно понадобились расходники, и удалось продать несколько крупных партий — пусть даже по 'солидарной' скидке, это все равно оказалось очень прибыльно. Оружия? Сестры никогда на это не жаловались. Люди?

— Людей? — Матиас задумался. — Насколько я знаю, в Империю приходят или затравленные изгои, или профессиональный криминал.

Кайзер фыркнул.

— Только не говори это Джеймсу. — мужчина вздохнул.— Ты прав — нам отчаянно не хватает правильно воспитанной молодежи. Но это предмет совсем другого разговора, и не только с тобой. Подумай еще раз.

— Представительства в СМИ... — нет, не совсем. — Репутации?

Макс Андерс вздохнул.

— Не разочаровывай меня. Империя — самая известная белая структура в Соединенных Штатах. "Нацистский бренд", если так можно сказать, почти не нуждается в затратах на узнаваемость.

Матиас кивнул. Да, и правда глупо вышло.

— Информации? — стоп. Погодите. — Лоббирования в СКП.

На уровне Штата все и так было схвачено, на это работал Медхолл. На уровне страны — не слишком и нужно, и стоимость явно не окупит прибыль. А вот Протекторат и СКП... это совсем, совсем другое дело.

Дядя только кивнул.

— Верно, племянник. В Протекторате. Среди арбитров нашей маленькой игры в казаков-разбойников.

— Понимаю.

— Ты — молодой, сильный и не успевший запачкаться кейп. С достойным происхождением, превосходными характеристиками и железобетонной благонадежностью. У тебя еще нет правильной репутации — но ее мы создадим.

Парень кивнул, не давая себе ни обрадоваться, ни даже задуматься. Он займется этом, когда выйдет из кабинета. А пока...

— Понимаешь, племянник, наш мир устроен довольно забавным образом. Протекторат — малочисленен и сравнительно слаб, но при этом держит за яйца всех кейпов Америки. Держит, потому что монолитен, и потому что правила игры, которые он предлагает, устраивают всех крупных фигур.

— Что я должен делать?

— Ничего, что не делал бы и без этого. — Кайзер улыбнулся. — Сохранять статус кво. Делиться со мной интересными слухами за семейным ужином. Запарывать, прости за выражение, ужесточающие инициативы. Я хочу, чтобы ты стал представителем Империи в Протекторате. При наилучшем исходе — главой одного из отделений через пять-десять лет.

Матиас кивнул.

— Я учусь в Нью-Йорке, хоть и формально. И возглавляю филиал в гражданской личности. — парень вздохнул.— Вряд ли я останусь в Броктоне.

'Не ждите быстрых результатов'

— Уже не возглавляешь. — Кайзер улыбнулся. — Работа на государство — это работа, а не подработка.

Парень поморщился.

— Не строй такое лицо, я не собираюсь закрывать твои счета. Это не наказание. Ты справился с задачей — и остался бы на должности, если бы не триггер. Теперь ты стал полезнее на другой работе.

Кайзер говорил серьезно, и парень вздохнул. Отделаться от чувства, что его понизили, не получалось.

— Ясно.

Вышло куда суше, чем он рассчитывал.

— Тогда отдохни, и покажи дом и город своей спутнице. Я рассчитываю увидеть вас за ужином.

Матиас кивнул, и пошел к двери. Но все-таки не выдержал.

— А благотворительный вечер...

Дядя улыбнулся.

— Связан с твоей новой гражданской личностью. Остальное узнаешь позже.

Матиас кивнул, и закрыл за собой дверь.

2.3.

Набросав план первых проверок, вылазок, патрулей и раздав приказы аналитикам, директор занялась менее важными делами. Нужно было собрать и сбалансировать боевые группы, составить и скомпилировать их график, подогнав его под пиар мероприятия. Из них с легким сожалением отменить какие-то заранее запланированные и назначить новые. Еще раз переписать план проверок оборудования и инвентаризации, урезать на ближайшее время учебные часы у Стражей и сократить бумажную работу у взрослых кейпов. Определиться с уровнем боеготовности отделения, выставив его где-то между двойкой и тройкой из пяти. Плюнуть, и поставить три с половиной. Написать в общих чертах содержание пресс релиза для телевидения, отправив его отделу по связям с общественностью... удалить файл, скомкать еще теплый после принтера листок, швырнув его в мусорку, и отправить приказ о написании пресс релиза.

День из серого становился мутно-белым, за жалюзи то принимался стучать дождь, то неуверенно толкался ветер, а Пиггот все звонила, вызывала, заказывала, снова звонила, приказывала, просила, угрожала и ковырялась в базах данных отделения. Ближе к обеду департамент из сонного постепенно превратился в активный, а Директор, наоборот, устало откинулась в кресле и залпом выпила очередную кружку кофе. Щитовидка шалила, дыхание перебивал отчетливый хрип, а старое — нужно заменить — кресло опасно трещало под ее весом. Пиггот все это не расстраивало — только злило.

Наконец, Матиас Фосс, прямо из койки в травмпункте ее отделения СКП, был доставлен ей в кабинет.

С парнем нужно было что-то делать, и делать срочно — и потому что козыри, особенно козыри такой силы попадались очень редко, и потому что законный представитель мистера Макс Андерса, главы Медхола, уже третий час требовал освободить его клиента из-под ареста и доставить в больницу на медицинский осмотр, угрожая при этом судом и сокращениями пожертвований Броктонскому СКП. Которые, говоря откровенно, составляли почти десять процентов от его бюджета, терять которые не хотелось.

Конечно, с ее полномочиями она могла арестовать и Андерса, и наложить арест на весь Медхол, и... и остаться одна в пустом городе. Такие полномочия выдают именно для того, чтобы их не использовать там, где без этого физически можно обойтись.

— Мистер Фосс. — она поздоровалась легким кивком.

— Директор Пиггот. — уважительно ответил молодой юноша, вошедший в кабинет, склонив голову гораздо глубже.

На нем была изрядно помятая голубая рубашка и запыленные синие штаны. Изорванные в лоскуты пиджак и жилетка, похоже, отправились в помойное ведро. От туфель были оторваны каблуки, а золотые запонки слетели, порвав рукава — возможности переодеться после боя ему не дали. Директор жестом указала на стул перед собой, нарочито мягкий и широкий. Только дилетанты ставили в своих кабинетах жесткие стулья. Комфорт и мягкость — вот враг сосредоточенности.

К тому же, она просто не любила плохую мебель.

— Вы знаете, почему вы здесь? — спокойно, с ленцой и легким нажимом спросила она.

Юноша только улыбнулся в ответ.

— Вы должны допросить меня о произошедшем в Аркадии, мэм.

Директор покачала головой.

— Не 'допросить', а поговорить, мистер Фосс. Допрашивают подсудимых и обвиняемых.

Юноша кивнул.

— Прошу прощения, мэм. Я некорректно выразился.

Пиггот прищурилась — выразился он именно так, как хотел, но не стала заострять на этом внимания.

— Что вы делали в старшей школе Аркадии два дня назад? — приступила к допросу женщина.

— Профессор Кортес, Самюэл Кортес, три года назад готовил меня к поступлению в университет. Он попросил меня помочь его ученикам.

Юноша говорил откровенно, но натянуто. Похоже, никакого удовольствия от контакта со старым профессором он не испытывал.

— И каким образом вы должны были помочь?

— Я поступил в Колумбию на два года раньше срока. Он попросил меня о коротком выступлении перед абитуриентами — просто объяснить детишкам, как это работает и почему экзаменов не нужно бояться. Я помню, как волновался сам, к тому же дядя примерно в это время попросил меня навестить его — я решил не упускать возможность помочь ребятам.

Речь правильная, хорошо поставленная — и заученная. Фосс не запинался, не терялся, не отводил взгляда от ее глаз, смотря со спокойной симпатией — хотя грузное, жирное тело и должно было вызывать подспудное отвращение.

Эмили кивнула.

— Почему вы были на улице, когда все уже вошли в здание?

— Я волновался перед выступлением, которое должно было начаться через некоторое время — час, что ли, около того, и мне хотелось курить. В здании это запрещено, так что я задержался на улице.

Эмили поморщилась.

— К вашему сведению, мистер Фосс, курение строго запрещено на всей территории Аркадии.

Юноша улыбнулся.

— Старшеклассники, похоже, так не считают. — он покачал головой. — Забавные ребята.

Эмили кивнула.

— Ваше выступление должно было быть после того, как студенты сдадут экзамен?

— Они все — старшеклассники. Для них этот тест тренировочный, так что Сэмюэл решил, что так объяснения впитаются лучше.

— Интересная тактика. — вежливо согласилась Пиггот. — В таком случае, расскажите мне, что происходило после этого.

Юноша задумался на мгновение, погрузившись в свои мысли. Этот расспрос не имел никакого практического смысла, все было сохранено на видеозаписи, но протокол оставался протоколом. Пиггот старалась следовать руководству до последней точки, и несмотря на то, что многие считали ее долбанутой на всю голову кейпоненавистницей, это было бесконечно далеко от правды.

Директор не любила кейпов, это правда. Она знала, на что они способны, и насколько могут быть опасны — дьявол, она еще помнила, как сама была оперативницей. Как выходила против неизвестной угрозы с почти бесполезным пистолетом или дешевым тинкертехом чтобы раздобыть информацию, с учетом которой отправят союзных масок. Которые, в отличие от нее, не были расходным материалом.

Она дралась, она убивала, она выживала и она спасала — ее травма была причиной не для стыда, но для гордости. По крайней мере, так ее воспринимала сама Эмили. Пусть не нюхавшие крови щенки смеялись на ее лишним весом, Пиггот не придавала этому никакого значения. Она уважала себя — потому что ей было, за что себя уважать.

— Ко входу в главный корпус подъехали три бронированные машины, сбивая оказавшихся на пути людей. Я успел вытащить двух студентов из-под колес автомобиля.

'Приняв удар на силовое поле' подумала Пиггот, но не стала прерывать рассказ.

— После этого открылся багажник передней машины, вплотную подъехавшей к дверям университета, и я увидел, как из них выносят девушку, упакованную в обездвиживающий футляр.

'Обездвиживающий футляр' — Пиггот тихо хмыкнула. Сколько же раз мальчик переписывал эту речь, чтобы так шпарить рабочим канцеляритом?

'Черную, жесткую хреновину похожую на сплющенную бочку на застежках' — вот как он должен был это сказать.

— Знали ли вы, что это — Панацея?

— Знал. Она вылечила рак моему двоюродному брату несколько лет назад.

— И вы запомнили ее лицо после этого эпизода так хорошо, что смогли идентифицировать во время похищения?

— Не совсем после этого эпизода, мэм. — чуть-чуть смущенно признался Фосс. — У меня есть двое сестер и дядя, которым может потребоваться лечение. Я... проработал варианты на будущее.

Пиггот хмыкнула, но ничего не сказала. Хочет парень красиво назвать поиск в интернете — пусть называет. Лишь бы не врал.

Впрочем, если запомнил, то хорошо — память на лица не бывает лишней.

— Повлияло ли это на ваше решение вступить в бой? Боевики Элиты напали на кейпа в гражданской личности с боевым оружием, правила уже были нарушены — вы могли погибнуть.

Вопрос был идиотским, формулировка была идиотской, но ничего поделать с собой Директор не могла.

— Повлияло, мэм. — парень вздохнул. — Панацея слишком опасна и полезна, чтобы оказаться в неподконтрольных государству руках. К тому же, я что, должен был стоять и смотреть на то, как кто-то запихивает человека в машину? При всем уважении, у меня сестры этого возраста. Черта с два я позволю кому-то...

Юноша выдохнул, не став продолжать. Эмили кивнула.

— Вы сказали, что у вас есть сестры такого же возраста? Как это повлияло на ваше решение?

Юноша нахмурился, на щеках заиграли возмущенные желваки — но заставил себя успокоиться. Директор улыбнулась.

— Да, Джессика и Несса Бирман, близняшки. Не родные, кузины первой жены моего дяди. Мы росли вместе. — парень непроизвольно улыбнулся, на мгновение запнувшись. — Если бы какие-то мрази решили похитить их, и рядом был человек, который мог бы спасти их, но не вмешался... прощу прощения за резкие слова, директор, но я не смог бы смотреть на себя в зеркало, если бы ничего не сделал. Я уже потерял брата. Я знаю, что это такое.

