"Словно персонаж из какого-то исторического фильма", — пронеслось у меня в голове. Камзол, манишка, короткие штаны, белые, но уже в грязных пятнах чулки и нелепые туфли с огромными пряжками. Бедолага беспомощно сидел на тротуаре и держался за окровавленную голову.
"Вот же недотепа! Выперся на улицу в таком идиотском виде!" — подумал я.
Не знаю, почему, но мне решительно захотелось остановиться и помочь ему. Уж точно не из жалости или человеческого сострадания — суровая российская действительность давным-давно выбила из меня все эти глупости, превратив в бесчувственного негодяя и скрягу, который всеми правдами и неправдами пытался прожить от зарплаты до зарплаты. Думаю, все дело в блеске пряжек на его чудны́х туфлях. На мгновение мне показалось, что в свете ночных фонарей я уловил блики самого благородного и ценного металла в мире.
— Чего таращишься, абалдуй?! Шагай дальше! — сказал один из гопников — коренастый парень лет двадцати пяти с бритой головой и в потертой косухе на голое тело, когда увидел, что я наблюдаю за происходящим.
"Судя по говору, это вообще залетные, -отметил я про себя. — Теперь, или проваливать, пока еще не поздно, или попытаться отбить недотепу", — пронеслась у меня в голове несуразная и глупая мысль.
— Это ты кому сказал?! — как можно суровее произнес я, направляясь в сторону гопников. Те переглянулись, видимо соображая, что со мной делать.
Через несколько шагов, чтобы показать свою решительность, я показал пальцем на коренастого и рявкнул:
— Сюда иди!
"Надо же, я и не знал, что могу так орать", — пронеслось в моей голове.
— Митяй, выпиши-ка ему, — прохрипел тощий сутулый гопник.
Мне на встречу шагнул здоровяк под два метра ростом, с огромными кулаками, массивной бритой головой и тоже в косухе на голое тело, из-под которой торчало белое волосатое пузо.
"Куда я лезу?" — пронзила мой мозг отчаянная мысль.
Приблизившись на расстояние удара, Митяй размахнулся и выбросил вперед правую руку, целясь мне в голову. Здоровяк двигался на удивление медленно. Я шагнул в сторону, уходя от его кулака и, недолго думая, пнул в промежность.
Митяй скукожился, взялся за ушибленное место и заскулил.
"Вот это у меня реакция", — подумал я и перешел в наступление.
Моя правая рука буквально сама собралась в кулак, после чего последовал удар в челюсть здоровяка. Тот крякнул и распластался на тротуаре.
Не веря своим глазам, гопники вновь переглянулись.
Я, между прочим, не менее удивленный, вновь указал на коренастого и со словами: "Сюда иди!" направился к нему.
— Чего стоите?! — прохрипел сутулый. — Мочите его!
Коренастый и еще один — он был немного повыше, атлетически слажен и на нем единственном из банды была не косуха, а цветастая футболка, бросились на меня.
"Они же меня уроют. Я всю жизнь буду на лекарства работать и то, если выживу", — не смотря на эти мысли, ноги продолжали нести меня вперед.
Коренастый был первым. Когда он подбежал, я выбросил вперед правую ногу, угодив ему прямо в лицо. Раздался хруст сломанного носа, после чего парень взвыл от боли и рухнул на тротуар.
"Вот это да! Что со мной такое? Я же никогда не умел так ловко махать ногами!" — испуганно пронеслось у меня в голове.
Тем временем ко мне подскочил второй гопник — крепыш в цветастой футболке. Он попытался ударить меня в лицо, но, как и в случае с Митяем, я ловко ушел в сторону, после чего ответил. Этот оказался более ловким и блокировал мой удар. В тот же миг, я произвел еще серию выпадов, но вновь тщетно.
"Твою мать! Что со мной? Я с роду не умел так драться!" — уже испуганно подумал я. Но зацикливаться на этом не было времени. Крепыш выбросил правую руку вперед, целясь мне в голову. Проявляя чудеса ловкости, мне вновь удалось уклониться от удара. Я резко ушел вниз и сделал гопнику подсечку. В мгновение ока он оказался на тротуаре, после чего мне всего лишь оставалось его вырубить, пнув по голове.
— Ну, сиплый, комон! — рявкнул я, приглашая остававшегося на ногах гопника к бою. Но тот, видя незавидную судьбу своих подельников, робко попятился.
