— Я, — у Александра Хэмминга дернулась щека и он из-за всё более разрастающегося раздражения запнулся и начал заново. — Я думал, Лейф, что ты станешь продолжателем моей династии. Мне осталось жить от силы год, несмотря на все старания моих людей. Единственным спасением была бы установка серого ящика, но я не приемлю кибернетизацию, ты ведь помнишь тот наш разговор, так ведь? И, судя по твоему тупому лицу, ты этого не знал, да, гений сопливый? Ты не оправдал моих надежд, Лейф. Я убью тебя, а потом убью себя. Ведь все это, — Хэмминг-старший весьма пафосно взмахнул рукой, пытаясь объять этим жестом будто не только окружающее его помещение, — оно было бессмысленным, и для меня эта тщетность — худший позор. Лучше поступить, как поступали те древние самураи — не жить с таким позором. В дальнейшем наследство перейдет к "Церберу", юридически, конечно, главам дочерних компаний по плану реструктуризации, но... Они по крайней мере ратуют за возвышение человечества не меньше, чем я сам!
— Ну уж нет! — младший Хэмминг попытался подняться, от чего болезненно вздрогнул всем телом и не смог-таки встать на ноги, а затем, когда понял, что самое устойчивое положение будет лёжа — направил руку с инструментроном на своего отца, смотря ему прямо в глаза, голубые и тусклые. — Запускаю вирусную программу "Код Наследника". Активы перейдут на официальный благотворительный счет Биотической Программы Альянса в случае моей смерти. Пока что все качается на мой секретный счет, — пояснил Лейф и зашипел от боли, потому что отец пнул его по ноге и взялся за кисть его руки, на что младший Хэмминг рыкнул своему отцу прямо в лицо. — И "Церберу" не светит!
— Я знаю все твои секреты, Лейф, — усмехнулся Александер, приблизив своё лицо ещё ближе к оскаленному в болезненной гримасе лицу сына. — Ты всегда тратил свой талант не на то, что надо. Вражда со мной, максимализм, музыка и ненависть к "Церберу"... Вот уж в самом деле список. Что они сделали тебе? Выгнали, когда ты пытался вломиться в их сеть?
— Не смешно, — покачал головой Лейф. — Эти ублюдки стоят за смертью мамы. Или ты все-таки думаешь, что мне чужды родственные чувства, как какому-то чокнутому клону? А, отец? Я хотел влиться в Цербер, чтобы затем развалить их изнутри… И добраться до Призрака. Ты учил меня, что месть — это не самая худшая движущая сила. Я запомнил.
— Что? — глаза Хэмминга-старшего расширились, зрачки сузились, а пальцы сжались на пистолете. — Ты... Откуда такое взял вообще?
— Меня не выбили из внутренней сети "Цербера". Они даже не заметили. Ты же сказал, что я гений, — Лейф лишь пожал плечами, но тут его поразила догадка, менявшая возникшие ранее приоритеты и открывавшая глаза на то, насколько легко его ввели в заблуждение буквально парой подтасованных фактов. — То есть, ты хочешь сказать, что даже не знал, что твою жену заразили вирусом, основанным на особенностях ее ДНК, изобретённым дочерней компанией нашей Корпорации, причём сделано это было по приказу Призрака? Да я только потому с этими чудовищами ничего общего бы не имел! А ты продолжал... Как будто мама для тебя ничего не значила, папа...
— Лейф... Почему ты не сказал...
— Скинуть доказательства?
Хэмминг-младший растерял весь свой запал и в его глухом голосе слышалась приближающаяся истерика, а его отец стянул очки с лица и впился пальцами в переносицу, пряча за судорожным движением всю застарелую боль от смерти жены и пытаясь сдержать эмоции.
— Да, давай, Лейф.
