Пока святым не станет гвоздь последний,
И Сатана не превратится
Снова в ангела небесного,
Перерождений цепь не прекратится,
И будем мы нанизывать
Страницы жизней...
(с) Е. Васильченко
artvek.com.ua
Пролог
Самаэль часто выходил на поверхность: развеяться, повеселиться, пополнить запасы хороших спиртных напитков и деликатесов, иногда выполнить поручения хозяина. Сам Аба никогда его особенно не напрягал, словно смирившись с раздолбайством ангела, к тому же, они были старыми приятелями, и давным-давно откололись вместе от света, отошли, пали, как называли это светлые. Конечно, их было не двое, а много больше, но из всех до настоящих дней не дожил никто. Большинство из отколовшихся пало в боях со светлыми, еще во время раскола, часть — позже, когда появился свет божий, а некоторые не вынесли отлучения от бога, и сами погубили себя.
Многие не выходили из ада столетиями, хотя и могли, — они словно замораживались в своем веке, эпохе, и не признавали никаких других. У Самаэля же с этим не было никаких проблем — он с легкостью приспосабливался к любому времени, и всегда находил повод и возможность развлечься. Вероятно, единственное, что его все же отчасти напрягало — это движение в городе, слишком большое количество машин и механизированность человеческой жизни. Все-таки еще недавно все обходились лошадьми, да и людей было намного меньше, и они не кучковались в гигантские муравейники.
— Здравствуйте, сэр, — вежливо поприветствовал гостя круглый пожилой британец с аккуратно подстриженными седыми волосами.
Самаэль часто заглядывал в этот маленький магазинчик виски. Ему нравилась атмосфера и выбор. Здесь, как нигде более, можно было найти бутылки по пятьдесят и больше лет.
— Здравствуй, МакГилл, — улыбнулся он, и завел свою обычную беседу о том, что интересного есть у владельца. Каждый раз перед самым уходом с покупками ему приходилось дурачить МакГилла, а в предыдущие визиты — предков предков МакГилла, чтобы оставаться неузнанным и неприметным в их памяти.
В очередной раз он раскланялся и оставил старика в странном недоумении, словно он должен бы помнить что-то важное, но вот не помнит, и вскоре и от недоумения не осталось и следа: недавний визит полностью испарился из его памяти.
Самаэль улыбнулся и зашагал через дорогу, когда на красный выскочил роскошный мерседес и, даже не думая тормозить, налетел на ангела. Если бы на месте падшего оказался обычный человек, его бы отбросило в сторону на добрый десяток метров от такого удара, не говоря уже о том, что у него не было бы ни единого шанса выжить. Но все это не касалось ангела: вышедший из самого сердца ада, он обладал массой, несоизмеримой с размерами. Если попытаться объяснить этот феномен, можно было бы сказать, что его плотность зашкаливала. Машина врезалась в Самаэля, словно в бетонную стену, уходящую фундаментом глубоко в землю. В сущности, так оно и было — весь ад служил ему фундаментом. Потому машину смяло и фактически разделило надвое его несгибаемой фигурой, металл сжался гармошкой, передняя часть и двигатель въехали в салон, смяв водителя, как одинокую тюльку в спрессованной консервной банке. Самаэль опустил левую руку, которую во время столковения поднял в сторону вместе с пакетом из магазина, правой оттолкнул от себя свежий металлолом и, смеясь, пошел дальше.
Несколько людей изумленно смотрели ему вслед, кто-то даже апплодировал, устав от беспредела высокопоставленных водителей. Самаэлю самому не нравились эти выскочки: политики, бизнесмены, считавшие себя выше всех. Ему, как никому другому, было известно, что в аду они все будут одинаково гореть, независимо от своей должности и количества денег. По поводу толпы, собравшейся на месте происшествия, он не переживал: никто не снимал аварию, а слухи — чем более невероятными они будут, тем меньше в них поверят другие, так что беспокоиться было не о чем.