— Ты еще у меня попляшешь! — прохрипел он и дал деру, оставив своих подельников стонать на тротуаре.
— Быстрее, а то ща догоню! — крикнул я ему в след, чтобы засранец не расслаблялся.
* * *
У недотепы оказалась разбита голова, ничего серьезного, но я все равно пригласил его к себе, чтобы обработать и перевязать рану. Да и вообще, как позже выяснилось, ему совершенно некуда было идти. Имя у него оказалось странное, но чертовски подходящее: Шеб.
— Что это за имя такое? — спросил я, обрабатывая перекисью рану на его голове.
— Это уменьшительное от Шебберил.
— А, ну тогда понятно, — мне пришлось соврать, совсем не хотелось показаться глупым неучем, который таращит глаза услышав необычное имя.
Забинтовав голову Шеба, я разогрел нам вчерашние макароны, покрошил в них остатки вареной колбасы и разбил четыре яйца. Поужинав, мы выпили чаю без сахара, он у меня кончился на прошлой неделе, и отправились на боковую.
Глава 2
Работал я обычным продавцом-консультантом в магазине бытовой техники и электроники, в отделе пылесосов и холодильников. Работа непыльная, в тепле, но и денег платили не так уж много. Чтобы сводить концы с концами, приходилось вкалывать по двенадцать — четырнадцать часов в сутки.
Рабочий день начался как обычно: утренняя летучка, на которой директор орал на нас за то, что мы плохо "втираем" всякий шлак вроде дополнительной гарантии или страховки от кражи; за то, что мы мало улыбаемся покупателям; за то, что мы слишком долго обедаем. К слову сказать, у нас уже дошло до того, что мы ходим на обеденный перерыв на пятнадцать минут, а некоторые, особо впечатлительные продавцы пописать лишний раз боялись, чтобы, не приведи господь, не навлечь на себя директорского гнева.
В общем, после унизительной и полной оскорблений летучки, все продавцы разошлись по своим отделам. У нас было полчаса до открытия магазина, чтобы совершить утренний ритуал: проверить наличие товара на витринах и протереть на них пыль.
* * *
До моего обеденного перерыва оставалось немногим больше десяти минут. Я уже предвкушал, как откинусь на спинку стула, вытяну ноющие от усталости ноги и буду пить горячий кофе со сливками и есть рассыпчатые рогалики. Но не тут-то было.
— Молодой человек, помогите мне, пожалуйста, — окликнул меня дребезжащий от старости женский голос.
Обернувшись, я увидел сутулую тощую старуху с клюкой. У нее был большой горбатый нос с волосатой бородавкой, хитрые бегающие глазки, острый подбородок и три золотых зуба.
— Здравствуйте, меня зовут Евгений. Какие у вас возникли вопросы?
— Мне нужен холодильник.
— У вас есть какие-нибудь предпочтения? Фирма? Высота? Цвет? Функционал?
— Подешевле бы мне.
— Хорошо, идите за мной, — я повел бабку к дешевым холодильникам. Нужно было как можно быстрее от нее отделаться и бегом на обед. Но старуха не торопилась. Опираясь на свою палку, она двигалась так медленно, что меня посетила идея: сбегать на обед, а когда я вернусь, бабка, как раз придет. Нет, так нельзя! Директор, если узнает, накажет рублем. А, он узнает...
— Какой-то аляпистый, — недовольно продребезжала она, осматривая холодильник, который я хотел ей "втереть" — висяк и, несмотря на низкую цену, маржа с него капала, как с трех топовых моделей.
— Что, что, простите? — не понял я.
— Не нравится мне этот. Другой давай...
"Ну, ладно, другой, так другой", — пронеслось у меня в голове.
— Есть замечательная модель, немного подороже этой, но, зато, хит продаж. Самый лучший вариант в своей ценовой категории, — с этими словами, я повел старуху к другому висяку.
— А, есть такой же только бежевенький? Мне под цвет кухни, — блеснув золотыми зубами, продребезжала бабка.
— Бежевенький? — сухо переспросил я, глядя на часы. Прошли уже три минуты моего обеденного перерыва, а эта старая калоша и не собиралась от меня отвязываться.
— Да, бежевенький, — повторила она.
