Гильдия сказочников

— Понимаете, я очень люблю его, но эти условности... Для эльфов нормально завести шашни с человечкой, но потом, — она заправила выпавшую прядь за ухо. Что ж ты раньше о "потом" не подумала, если сама все знаешь? Или сочла, что тебя общие правила не касаются?

— Если вы понимали, чем все закончится, почему начинали эти отношения? — мне ни сколько не жалко ведьму, мне и себя в последнее время не жалко. Чисто человеческое, думать, что все обойдется, именно тебя пронесет мимо беды.

— Я потеряла голову, он так ухаживал, — нервно вертит чашку с чаем она. Мы похожи, обе принимаем желаемое за действительное. Только Эльза точно знает: за красивыми декорациями — ничего нет, иначе бы не пришла к нам. Девушка хочет вечной любви, а вот эльф этого явно не хочет, и убедить себя, что чувства пойдут ему на пользу, не получается. Надо бы заняться аутотренингом, в будущем пригодится.

Получается, мы ломаем чужую волю. Один получает исполнение мечты, а второй, что достается второму? Тому, кому это все не нужно? Интересно, как все происходит у других Сказочников, чем расплачиваются за желания их герои. Тайка, приносящая в мир войны... Сколько погибло по ее вине? Освальд, Диниэ... Сказочники и сказки, пауки и запутавшиеся в паутине мухи. Ты не добрая фея, Настя, и не стоит верить, что мы действуем во благо.

Хотя, клиенты счастливы. А эльф, если хорошенько подумать, сам напросился: нечего относится к людям как к грязи под ногами. И не стоит потом удивляться, если и твои интересы и желания не примутся в расчет. Судя по рассказу Эльзы, он тот еще кадр.

Слышать, как она с горящими глазами описывала своего возлюбленного, мне было неприятно. Пусть ей он и казался лучше всех на свете, я видела самовлюбленную, высокомерную сволочь.

Объяснить ей, что ли?

— Вы хоть понимаете, что он вас не любит и никогда не любил?

— Но он полюбит, — без тени сомнения, произнесла Эльза. Что и требовалось доказать, не стоило даже пытаться.

Что ж, она сама виновата, сама хочет такого счастья, значит, эти двое друг друга стоят. Собственные мысли меня немного испугали: "она сама виновата", "он сам пришел" — жалкие, ненужные оправдания воров, насильников, убийц, мошенников. Свалишь вину на жертву, и все в порядке, все хорошо.

Каково мое место в этом "почетном" ряду? Я не хочу так...

— Тогда вам остается только подписать контракт, — давай, Эльза, откажись. Ты же знаешь, что поступаешь неправильно.

Но кому когда-нибудь мешали рассуждения о морали в погоне за мечтой? Ведьма без сомнения протягивает руку за пергаментом, но я медлю.

— Вы уверенны, что именно этого хотите — придуманного счастья и любви?

— Вы сказали, что он будет любить меня, — хмурится Эльза, между длинных пальцев ветвятся молнии, — меня обманули?!

Кажется, мне угрожают. Никто не любит разочарования.

— Нет, почему, — пожимаю плечами, — он будет любить и любовь будет настоящая, но ты-то будешь знать, что сам по себе он бы тебя никогда не полюбил.

— Это уже мое дело, — отрезала Эльза.

Если бы только твое. Если бы...

— Что ж, подписывай.

Эльфа звали Иллиэль. Причем его имя я узнала, рассказывая сказку, а не от предполагаемой возлюбленной. Эльза называла его просто эльфом, будто для нее именно раса избранника имела решающее значение.

Без зеркала было трудно и непривычно, никак не могла сосредоточиться, свечи скорее мешали, чем создавали рабочую атмосферу, тишина давила на виски. Сказка не звучала, и только догадавшись закрыть глаза и мысленно представить зеркало, удалось сдвинуть дело с мертвой точки.

Я не знала, что буду делать, и меня все больше привлекал вариант просто сломать волю эльфа и навязать любовь к Эльзе, как я поступила с тэньгу.

Кружилась голова и тошнило, хотелось, чтобы все поскорее закончилось.