Оружейник кивнул, подтверждая правдивость слов, но Пиггот и сама была склонна поверить в сказанное.

— Значит, не можете остаться в стороне, мистер Фосс? Хорошо. Вы подбежали к машине, и потребовали отпустить мисс Далон. Что было после этого?

Юноша улыбнулся.

— По мне открыли огонь из автоматического оружия.

'Очень странная причина для улыбки.' — вздохнула Эмили. Кейпы.

— И вы заблокировали его силовым полем.

— Да, мэм. Слава отвлекла стрелковый расчет, развязав мне руки. К сожалению, не полностью. В уничтоженной машине оказалось тинкерское оружие.

— Согласно показаниям мисс Далон, вы защитили ее от взрыва с помощью сверхсил, оставив себя при этом открытым.

— Это не совсем верно, мэм. Слава уничтожила машину... — он замялся, пытаясь подобрать формулировку. -Инициировав взрыв. Она была в его эпицентре, это гарантированно убило бы ее. Я находился на значительном расстоянии, и закрылся очень сильным силовым полем. Я надеялся, что этого хватит. Мой расчет оправдался.

— Хорошо. После взрыва, вы столкнулись с группой враждебных кейпов, усиленных отрядом оперативников с тяжелым вооружением. Почему вы приняли решение атаковать именно кейпа?

Эмили внимательно смотрела на парня. Что же он ответит?

'Он бы главной угрозой? Виктория Даллон могла справиться с группой автоматчиков лучше него?'

— Боевую группу нейтрализовала Панацея. Мое вмешательство не требовалось

Эмили застыла в кресле.

— Что вы имеете в виду? — женщина задумалась. Стоп. — Погодите. Чуть раньше вы сказали, что Панацея 'слишком опасна', мистер Фосс? — женщина прищурилась. — Что это значит?

Способности Панацеи не имели боевого аспекта, это было проверено много раз, в этом расписывалась Новая Волна...

— Погодите, вам не сообщили? — Фосс непонимающе смотрел на нее. — Панацея превратила напавших на нее похитителей в... что-то.

Эмили застыла в кресле, и медленно подняла трубку.

'Что-то'

— Заместитель Тагг? — он вел осмотр места преступления в поле. Она была слишком занята публикацией гражданских личностей трех подопечных и разбирательством с новостными агентствами, и только просмотрела выдержку, надеясь разобраться с ней после разговора... — Отправьте мне всю информацию по недавнему делу. Немедленно.

Юный Фосс, к счастью, заткнулся и спокойно сидел в кресле, не мешая ей разбираться с деталями произошедшего. А детали... детали были мрачными.

'Я убью Тагга.'

Этот бездарь специально не упомянул произошедшее в отчете. Зная, что она будет допрашивать одного из свидетелей.

— Хорошо. Не будем касаться этого вопроса. Ваше решение вступить в бой с кейпом было правильным. — сквозь зубы похвалила Пиггот. — Но почему вы решили, что сможете справиться со скрытником-восьмеркой?

— Мои способности позволили мне узнать способности врага, и использовать их. — Фосс вздохнул. — Этот кейп пользовался эффектом 'ложной слепоты', выпадая из фокуса внимания. Чем больше ты пытаешься заметить ее, тем сложнее это сделать. К тому же само воспоминание о ее существовании очень быстро забывается. Это работает, но есть небольшая слабость...

Пиггот кивнула. Кейп, который привык быть незамеченным, не заметил, как к нему подобрались.

— И вы решили использовать эту способность.

Юноша кивнул.

— Да, мэм. У меня не было возможности нейтрализовать его способность скрытника, так что пришлось импровизировать.

— Это было рискованно — в случае неудачи, ваша сила не позволила бы вам помочь. — Пиггот покачала головой. — Вы еще узнаете об этом, но в СКП победителей судят. Что вы делали после того, как вы обезвредили Астольфо?

Юноша задумался.

— Попытался помочь Славе. — он вздохнул. — Как вы уже знаете, получилось... не очень.

Пиггот кивнула.

— Выражаясь мягко. — она покачала головой. — Вы понимаете, что чудом остались живы?

Матиас вздохнул.

— Вокруг второго кейпа было слишком сильное гравитационное поле, чтобы я мог поразить его напрямую, а силы, которыми я располагал... он отбил их. Все.

Директор кивнула. Как часто бывало в таких ситуациях, козырь второго типа не мог обойти специализированного кейпа на его привычном поле.

— Что было после этого?

Матиас поморщился.

— Кейп оглушил Славу, сплавил железобетонные элементы здания в саркофаг и засунул нас внутрь. — он встряхнул головой. — Сплавил воедино, оставив только щели для воздуха.

Пиггот кивнула. В высказанной версии событий практически не было отступлений от того, что оказалось на видео.

— Вы видели, что произошло с Панацеей?

Покачал головой.

— Только слышал. — он вздохнул. — Она убила еще троих, но после этого ее вырубили. Что было потом — не знаю, когда я разбил саркофаг, было уже слишком поздно.

Директор кивнула.

— Разыскные мероприятия находятся в самом разгаре, мистер Фосс. Вы сделали все, что могли. — женщина вздохнула. — Впрочем, у нас еще будет время поговорить об этом. Когда вы получили свои силы?

— Около года назад, в инциденте, связанном с деятельностью Элиты.

— Прошу объясняться подробнее, мистер Фосс. Я осознаю, что это очень личная информация, но все же настойчиво рекомендую ею поделиться. Это может иметь критически важное значение для вашего будущего.

Все-таки намекнула на ставшее уже очевидным Пиггот, и Фосс глубоко вздохнул. Нежелание идти против влиятельного государственного агента столкнулось в нем с застарелой травмой, и женщине было очень интересно узнать, что из этого выйдет. Как минимум потому, что с пяток тестов на самоконтроль аналитики смогут заполнить просто по материалам этого допроса.

— Конечно, директор. — обезоруживающая улыбка на губах парня слегка потускнела, а скулы заострились, словно задеревенели. — Прошу меня простить, но могу ли я воздержаться от некоторых подробностей? Это... тяжело.

Пальцы юноши до белизны сжались на столешнице, а дыхание стало порывистым. Все признаки посттравматического стрессового расстройства, профессиональной болезни паралюдей, были на лицо. Хоть в учебник, в секцию типичных случаев. Подумав несколько секунд, Пиггот кивнула.

— Если это необходимо. Я хорошо осведомлена о том, что событие-триггер — крайне травматический опыт, мистер Фосс. Я знаю, что вам тяжело говорить о нем, но ваши показания крайне важны. Постарайтесь высказать наиболее полную картину произошедшего.

Она не стала говорить, почему это важно, хотя не имеет ни малейшего отношения к инциденту с Панацеей. Парень вымученно улыбнулся, и кивнул.

— Благодарю за понимание, директор. — он вдохнул и выдохнул несколько раз, встряхнул головой и продолжил. — Одного из сотрудников фирмы моего дяди, главного аудитора, убили около года назад. Я тогда готовил Нью-Йоркский филиал к открытию, и оказался единственным сотрудником в городе. Дядя попросил меня встретиться с семьей Рудольфа, передать им его соболезнования и выходное пособие — старик проработал на компанию почти десять лет. Дядя не хотел оставлять его семью ни с чем.

Каждое слово выходило из него с ощутимым усилием, почти со свистом из-за сжатых зубов. Пиггот даже задумалась о том, чтобы дать юноше легкое успокоительное. Впрочем, после полуминуты тишины, тот сам справился с собой.

— Я сделал все, о чем меня попросили, но... убийца Рудольфа не успокоился. Он что-то искал. Мы — я и моя девушка — оказались на пути поисков. Не знаю, наверное, он решил, что я что-то знаю. Или мы просто оказались там, где не надо. Мы... мы столкнулись с ним почти случайно. Кейп, убивший Рудольфа, угрожал мне убийством. Мой двоюродный брат, Николас, пытался нас спасти, дать нам сбежать, но... погиб. Получил пулю в голову.

Юноша говорил все сбивчивей, предложения становились все короче и отрывистей, но она уже получила самую важную информацию. Парень получил триггер перед лицом угрожающего ему кейпа, сразу после смерти близкого родственника. Одна из наиболее распространенных ситуаций из которой выходили козыри.

— После этого вы испытали триггер?

— Да, директор.

— Вы убили напавшего на вас кейпа?

Юноша будто очнулся от транса, и как-то колко, очень зло посмотрел ей в глаза. По губам Пиггот скользнула довольная улыбка.

'И все-таки, какой самоконтроль.'

— Я не обязан свидетельствовать против себя, мэм. Пятая поправка.

Все было ясно. Директор даже могла выстроить в голове картинку произошедшего. Столкновение с враждебным кейпом, вооруженным ручным оружием. Умником? Погибший близкий родственник, девушка за спиной, событие-триггер. Общеизвестно, что таковое оглушает всех кейпов в близком радиусе, так что от пули или удара ножом — смотря что инстинктивно использовал юноша — враг увернуться не смог. Оставался открытым вопрос, как он утилизировал тело, но вряд ли это стало проблемой для жителя Нью-Йорка. Открытые водоемы были доступны практически всегда — и это если от тела вообще хоть что-то осталось.

Эмили Пиггот посмотрела на молчащего Оружейника, и тот кивнул. Юноша не врал — впрочем, очень редкий кейп способен лгать о своем событии триггере. Юнец, еще не окончивший институт, в этот список явно не входил.

— После этого вы не использовали свои способности? Ни разу?

— У меня есть любимая и хорошо оплачиваемая работа, директор. — чуть заторможенно улыбнулся юноша. — У меня не было ни времени, ни даже сил на то, чтобы выходить на улицы и бороться с криминальными структурами. К тому же, я опасался за свою жизнь.

— Вот как?

Он явно не опасался мести Элиты, на это просто не было причин, если все, что он сказал про свой триггер было правдой. Юноша недоуменно пожал плечами, словно она спросила что-то очевидное.

— Самостоятельные герои, пусть даже козыри, живут не долго. — он помялся. — Особенно козыри.

Пиггот почти фыркнула. Иногда она слишком сильно вчитывалась в подтекст между строчек, напрочь упуская то, что написано на странице. Это потребуется записать, и вспомнить все последние переговоры, проанализировав с учетом этого фактора. Она могла что-то упустить, а это непростительно.

— Вы могли бы помочь Протекторату справиться с серьезными угрозами.

Вопрос был поставлен не слишком удачно, больше напоминая претензию, но Матиас кивнул. Пиггот почувствовала укол облегчения — он понял правильно. Впрочем, она никогда не говорила — и ей никто не говорил — что является хорошим переговорщиком. Просто всех кандидатов в Протекторат женщина предпочитала интервьюировать сама. Их слишком сложно уволить или хотя бы перевести в другой отдел.

— При всем уважении, директор, Нью-Йоркский филиал Медхолла под моим руководством только за последние два квартала заключил три крупные сделки с правительством Штата. Благодаря нам в больницах всегда есть лекарства и перевязочный материал, а почти тридцать восемь процентов от прибыли с этих сделок перешло в виде налогов в бюджеты Штата и города соответственно. Я считаю, что это принесло гораздо больше пользы обществу чем все, чего я мог бы добиться, используя свою силу. И это не говоря о 'солидарной' сделке, из-за которой получилось спасти почти три тысячи жизней после атаки Симург.

Юноша, похоже, пришел в себя, и говорил с гордостью — он искренне верил в то, что говорил. И, что редкость, не слишком при этом заблуждался. Если верить отчетам IRS, уже лежащих на ее столе в довольно толстой папке, от всех этих сделок действительно отчислили все налоги, вплоть до последнего цента. И заключены они были под его прямым руководством — не самый плохой результат для восемнадцатилетнего парня, по любым меркам. Пусть даже он и умник.

— Говоря о последней атаке Симург... вы ведь участвовали в ней. Как минимум — устраняли последствия. Не так ли?

Говоря откровенно, то, что она говорила, было незаконно — фактически, СКП нарушил собственные правила, раскрыв личность маски, решившей помочь в условиях перемирия губителей, но... Матиас оставлял впечатление умного человека, и вряд ли он питал надежды, что та бейсбольная маска, с которой он впопыхах даже не содрал ценник, даст ему хотя бы иллюзию анонимности.