Глава 1
— Одинокое детство, непонимание окружающих. Все, к кому она когда-либо была привязана, умерли или оставили ее. Все, за что бы она ни бралась, разваливалось. — Тоном чиновника, зачитывающего очередной параграф, произнес Небирос.
— Так это было самоубийство? — спокойно поинтересовался Ник.
— Нет-нет, это не было самоубийством. Это была смерть от болезни, которую она запустила от безразличия к себе и своей дальнейшей судьбе. — Небирос сделал паузу, словно собираясь с духом. — Она не достойна нашего внимания, Аба. Таких миллиарды копошатся на грешной земле.
Глаза Ника опасно сверкнули, и Небирос заметно сжался, ощутив свой промах.
— Недостойна? — Голос хозяина заполнил помещение, от него, казалось, завибрировали лампы на столах, и тревожно застонали паркетные половицы. — Если это так, то каким, скажи мне, чудом, этот невзрачный с твоих слов червяк, смог проделать подобную дыру в наших слоях? — И это, скорее, не был вопрос, а утверждение, потому что Небирос, напряженно следя за шагами Абы по комнате, больше и не думал раскрывать рот.
— Что же ты молчишь? — С издевкой уточнил хозяин, все еще пребывая в гневе и сжимая и разжимая руки в кулаки так, будто бы ему доставило удовольствие сейчас разнести чью-то голову, всего лишь для того, чтобы немного остыть. — Сколько еще тысяч серых, недостойных нашего внимания фактов ты упустил?
— Но я не... я не упустил ничего, все здесь. — Запинаясь, произнес Небирос, протягивая вперед меняющуюся туманную сферу, и словно бы прикрываясь ею от Абы.
При виде сферы хозяин начал успокаиваться, следя взглядом за движением тумана в ней и размышляя о чем-то своем.
— Сфера Идиа, — пробормотал он. — Неужели все и правда так безлико? — Отстраненно взглянул он на Небироса.
— Поверьте, Аба, я и сам думал, что меня ждет сфера чернее ночи, сфера, источающая яд, я с трепетом и любопытством ждал, что же мне вынесет Джаред, но он принес мне ее, и сколько я ни глядел, там лишь одна тоска. И что ни взять, любое действие, пядь жизни — она не сделала ничего выдающегося, ни злого, ни доброго. Так живут демоны-слизняки, которые вечно прячутся в своих раковинах. Да о ней даже не вздохнул никто, я уверен, после ее ухода! — Воскликнул Небирос, вращая в руке сферу, словно желая продемонстировать упомянутую часть из шара. — Три человека на похоронах, включая гробовщика и пьяницу-завсегдатая кладбища.
— Очень искренние похороны, — задумчиво произнес хозяин. — Никакой фальши, суматохи, идиотских прощальных речей...
— Ну почему же, — возразил Небирос с кривой улыбкой. — Пьяница не мог промолчать — он произнес отличную речь, суть которой сводилась к необходимости выпить.
Взгляд хозяина снова заставил его заткнуться, так он был пронзителен и недобр.
— Ты свободен, — махнул он рукой Небиросу, и тот счастлив был убраться. — Сферу оставь. — Небирос запнулся в воздухе, и тихо развернувшись, мягко опустил сферу в чашу на столе хозяина и бесшумно исчез из комнаты.
— Червь, — произнес Ник, — и он еще рассуждает о червях. Я мог бы раздавить его, а он и не пискнул бы. Он даже не воспрепятствовал бы мне. Никто из них не посмеет, они все дрожат, приближаясь ко мне больше, чем на пару шагов. Ничтожество. Демоны... Хотя такое знакомое нитожество, насквозь известное, понятное, контролируемое. — При этом его пальцы сами нежно начали ласкать сферу. — Откуда же в тебе столько бунта? Что это — отчаяние? Безумие? Нет, безумцы не падают так глубоко вниз, некоторыми из них не гнушаются даже наши сияющие соседи сверху. — Ноздри его непроизвольно расширились на этих словах, и он едва не зашипел от ненависти и презрения.
— Мой повелитель растрачивает силы понапрасну, — проворковал голос у его уха.