Итак, эльфа звали Иллиэль, и он был неудачником.

Почти полвека он был влюблен в эльфийскую принцессу, но о взаимности нельзя было и мечтать, настолько высока была разница в их положении. С карьерой Иллиэлю также не везло.

Он родился в знатной семье, но недостаточно знатной, чтобы занять требуемое ему место в обществе. Во время одного из эльфо-оркийских конфликтов эльф попытался возглавить отряд. Но военная карьера не принесла удачи, слишком быстро вожди двух народов заключили перемирие.

Орки быстро развивались, им удалось сместить эльфов с занимаемой позиции. Раньше, когда оркийские племена были раздроблены, эльфам удавалось их стравливать между собой и уничтожать по одиночке. Но новому вождю орков, талантливому и честолюбивому, удалось объединить разрозненные племена, и расе Иллиэля пришлось туго.

Иллиэль увидел в произошедшем свой шанс. Во время заключения перемирия он вместе со своим отрядом напал на вражеского полководца. Если бы ему удалось тайно избавиться от лидера врагов, проблема была бы решена. Племена, объединенные вокруг одного харизматичного вождя, после его смерти быстро бы распались, неминуемо наступила бы грязня за власть. Иллиэля могли вознаградить и вознаградили бы, но удача опять прошла стороной. Оркам удалось отбиться, и нападение выплыло на свет.

Разумеется, произошел дипломатический скандал, и, возмущенные нарушением клятвы, оркам предоставили помощь гномы и люди. Эльфам пришлось изгнать преступников из леса. Сородичи незадачливого командира постарались откреститься от столь неблаговидного деяния.

В двести сорок лет, в самой середине молодости жизнь была кончена. Семья отказалась от Иллиэля, имя его было покрыто позором, на родине ждала смертная казнь, а любимая была связана с другим.

Иллиэль подался в человеческие земли, став бардом и наемником. Краткосрочные интрижки с человеческими самками, войны, дуэли, пьянки — все это было неважно, но круговерть помогала забыться.

Иллиэль не помнил Эльзу и ничем не выделял ее в череде остальных, разделивших с ним постель. Какая любовь, если все краткосрочные романы с человеческими женщинами он считал унижением, все это делалось от безысходности.

Черная безнадега и только имя "Ли-ти-эль", надежда на мимолетную встречу заставляет жить. Лишенный чести изгнанник, без смысла жизни, без цели. Он никого не жалел на своем пути: люди лишь прах, они коротко живут, так к чему запоминать их лица?

Открыла глаза и потушила свечи. От запаха сандала раскалывалась голова. Что ж, если мы для тебя пыль под ногами эльф, то почему я должна тебя жалеть?

Сломать твою волю, эльф, не так уж сложно, она и так сломлена, но голова болит все сильнее и я не уверена, что получится.

Что ж, тогда совместим две любви. Он любит принцессу, достаточно поменять ее на Эльзу, подменить один образ в сознании на другой. Что у Эльзы с принцессой Литиэль общего, не считая высокомерия, разумеется?

Глаза? Нет, пусть будет движения, улыбка, слова. Мне ли не знать силу иллюзий?

Эльзу тоже не жалко, пусть получит свой красивый фантик, а о вкусе конфетки мы не договаривались.

Обычная человеческая таверна, грязь, пьяные лица, прокуренное помещение. Мерзкие животные. Петь для этих скотов — нарушение великой гармонии. Больше всего на свете хочется убить их всех, но нельзя. Если его объявят вне закона на человеческих землях, но куда ему тогда податься? К гномам?

А потом в таверну зашла она. На какое-то мгновение, Иллиэль почудилось, что это Литиэль. Мысль была дикой и неожиданной, что его прекрасной принцессе делать в этом месте?

Иллиэль смотрел на человеческую ведьму. Первое впечатление было ошибочным, черноволосая женщина ничуть не напоминала хрупкую эльфийку, но неуловимое ощущение осталось. Она странная, и в улыбке чудится что-то знакомое.

