Гильдия сказочников

— Я сожалею.

— О чем и зачем? — грозно поинтересовалась целительница.

Действительно, о чем? Что все не так, как хотелось? Но это же жизнь, детка!

— Мне надо спросить о твоей матери. Почему она ушла из Города? — мне важно слышать ответ, понимать, я не одна, и, в конце концов, все сложится правильно.

— Мама сильно влюбилась, а отец, — Рилька обхватила плечи руками, рассказ причинял ей мучения, но девчонка не останавливалась, — он... Знаешь, сначала они очень понравились друг другу, у них вспыхнуло взаимное чувство, а потом... Мой отец был сильнейшим эмпатом, и однажды, он понял, что находится рядом с мамой для него невыносимо. Его стало тошнить от ее присутствия, не смотря на все старания, он не держался больше пяти-шести минут. Вместо мамы отец видел нечто чужое, мерзкое и голодное, и он не выдержал.

— Тогда она ушла? — тихо уточняю я.

— Да. Мне исполнилось десять, когда мама спешно покинула Город и Гильдию. Иногда, — доверчиво поведала она, — мне сняться осенние переходы и высокие шпили.

Мне тоже.

— А отец вернулся?

— Нет, папа ушел навсегда. Периодически он писал мне длинные письма и посылал подарки, но мы не встречались.

— Милада никогда ни о чем не жалела?

— Только о том, что не ушла раньше. Маме часто снились кошмары, настроение менялось по сотни раз на дню — она то смеялась, то рыдала. Еще мама писала часами, но я никогда не читала содержание — написанное тотчас сжигалось. А когда я пришла в последний раз, ее уже убили.

— Почему ты считаешь, что именно убили? — ведь Инсидиус и остальные не стали убивать меня, да и от обосновавшейся в глуши Милады опасности ожидать не стоило.

— Мама бы ни за что сама не повесилась. Она очень боялась смерти, точнее того, что ожидает там, за порогом.

Возможно, Рилька права, и ее мать действительно убили. Или ее никто не подталкивал к самоубийству, просто Милада не выдержала.

Но я точно не хочу проверять, какое посмертие приготовлено Сказочникам.

Я стремилась каждое лицо, каждую судьбу запечатлеть в своей памяти навеки. Мне нельзя забывать своих героев, как нельзя считать живых — марионетками, куколками на ниточках. Заставлять кого-то проживать заранее составленный сценарий, говорить написанные слова — больше не претендую на роль Провидения, хватит.

Я вернула все, до капли. Я как могла, исправляла течение их судьбы, а дальше — пусть плывут сами. Знаю, что недостаточно, но сделать большее не в моих силах. Живите, пока можете и как можете, никакого после у вас не будет.

Вот и все.

Интерлюдия 2

Меня тянуло в Город, как мою вторую, живую половину. Город слишком многое значил для нас обеих, чтобы так просто от него отказаться. Не то чтобы я его любила, просто только здесь мне было спокойно. Только это место хоть как-то подходило на роль дома.

И только здесь меня ждали. Наверное.

Инсидиус курит трубку, дымные колечки притворяются неведомыми зверюшками, пока не растворяются окончательно. Раньше мэтр не курил, но мой сумасбродный любовник любит раз в сто, сто пятьдесят лет полностью менять все привычки. По его мнению, изменения здорово освежают и скрашивают бесконечную жизнь.

Сижу на огромном столе, болтая ногами. По полу разбросаны бумаги, их хаотического беспорядка рождается причудливая система. Другое дело, что отыскать необходимое легко лишь для самого главы Гильдии, остальные обойдутся.

— Почему ты не убил Диниэ ранее? — проявляю тень интереса. Действительно, стереть зарвавшегося мальчишку для расположившегося напротив паука проще простого.

— Он хорошо спрятался, пока ты не нашла его, — выдыхает дым изо рта Инсидиус, — предусмотрительный мальчик.

Выраженное поступком сидха одобрение Сказочника впечатление на меня не оказывает. Не такой уж и предусмотрительный, если его все-таки отыскали.