— Сибилла, я не звал тебя, — не дрогнув, произнес Ник.
— Играешься с душами? — Улыбнулась она, укладывась на стол перед ним.
— Как же она раздражает, — подумал он, — может, убрать ее? — Но тут же передумал — слишком хороша она была в качестве его забавы в последние десятилетия. Потому он лишь одарил ее мрачным взглядом. — Позови Уцура.
Его интонации не терпели возражений, поэтому Сибилла нехотя убрала свое нетленное тело со стола и пошла исполнять приказание, прекрасно осознавая, что это лишь способ избавиться от нее. Копна роскошных рыжих волос колыхалась за ее спиной.
— Но он еще вспомнит обо мне, позовет меня. — В зеленых глазах сверкнул злобный огонек.
Уцур кашлянул, прежде чем войти, хотя Сибилла оставила дверь открытой. Он никогда не поступал так раньше, во время своей жизни, но приобрел эту привычку здесь. Многие приобретали несвойственные им навыки, все, что угодно, лишь бы не вызвать неудовольствие хозяина, его слуг, слуг его слуг и так далее, в зависимости от того, на какой ступени в местной иерархии находились они сами. Что же до подчиненных, тут всегда приветствовалось самое своевольное отношение: испытывал ли вышестощий гнев или раздражение — тот в десятикратном размере обязан был излиться на голову низшего. Структура, организация. Это место никогда не было хаосом, как думали остальные, оно было образцом порядка и отлаженного механизма, прародителем бюрократии и структурных машин наверху.
— Заходи, — произнес Ник, не глядя на пришедшего. Но затем, прищурившись, все же одарил его взглядом. — Ты что, пил?
— Сегодня годовщина.— Тяжело опустив голову, произнес Уцур.
— Чаша? — Понимающе кивнул головой хозяин.
— Да, проклятая чаша.
— Садись. — Велел хозяин, и Уцур опустился в кресло с кривыми деревянными ножками, обитое бордовым барахатом. Коснувшись ткани, он отдернулся от нее, как от огня. — Ненавижу красный. — Прошептал он.
— Тебе его стоит любить. — Пристально глядя на него, произнес Ник. — Ты в состоянии сегодня вообще соображать? Потому что мне не нужен овощ, мне нужен кто-то, кто заметил бы какую-то вещь, которую упускаю я.
— Ты? Упускаешь? — С сарказмом произнес Уцур, пытаясь не очень заметно напрягаться в кресле.
— Да, я. — Ник даже ни капли не рассердился, он снова машинально скользил пальцами по сфере, поглаживая ее также своим взглядом. — Я ведь никогда не был человеком. Мне не понять, что заставляет вас идти на подлость, предательство, убийство, тупость, высокомерие. Я ничего не забыл из знакомых тебе вещей?
— Нет, не забыл. — Сцепив зубы, стараясь звучать как можно более холодно, произнес Уцур. — Разве что пьянство.
— Пьянство, разврат. — Кивнул Ник. — И потому мы здесь. Не скрежещи зубами, царь. Здесь это приветствуется. И ты знаешь, была бы моя воля, я бы избавил тебя и от чаши, если она тебе так уж ненавистна, но это подарок свыше, если так можно выразиться.
— Да, знаю. — Проскрипел Уцур.
— Сколько уже лет они преподносят ее тебе? — Непринужденно спросил он, забрасывая ногу на ногу и откидываясь в кресле.
— Много. — Отозвался Уцур. Он заметил сферу на столе и теперь его взгляд шарил по ней. — Что случилось?
— Ты ведь знаешь о наших недавних проблемах. — Ник внимательно изучал его лицо, от темных бровей до жесткого квадратного подбородка. Он никогда не понимал, как генетически в этой ветви царей сформировалась эта наглядная черта жестокости, эти тонкие плотно сжатые губы, точь в точь как у его отца, и отца его отца.
— Знаю, — кивнул тот. — И я бы поклялся, что это тоже подарок свыше.
— Нет, Уцур, ты ошибаешься. — Ник отвел от него взгляд. — Я говорил с Уриэлем. Он не стал бы мне лгать. Он давился бы от гордости, если бы один из их придурков сумел такое натворить в наших слоях.