— Да. Я хотел бы поучаствовать в бою, но как вы знаете, Протекторат запретил участие всем кроме лицензированным масок. Поэтому пришлось ограничиться устранением последствий.

— Вы были аттестованы как умник-семь, и работали в качестве дознавателя первого эшелона. Сквозь вас прошло пятьдесят четыре человека, двадцать один был возвращен обратно в охраняемый периметр. Все верно?

Юноша на миг смешался, но затем его взгляд помутнел на мгновение, и он согласно кивнул.

— Все верно, директор. Ровно пятьдесят четыре человека... — парень вздохнул. — За периметр сквозь меня не прошла ни одна бомба Симург, насколько мне известно...

Взгляд парня буквально умолял, чтобы ему сказали — 'бомб за периметром действительно не было'. Пиггот вздохнула. Она никогда не умела врать из благих намерений.

А вот из плохих — да. Пришлось научиться.

— Две бомбы прошли сквозь вашу аттестацию, равно как и аттестацию двух ваших коллег из Протектората. Это наша ошибка, мистер Фосс, не ваша.

Юноша кивнул, и стол под его пальцами чуть-чуть треснул.

— Сколько?

— Пять убито, восемь покалечено. — просто ответила она. — Первая бомба пришла в действие на территории полицейского участка и была обезврежена практически без потерь, но вторая... в школе.

Молодой Фосс кивнул, и резко выдохнул. Пиггот кивнула своим мыслям — он не стал уточнять, в старшей или младшей.

Повисла тишина. Юноша пусто смотрел в стол, блуждая в своих мыслях. Подождав несколько минут, чтобы дать ему оправиться, женщина все-таки продолжила допро... разговор.

— После аттестации вы взяли под личный контроль Эмили Шарп, предположительную бомбу Симург. Что вы можете о ней сказать?

— Она... хорошая девочка. Немного импульсивна и опрометчива, но это пройдет с опытом и ошибками. Из нее вырастет хороший человек.

Пиггот прищурилась. Парень говорил искренне, но молодые люди очень редко просто так помогают симпатичным девушкам младше них всего на несколько лет. Особенно потому, что кейпам редко давали на аттестацию их ровесников, особенно — разнополых. Когда женщина впервые открыла эти файлы, она была готова отправить приказ о начале внутрислужебного коррупционного расследования. Всегда находились выродки, готовые воспользоваться нападением губителя в своих интересах.

— И все-таки, вы даже заплатили за ее обучение и проживание, если я правильно понимаю — из личных средств. Могу ли я осведомиться, почему? И почему именно ей — вам ведь предложили проводить аттестацию еще четырех человек.

Матиас мрачно посмотрел на нее.

— Эмили была нужна — и нужна до сих пор — помощь. Она сирота, и при этом несовершеннолетняя. Профессии, чтобы поддерживать себя на плаву, у нее нет. Я уже видел в Броктоне, к чему это приводит. Много раз. — юноша покачал головой. — Что касается остальных... Дэвидсон — опытный автомеханик, у Лоуренса есть родственники за кордоном, а Эванс недавно стал кейпом и перешел под опеку Протектората.

Женщина посмотрела на молчаливого Оружейника. Снова кивок — он не лжет.

— Только поэтому? — все-таки сделала последнюю попытку Пиггот.

Матиас удивленно встряхнул головой.

— А почему еще... — он запнулся, и со смесью понимания и отвращения посмотрел на нее. — Ох. Ох-ох... директор, между прочим у меня есть девушка для этих целей! Я бы никогда...

Его передернуло. Пиггот вздохнула, и ее взгляд смягчился.

— Прошу прощения, мистер Фосс. Профессиональная деформация.— она вздохнула. — Ваши силы. Я получила три противоречащих друг другу описания от трех аналитиков, и мне бы хотелось узнать истину.

Было очевидно, что парень — козырь. Способный использовать, по разным оценкам, от двух до пяти различных сил одновременно или с очень короткой задержкой. Одно это делало его одним из сильнейших паралюдей Броктона, и одним из членов средне-высокой лиги Нью-Йорка. Но вот состав сил, их разнообразие и жесткость фиксирования — все это было тайной. Очень важной тайной, способной как опустить его рейтинг опасности до пяти, так и поднять до десятки.

Как говорится, опиши себя по шкале от одного до Эйдолона.

Юноша вздохнул, и устало-опасливо посмотрел на нее.

— Я не обязан выдавать конфиденциальные сведения, разглашение которых ведет к опасности для меня и... — он встряхнул головой. — К черту. Директор, я могу хотя бы надеяться на то, что эта информация не выйдет за пределы вашего, и аналогичных по статусу кабинетов?

Пиггот улыбнулась краешком губ.

— Если вы не совершите преступлений, тянущих на ордер на убийство — можете.

Женщина, как всегда, не обманывала. Личные дела кейпов, особенно та часть, что касалась деталей суперсил и персональной информации, требовала высшего уровня доступа, а защиту для баз данных делала лично Дракон.

Юноша напрягся, глубоко вдохнул, словно перед прыжком c парашютом в условиях плохой видимости, и все-таки начал говорить.

— У меня нет постоянных силы. Вообще. — он вздохнул. — Точнее... нет. У меня есть силы, но... В общем! — он застыл. Эмили терпеливо ждала. Для козыря исчерпывающе описать свою силу — та еще задачка. — Я... тусую силы вокруг меня. Отщепляю кусочек от одного парачеловека, еще кусочек от другого — смешиваю, присоединяю... это... вы уже видели большую часть на видеозаписи. Пока силы... носители... в радиусе, я могу использовать их постоянно. Они становятся сильнее, если отщепить концентрацию чище, но на это нужно время — примерно двадцать секунд на очень-очень чистое соединение. Кроме того, при контакте с силой, она может... хм... 'зарядить' еще один, пустой слот, остаться со мной. Они не восстанавливаются, но я все равно могу их использовать, пока не исчерпаются.

Эмили вздохнула.

— Вы не можете описать вашу силу. Хорошо. Давайте пройдем по вопросам. — мягко — насколько она умела говорить мягко — произнесла директор.

Матиас внимательно посмотрел на нее, и улыбнулся. Очень хорошо улыбнулся. Испуганно, раздосадованно. Неуверенно.

'Да он боится своей силы!'

— Хорошо, мэм.

— Вы сказали, что вы тусуете силы вокруг себя. Что вы имеете в виду?

— Я не могу удерживать все сразу. Моя сила сама решает, что отщепить и как совместить — я могу только выбрать, удерживать или выбросить результат.

Значит, козырь типа три. Копирование и совмещение чужих сил. Как показал недавний опыт, копирование в ослабленной форме.

— Далее, 'выделять концентрацию' — это делает силу, которую вы собираете, сильнее, или только чище?

Фосс прищурился, уйдя глубоко в себя.

— И то, и другое. — он задумался. — Сила не то, чтобы становится сильнее... просто я понимаю ее легче. Улучшение идет вглубь, не в стороны.

Женщина кивнула. Понятно. Последний вопрос... два.

— Какой радиус вашей силы?

Матиас улыбнулся. Похоже, этот вопрос он ожидал.

— Пятьсот метров. Во время сильного стресса — чуть больше.

Эмили пожала плечами. Конечно, предстоит еще выяснять и определять точные границы, дистанцию и вместимость — но этим уже будут заниматься в лаборатории. У нее нет на это времени.

— Последний слот, остающийся с вами... — она не стала продолжать. Он кивнул.

— Та комбинация, которую я использовал до разрыва соединения, остается со мной. Пока я ее не сброшу.

Женщина прищурилась.

— Так пока не сбросите или пока она не закончится, мистер Фосс?

Парень задумался.

— Пока не закончится. Да, так точнее.

Женщина фыркнула.

'Не выходил он на улицы потому, что хорошо зарабатывал.'

Ага. Как же. Будто молодой мужчина способен выдержать такое искушение. Он не выходил потому, что у него кончались силы, а способа восполнить их не было. Он — одиночка, кейп в первом поколении, и подзарядиться, заполнив пустые слоты чужими способностями ему неоткуда. Вот и корпел над каждой каплей. Наверняка каждую сделку три раза оценивал, стоит использовать суперсилы умника, или лучше потерпеть.

Но, справедливости ради, он все-таки отреагировал, когда напала Симург, и когда на его глазах попытались похитить малолетнюю девчонку.

Эмили Пиггот довольно улыбнулась. Матиас Фосс оказался хорошим — удивительно хорошим — человеком. Но все-таки человеком, а не живым святым, каким пытался себя представить. И это нравилось ей, пожалуй, сильнее всего. Старый солдат давно не верила в сказки, и с парнем все было слишком хорошо. Теперь стало нормально.

— Хорошо, мистер Фосс. — женщина пододвинула к юноше комплект документов, закончив его заполнять. Работа была настолько привычной, что почти не требовало сознательных усилий. — Не буду ходить вокруг да около — вы нам подходите. СКП в моем лице предлагает вам работу в качестве штатного сотрудника Протектората, крупнейшей и наиболее влиятельной группе героев в Соединенных Штатах.

Подспудно женщина ожидала сопротивления и уже подготовила аргументы (точнее, аналитический отдел и штатные психологи изучили его дело и подготовил их за нее), но юноша только улыбнулся.

— Когда первый боевой выход, мэм?

Пиггот прищурилась.

— Могу ли я узнать, откуда такое рвение, мистер Фосс? Еще неделю назад вы на протяжении целого года старались держаться от парачеловеческой стороны жизни общества настолько далеко, насколько это возможно.

Юноша вздохнул.

— Мэм, я ведь правильно понимаю, что моя гражданская личность теперь — секрет Полишинеля? — он покачал головой. — В конце-концов, я вступил в бой, замотав голову салфеткой. Перед главным корпусом Аркадии, увешанного камерами.

Пиггот кивнула. Юноша все понял верно — даже если бы СКП не знало его личность после инцидента с Симург, то ее выяснение заняло бы минут десять за компьютером. Он не успел поменять одежду, когда вступил в боестолкновение, и ранние записи с того же места обнаруживали лицо парня на раз. После чего поднимались школьные списки или гражданские базы данных для поиска по лицу, и все становилось на свои места.

— Боюсь что это так, мистер Фосс.

Парень грустно улыбнулся.

— Вот вы и ответили на свой вопрос, мэм. Мое лицо открыто. — юноша сглотнул, похоже, вспомнив свой триггер. — Возможно, это прозвучит эгоистично, но, когда очередные сволочи придут меня вербовать, я хочу иметь за своей спиной Протекторат и полную команду Броктона.

Пиггот почти умилилась. Подобное здравомыслие среди кейпов встречалось настолько редко, что больше напоминало чудо.

Впрочем, случившееся с Панацеей навело бы на правильные мысли даже последнего идиота.

— Понимаю, мистер Фосс. Если вы будете делать все, что от вас требуется, то Протекторат защитит вас от угрожающих преступных элементов. — женщина улыбнулась. — Но вы даже не спросите об окладе?

Спросила она исключительно для порядка, заранее зная его ответ. Парень только улыбнулся.

— Директор, у моей семьи достаточно средств, чтобы позволить мне не думать о деньгах. К тому же, я достаточно хороший специалист, чтобы всегда заработать себе на хлеб.

Это не было пустой похвалой — парень честно закончил школу на два года раньше нужного, и поступил в один из лучших университетов Соединенных Штатов без помощи сверхсил. Конечно, его готовили лучшие преподаватели, которых можно купить за деньги, но свою квалификацию регионального менеджера юноша заслужил честно, работая в семейной компании с тринадцати лет. И, судя по собранному резюме и сделкам на посту регионального директора, от которых он брал процент, полтора квартала назад став миллионером.

Женщина кивнула, парень бегло просмотрел и подписался под контрактом с СКП.

— Рада это слышать, мистер Фосс. Добро пожаловать в Протекторат.

В первые за долгое время директор Пиггот произнесла эти слова без внутреннего отторжения. СКП были нужны такие люди, как молодой Фосс.

Юноша улыбнулся.

— Благодарю, директор. Буду рад работать с вами.

Она кивнула. Вроде бы все, но...

— Еще один вопрос, мистер Фосс. Последний, и вы можете быть свободны.