— Ты навесил на меня маяк? — тоном склочной жены тяну в ответ.

— А ты скрывалась? — цинично поднимает бровь любовник. От него, пожалуй, скроешься.

Притворится, что обижена? А, ладно, все свои. Да и спектакль для Инсидиуса мне пока не по силам.

— Нет, что ты, — успокаивает бессмертный старик — просто при тебе он применил нашу силу, и я почувствовал.

— А ты ощущаешь всех Сказочников? — из вежливости интересуюсь. Не то чтобы меня задел данный вопрос, но надо же поддерживать разговор.

— Все мои подчиненные для меня как дети, — лицемерно улыбается старикашка.

Хохочу.

— Только не со мной, — с трудом выдавливаю слова между взрывами смеха, — не надо передо мной кривляться.

Я, конечно, ничем не лучше остальных, но несколько раздражает. Если мы оба знаем, зачем прикладывать лишние усилия на поддержания ненужных иллюзий?

— Да, я всегда чувствую, когда кто-то из моих переписывает реальность. В некоторых случаях, такая осведомленность весьма пригождается. Тем более, когда необходимо исправлять ошибки.

— Ты тоже ошибаешься? — я полностью оккупирую стол, сбрасывая рукой чернильницу, часы и другие мелочи.

— Как и все, красотка, как и все, — по-стариковски вздыхает Сказочник, — но ошибки надо исправлять. Милада была моей ошибкой, Диниэ был моей ошибкой, и от них обоих пришлось избавиться.

— Поэтому ты стремишься убрать Настю моими руками?

— Я не уверен, — неожиданно признался он, — девочка оказалась очень талантливой. Есть вероятность, что она все же одумается и вернется.

— Она не одумается, — в этом не сомневалась. Я как никто близко знакома с Настей, я сама, по большей части, она. И сбежавшая Сказочница больше не передумает. Будучи по натуре максималисткой, разочаровавшись раз, повторно очаровываться она не станет.

— Тогда ей придется уйти, — подобрал синоним для слова "смерть" Инсидиус.

— Убьешь Настю сам, — отрезала я.

— Разве ты не хочешь стать настоящей? — удар ниже пояса.

— Не хочу так.

— Тогда просто незаметно займи ее место, — неожиданно предлагает любовник, — если все поверят в то, что ты — она, то именно Настя превратится в тень. И вы обе останетесь живы.

— И все будет хорошо? — вот бы и вправду поверить.

— И ты снова станешь Сказочницей и вернешься в Город. Я был бы рад за тебя, — искушает мэтр, — только представь...

Я бы представила, но в существовании в виде тени нет ничего хорошего, врагу не пожелаешь. А уж, тем более, самой себе.

— Лучше ее убью.

— Как пожелаешь, милая, как пожелаешь.

Все снова повторилось, как в заколдованном круге, в мифе о вечном возвращении. Вновь убийства, оргии, битвы в безнадежной попытке почувствовать себя живой. И нет никакой разницы между любовью и пыткой, если они одинаково не помогают.

Я могла собой гордиться: горожанам до чертиков надоело терпеть мои выходки, она даже забыли о своем принципиальном индивидуализме. Избавлялись от меня коллективно, к всеобщей охоте отказался присоединиться только Инсидиус, не понятно почему. Остальные магистры участвовали в полном составе.

— Все-таки, специалисты в Городе классные, этого у них не отнимешь, — так решила я, будучи заключенной в зеркало.

Изучали мой феномен долго, но прийти к решению как моей создательнице удалось отделить свою тень, оставшись в живых, так и не смогли. Ближе всех к загадке подобрались некроманты, будь у них чуть больше времени...

С исследователями я говорила охотно, благо, все они — яркие и неординарные личности. Но уговорить выпустить меня никого не удалось, добилась лишь того, что от меня всячески стали защищаться. Талисманы от телепатии, магические щиты, амулеты от посторонних влияний — разные специалисты развлекались по-разному.