Весело пискнул инструментрон. Надпись "MESSAGE RECEIVED" возникла над рукой Александра Хэмминга, а между тем массивная дверь за его спиной сотряслась от удара. Кто-то, видимо, решил воспользоваться биотикой, раз хакнуть, судя по всему, не получилось. Оба Хэмминга синхронно поморщились и встретились взглядами.
— Отец, я надеюсь, достаточно доказательств? Или не вполне? — Лейф усмехнулся, а его отец яростно оскалился и выдал ему сильного пинка по раненой ноге, заставив сына взвыть от неожиданной острой боли.
— Так тебе и надо, не смей выть! — младший Хэмминг заметил, что в уголках глаз его отца стояли непрошеные слезы, а руки неконтролируемо потряхивало, да так, что оправа очков выпала из непослушных пальцев и отлетела куда-то в сторону — Лейф застыл от удивления, ведь отец не плакал даже на похоронах матери. — Ты что, совершенно идиот, или что?! Сын, чертов ты придурок, ты соображаешь, что я уже распрощался с мечтой продолжить династию и не дать погибнуть делу всей моей жизни из-за твоей необъятной тупости? Ты не понимаешь? Я любил твою мать! Она бы никогда не стала жертвой какой-либо из моих интриг, ты понимаешь? Кто сказал тебе, что я виноват в ее смерти? Говори мне, кто?!
— Виктор О'Коннел.
Лицо Александра Хэмминга закаменело, когда он услышал ответ своего сына и он, было, что-то собирался сказать, но именно в этот момент, когда старший Хэмминг только и успел, что открыть рот, за его спиной раскрылись створки двери и в помещение зашёл бледный и высокий парень лет двадцати с рыжими волосами, стянутыми в несколько растрепавшийся хвост. Он встретил взгляд Александра и мгновенно окутал себя биотической энергией, увидев в этом взгляде свою смерть в случае бездействия. Рыжему стоило лишь сделать шаг, усиленный этой энергией, изменявшей массу пользователя по его желанию, и ткнуть старшего Хэмминга кулаком под дых, чтобы не просто выбить из него весь дух, но и сломать несколько рёбер, устроив внутреннее кровоизлияние.
Ещё один удар окончил жизнь одного из умнейших и успешнейших людей современности. Виктор О'Коннел перевёл свой взгляд на Хэмминга-младшего, который тоже попытался использовать биотику, но был слишком слаб и не сконцентрирован после предшествовавшей разговору потасовки с собственным отцом, где он эту биотику старался не применять, потому и проиграл. Ещё один ускоренный биотикой шаг — и заранее заготовленная порция отбивающего память препарата выносит из уравнения переменную Лейфа Хэмминга.
История не пошла по накатанной колее в тот самый момент, когда Лейф Кеннет Хэмминг проснулся не блаженным дурачком с безобидной страстью к исследованию тёмной энергии, да и к тому же на несколько часов раньше, чем должен был. Ну и проснулся не совсем он, если быть точным. Впрочем, это уже совсем другая история...
[image_1876|left]
I. Уже не герой
Героизм — это добрая воля к абсолютной самопогибели.
Фридрих Ницше
Проходил эту игру я от души.
Ради сюжета, просто для того, чтобы узнать что-то большее, выходящее за границы обыденности. Это было моей отдушиной — играть в игры. Почти как бег или любимая работа, игры давали мне возможность почувствовать себя цельным и просто не думать ни о чем другом. Бег занимал мысли и давал телу нагрузку. Работа была делом занимательным, а ее результаты при должном старании давали мне новый стимул и новые цели. Игры разнообразили жизнь тогда, когда было не с кем куда-либо съездить. Да и я тот еще домосед и ленивец, кто бы что ни говорил о том, что мне еще в утробе матери привили реактивную тягу где-то в районе заднего места.