Парень осторожно посмотрел на нее.

— Да, мэм?

Она улыбнулась.

— Из чистого интереса, не более того. Когда вы работали на фильтрационном пункте, рядом с вашим блоком несколько раз появился Эйдолон. Что дала вам ваша сила?

Фосс моргнул, удивленно посмотрел на нее, и задумался.

— Знаете... а ничего. Моя сила рядом с ним не дала мне ничего. Это даже как-то... разочаровывает.

Женщина кивнула. Сильный козырь покрыл слабого.

— Можете быть свободны, мистер Фосс.

Парень кивнул, и вышел из кабинета. Пиггот откинулась в кресле, с трудом подавив позыв закурить — износившиеся легкие едва справлялись и с простым воздухом.

Она вздохнула. Почему-то ее не отпускала мысль, что голос парня звучал слишком разочарованно.

* * *

Директор Пиггот положила телефонную трубку и озадаченно погладила ухо, опухшее от долгого разговора. Генеральный Директор Коста Браун приказала привести отделения во всем штате в состояние повышенной боевой готовности, но усиление присылать отказывалась, отговариваясь их занятостью в другом регионе.

В иной ситуации Пиггот бы волновалась и ожидала от начальства подвоха. В иной — но не сейчас.

Генеральный Директор, латиноамериканка средних лет, при удачном свете она могла сойти за двадцатилетнюю. Женщина отличалась редкой красотой, смуглой кожей и длинными, прямыми черными волосами. А еще — стальной осанкой, хладнокровием и чудовищной силой воли. Двадцать лет назад Ребекка Коста Браун совершила невозможное — создала СКП из ничего. Протащила сквозь окутанные паникой коридоры Конгресса целый пласт из новых законов, фактически упаковала Верховный Суд и одной только угрозой начать избирательную компанию раз за разом заставляла предоставлять ей чрезвычайные полномочия. Она реорганизовала полицию и национальную гвардию, изнасиловала конституцию всех сразу и каждого штата по отдельности, но придала абстрактной идее конкретную форму нового федерального министерства.

За годы ее правления она не позволила ни одному кризису сломать хребет молодой организации.

Теперь генеральный директор приказала Пиггот всеми силами удерживать город под контролем и готовить масштабную эвакуацию. Сама Пиггот получила еще более широкие полномочия, чем обычно — и серьезно подумывала от них отказаться. Или даже уйти в отставку прямо сейчас, сесть на служебный автомобиль с десятком оперативников и гнать, гнать, гнать из Броктона.

Женщине было страшно.

Одним служебным распоряжением под ее полный контроль переводили всю полицию города, и разрешали без разрешения иницировать любые протоколы противодействия вплоть до десяти плюс. Она, фактически, становилась подотчетна сама себе. Как директор уровня штата, Пиггот могла сама выписывать себе любые нужные розыскные ордеры, объявлять режим чрезвычайной ситуации, привлекать по своему усмотрению части национальной гвардии... в столкновении — или при подозрении о столкновении — с мастерами или скрытниками она могла объявить карантин городского масштаба, с брутами — применять ракеты и прочее оружие массового поражения.

Формально это чрезвычайные меры, которые после применения потребуется отстоять перед Конгрессом. Фактически она может прямо сейчас оцепить армейскими частями весь город, согнать население в палаточные лагеря и расстрелять на месте каждого второго.

Это меры против Губителя. Меры, бессрочно введенные на территории целого штата.

А только ли штата?

— Дракон, будь так добра, какие уровни готовности сейчас введены в остальных департаментах? Динамика за последние три часа.

Тишина. Ни звука из коммуникатора — но зеленая лампочка показывает, что канадский технарь слышит и обрабатывает запрос.

— Инициированы протоколы мастер/скрытник уровня три в пятидесяти трех департаментах Службы Контроля Параузгроз за последние сорок минут.

Пиггот глухо выматерилась.

— Какие отделы не усилили надзорные меры?

Тишина.

— Только Индианаполис, Гонолулу и Окленд, директор. Прошу прощения, теперь только Окленд и Индианаполис.

Женщина вздохнула.

— Спасибо, Дракон.

Значит, на военное положение перевели всю страну, все департаменты. Что же так встряхнуло Коста Браун, что отнюдь не склонная к паранойе женщина пошла на такие меры?

К тому же, не было общего приказа об особом положении для всего СКП. Только личные распоряжения, каждому департаменту — отдельно, иначе она бы знала. И все распоряжения — бессрочные, если они хоть немного похожи на ее.

Хотя это еще можно объяснить, увязывать поднявшуюся паранойю отдельных департаментов в единую картину пресса будет долго, как минимум — пару дней. Да и разнобой по уровням безопасности идет в ту же корзину — где-то взвинтят до шестерки, где-то просто до тройки. Если Генеральный Директор не выдала четкой директивы, значит, сама не знала чего ожидать.

Более того. Она не знала, как долго придется удерживать повышенные рейтинги надзора, а ведь каждый день с ними стоит денег.

Пиггот тяжело откинулась в кресле, сплюнула в емкость липкую слюну, проклиная поврежденную щитовидку и ампутированную почку. Женщина думала. Для непосвященных это выглядело так: директор брала чистый лист бумаги, остро заточенный карандаш и принималась набивать в нем аккуратные дырки. Когда белый прямоугольник превращался в сито, она брала следующий.

'Это ничего не меняет. Ни-че-го.'

Напропалую использовать новые полномочия ей не даст бюджет отделения, и без того идущий местами по швам. Так что все то же самое, только осторожнее.

Директор Эмили Пиггот вздохнула, и перещелкнула тумблер на управляющей панели. Тумблер, прикасаться к которому она ненавидела.

'Бета-бета-чарли-пара-ромео-три' — клавиатура. Скан сетчатки глаза и ее биометрии. Два зеленых огонька.

Через пятнадцать минут каждый 'герой' ее отдела СКП будет в зале для брифингов. Даже те, кто был в отпуске.

Мирные деньки кончились.

* * *

Женщина встала из-за стола. Ее апартаменты находились этажом выше, помещение командного центра и зал для брифингов — на расстоянии одной двери.

'Потому что худший бардак происходит именно пока начальство бежит к пульту управления.'

Патрули в городе на этот час переложили на плечи Стражей и Новой Волны. Надежда, конечно, очень непрофессиональное чувство, но Пиггот искренне надеялась что хотя бы шестьдесят, плюс-минус пять минут, этот проклятый город выдержит без присмотра Протектората.

Женщина не знала, на что именно сделать ударение. Потому что Броктон действительно казался проклятым.

Пиггот пнула обе дверцы разом и вошла в битком набитый конференц-зал. Внутри было тесно и накурено, мерзко воняло синтетическим машинным маслом и потом — собравшиеся внутри герои нервничали и курили. Справа от входа, на похожем на табуретку железном стуле сидел Оружейник. Его алебарда с мономолекулярным лезвием была аккуратно прислонена к креслу, кромка вжата в футляр.

'Он еще не заполнил обновленный формуляр об особо опасном вооружении.' — вспомнила Пиггот, и махнула рукой. Не сейчас.

Похожий на мотоциклетный синий шлем был снят. Значит, сканер работать не будет. Конечно, использовать детектор лжи на своем начальстве неэтично — и просто создает ей проблемы.

'Не забыть поблагодарить Дракон.' — вряд ли мужчина додумался до этого сам.

Кейпы.

Чуть левее сидела Мисс Ополчение. Чистокровная семитка, с загорелой кожей, черными волосами и кругловатым лицом. Она приспустила с лица американский флаг.

'Ну привет, звездно-полосатый.'

Пиггот поморщилась. Ее раздражало почти болезненное пристрастие женщины к государственной символике. Сама Директор под звездным знаменем хлебнула слишком много дерьма — особенно после того как стала его официальным представителем.

Флаг переплыл с нашивки на плече в угол кабинета, а дерьма стало только больше.

Бесстрашный, 'восходящая звезда' Броктона, сидел в отдалении от остальных членов команды. Оружейник всей душой презирал конкуренцию, и их взаимоотношения с молодым героем причиняли все больше и больше проблем. Пока что обоюдную неприязнь сдерживал профессионализм сторон и обилие внешних врагов, но... Пиггот ненавидела откладывать проблемы на будущее, сколько это ни называй 'приоритизацией'.

Если жизнь и научила директора чему-то, то это тому, что если проблема существует — она не рассосется, если ее не решать.

Триумф, Скорость — золотой костюм гладиатора с львиной головой, бросающий блики ей в глаза, и красный обтягивающий латекс. Однажды на Броктонское отделение подали в суд за его аморальный облик — с того дня Робину пришлось укрепить костюм жесткими вставками.

Батарея и Штурм сидели вместе, соприкасаясь ногами. Не так давно поженившаяся пара героев пока что не планировала выходить ни во временную отставку, ни в декрет, но Пиггот все равно не забывала про эту возможность. Она поморщилась с легким неодобрением.

'То, что ты замужем за работой, Эмили, не значит, что остальных кастрировали.'

Женщина вздохнула. Ей совершенно не хотелось выпрашивать у Генерального Директора усиление. Снова.

И не то чтобы его дали в прошлые четыре раза.

Наконец, Эйдос. Молодой мужчина к ее облегчению успел перешагнуть восемнадцатилетний рубеж до того, как попасть в ее департамент — им только не хватало очередного подопечного. Психологи и так загружены, а бюджет, как и штат, не резиновый.

Тяжелый плащ из алой ткани стекал на кресло, скрадывая фигуру. Костюм был смутно похож на кардинальскую робу — с единственным темным пятном в виде черного пояса. Пиарщики, бесстыдно пользуясь внешними данными парня, пытались одеть его в маскульно-героический костюм, стилизованный под Легенду — с искусственно врезаными кубиками преса, намеренно выделенными мышцами и очень обтягивающей тканью. Его способности позволяли герою быть очень сильной летающей артиллерией — возможно, второй по силе в городе после Чистоты. Матиас от этого амплуа отказался.

Пиггот всегда оставляла такие персональные мелочи на откуп самим кейпам — им было виднее, что одевать, пока это не шло против политики департамента. Эйдос с готовностью воспользовался этим, так что пиарщикам пришлось переделывать костюм, подгоняя его под публичный образ Эйдолона. В отличие от Александрии и Легенды у него не было своего 'пакета' стереотипных способностей — каждый козырь из-за своей редкости был в уникален, зато был определенный тип костюма. Тяжелая роба или мантия, роскошный плащ. Изумрудный цвет во всем Протекторате использовал только он, темные цвета исторически отдали злодеям, так что Эйдосу пришлось выбирать из белого, серого, розового и красного.

Пиггот окинула взглядом собравшихся в комнате, и вздохнула. Она не доверила им ни на грош. Директор вообще никому не доверяла, даже самой себе — особенно самой себе из-за специфики высокоранговых мастерских протоколов, но маскам особенно. Она слишком хорошо знала, насколько власть давит на мозги. Особенно власть, внезапно свалившаяся на голову.

Даже Оружейник, с которым она знакома не первый десяток лет, в любой момент может стать угрозой. Ее работа, ее смысл жизни — защищать простых людей от масок. От того, что могут — а значит, рано или поздно будут делать кейпы, как только поймут что их ничего на самом деле не сдерживает.

Ребекка Коста Браун дала им систему сдержек и противовесов. Ее задача — сохранить ее.

Пиггот усмехнулась. В ее полном распоряжении сейчас находилась маленькая армия, способная за считанные минуты взять под контроль весь город. А затем, с задержкой в пару часов, и весь штат.

'Так и рождаются мысли о хунтах. Просто от напряжения перед ответственным брифингом. Хорошо, что мне есть, что делать. Да и на черта мне сдался Броктон?'

— Добрый день, господа и дамы. На повестке дня у нас довольно сложная и щекотливая ситуация. — начала директор, окинув взглядом зал. Шум прекратился, сотрудники слушали. — Перед тем, как приступить к делу, у вас наверняка есть вопросы.

Оружейник кашлянул.

— Что происходит, Директор? Пятнадцать минут назад мы получили оповещение об активации шестых протоколов и вызов на общее совещание, но нам не предоставили даже краткую агенду.

В голосе мужчины четко слышалось обвинение. Похоже, его вырвали из мастерской.