В зазеркалье было странно, пусто и скучно. Бледноватые зеленые, красные огоньки, чудные создания, вечная конкуренция за еду. Здесь жрали все и всех, но, к моему несчастью, никаких эмоций помимо голода не испытывали. Причудливое место: время то тянулось бесконечно, то растягивалось на вечность; псевдоразумные жители, с которыми не о чем разговаривать; постоянно меняющиеся пейзажи.

А после пришел Инсидиус.

— Я долго искал тебя, девочка моя. Знаешь, меня не хотели к тебе пускать, но я сумел их... уговорить, — старческая рука провела по зеркальной поверхности.

Бедные те, кому пришлось испытать на себе тяжесть аргументов любовника.

— Тебе пора.

Зеркало разбивается на тысячи осколков, и — вот стою посреди ритуального зала, куда пометили ловушку со мной магистры.

Город покидала, уже зная, куда направлюсь.

Мне все надоело, я мучительно устала стремиться к невозможному. Прости, Настя, твое время истекло.

Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать.

Глава 13, и последняя

— Анастасия Владимировна, спасибо вам, вы буквально спасли мне жизнь, — улыбается очередной благодарный пациент и еще одна коробка конфет ложится на стол. Кстати, неплохих конфет — любимая вишня в коньяке.

Через сорок минут еще одна операция на сердце. На этот раз семнадцатилетняя девочка, поэтому ошибаться никак нельзя — она еще не прожила свою жизнь.

Я все-таки стала хирургом, как и планировала, и, смею надеяться, неплохим хирургом. По крайней мере, пациенты до сих пор не жаловались. Закончила медицинский институт с красным дипломом, устроилась в обычную больницу и уже десять лет как не совершаю предосудительных поступков. Звучит так, будто я преступник-рецидивист, но, в какой-то мере, так и есть. Самое замечательное, что ни о чем не жалею, а те сны, которые постоянно снятся... Что ж, сны — это только сны.

Иногда мне кажется, что ничего и не было.

Операция проходит успешно, с девочкой все в порядке. Мы пьем в ординаторской чай с коллегами, благо есть с чем, болтаем о больных, сплетничаем об отсутствующих и личном. С работы меня должен забрать любимый мужчина, с которым мы вот уже восемь лет живем в крепком браке.

— Настюш, ты читала новый роман Клюевской? — Кира Андреевна, внушительная дородная дама бальзаковского возраста, манерно оттопыривает мизинец.

— А стоит? — фыркаю я.

— Еще как, — вздыхают окружающие леди.

— Ты знаешь, там такая любовь. Но он призрак, и они не могут быть вместе, — дает запутанные объяснения кудрявая Светочка.

— Ты прочитай, прочитай, — подначивает хохотушка Галя.

— Я не читаю про любовь, — с улыбкой качаю головой.

— Какая-то ты слишком приземленная, Анастасия, — укоризненно поджимает губы заведующая отделением Кира Андреевна.

— Уж какая есть, — отмахиваюсь от необоснованных претензий начальницы.

Настойчиво звонит новенький сотовый телефон, оглушая звуком тяжелого рока. Вроде бы, мне пора, Рома уже заждался.

— Ладно, девочки, прощаюсь до понедельника, всем удачных выходных, — поднимаюсь со стула.

На улице колючая зимняя ночь, у двери притаилась старенькая иномарка, с прислонившимся полноватым мужчиной лет сорока.

Я бросаюсь на шею мужа, повисая на нем с ногами. В ответ респектабельный Роман Геннадьевич пытается взвалить меня на плечо, но попытка похищения проваливается, и мы начинаем веселиться.

— Начал думать, придется вызволять тебя оттуда с боем, — отсмеявшись, произносит муж.

— Верю, что ты бы героически отбил меня из лап разъяренных вторжением теток, — представив такую картину, снова начинаю неудержимо хохотать.

— Ладно, моя принципиальная принцесса, поехали-ка домой, а то нас, поди, заждались. Люська два раза успела звякнуть — мол, мама, папа, вы где, — открывает дверцу верного боевого "коня" Ромка.