— Помнишь меня? — знакомое чуть насмешливое выражение глаз. Иллиэлю не хотелось ни с кем сегодня общаться, но не с ней.

Разве они встречались, пытается вспомнить эльф. Иллиэль уверен, что ее он точно бы запомнил. Эльф перебирает струны, для нее стоит спеть.

— Мы знакомы?

— Может быть, — ему показалось, что она собирается уйти.

— Придешь на мое выступление? — ее надо удержать — возникает иррациональное желание.

— Сюда? — она брезгливо морщит носик, и Иллиэль чувствует всю глубину собственного падения. Действительно, ее нахождение здесь неуместно, как и его, она как лучик света в здешней свалке.

Она не в чем его не обвиняет, но точно так же молчала бы Литиэль.

— Так мы знакомы? — почему-то это кажется ужасно важным для Иллиэля.

— Сегодня чудесная ночь и до звезд рукой подать. Проводишь меня?

Можно остаться, но Иллиэль зачарованно соглашается. Отпустить ее бродить по темным переулкам одной — немыслимо!

Человечка так похожа на Литиэль, что даже страшно. У нее ее улыбка, ее движения, выражения глаз. Она так же смеется и двигается. Неужели великая мать решила дать ему второй шанс?

Можно ли магией наколдовать себе что-либо во сне? Заснуть одной и проснуться другой? Этот вопрос меня очень волновал.

После очередной сказки, навсегда оставшейся для меня "эльфийским романом", я проснулась выжатая как лимон. Смотреть в зеркало не стоило, и так понятно, что под глазами синяки, вид неприятно желтый, волосы всклоченные. Какая разница.

Поприветствовав завтракавшего мэтра, я налила себе стакан молока и села напротив. Спускаться в ночной рубашке и непричесанной явно не было хорошей идеей. Мэтр с удивлением рассматривал меня, вилка с яичницей застыла в воздухе.

Какая-то слишком сильная реакция на простое нарушение приличий. Понятно, что нормальные фройляйн так не поступают, но обычно мэтр читает мораль, а не смотрит как на приведение.

— Что-то случилось, — если у меня выросли рога, даже не удивлюсь. В конце концов, демонам положено быть рогатыми.

— Все в порядке, — опомнился мэтр, — фройляйн, это не мое дело.

— Но все же, — обеспокоилась я. Да и самой интересно.

— Все в порядке, просто мне кажется, что с серой шерсткой тебе шло больше, — успокоить меня мэтру не удалось.

Я вылетела из-за стола. Неужели я поседела?!

Но все оказалось не так страшно, скорее, странно. Особого урона моя внешность не понесла. Вот только с каких пор у меня черные волосы? Очень знакомого оттенка, виденного мной не так давно.

Чужие черные волосы, чужие глаза... И если мы не берем у клиентов души, то что тогда? Чем бедняги расплачиваются за сказки? Ладно, если только этим, тогда я вздохну с облегчением. Но мне не верится, что кого-то из остальных сказочников может заинтересовать такая ерунда как меня. Представить Освальда заинтересованного чужой внешностью, или Гонория не удавалось. Воображение отказывало.

Мне жизненно необходимо узнать правду. Или однажды заглянув в зеркало, я увижу не себя.

Покупку зеркала не стоило откладывать еще дальше, ведь повествование без него сильно затруднилось. Мэтр Инсидиус любезно предоставил мне адрес мастера, и я собралась нанести визит.

Очередная башня, даже не удивительно, только на этот раз миниатюрная. Не похоже, чтобы здесь жил или работал успешный специалист, но надо проверить.

У входа нет даже привычных горгулий, как нет и окон. Видимо, здесь обитают весьма эксцентричные жильцы. Я постучала в дверь, но мне долго не хотели открывать. Заповедь "стучите и вам откроют" в Городе часто не действовала.

Наконец, дверь чуть приоткрылась, и в нее высунулся нос.

— Здравст... — впервые за время пребывания в Городе у меня вырвалось земное приветствие. Да что со мной такое творится?

Открывший мне дверь носатый низкорослый карлик мрачно уставился на меня. Особой радости от моего прихода на его челе не читалось.