— Что происходит... — Пиггот поморщилась. — Хотела бы я знать, что происходит! Меньше часа назад Генеральный Директор Коста Браун предоставила мне полномочия десять плюс. И не только мне. Вся страна в желтом коде.

Вот теперь тишину в зале можно было резать ножом. Желтый код — от тройки до шестерки, 'ожидаемое столкновение с угрозой вплоть до класса А, подготовка масштабной эвакуации.' Герои ожидали чего угодно, но только не этого.

Эмили сжала кулаки, перебирая в голове каждое слово из недавнего разговора. Коста Браун никогда и ничего не делала без причины.

А для того, чтобы перевести страну на военное положение, причины должны быть железобетонными.

— Но... почему, мэм?

Хотела бы она это знать. Впрочем... не знаешь, что ответить — устраивай мозговой штурм.

— Дракон, данные по угрозам высшего класса опасности.

— Конечно, директор. — удивления в голосе Дракон не было. Голографическая панель мигнула, и на ней появилась ярко-красная точка — и широкая окружность где-то в Неваде. Разумеется. Остряк слишком опытен, чтобы дать им установить его точное местоположение.

— Нилбог... — голос в динамиках дрогнул, Дракон замялась, но продолжила. — Не показывает никаких отклонений от привычной картины. Бойня шесть дней назад была замечена в предместьях Карсон-Сити, но более подробной информацией я не располагаю.

Пиггот снова кивнула. Добраться к ним с другой стороны континента Бойня вряд ли сможет, к тому же они — враг привычный, и процедуры противодействия давно отработаны. Коста Браун не поднимала бы панику из-за этого.

Директор кивнула.

— Спасибо, Дракон. Будь добра, добавь на карту Губителей.

Голограмма мигнула.

— Бегемот находится в ста километрах под Гималаями, не проявляет признаков активности сверх обычного. Левиафан двигается в сторону Европы, с вероятностью в шестьдесят четыре процента — к побережью Ирландии. Симург...

Женщина замерла. Пиггот почти чувствовала ее напряжение сквозь динамики — Дракон, сильнейший технарь Соединенных Штатов, паниковала.

— Я не вижу Симург. Она... она покинула обозреваемую зону шестнадцать минут, сорок три секунды назад. Системы отслеживания губителей не дают о ней новых данных... вообще.

Пиггот раскашлялась.

— Что ты имеешь в виду под 'покинула обозреваемую зону'? Все небо постоянно наблюдается автоматическими телескопами!

Гравитационные, сейсмографические — хотя ладно, они против нее и правда бесполезны, все возможные системы фиксации и наблюдения, часть из которых была собрана самой Дракон, а пара узлов и вовсе Теорией Струн до того, как та отправилась в Клетку.

Во всем мире Бета попросту не было не обозреваемой зоны!

— Боюсь, что именно это, директор. Симург просто... пропала.

— Момент исчезновения зафиксирован?

Пауза.

'Пожалуйста, пусть окажется что телескопы взломаны.'

— Да, директор.

Проектор над столом, включившись, выдал на стену картинку — пятнадцатиметровая девушка-ангел, медленно двигающаяся в атмосфере, на самой границе с космосом. В один миг она просто исчезла.

Не было ни мигания, ничего — просто на одном кадре женская фигура была, а на другом уже нет.

'Телепортация?'

— Генеральный директор об этом знает?

— Да, мэм. Я оповестила все отделения СКП и национальные правительства, но...

Технарь не стала продолжать, но Пиггот все поняла и без этого. Кивнув, она сжала виски руками. Любая активность Губителей это плохо, но активность нестандартная...

И мало того...

Директор Коста Браун отдала приказ об установлении желтой зоны сразу же после исчезновения Симург.

Какой-то проект против губителя, о котором не ставили в известность даже директоров? У Коста Браун были более эффективные средства надзора, чем у Дракон? Она наложила вето на передачу информации технарям, удержав ее на эти минуты?

Все возможно.

— Хорошо. Едва ли мы можем что-либо с этим сделать, так что до того, как Коста Браун сорвет меня на совещание директоров... — если совещание вообще будет, а пропажу Симург не заметут под ковер. — Ситуация вокруг похищения Панацеи. Кто не получил агенду по произошедшему?

Тишина. Значит, не получил никто. Даже Фосс. Хотя ему, как участнику событий, агенда нужна была меньше всех.

Эмили вздохнула. Она была недовольна. Хотя, пожалуй, недовольна — это очень мягкое выражение, не передающее и сотую долю всех оттенков того бешенства, что испытывала в данный момент женщина.

Открытое нападение на лучшую школу города. Похищение добропорядочного кейпа в его гражданской личности. Невозвратные жертвы среди гражданских. Открывшаяся общественность гражданская личность трех подопечных и одного героя. Истерика в СМИ трех с половиной штатов, быстро перешедшая на федеральный уровень.

Новая Волна была в перманентном шоке, мягко переходящим в истерику — повторилась ситуация многолетней давности, положившая конец их движению. Взбешенная, хотя и подозрительно довольная, Брандиш. Ее несовершеннолетняя дочь, узнав об этом, чуть не начавшая крестовый поход... и разбираться во всем этом хаосе приходится именно ей и ее отделу, потому что кому же еще.

Право слово, когда еще этим заниматься, как не во время странной активности губителя.

Пиар отдел Протектората рвали со всех сторон. Как же так, на месте схватки не оказалось ни одного героя. Никого не волновало, что в это же время целая команда столкнулась с Империей, что Нилбог отвлекает на свое сдерживание ресурсы целого отдела, которые так сильно нужны тут, что...

Что необучаемые идиоты из Новой Волны сами открыли свои лица, у утянули с собой еще троих ее подчиненных.

Всем плевать. Публика видит только то, что на помощь сотням вчерашних детей никто не пришел, а маски Протектората успели только к разбору полетов.

Публика видит провал, и очень рада почесать языками.

— Эми Даллон, более известная вам как Панацея, универсальный контактный биокинетик, похищена неизвестной стороной. Она — крайне ценный актив... и не только.

По рядам пробежали шепотки. Кейпы переглянулись, Бесстрашный что-то шепотом переспрашивая у Мисс Ополчения, в очередной раз показав свою неопытность. Директор прицокнула языком, отмечая краем сознания необходимость отправить героя на дополнительные курсы по рабочей этике.

Пока говорит начальство, вопросы не задают.

— Мы не знаем, кто именно совершил преступление, и, как вы понимаете, помогать нам разбираться никто не станет. — директор внимательно посмотрела на Оружейника, и тот кивнул. Желтый уровень — это время, когда свободных оперативников нет вообще, как понятия. — То, что я сейчас скажу, не должно выйти за пределы этой комнаты, но... Панацея — это предположительная угроза класса А.

Возмущения, как опасалась директор, не было. Местные герои были достаточно опытными, но... Бесстрашный, Скорость, Триумф, Эйдос — новички, и новички молодые. А молодость это опасно, безрассудно и эмоционально.

— Прошу прощения, Директор? Что вы имеете в виду?

Пиггот нажала на пару клавиш, выводя на проектор фотографии с места похищения. Ее пальцы чуть-чуть подрагивали — по старой памяти.

— Это.

У пробитой бронированной машиной стены Аркадии лежало человеческое — предположительно — тело. Говоря откровенно, человеческим его назвать было очень сложно. Мешанина из плоти и кости, вздутых лимфатических пузырей, переплетенных вен и щупалец.

— Согласно анализу Дракон, это — один из похитителей, имевший глупость дотронуться до Эми Даллон. Контакт длился меньше трех секунд, но в результате у жертвы были деформированы органы и развились опухоли, в том числе в головном мозге. — женщина покачала головой, и нажала на стрелку на клавиатуре. — Еще одна жертва — здесь, как вы можете заметить...

Кого-то вырвало. Судя по всему — Бесстрашного. На мгновение — только мгновение — женщине стало жалко паренька. Из нее отвращение к таким картинам выжег Элисбург.

Повисла тишина. Кейпы рассматривали фотографии пяти убитых похитителей, будто бы выпотрошенных, вывернутых наизнанку и сшитых обратно. На фото двое жертв еще дышали.

— Второй триггер? — неуверенно спросила Ханна. — Панацея не могла работать с головным мозгом.

Ее тон был странным. Пиггот прищурилась.

— Возможно. Или Панацея с самого начала лгала нам о своих возможностях.

Мужчина в обтягивающем красном латексе кашлянул.

— При всем уважении, мэм, Эми — светлый ребенок, согласно отчетам психологов...

— Я не просила твоей оценки Панацеи, Скорость. Это раз. Два — согласно отчетам, полученных из редких, нерегулярных осмотров. Каждый из которых оставлял сомнения в стабильности ее психики. К сожалению, Панацея не была членом Протектората, и я не могла дать этим подозрениям ход. Ее пациенты распяли бы департамент во всех медиа.

Неозвученная часть повисла над столом. 'И вы видите, к чему мы пришли.'

— Директор, угроза класса А... не слишком ли много? Контакт, не работающий сквозь ткань и броню, даже через одно касание — этого мало.

Оружейник. Голос серьезный, глубокий — и он задает вопрос с целью узнать ее причины для такого решения, а не оспорить его. Все-таки он возглавлял команду не просто так.

— Двое похитителей, последние в очереди, после контакта с Панацеей открыли огонь по своим. — именно поэтому они и дожили до приезда группы захвата, трансформированный организм оказался достаточно живучим, чтобы выдержать раны от пуль. Те, кого Панацея атаковала с целью убить, такими удачливыми не были. — Для превращения предположительно требуется контакт длиной в две-три секунды, возможен параллельный процесс. Конечно, это стрессовая ситуация, умножающая силу кейпа, но выводы делайте сами.

А выводы, судя по преобразившимся лицам героев, были далеко не радостными. Контакт-9, Мастер-7, не ограниченный количеством миньонов, и способный их улучшать.

— Психосома в квадрате... если не Нилбог. — прошептал Штурм. — Или Ампутация.

— Зависит от того, может ли она запустить цепную реакцию. — поморщилась Пиггот. — В любом случае, сейчас это не важно. Я засекречиваю этот эпизод боя — вне этой комнаты никаких трупов похитителей не существует. Настоящие способности Панацеи не являются предметом для разглашения. Я запрещаю вам узнавать о произошедшем у Эйдоса — а ему запрещаю отвечать на ваши вопросы, если они все-таки будут. Это ясно?

Герои кивнули. Потом они подпишут соглашение о неразглашении — но это будет потом. Сейчас...

— Какая у нас стратегия? — раздался голос справа. — Мы ищем Панацею? Если не оповещаем о ее силах общественность?

Спрашивал мужчина в алом костюме. Пиггот ухмыльнулась.

— Отчасти, Эйдос. — женщина прищурилась, изучая его лицо. Страха там не было — только сосредоточенность. — С этого дня я ввожу на территории департамента режим общий-6... к дьяволу, общий-7. Все экскурсии будут приостановлены, каждый из вас получит личный код, меняющийся в случайные промежутки времени. Посетители могут входить только с моего личного разрешения и в сопровождении двух сотрудников Протектората и усиленного оперативного звена СКП. Что касается стратегии — это и есть предмет обсуждения сегодняшнего совещания. Главное — все, что прозвучит в этом кабинете, тайна. В том числе и от стражей. Особенно от стражей. Утечки я не потерплю.

Герои снова кивнули, и директор села за стол. Распределять графики патрулирования, решить, что сливать, а что придержать, каких чинов полиции к делу допустить, как распредлить работу умников, на каких злодеев и как надавить, чтобы принудить к сотрудничеству... все то, что она уже давно называет текучкой.

Главное — не задумываться, выдали ли ей такие полномочия только в свете странностей с Симург, или Коста Браун, как всегда, не говорит все, что знает.

И, дьявол, все-таки готовиться эвакуировать город.

Она не даст Броктону превратиться во второй Элисбург.

2.4

Город терзал дождь. Он собирался пластами туч, подушкой низкого давления прибивал людей к кроватям и отчаянно гремел, разрывая уши. Волны бились о ржавые конструкции доков, утаскивали в залив волнорезы и заливали набережную.

Броктон давно не видел такого шторма.

Штаб квартира Северо-Восточного отделения Протектората медленно превращалась в атлантиду. Нефтяная платформа, застывшая посреди залива, медленно опускалась под воду. Пузырь силового поля помутнел, сдерживая бьющиеся в него волны.