— Она хоть уроки-то сделала? — с сомнением кошусь на зеркальце заднего вида.

— А то ты Люську не знаешь, — подмигивает муж.

Понятно, опять балду пинала, в чатах сидела, электронных орков изничтожала. Второй класс уже, а хуже любой первоклашки, в школу калачом не заманишь. Придется полночи сидеть, пропущенный материал догонять. Или махнуть рукой на предупреждения классной руководительницы, не хочет ребенок и не надо. Вырастет, актрисой станет или дизайнером каким — русский с математикой и не пригодятся.

Надо еще лучшей подруге Ленке рецепт яблочного рулета отыскать: обещала давно, да все из головы вылетает.

— О чем задумалась, принцесса? — наглый супруг одной рукой приобнимает меня за плечо.

— Эй, следи за дорогой, — возмущенно пихаю Романа в бок. Ответить что ли, что вынашиваю планы по захвату мирового господства? Нет, лучше не надо — а то потеряет еще от неожиданности управление, попадем оба в аварию, пока он радоваться моей шутке будет.

— Не бойся, ничего не случится, — махает лапищей преуспевающий программист, задевая висевшего над лобовым стеклом кота-мутанта. Игрушка укоризненно раскачивается.

Некоторое время едем в уютном молчании, пока у Ромы не появляется очередная сумасшедшая идея.

— Слушай, а давай займемся любовью прямо в машине, как американцы, а то дома теща с Люськой, при них-то неудобно, — коварно предлагает мужчина.

— Заткнись, чертов извращенец, и следи, наконец, за дорогой.

— Чем плохая идея? — немного нарочито обижается отшитый суженый-ряженый.

— Делать нечего: тесно, неудобно, вдобавок, заметить смогут. Вон у Люсинды через недельку каникулы начнутся, отправим их с мамой куда-нибудь отдыхать и оторвемся.

— Учти, я хочу наследника.

— Чем Люсинда тебе не наследник, сорванец сорванцом? Недавно стекло в школе разбила, пришлось деньги платить, нос мальчонке во дворе чуть не сломала. А все потому, что кое-кто ее слишком сильно балует, — грозно качаю головой. Может, Люся и перерастет, но пока хулиганка страшная.

— Детей надо баловать, — наставляет неумелую мать воспитатель-отец, — только тогда из них вырастают настоящие разбойники.

Закрываю глаза и претворяюсь спящей.

С Ромкой мы познакомились на моем втором курсе. Смешной пятикурсник ходил за мной по пятам, дарил цветы, приглашал в кино, хохмил — и я сдалась. Не знаю, что он во мне нашел: внешность серой мыши, испортившийся характер, подозрительность, доходившая местами до паранойи — я бы в себя точно не влюбилась. Но лично меня в моем обаятельном толстячке привлекал неиссякаемый оптимизм, практичность и надежность. Если уж рядом с тобой мужчина, то он должен быть таким, чтобы на него можно было положиться.

Через месяц ухаживаний, в китайском ресторанчике, в кампании симпатичных роллов и суши, я прямо спросила у ухажера.

— Ромка, а ты на мне женишься?

Любой другой парень от такой постановки вопроса сбежал бы, только пятки сверкали, а программист сразу согласился.

Свадьбу мы справляли через два месяца, а еще через месяц я узнала, что беременна. Институт так и не бросила, как меня ни уговаривали. Было сложно, но Ромка помогал и мы справились.

Люська родилась ангелок-ангелочком, и не доставляла родителям никаких хлопот. Зато лет в шесть в ней проснулся дух исследовательницы и бандитки, вот тогда настоящие проблемы и начались.

Больше всего на свете я люблю свою семью, хотя знаю, что их не заслуживаю.

Семейный вечер закончился за полночь, засыпая под боком мужа, сонно размышляла, как все удачно вышло. И, видимо, сглазила.

Во сне мэтр Инсидиус выглядел моложе, длинная борода и старческие морщинки смотрелись неудачным гримом. В сердце кольнуло.