Но, как ни странно, эта игра, в мире которой, по-видимому, мне придется стать непосредственным участником событий, мне понравилась не так сильно, как «Древние Свитки». Да и моральный возраст был у меня не совсем тот, чтобы становиться махровым фанатом — было много других дел, да и не слишком меня заинтересовало это все — место было прочно занято фэнтези. Для меня «Масс Эффект» стал вторыми «Звездными Войнами», только с возможностью спасти мир самолично и без особого пафоса. Хотя пафоса было все-таки немало, это я погорячился с "без особого", конечно. Да и когда тебя будто ведут по сюжету — приятного мало. Хотя это с непривычки, конечно. И честно говоря, мне понравился только замысел. Второстепенные герои не впечатлили меня тогда проработкой — приходилось многое додумывать самому. И получалось не всегда, наверное, так, как этого задумывали авторы. И это запутывало, если посмотреть на то, как я отношусь ко всем участникам действия, которых все еще могу вспомнить поименно. Противоречиво — еще мягко сказано!
Конечно, Лиара Т’Сони была восхитительным героем, казалось бы, самым лучшим и обаятельным дружественным персонажем, но она была не единственной, которую было дано, так скажем, полюбить. Была Джек, напоминавшая мне главную героиню из отличной книжки Стига Ларссона. У той тоже были татуировки, карцер, изоляция и... ну, разве что, не было такой вседозволенности. Но тут уж благодарим биотику и космические просторы. Миранде Лоусон я не доверял, ибо не фиг, потому что "Цербер". В третьей части все прояснилось, конечно, скорее более, чем менее. Ну, хоть как-то. Джейкоб Тейлор был для меня пятым колесом, как и Аленко. Эш Уильямс понравилась как человек, но по сравнению с прочими красавицами совершенно не доставляла эстетического удовольствия. Хотя именно она была наиболее узнаваемой и понятной из всех. Кому-то, конечно, таинственность нравится, но я сторонник гораздо более открытых, в прямом смысле этого слова, отношений. Но вот то, что была она проста как таблица умножения, заставило меня выбрать Лиару — как же, коллега-историк все-таки!
В принципе, меня все устраивало даже в концовках. Ничего ведь было не поменять все равно, так чего дергаться? Геймером я не был, так что для меня трилогия осталась трилогией, и последующие вариации от создателей игры я даже и не думал трогать — к тому времени в моей жизни появилась стабильность и гораздо больше ответственности, потому играть я успевал только для ознакомления.
Ну а потом я умер.
И я попал в Нирн, если кому-то это о чем-то говорит. Прямо на казнь, ага. Прямо в тело светловолосого и светлоглазого героя, что было наиболее обескураживающим во всей ситуации, не считая будущей встречи с драконом, ведь был я, вроде как, в изначальном своем состоянии темноволосым, хоть и с серо-зелеными глазами, но все равно совсем не нордом, и при этом гораздо ниже. Конечно, потом привык, и еще радовался, что не в аргониана занесло или каджита. В эльфа неплохо бы было, кстати, они все-таки более продвинуты в магических искусствах, что ни говори. Я почти сразу, как только оправился от потрясения самого факта новой жизни и обматерил всех знакомых божеств, решил совершить путешествие до Коллегии Винтерхолда. Все же, мой случай был как минимум странным — я, мать его, попал!
Там мне пришлось быстро обучаться многим новым вещам, но для того, кто привык набивать свою голову знаниями и все это утрамбовывать так, чтобы было возможно использовать, ну и конечно, пользоваться ресурсами и составлять стройные схемы предметной области для лучшего понимания, никакая магия не станет чем-то уж очень неподъемным. Потом я, с заданием от Коллегии, вновь прибыл в Вайтран… И конечно, мне снова не повезло, и я влип в драконье говнецо гораздо раньше, чем сумел от него отвязаться. Да и мир надо было спасать. Потом я в самом деле заделался героем, потому как ничего другого не оставалось. Самое интересное, что все происходившее с Довакином в игре по желанию игрока со мной происходило из-за стечения обстоятельств и случайностей, то есть, отправными точками служили не слухи или мое собственное желание кому-то помочь, а самые что ни на есть безвыходные ситуации.
