Гильдия сказочников

— Анастасия, — величественно наклонил голову волшебник, — поговорим.

— А нам есть о чем?

Мы стояли посреди бесконечного поля. Невидимый ветер пригибал траву, над головой раскинулось ярко-синее небо. Где-то это я уже видела.

Мэтр, одетый не в стандартную мантию, а штаны и рубаху, разлегся прямо на траве. Присела рядом, опираясь руками о землю.

— Хочешь — вернись, — перекинул из одного уголка рта в другой травинку сказочник.

— Такое щедрое предложение, — смеюсь, хотя тянет плакать. Если ты перелистнешь последнюю страницу, закрывая книгу, то остальные не обязательно последуют твоему примеру.

— Ты даже не представляешь — какое.

Представляю, еще как представляю. Иногда, по ночам, становится совсем невмоготу, и тогда я смотрю открытыми глазами в потолок и мечтаю убить свою семью. А потом уйти далеко, на призрачные тропы, чтобы в лицо дул долгожданный осенний ветер.

Мои самые близкие люди стали для меня то ли якорями, удерживающими от неверного решения, то ли камнем на шее. Это неправильно, мерзко, подло — но ничего не могу поделать. И блаженно улыбаюсь — у меня же идеальная, черт ее побери, семья, прекрасная работа, я счастлива, счастлива, счастлива...

Все сказки, все фантазии навечно стали табу, как все, способное разворошить прошлое. Все, что можно использовать в качестве повода. И отчаянье постепенно отступало.

Когда Люся сильно заболела, Ромка попал в аварию, мама сломала руку, неудачно поскользнувшись на гололеде — тогда искушение исправить все мановением руки возникало снова. Но я ни разу не воспользовалась однажды данной силой, ведь по процентам не расплатиться.

— Тайка мне уже предлагала, но, пожалуй, я откажусь снова.

— Как знаешь, как знаешь, — растворяется в воздухе незваный гость, оставляя меня одну.

Вдалеке виднеется Храм, несмотря на яркое солнце, меня охватывал иррациональный страх. Там, в проклятом Храме меня давно ждали и когда-нибудь они победят.

Через двенадцать лет кошмар повторяется вновь.

Всю субботу ждала неизвестно чего, меня мучили плохие предчувствия, я фальшиво улыбалась и напевала. Ромке пришлось уехать на работу, хотела попросить мужа остаться, но вовремя прикусила язык. Чем любимый мне поможет, нельзя его втягивать в свой кошмар.

Вечером он позвонил и сказал, что задержится. Пожелала удачной работы.

Вспоминалась исчезнувшая тень. Жить без тени странно, иногда тебе грезится равнодушная пустота и вечный голод, иногда посещают не твои мысли и фантазии.

Единственный сохраненный сувенир из прошлой жизни: татуировка-иллюзия, создающая впечатление, что у меня по-прежнему есть тень, чесалась с самого утра. Не следовало ее делать, но какими невнимательными ни были окружающие люди, мою "странность" бы заметили. И как я не стремилась вычеркнуть все напоминающее о Гильдии, благоразумие вяло вверх.

Скачанный из Интернета фильм, который посмотрели с Люсей и мамой, промелькнул перед глазами, не оставив никаких воспоминаний. Вроде бы, фильм — комедия, а может и боевик. Даже название не помню.

Зов становился невыносимым.

— Мам, ты куда? — недоуменно окликнула меня дочка.

— Пойду, вынесу мусор, — вымученно улыбаюсь ребенку.

— Анастасия, ты что, с ума сошла, шарахаться в темноте, — в прихожую подошла мама, — Роман придет — выбросит, да и до утра с твоим мусором ничего не случится.

— Со мной тоже. Ничего не случится, — обматываюсь шарфом, — да и проветрюсь заодно.

На пороге квартиры на мгновение останавливаюсь.

— Знаете, я вас всех очень-очень люблю. Больше жизни.

На улице падал снег, потеплело. Во дворе не было ни души. Обычная ночь, ничего пугающего и сверхъестественного. Я уже почти поверила, что со мной ничего не случится.

Она стояла возле дома напротив, и я не сразу заметила, как темная тень оторвалась от стены и приблизилась ко мне. Моя двадцатилетняя копия смотрела на меня и молчала.

— Здравствуй, сестричка.

Под ногами горит земля, шею сдавила невидимая удавка. В глазах темнеет, не вздохнуть, в голове взрываются мелкие колючие иглы. Потом отпускает.

Я стряхиваю оцепение и бегу. Но куда бежать подопытной крысе, если выхода из лабиринта нет?