Матиас вздохнул, откинувшись спиной на жесткую сталь. Через голубую пленку не проходило ни звука, ни ветра — только мерно гудел генератор в глубине здания. Душный мирок купола медленно наполнялся горячим воздухом.

'Прямо как я.'

Матиас закрыл глаза.

Огромные, злые волны — и голубая стена, не пропускающая ничего. Ни ветра, ни звука, ни движения воздуха. Ни единого намека на их существование.

И тем не менее, волны были. И тем не менее, он чувствовал их движение.

'Пустота, усыпанная созвездиями. Яркими и тусклыми, такими близкими — только протяни руку, только воздай молитву...'

'Крылья не двигаются, но она летит. Массивный шар внизу и справа — движется рядом с ней и вместе с собой несет и ее...'

'Теплый кофе, корица и ваниль — пакет был порван, фасовочный аппарат сломался, оператора уволили — жидкость обжигает губы, согревает горло...'

По его спине лился пот. Стальная пластина, служившая платформе полом, обжигала сквозь одежду. Сила — близкая, почти родная, взятая у Сары — наслаивалась, смешивалась, отлетала и рвалась на части. Не справлялась.

'Дипломат. Голос Королевы. '

Темные волны с силой вколачивались в силовое поле. От них не оставалось и следа.

Связь сохранялась.

'Почему я их чувствую?'

Звезды. Живые, сверкающие, лучащиеся энергией. Мертвые, тусклые, потухшие, угасшие — две рядом, вокруг еще три живых.

'Влиятель — или был им раньше. До того, как из него вырвали его суть.'

'Вооружение — живой, но ограниченный. Довольный, стесненный, готов делиться, хочет развиваться, жаждет новизны...'

Ладонь согрел зеленый шарик, мигнув, развернувшийся в длинный меч. Кромка меняла цвет — розовый, черный, сиреневый...

'Влюбленность, отчаяние... смущение.'

Меч. Копье. Что-то с длинным прикладом и странным прицелом из исторических книг — кажется, мушкет.

Теплый, согревающий заряд проходит сквозь оружие. Оно становится немножко — самую малость — лучше. Точнее. Сильнее. Мощнее.

Оставить?

Всего один свободный слот из двух. Одного уже нет — он заморожен, отгорожен, отрезан — Понтифик не любит, когда кардинал играет в его игрушки.

Матиас тихо качает головой, и изумрудный шарик пропадает — даря напоследок еще чуть-чуть тепла.

Он не выбирает — почти не выбирает. Вокруг него слишком много звезд. Каждая — чья-то. Ему не дано приказать. Он может только прикоснуться, позволить, разрешить, открыть — дать волю, выбор, взять то, что дадут. Перенести. Смешать. Исправить.

'Скорректировать.'

Скорректировать что?

Тишина.

Он знает, что волны бьются о голубую пленку. Но понятия не имеет, почему.

— Можно минуту, мистер Фосс?

Мужчина — средних лет, нет, ему только чуть больше тридцати — вышел из толстых дверей. У него болят запястья и спина, костюм обычный, но во внутреннем кармане твердый квадрат — удостоверение — пиарщик.

Матиас глубоко вздохнул. На платформе слишком душно.

'Хватит.'

— Да, мистер Нортон?

Его собеседник удивился — хоть и всего на долю секунды — и улыбнулся. Профессионально, но устало.

— Директор Пиггот хочет, чтобы я обсудил с вами ваш костюм и образ. — он улыбнулся, сочувственно, как бы извиняясь. — Я понимаю, что уже поздно, но...

'Молодой мужчина — скорее, парень, сжался на стальной платформе, сжимая руками виски. Скомканный, потный пиджак больше похож на половую тряпку, глаза красные, вены на висках воспалены, кожа на запястьях содрана.'

— Все хорошо. — Матиас кивнул на пластиковый стул рядом с собой. Он все еще был влажным — до того, как подняли силовое поле, дождь успел изрядно намочить мебель. — Садитесь и говорите.

Сам он вставать не стал.

— Итак, о чем я говорил... — Нортон смотрел на него прямо, чуть-чуть сверху вниз. Для этого чуть-чуть он пригибался гораздо ниже комфортного. Матиас бы хихикнул, если бы у него так не болели виски. — Ваш костюм. Это — ваша торговая марка и сообщение, которое вы хотите послать тем, кто с вами встретился. Я помогу вам определиться с концепцией, но, пожалуйста, отнеситесь к этому серьезно. Это действительно важно.

Парень хмыкнул.

— Вот как? — он вздохнул. — Я думал, герои сначала выбирают кличку.

Нортон ухмыльнулся.

— Люди, которые вас увидят, не будут оценивать вас по имени, мистер Фосс. Они будут очень быстро убегать. Задача костюма — дать им понять, что вы здесь, чтобы помочь им, а не чтобы стрелять в них.

Мужчина говорил совершенно серьезно. Парень имел другое мнение об этом маскараде, но не стал спорить — его не интересовало, какая именно у собеседника личная история, связанная с кейпами. Они всегда одинаковые в своей сути.

А переизбыток информации — это как ее недостаток, только больнее.

— Окей. — он вздохнул. — Вам виднее. Придумайте что-нибудь, и отправьте директору — или кто там утверждает костюмы, старший по пиару? Я заранее согласен.

Нортон странно посмотрел на него.

— Вот как? Даже если я добавлю вам на наплечники и шлем львов?

Матиас фыркнул.

— Да хоть костюм львиного талисмана, который Бесстрашный так хочет, но стесняется попросить. — он покачал головой. — Серьезно. Мне плевать, в какие тряпки вы меня вырядите.

Мужчина прищурился.

— Вы не хотите быть кейпом?

'Психопрофиль, похоже, подтвердил...' — к дьяволу.

— Я хочу работать. — Матиас вздохнул. — Серьезно, Джеймс. Мне не важно, какое имя вы мне придумаете и в какой костюм оденете. Они — ваша епархия, ваша маленькая игра, 'давайте сделаем опасных-опасных фриков общественно привлекательными героями'. Если вы думаете, что кто-то будет спать лучше от того, что я буду носить желтое в цветочек — значит принесите мне этот гребаный костюм в цветочек и закончим на этом.

Он говорил громко, сбивчиво — почти сумбурно. Что-то в нем рвалось, что-то выплескивалось, что-то...

'Атомы кислорода и водорода обтекали белые крылья, вливались в серебряную трубу. Технология из странного набора, из тусклой, омертвевшей звезды...'

Он устал. Ему было жарко. Ему не хватало второй силы, такой близкой, такой знакомой... Но силы не было.

В его распоряжении остался только один слот.

— Хорошо. — мужчина никак не отреагировал на его отповедь. Он не прищурился, пальцы не сжались — ничего. Будто это было нормой. — Сформулируйте свой публичный образ из двух-трех слов. Два прилагательных, одно существительное.

— Например?

— Железная леди. Отрешенный отшельник. Харизматичный лидер. Эксцентричный и мудрый старик.

'Александрия. Эйдолон. Легенда. Миридин.'

Все верно. Публичные образы героев Протектората никогда не были особенно проработанными или человечными — скорее наоборот, намеренно отчужденными. Статуэтки Александрии были в каждом сувенирном магазине, мультфильмы про Легенду крутили на каждом детском канале, но в каждом из них они не были людьми. Они были образами — сочетанием черт. Ассоциацией, вызывающей доверие, симпатию или уважение.

Роль 'людей в костюмах' выполняли корпоративные кейпы, подопечные, злодеи-недотепы — те, кого не страшно, кто может быть близок к публике. Настоящие герои, те, кто встречали Губителей лицом к лицу и выживали после этого, уже не были людьми в полном смысле этого слова.

Они были опорой. Медийными образами. Персонификацией спроса на какие-то человеческие черты.

Александрия, которую давно воспринимают как полубога — жесткий и требовательный командир, который всегда знает, что именно нужно делать. Женщина, по приказу которой не страшно умереть. По приказу которой хочется умереть — потому что ты знаешь, что это не будет напрасно. Она редко приказывает, но каждое ее слово имеет силу закона.

Ее костюм исполнен в черных и серых тонах, а глаза закрыты зеркальным забралом.

Легенда — харизматичный лидер, невероятно привлекательный, опытный и понятный к простому человеку герой. Эталон, к которому приятно стремиться — и яркий, привлекающий внимание костюм. Его лицо почти не закрыто, открывая простор для эмпатии — только вокруг глаз закреплена синяя полоска.

Он приказывает еще реже — и уж точно никогда не прикажет что-то слишком опасное. Нет. Он попросит.

И его просьбу выполнят.

Эйдолон — сильнейший из героев, главное и самое тяжелое оружие Протектората. Отрешенный, непонятный и непонятый отшельник, приходящий только в самой тяжелой ситуации. Когда все шансы уже потрачены, а команды проиграли и отступили. И когда к бою присоединяется он, все остальные тут же уходят на второй и третий план.

Тяжелый плащ, изумрудная мантия и капюшон, закрывающий лицо — из которого бьет свет. Его лицо скрывает его же сила, и сама конструкция костюма не подразумевает возможности разговора.

Он никогда не приказывает — ему это просто не нужно.

Понтифик

Три пути. Он может пойти по любому из них — определить для себя роль, которую он хочет исполнить. Его не могут и не захотят принуждать, так что всю дальнейшую пиар компанию, реплики, сам формат его роли будет построен вокруг выбранного медийного образа.

Кто же он?

О чем говорит его сила?

— Защищающий систему корректор. Ка...

'Ка...' — что?

Слово плясало на самом краешке языка, но не выпрыгивало. К тому же, оно было лишним.

— Любите статус-кво, Матиас?

Нортон улыбался. Почти понимающе, почти уверенно — но только почти.

— В том числе.

Это так. Но ведь дело совсем не в этом.

Он с закрытыми глазами чувствовал волны за щитом — близкие, отделенные, заметные, скрытые. Он чувствовал звезды — живые и мертвые, тусклые и яркие, начавшие угасать и только разгоревшиеся. Он знал их смысл. Он видел их суть. Он...

Он знал, что нужно исправить.

'Белые крылья сжимаются, теряют перья, странное устройство гудит — его питает сам воздух.'

У него остался только один слот.

До встречи с Понтификом их было два.

* * *

Ты сидишь на холодной крыше, высоко над землей и качаешь ногами. Липкий латекс обтягивает тело словно перчатка, под ботинками нет носков, и ты чувствуешь, как в прослойке между пяткой и подошвой копится пот. Ты смотришь вниз. Невыносимо хочется прыгнуть.

Фонари, рекламные экраны и вывески, живая анимация, ленты машин на дорогах и льющийся из окон свет — город горит. Город жжет электричество. Город сжигает топливо, город играет с энергией, водой, паром и атомом. Город живет, город живет здесь и сейчас, он не думает, что будет послезавтра — он знает, что для него послезавтра не будет.

Восьмерка из серой ткани липнет к твоему лицу. Ее ткань пропускает влагу, из-за впитавшегося пота она давно стала почти черной, но тебе совсем не хочется ее снимать.

Пустая крыша опустевшего ночью офиса, пятьдесят этажей и черное стекло на двери аварийного выхода. Ветви железных антенн, толстые, наслоившиеся кабели, решетки и бетон. Пульсирующие нити сигнализации, рабочий генератор где-то в глубине, под землей.

Ты не понимал, что такое костюм, пока не одел его. Он оказался чем-то бесконечно большим, чем просто липкая, натирающая и обтягивающая одежда. Большим, чем ты думал или подозревал.

Ты видел, что такое костюм — или как минимум догадывался. Ты рос с людьми, которые выстрелами рушили здания, превращались в стальной вихрь и создавали из воздуха лезвия. Людьми, которые лечили рак прикосновением, возвращались во времени, дорастали до пятнадцати метров в высоту и управляли металлом.

Но выделяло их совсем не это.

Они отличались дурной, пьянящей безнаказанностью. Неподсудностью и неподотчетностью. Дерзкой, горьковатой, выставленной напоказ свободой.

Безнаказанностью, которая теперь досталась и тебе.