— Но это достойно их безумия. Достойно прыжков в бездну, которые самые чокнутые из них совершают из раза в раз в течение многих столетий.
— Да, но никогда так глубоко, ты знаешь. Никогда настолько мощно, чтобы при этом можно было стольких забрать. — Глаза хозяина сузились, руки снова непроизвольно сжались.
— Значит, все действительно настолько плохо, насколько я слышал.
— Ты бы не слышал, а знал все в точности, если бы не забивался каждый раз в нору, обуреваемый страхом перед чашей. — Во взоре хозяина сверкало пламя.
Глаза Уцура вспыхнули, но он сумел подавить свой гнев, и ответил сдержанно:
— Не может это быть один из них?
Аба раскатисто рассмеялся.
— Уцур, ты действительно глупеешь. Я держу в руках сферу этого существа.
Уцур снова уставился на сферу, молча, изучающе, с недоверием.
— Но там ничего нет.
Хозяин молчал.
— Нет ничего такого, что объясняло бы...
— Какой коктейль может превратить обыкновенное серое ничтожество в героя, а, Уцур? — Вкрадчиво произнес хозяин. — Какое потрясение, поступок, событие? Ведь христианская теория гласит, что один стоящий поступок может отвернуть душу от ада, верно?
— Но ведь не отвернул. — Растерянно произнес Уцур, продолжая рассматривать сферу. — Но я также не вижу там ничего такого, что заслуживало бы нижних слоев. А ведь, если я правильно понимаю, оно докатилось до самого...
— Да, ты правильно понимаешь, — раздраженно произнес Аба, словно эти слова были горькими, и ему приходилось выплевывать их прочь. — Я не привык ощущать себя беспомощным у себя дома.
— А где она, оно сейчас? — Спросил Уцур, глядя в его лицо.
— На самом дне. — Мрачно ответил Ник.
— Ты не хочешь спросить его, что оно такое? — Произнес Уцур и тут же умолк, словно сам испугавшись своих слов.
— Верно, Уцур, бойся, потому что это уже слишком. Но я не рассержусь на тебя за сказанное. Просто, если это все-таки чья-то глупая выходка, чья бы то ни было, — он сделал паузу, постукивая по шару, — ему никто не позавидует, никто.
Холодная волна пробежала по спине Уцура — он полностью верил сказанным словам, и в этот момент чаша, доверху наполненная кровью, такая ненавистная ему во все дни его жизни здесь, вдруг показалась детской игрушкой. Он невольно испуганно взглянул на Абу.
— Никто, Уцур. — Подтвердил тот.
— Ты сказал, на самом дне? — Немного помедлив, спросил Уцур.
— В индивидуальных слоях. — От ответа царь передернулся. Он удостоился великой чести побывать там краткосрочно единожды, после чего с радостью согласился быть компаньоном хозяина на всю оставшуюся вечность.
— Желаешь ли ты, чтобы я сходил за ней? — Голос подвел его, и звучал хрипло и по-чужому.
— После того, как она прошла все предыдущие? — Аба с сомнением покачал головой. — Не думаю, что ты вернешься оттуда, а я не готов еще расстаться с тобой, халдей.
— Тогда кто? — Он не мог скрыть явного облегчения. — Дреги?
— Я не хочу об этом распространяться. — Ник поднялся из-за стола, и Уцур невольно повторил его движение, вытянувшись во весь свой немаленький рост перед креслом. — Придется самому. — При этом его глаза загорелись недобрым огнем.
Уцур внутренне сжался, подумав о том, что не хотел бы, чтобы за ним когда-нибудь пришел сам хозяин, потому что за такое неудобство — а какие ужасы ни создала бы больная суть отбывающей души, для хозяина это было бы всего лишь неудобством — за него слишком дорого пришлось бы расплачиваться после.
— Что ж... — Уцур сделал неопределенный жест рукой в воздухе, не зная, что следует, а чего не следует говорить в данной ситуации.