Чего только стоило мое присоединение к Темному Братству! Фестус Крекс, бывший мастер Разрушения Коллегии, конечно, и не подумал порывать все связи, а меня, как младшего товарища, попросил архимаг об услуге… Поработай, зачарователь-колдун молодой, на Братьев наших, у них заказов больше стало да не хотят они через Гильдию Воров работать. Что сказать, я бы не соблазнился, если бы не присутствие самого Фестуса. Мать его, меня заставили! Потом, уже находясь в убежище, я не выдержал и ответил на оскорбления одного из, так сказать, аколитов. Ну и на следующий день, пока решали, что со мной делать, а я был впервые рад сломанной шее отморозка и не терзался сомнениями, у двери обнаружилась телега с саркофагом в ящике и чокнутый шут. Тут надо бы сказать, что я испугался. А ведь и сдать их властям я не мог — не мой это стиль, все-таки. Но зато меня научили махать всем, чем машется, и мешать все, что смешивается. И Визарра, и Бабетта были вполне адекватными. В общем, ни одна чертова гильдия, ни один чертов квест меня не минул, если конечно не считать ярловы сообщения — я все-таки не был наемником, чтобы хвататься за каждое предложение, включавшее в себя «обагрить оружие кровью». Но Братство без Слышащего — это уже не Братство.
Проще говоря, я набирался опыта, и в итоге, не смотря на то, что знал, кто такая Серана и чем мне все это грозит, я в нее влюбился. Дочь самого древнего вампира из клана Волкихар оказалась, во-первых, в моем вкусе, во-вторых, совершенно потеряна и нуждалась во мне, что определило наши отношения как достаточно дружелюбные с самого начала знакомства, ну и, в-третьих, у нее было чувство юмора. Это положило основу нашей дружбе, а затем мне пришлось ее доверие, не торопясь, завоевывать. Глаза ей, да и мне самому, на мои чувства открыл ее отец, который был, как и все старые вампиры, мастером в том числе и в обнаружении эмоций.
Серана, пробыв в том гроте под стазисом столько-то времени, была неопытной в подобных вещах. Проще говоря, любовь свою я в Нирне нашел не смотря на все перипетии, в которые меня вгоняли обстоятельства. Ну а после планомерного становления вначале мастером колдовства, изменения и иллюзий, произошла уже и не слишком ожидаемая дурость Анкано, несмотря на мои попытки, непредотвращенная смерть Мирабеллы Эрвин и мое совершенно ненужное становление Архимагом. Потом меня занесло в Айварстед, затем на Солстхейм, а потом в мою жизнь сама собой ворвалась Фрейя. Но это все долгая история, скажу лишь, что я умер на руках у Сераны, будучи новым Императором.
В последний момент она успела направить мою душу к разрыву в Этериусе — мы создали это заклинание, но проверить его не удавалось. Это было единственным возможным вариантом выживания моей души и перехода ее в другой мир, как и до этого.
Меня должно было направить в родной мир.
Да, меня занесло на Землю, в тело умирающего паренька. Но...
Не та Земля.
вторая половина XXII столетия, первые часы новой жизни
— Что? Как? Где я?
Надо мной нависло странное лицо. Хотя нет, не странное. Рыжий парень, серьёзный и будто прячущий какую-то внутреннюю боль, с глазами непонятного цвета и тёмными кругами под ними. Смотрел на меня, как на чудо света — потому и показался странным поначалу. На меня так редко смотрели, может, когда я Коллегию чудом спас — и то, там не было этого неясного замешательства, будто я действую не так, как должен был, и попыток подавить агрессию, которые я подметил краем глаза, когда усмотрел в его на пару мгновений сжавшихся кулаках и напрягшейся шее какую-то угрозу для себя. Он обратился ко мне осторожно и недоверчиво, почему-то по-русски.