Все это время ты жил в сетях бесчисленных маленьких правил. Писаных — в уголовном и административном кодексе — и не очень. Моральных, навязанных социальными отношениями, здравым смыслом, простым страхом за завтрашний день, инстинктом самососохранения. Формальных, фактических, нормативных. Любых.

Сотнями и сотнями социальных взаимодействий, наслаивающихся друг на друга.

'А что обо мне подумают?'

'Я точно делаю это правильно?'

'Если я отрежу ему голову, чего мне это будет стоить?'

Ты жил, обдумывая каждое слово и каждую мысль. Держал себя в рамках разумного, как держали все вокруг тебя.

В эту ночь правила закончились. Костюм их срезал — раз и навсегда. Сломал этот переусложненный социальный договор, вернул его в начало начал.

Что-то похожее ты почувствовал много лет назад, когда впервые зашел в интернет и понял, что ты в безопасности. Что все твои слова останутся безнаказанными. Что тебе ничего не угрожает , что бы ты ни делал и что бы ты ни говорил.

Теперь это напоминает тебе стакан кофе рядом с полной упаковкой героина.

Город внизу беззащитен. Ты чувствуешь это даже не мозгом, а всем телом — словно ты впервые зашел на форум без модератора.

Покричать, написать на стене, заспамить — внутренний неандерталец воет от восторга, а потом затихает. Даже там, в интернете, тебя держало на крепкой цепи сообщество. Бан, голосование ногами, низкая активность...

Этого больше нет. Ты в костюме. Тебя никто и ничего не ограничивает.

Дорвавшийся читер первым делом спамит код на деньги и ценности, быстрее, пока не сломалось, не веря своей удаче — и тебя очень тянуло поступить так же.

Но денег тебе всегда хватало. Ты удовлетворился ими и без костюма — но он всегда найдет, что тебе предложить.

Ты можешь отправиться в отделение налоговой, спалить его вместе с базой данных и тремя инспекторами, вытрепавшими тебе все нервы. Отправится домой к подрядчику, сорвавшему контракт на три миллиона, или распять на электрическом столбе конкурента. Можешь сравнять с землей мэрию или здание городского совета, собрать свою армию, карать, подчинять — но не управлять. Просто наслаждаться.

Костюм освобождает от необходимости думать и усложнять. Он дарит спокойствие, разбивает мыслительный процесс на серию тактических задач. Он помогает определиться с целями, снимает внутренние блокировки — дает твоим желаниям раскрыться.

'Если ты чего-то хочешь — сделай это!'

Не думай о последствиях, не считай, не вычисляй — просто сделай это и убей всех, кто попробует тебе помешать. Сделай, а думать будешь потом — или не думай, он подумает за тебя.

В костюме хочется игнорировать правила и устанавливать свое — одно, зато всеобъемлющее.

В костюме ты превращаешься в человека с большим молотком, а окружающие становятся гвоздями.

И самое главное — тебе это нравится.

В лицо бьет ледяной воздух — ты почти глотаешь метры, стрелой падая вниз. Тебе не страшно, хотя в легких почти нет кислорода. Костюм липкой тряпкой обтягивает тело, почти распахивается на животе, серый асфальт дороги становится все ближе.

Тебе не страшно, хотя сила и отказывается работать. Вокруг нет ни одной звезды, да что звезды — вокруг и людей то нет. Ты один в холодном воздушном потоке, только скользят ряды подоконников — все быстрее и быстрее.

Сто пятьдесят метров, какая же скорость?

Ты не успеваешь зажмуриться — да даже и испугаться у тебя все еще не выходит. Ты просто летишь, с широко открытым ртом, с темнеющими в глазах кругами. В твоем животе что-то сдавливает и обрывается, но страха так и не приходит.

Дорога все ближе, уже различимы лужи, оставшиеся после вечернего дождя, выбоины, побелка дорожной разметки — ровная и аккуратная.

'Как на ней будет выглядеть моя кровь?'

Мысль не успевает задержаться в голове, страх не успевает прийти. Дорога бьет в лицо быстрее, чем должна — последние метры пролетают меньше, чем за миг.

Ты просто останавливаешься над дорогой — на высоте пары пальцев, после чего все-таки падаешь вниз.

Куда делать скорость? Давление? Ускорение?

Ты не знаешь. Тебе просто смешно.

Просто полностью исправный пистолет, который ты направил себе в лоб, отказался стрелять — не загорелся порох. Не загорелся пятнадцать раз подряд в четырех разных образцах оружия.

Кусок арматуры не вошел в живет, петля порвалась, стальное лезвие, взятое у дяди, остановилось в паре миллиметров от кожи. Тостер, упавший в ванную, вылетел из розетки, а его кабель порвался в четырех местах. Из-под воды тебя вытолкнуло, поезд столкнуло с путей.

Яд? Оказался вкуснее воды. Газ? Рассеялся.

Ты лежишь на грязной дороге под центральным офисом корпорации Медхолл, и тебе смешно. Смешно, как не было никогда в жизни.

А девушке, ждущей тебя у входа — страшно. Она смотрит на тебя, с истеричным хохотом бьющего ладонями в разлетающийся мелкой крошкой асфальт — и тихо дрожит.

Потому что она тоже понимает, что это значит.

2.05 Ну вот мы и подошли к этому. То, что было между прологом и первой главой.

A timeless and forgotten place,

The moon and sun in endless chase

Each in quiet surrender

as the other reigns the sky...

The midnight hour begins to laugh

A summer evening's epitaph

The winds are getting crazy

As the storm begins to rise...

— Сила для кейпа — не главное. — веско произнесла Александрия.

Резкий женский голос звучал из-под шлема немного глухо. Матиас только вздохнул.

Легко и приятно говорить 'Сила не главное', когда ты член триумвирата. Так простые кейпы любят кивать, собирая на счету у Счетовода очередной миллион, мол силы в жизни не главное, главное — это быть счастливым. Так говорят здоровые люди, утешая больных.

В его случае это был очень-очень несчастный, почти терминальный раковый больной, у подушки которого довольно расселась Александрия.

— А что главное? — все-таки спросил он.

До часа икс оставалось пятнадцать минут. Время поговорить еще было. Сдать назад...

Нет.

А ведь он даже не попрощался с семьей.

В Броктоне шел четвертый час утра. Успел уснуть даунтаун, перестал вибрировать его телефон — а они все еще разговаривали. О том, как их бесит служба. О том, как вчера обнесли центральный банк — и о том, куда они пойдут в субботу, когда он вернется в город.

Внешне Сара никак не показывала раздражения — пятая командировка за месяц, упрямо молчащая о ее подлинной причине сила. Лишь в глазах плескалась злая обида. Не должен был он так неожиданно и надолго уезжать.

Тем более — после подарка от Кайзера.

— Матиас... — девушка вздохнула. — Мы оба знаем, что ты что-то скрываешь. Скрываешь, потому что не хочешь врать мне в глаза.

— Я расскажу? — его слова неожиданно для него самого оказались вопросом. — Расскажу. В субботу. Больше никаких тайн. Если не расскажу — получишь эмейл под грифом.

— Если не расскажешь, я хакну Легенду.

Он улыбнулся. Если бы только этого хватило...

Проблемы уровня города — как же это приятно. Пусть даже это город Нью-Йорк.

— Дверь, пожалуйста. В Берн.

Наверное, это неизбежно. Того, кто любит тебя, обмануть очень просто. А вот того, кого любишь сам... нет. Не ему. Кайзер, пожалуй, смог бы.

Каждая улыбка, каждая уверенная фраза выходят наигранными и фальшивыми. Словно ты, говоря вполголоса одно, бормочешь при этом совсем другое.

И хотя он заблокировал ее силу, мозг он ей не выключил.

Они с Защитницей* стояли на крыше Бернского Собора. Точнее, на его шпиле. Еще точнее — у колокола. Сто метров над рыжеватыми крышами, покрытыми выжженной солнцем черепицей. Сто метров над городом, умершим семь лет назад.

Замечательная гармония места и времени, не так ли?

— Главное, Эйдос, это чувство долга. — с чувством произнесла Александрия.

Он покосился на нее — но женщина, вроде бы, не шутила. Стояла, опершись на перила, пристально вглядывалась в город. Потом достала сигареты, закурила. Кивнула ему:

— Будешь?

Матиас кивнул, и одним глотком сжег половину хрупкой палочки.

'Перед смертью не накуришься.'

Горьковатый дым облизал горло. Он курил, но ему все равно хотелось курить — вырвать у Александрии пачку, марки которой он так и не разглядел, затянуться еще крепче. Ему не хватало никотина.

Он думал слишком трезво, и ему было слишком страшно.

Он смотрел в город.

Часть зданий обрушилась, сквозь асфальт проросла трава. Люди — точнее, то, что от них осталось — давно сгнили и сверху были почти незаметны. Город умер, давно и прочно.

И все же, город вонял.

Вонял, как не снилось Мэдисону — укутанному колючей проволокой, окруженному рвом и усыпанному беспилотниками.

— После нее всегда... так?

Так тихо. Так пусто. Так... противоестественно, невозможно, омерзительно мертво.

В Мэдисоне была жизнь. Огрызающаяся, бьющаяся в агонии и рвущая саму себя — но была. Здесь, в Берне...

— Через несколько лет. — спокойно подтвердила она.

Он не видел лицо за темным стеклом шлема — оберткой, бумажной маской, за которой едва-едва угадывались глаза — но ее голос не изменился.

Ее сила и есть ее разум. Нет разделения, нет промежутка между запросом и откликом как у других умников — нет суперкомпьютера, работающего на странных принципах. Она просто думает — и делает это в миллионы раз лучше чем простой человек.

Он потянулся — и пальцы зачерпнули пустоту. Защитница не хотела, чтобы он взял ее силу — и он не мог ее взять.

— Если план не сработает — это тебе не поможет.

Матиас кивнул.

'И правда. Не поможет.'

Он никогда не присматривался к венцу собора — любого, даже не Бернского. С земли он казался маленьким, почти хрупким. На самом деле колокольня оказалась просторным помещением, и стоять там несложно, тем более опираясь на крепкие железные перила.

— Александрия, мы стоим именно здесь, потому что собор — высокая точка? Удобная для наблюдений?

Она могла бы зависнуть в воздухе, он мог бы зависнуть в воздухе — наверное, женщина просто щадила новичка в его первый выход.

— Нет, — ответила Защитница. — Еще версии?

— Потому что это проще, чем лететь? — предположил он.

— Снова мимо. Что нам полет... — женщина говорила спокойно, но был в ее тоне намек на сарказм. — Надо будет — полетаешь.

— Тогда... — он задумался. Шпиль едва заметно покачивался, умерший Берн не издавал ни звука — даже ветер не доходил до самого верха. — Тогда... тогда не знаю.

Женщина усмехнулась.

— Попробуй свою вторую силу.

Он не сразу понял, что она имела в виду. Не 'используй', не 'посмотри', а 'попробуй'...

Шепот. Смех. Шелест. Крики. Река из красок, вышедшая из берегов — вся палитра, на миллионы оттенков. Связи, разрывы, изменение — контакт. Десять, двадцать, тридцать, шестьдесят... все внизу. Все вдали.

— Она не долетела до собора.

Александрия кивнула.

— Не долетела.

На шпиле собора не было никого. Ни одного триггера не случилось вблизи. Ни следа, ни единого, даже самого тусклого оттенка — его ничего не будет отвлекать.

Мир многомерен. Его пронизывают тысячи, миллионы корней. Земля Алеф, земля Бета, земля Тэта — только внешний слой огромной системы, в глубине которой — множество независимых грибниц. Каждая — своя сила, своя суть, у каждой — свой разум. У каждой свои привычки, свои критерии, свои запросы, свои размеры энергопотребления.

Он не может не увидеть место, где случился триггер — пусть даже семь лет назад. Место, в котором грибница соединилась с объектом на поверхности, где родился парачеловек — его невозможно перепутать.

Его сила — неудобная, странная, ограниченная сила — играла на кончиках пальцев, позволяла видеть — и понимать.

Он не мог взять или скопировать, силой подключиться к чужой грибнице. Но он мог предложить, попросить, зачерпнуть и смешать. Он мог предложить сделку — починить связь, решить конфликт между носителем и симбионтом. Он мог взять на себя часть соединения — если ему позволит сама грибница.

Он работал с ней, а не с человеком.