В спину летит ветвистая молния — мой теневой двойник развлекается. Еще бы файрболлом запустила, чтоб уж совсем весело стало. И соседям за компанию.

Если бы она захотела меня убить, то ее ничто бы не остановило, но Стася предпочитает растянуть удовольствие. Беги, крыска, беги.

И я бегу.

— Куда же ты спешишь? — выплевывает Стася.

В боку колет, прислоняюсь к стене, пытаясь отдышаться. Никто ничего не слышит, словно мы вдвоем провалились в иное измерение. Нас здесь нет.

Асфальт плавится, сверху падают тяжелые ледяные глыбы, задевая меня осколками. Щека вся в крови, бровь рассечена. Похороните меня в закрытом гробу.

Сил нет, остается лишь сдаться. И умереть.

Или умереть: потому что выход — есть. По-крайней мере, шанс. Всего одна сказка, в безвыходном положении — простительно, не так ли?

Я не стала пользоваться силой, когда моя дочь умирала, когда муж завис на краю гибели — не буду сейчас. Развилка пройдена давным-давно, прошлое не стоит ворошить, выпускать спящих демонов. Мы все когда-нибудь умрем, и даже не страшно. И не грустно. Все подаренное кем-то время — наше, и мое истекло.

Мне некуда скрыться, ноги стянула невидимая леска, меня протащило несколько метров и швырнуло об угол дома. Приземлилась несколько неудачно: напоролась боком об подвернувшийся торчащий штырь, сломанная рука повисла плетью.

— Зачем бежать от самой себя? — тень подходит медленно, смакуя мою безнадежность. Ей нравится мучить меня, а поведение больше всего напоминает долгожданную месть.

Чувствую пугающее равнодушие, легкую горечь на губах. Все ирония ситуации заключается в том, что меня предупреждали. Но Настя же самая умная, она сама во всем разберется.

Если слишком часто закрывать глаза, то, открыв их однажды, не узнаешь свой мир. Некого винить, незачем жалеть.

— Зачем тебе такая жизнь? — фыркает моя молодая копия, — ты же ненавидишь нынешнее прозябание, жаждешь вырваться из здешней дыры прочь, на свободу! Ни за что не потратила бы свое время так бесполезно, как ты, сестричка.

Мало ли кто чего хочет. Обойдусь. Но, знаешь, позволить тебе занять мое место — не могу. Скорее всего, я виновата перед тобой, но угрызений совести, по какой-то причине, не чувствую.

Прости меня, если сможешь, Стася. Вдруг и я тогда успокоюсь.

Встряхнув головой, иду навстречу, подволакивая ногу. На снегу остаются кровавые следы.

Мы касаемся друг друга, ладонь к ладони, она-я так близко-близко к друг другу, что чужое дыхание смешивается с твоим. Ты — это я. Я — это ты.

Всегда хотела иметь сестру-близнеца, а получила злого гения-двойника. Все мои мечты — шиворот-навырот, видно такая судьба. Идеал — в кривом отражении.

— Ты — это я, — шепчу, придвигаясь ближе. Я не боюсь.

— Ты — это я, — соглашается Стася, неуверенно пытаясь отодвинуться. Голова склонилась к плечу. В чужих глазах тают смешинки — тень ощущается более настоящей, нежели в начале встречи.

С неба падает снег, тает на лице, превращаясь в слезы. В горле першит, тело невероятно ломит, вся одежда промокла в крови. Мысли исчезают в неизвестном направлении, безумие подступает все ближе, подкрадываясь как кошка.

Ты — это я... Или я — ты?

Воспоминания смешиваются в гремучий коктейль, я то смотрю на себя со стороны, выглядывая из чужих глаз, то снова становлюсь собой. Только кто именно я — не разобрать. Ночную тишину разрывает безумный, хриплый смех. Я-она хохочет до упаду, будто происходит невероятно забавное событие, она-я подхватывает. Действительно, ведь весело, не так ли?

Ладонь к ладони... Одна из нас покрывается трещинами, и рассыпается в прах, как проклятое зеркало. Прах уносит зимний ветер.

Вторая остается в одиночестве. Только, не сразу понимает, которая.

Смех сквозь слезы -

Вода с солью.

Знала б раньше — все серьезно,

а теперь танцую с болью,

Посыпаю себя пеплом,

Сожаления лишь чувства.

Кто же знал, что все так выйдет

Так нелепо

И так пусто?

Все в округе ветер с пылью,

Остывает чашка чая...

Вымысел замешен с былью,

Разобраться уж не чаю.

Смех сквозь слезы — неизменно.

Ничего я не исправлю...

Скоро также стану тленом,

Точку жирную поставлю.

Последнее стихотворение, не написанное Стасей