— Легкой дороги, — торопливо исправилась я. Вдруг еще решит, что я хотела наложить проклятие, или что-нибудь в этом роде. — Мне нужен зеркальных дел мастер мэтр Брон.

Карлик еще более кисло посмотрел на меня. То ли я ошиблась адресом, то ли привратник немой.

— Мне посоветовал обратиться к вам мэтр Инсидиус, — имя начальника сотворило волшебство: дверь, наконец, открылась полностью, пропуская меня.

— Мэтр Бром сейчас занят — он делает зеркало, его нельзя отвлекать, — пояснил носач, — вам придется подождать, ритра.

Ладно, подожду, спешить мне некуда. Но все же хорошо, что это не сам мастер Бром.

Что ж, зеркальщик, как и многие в Городе одержим своей работой. Интересно, почему дело здесь чаще всего призвание? Город гильдий и цехов, мастеров и подмастерьев.

Прихожая — маленький, кривой и заваленный хламом коридор, оказавшийся невероятно длинным и узким. Карлик, то ли ученик, то ли подмастерье, может, слуга, немного помявшись, вынес мне облезлый, колченогий стул — роскошный сервис у мэтра Брома. Видимо, стоя ждать не придется, спасибо и на том.

Мастер освободился часа через три, которые растянулись для меня вечностью. Не представившийся проводник не стал стоять над душой в опасении, что гостья что-нибудь стащит, и я очутилась в одиночестве.

Я успела передумать тысячу мыслей, ни одна из которых не была светлой. Как быстро радость и чувство полета сменились камнем на сердце, уверенность — подозрениями. Хочу ли я знать правду?

— Следуйте за мной, — сообщил карлик. В руках он держал толстую свечу, дававшую чахлый и не надежный тусклый свет. Почему бы им просто не завести окна?

Комната, в которую меня завели, привела в легкое ошеломление: на пороге меня встретили сотни моих отражений. Зеркала, большие и маленькие, в раме и без, квадратные, овальные, круглые, самых невообразимых форм, заполонили все пространство.

В темной заставленной зеркалами комнате пыльно и душно. Пыль здесь совсем не такая как в Библиотеке. Смешно и нелепо рассуждать о различиях пыли, но там она создавала уют, а здесь будто давит, не дает вздохнуть.

Высокий колпак первым привлек внимание, пока я не заметила старые, словно выцветшие глаза. Зеркальщик — невысокий худенький старичок с прозрачными светлыми глазами и блуждающей улыбкой — равнодушно кивнул. "Я знаю, зачем ты пришла, ты тоже, к чему формальности", — говорила этот жест.

Почему в городе так часто улыбаются? А еще улыбки у каждого свои: мэтр Хробениус — уютно, по-домашнему; Тайка — со скрытым вызовом, мэтр Инсидиус -ободряюще, вызывает доверие; Гонорий — сально; а у Диниэ — жуткий оскал.

— Легкой дороги. Мэтр Бром? — уточняюще спросила я, оглядываясь по сторонам.

— Разумеется, — досадливо поморщился мэтр. Действительно, к чему спрашивать такие пустяки?

Тысячи моих отражений смотрели на меня. Зрелище оказывало гипнотизирующее воздействие.

— Судя по тому, что тебя прислал Инсидиус, тебе нужно пустое зеркало, — проскрипел зеркальных дел мастер.

— Почему пустое? — отражения одинаковым движением одновременно удивленно вскинули бровь.

— Потому что без особых свойств.

Спрашивать дальше, будучи не уверена, что хочу услышать ответ, не стоило.

— Я смотрю, у вас очень много зеркал, — прошлась мимо стен, заглядывая в каждое зеркало. Одно из моих отражений насмешливо подмигнуло и пропало. Я отшатнулась, но скорее от неожиданности, чем от испуга.

— Это — моя работа, — старичок неотступно следовал за мной. Зеркальщик сильно беспокоился за свои зеркала, и я сочла, что его произведения очень важны для него. Нервировать хозяина и дальше я не стала, отойдя от хрупких, бьющихся предметов.