И там, где силы любого другого кейпа были завязаны только на одну грибницу, его могла связаться со всеми.

И если он прав — если Александрия права — он уже один раз связался. Но хватит ли этого, чтобы захватить контроль?

Может ли он управлять чужой грибницей? Всего одна попытка, всего один шанс — через мгновение за спиной женщины хлопнет дверь, и он останется один. Здесь и сейчас она может помочь только морально.

Может ли он? Готов ли он?

'Debes, ergo potes.'

Должен — следовательно, может.

She seems to come from everywhere

Welcome to the dragon's lair

Fingers running through your hair

She asks you out to play

— —

— Какой она была?

Три слова, укутанных в сиреневую боль. Капля, скользнувшая по окну, шелест ветра, кусочек далекого моря. Паутина, порванная ветром.

Молчание, скрип перьевой ручки.

— Хейс Андерс. Твоя жена.

'Моя мать'.

Поленья в камине — тепло, резкое, накатывающее тяжелой волной. Мягкая волчья шкура под ногами.

— Тебя не касается.

Спокойный, ровный голос. Взгляд, не отрывающийся от документов.

— Я сам решу, что меня касается. — пауза. Воющий, словно убитый волк, дождь за окном — зверь, вцепившийся в крышу. — Какой она была?

Молчание. Скрипнувшая чернильница, отложенные в сторону бумаги.

Туго натянутая нить.

— Напомни мне, чей это дом?

Взгляд — очень-очень четкий. Ровный подбородок, острые скулы, уложенные лаком волосы — прядь челки, застывшая чуть выше правого глаза. Темно-синий костюм и белая рубашка. Галстук, схвативший горло.

Ему всего тридцать пять, но он выглядит на все сорок.

— Напомни мне, сколько предложила Элита?

Молчание. За окнами гром. За окнами шторм.

Грозовой волк ласкается к рукам, словно послушный щенок.

— Та-ак. — протянул он. — Ты всё-таки на это решился.

Вскрик ножа — стальные ленты, бьющиеся о стекло и кирпичную стену. Железо, железо, железо — снаружи и под одеждой. Скованные руки, ноги, сжатые стальным кольцом — все, вплоть до последнего пальца. Не пошевелиться и не вздохнуть.

Его голова повернулась, выпустив мужчину из поля зрения. Теперь он смотрел на камин.

— Извини, Тео. — сказал Кайзер тоном, исключающим даже намёк на раскаяние. — Я тебя вот так подержу. Не хочу, чтобы ты меня выпотрошил от прилива высоких чувств.

Тео вдруг протрезвел, как-то сразу и моментально.

Отец никогда не шутил со своей силой. Когда он бил, он бил — по крышке гроба.

— Видишь ли, Тео. — он не видел его лица, только тень и смутный силуэт на самой грани видения, но был уверен, что отец покачивает головой в такт словам. — Бывают такие услуги, которые родители должны оказывать своим детям. Зная заранее, что те не будут им за это благодарны. Может быть, они их даже возненавидят. На какое-то время, пока те не вырастут.

Он попытался что-то сказать. Из глотки вырвался только хрип: все остальное проглотил стальной кляп.

— Я тебя уже услышал. — спокойно сказал Кайзер. — Теперь ты меня послушай.

Он тяжело вздохнул, изучая его взглядом. Тео вздрогнул.

— Элита. — сказал Кайзер. — Это последнее место, куда я тебя отправлю. Когда Матиас просто потерся рядом с ними, он получил информацию, из-за которой его чуть не убили. Вопрос я, конечно, закрыл — но если ты там появишься, для них это будет означать, что мы что-то слишком хорошо поняли. Это почти стопроцентная гарантия новых покушений. Более успешных.

Тео промолчал, за неимением иных возможностей. Еще он мог выть и хрипеть — но стальной кляп начинал резать десна.

— Но это только половина проблемы. — продолжил Кайзер. — Как мне кажется, твой внезапный порыв к самостоятельности связан с одной юной особой, в которую ты безнадёжно влюб...

За окном громыхнуло. Молния скользнула в землю по удлиненному громоотводу, завоняло паленым. Мигнул верхний свет — только камин не заметил произошедшего.

— Вот-вот, именно это я имел в виду. Ладно, не извиняйся. — разрешил он. — И не отрицай, пожалуйста, очевидные вещи. Ты влюблён, Тео. Я бы даже сказал, что ты втрескался по уши.

Кайзер подумал, размашисто зачеркнул что-то в документе перед ним — и стальные нити разошлись сквозь стены, образуя своеобразную клетку Фаредея.

За это время Тео успел перейти от оскорблённой невинности до крайне неохотного признания того факта, что собеседник в чём-то прав.

Кайзер это, разумеется, заметил.

— Наконец, дошло. — констатировал он. — Итак. Ты страдаешь от несчастной любви. И поэтому строишь разные идиотские планы. Например, устроится в Элиту и выяснить, у кого эти граждане достали флаконы ценой по пять миллионов каждый. И, что важнее — каким образом эти граждане так ловко прыгают между мирами — юной деве это очень интересно. Она вообще любит в этой жизни только себя и информацию. В этом порядке. А рыцарь, который принесет такой подарок... Так? Вот только не надо врать лицом, мой милый. Ты этого не умеешь и не научишься. Именно об этом ты думаешь, сын мой.

На этот раз по стальной сетке, загодя встроенной в стену, прокатилась целая электрическая волна. Кайзер закурил, и вздохнул.

— Совсем плохо. Ты, похоже, совсем голову потерял. Ладно. Будем щадить твои чувства. Итак... — мужчина глубоко затянулся. — Как ты понимаешь, с этой девушкой тебе не быть никогда. По всего трем, но очень важным причинам. Сам перечислишь?

Тео дернулся в стальных оковах, и стальной кляп вдруг поддался.

— Она меня не любит?

Кайзер улыбнулся.

— Это тоже, но не совсем. — он снова затянулся. — Для начала, жизненную спутницу сына предводителя Империи88 не могут звать Сара. Я простил это Матиасу... тебе — не прощу.

— Ее зовут Лиза, и она твой главный аналитик. — он сделал паузу. Помрачнел. — Мой главный аналитик. У себя в штабе я сам решаю...

— Это девушка твоего брата. Не забывай об этом.

Тео замер.

— Мой брат появляется в своем доме три раза в месяц и спит с блондинкой из Новой Волны. Даже если он вернется из своей поездки в Швейцарию, не угодив при этом в пожизненный карантин, это не моя вина, что его нет дома.

Кайзер промолчал.

— И ты просто утешаешь одинокую красавицу? — он покачал головой. — Нет, Тео. Твоя погоня за ответами для нее — глупость, которая сведет тебя в раннюю могилу — да и, выражаясь грубо и прямо, она тебе просто не даст.

У Тео пересохли губы. Он покраснел.

— Но...

— Ты еще не понял, почему у вас за три месяца не дошло дальше редких поцелуев? Ограничения силы. Она физически не может раздвинуть ноги — ни перед тобой, ни перед господом богом.

Тео мрачно и уперто посмотрел на него — как может только четырнадцатилетний подросток, уверенный в существовании чистой, искренней и платонической любви.

Кайзер вздохнул.

— Итак. — заключил Кайзер. — Продолжение ваших, я замечу, односторонне-поощрительных романтических отношений грозит тебе или ранним самоубийством о слишком серьезных людей, или ссорой с братом. Я, как твой отец, этого допускать не намерен. Поэтому от твоих иллюзий на счет юной Сары тебе придется отказаться. И сделать это придется сейчас, потому что потом это сделать будет гораздо тяжелее.

В клетку Фаредея ударила еще одна молния. Кайзер даже не моргнул.

— Завтра ты нас покинешь. Нет, я тебя не выгоняю. Я дам тебе задание — как моему наследнику и личному порученцу. Задание несложное. Но требующее присутствия в другом месте.

Тео пропустил воздух сквозь зубы с тихим шипением.

— Я не намерен держать тебя связанным на другом конце страны, как ты только что подумал. Я даже не буду приставлять к тебе охрану. Ты просто дашь мне слово. Пообещаешь, что завтра попрощаешься с Сарой и не будешь к ней возвращаться. Этого достаточно.

Тео открыл рот, с яростью смотря на Кайзера — и тут его ярость как бы осеклась, замолчала.

У отца было очень неприятное выражение лица. Такое выражение Тео видел на его лице всего один раз — четыре года назад, когда тому пришлось отпустить в Протекторат очередного черного вигиланта, которого он выслеживал пять месяцев и намеревался лично выпотрошить.

— Я мог бы её убить. — сказал Кайзер. — Она настраивает моих сыновей против друг друга, чтобы отвлечь меня от своих дел — и это не то, что я могу легко простить. Тебе сказал бы, что ее выследил и убил Выверт. Ты бы поверил. Матиасу рассказал бы правду — он бы понял. Дня три-четыре ты бы глушил виски. Может, неделю. Потом попросился бы на задание. А у меня стало бы одной проблемой меньше. И, заметь — ни одной новой проблемы. Но я этого не сделал.

— Благодарю. — ответил Тео, тщетно пытаясь придать голосу хоть какой-то оттенок язвительности.

— Не за что. — серьёзно ответил Кайзер. — Но, знаешь... я даю тебе выбор. Чтобы было честно.

Тео выдохнул.

— Например?

— Или ты мне поклянёшься, что забросишь свои глупые мысли на счет Сары, или приведёшь очень, очень убедительные аргументы в пользу альтернативы. Предупреждаю: они должны быть убедительными не для тебя, а для меня. Думай, Тео. Думай.

Тео попытался думать. В голове было пусто, в сердце — тесно и больно. Он чувствовал, что боль только начинается, что она ещё не дошла до головы, а когда дойдёт — ему станет очень, очень скверно. Но пока он ещё мог рассуждать здраво. Рациональный подход утверждал, что отец в общем и целом прав. Он был жутко, кошмарно, абсолютно неправ вот именно здесь и вот именно сейчас, именно здесь и именно сейчас. Вот только способа убедить его в этом у Тео не было.

— Ты шеф. — наконец, сказал он. — Ты знаешь то, чего не знаю я. Ты можешь то, чего я не могу. Дай мне шанс. Это моя первая любовь — если она сломается, пусть сломается из-за моих косяков. Ты и мама...

Кайзер задумался.

— Я думал об этом. — сказал он. — И о многом другом тоже. Нет, не пойдет.

— Я не могу её бросить. — сказал Тео. — Не могу и все.

— Можешь-можешь. — Кайзер произнёс это почти ласково. — Итак, все твои доводы исчерпаны? Я имею в виду — рациональные доводы?

— Да. — признал Тео.

Отец только развёл руками — мол, сам всё понимаешь.

— Допустим, я дам слово. — сказал Тео. — Но не уверен, что его исполню.

— В таком случае. — вздохнул Кайзер. — случится всё то, что я описал тебе раньше. Плюс к тому я буду считать тебя человеком, не отвечающим за свои слова. Что в нашем с тобой случае приводит к резкому изменению формата отношений. Ты мой сын и наследник, Тео — ты, а не Матиас. Я позволяю тебе очень много. Ответственность идет в том же пакете.

— А если я не буду ничего обещать? — Тео посмотрел Кайзеру в глаза.

— Тогда я буду считать себя свободным в своих действиях по отношению к Саре. — Кайзер снова закурил. — То есть от неё избавлюсь. Тем или иным способом. Слишком много проблем от одной неполовозрелой девчонки, чтобы позволять ей ворошить болото. Что дальше, Джессика придет ко мне плакать из-за неразделенной лесбийской любви? — Кайзер вздохнул. — С каких пор моя семья превратилась в гарем семнадцатилетней еврейки?

— В таком случае. — выцедил Тео сквозь зубы. — Я слово дал.

Кайзер посмотрел на него, кивнул — и ничего не сказал. Железные оковы втянулись обратно в стену, словно их не было. Он подтолкнул к нему стопку бумаг. Верхний лист был покрыт не успевшими подсохнуть чернилами. Рядом со стопкой лежал билет на поезд.

— Дело изучишь в дороге. — Кайзер кивнул на дверь. — Больше тебя не задерживаю.

— —

Не забывайте оставлять комментарии. Что так, что не так, и где косяки. Мне самому текст не нравится.