"Хорошо, будет тебе бежевенький", — с этой мыслью, я повел ее в ряд, где стояли дорогие холодильники, чтобы бабка посмотрела на цены и поняла, что нужно брать один из тех, что я показывал первыми.
Но старуха была полна сюрпризов. Она мало того, что не испугалась цен, она положила глаз на одну из премиум-моделей, с которой мне на карман капал целый процент, и попросила рассказать о ней подробнее.
"Да, ты ж моя прелесть, — пронеслось у меня в голове, — не зря обед пропал".
Воодушевленный возможностью срубить такую маржу, я принялся во всех красках рассказывать старухе, насколько прекрасен этот холодильник.
Минут пятнадцать я распинался перед ней, "включив" на максимум свое красноречие и убедительность, после чего, старуха выдала своим дребезжащим голосом:
— Знаете, молодой человек, наверное, это дороговато для меня. Давайте посмотрим еще...
Больше трех часов эта старая сволочь издевалась надо мной! Неподалеку от границы моей "вотчины" собрались пацаны и девчонки из других отделов и угорали от ситуации, в которую я угодил.
Мы с бабкой подошли к каждому холодильнику. Про каждый я в красках рассказал, бери не хочу...
В итоге, эта старая калоша заявила:
— Знаете, молодой человек, я, пожалуй, еще подумаю.
И резво свалила из магазина.
Первое мое желание было догнать ее, отнять палку и врезать ей этой палкой по голове. Но я взял всю свою волю в кулак, посчитал до десяти, чтобы успокоиться, сделал несколько глубоких вдохов, после этого направился в подсобку. У меня, как-никак, обед еще не отгулян.
— Скворцов, ты это куда?! — окликнул меня, выросший словно из-под земли, директор.
— У меня это... обед... — растерялся я.
— Я тебе дам, обед! Он у тебя закончился три часа назад!
* * *
Вернувшись домой, я чувствовал себя словно выжатый лимон и мечтал лишь об одном: растянуться на кровати и уснуть.
Моему удивлению не было предела, когда в прихожей меня встретил Шеб.
С забинтованной головой он выглядел комичнее обычного.
— Вот, переобувайся, — широко улыбаясь, он указал на мягкие домашние тапочки, которые приветливо ждали меня, и добавил:
— Ужин готов.
— Ужин? — округлил я глаза.
— Да-да, я подумал, что тебя это порадует.
Кухонный стол буквально ломился от всевозможных блюд: салаты, целая свинка с подрумяненными боками, картошечка с лучком, красная икра и много других блюд, названия которых я просто не знал.
— Козырно, — облизываясь, пробормотал я и сел за стол.
"Вот красавец — умеет же быть благодарным!" — подумалось мне, глядя на то, как Шеб наливал первое — ароматный суп золотистого цвета, с кусочками чего-то очень похожего на гренки. По крайней мере, мне очень хотелось, чтобы это были именно они, нежные хрустящие гренки.
Только я взялся за ложку, как позвонили в дверь.
"Вовремя, твою мать, — пронеслась в моей голове сердитая мысль. — Кто это может быть? В домофон не звонили, значит, кто-то из соседей. Кто? Алкаш с пятого этажа? Тогда лучше вообще не открывать. Баб Люба — соседка по площадке? Может, случилось что? Или Виктор — старший по подъезду, опять собирает подписи, чтобы крышу, наконец, починили? Ладно, пойду, посмотрю".
Заглянув в глазок, я увидел сутулую старуху с клюкой.
"Видимо кто-то впустил. Не иначе иеговистка. А чего так поздно? Может, случилось что?"
Открыл дверь и обомлел, передо мной стояла сегодняшняя бабка из магазина.
— Чего тебе надо, бабуль?
— Шебберил здесь? — продребезжала она.
— Здесь, — машинально кивнул я.
Старуха клюкой отодвинула меня в сторону и вошла.
— Постойте-ка...
Но меня никто и слушать не собирался. Постукивая палкой, бабка направилась прямиком на кухню.
"Что за дела?" — недовольно подумал я, закрывая дверь.
Незваная гостья чувствовала себя как дома и ни в чем себе не отказывала, уселась на мое место и принялась с аппетитом поедать суп с гренками, который так же предназначался для меня.
— Тесноват домишко, — причмокивая, проворчала старуха.
— Выбирать не приходится, — виновато развел руками Шеб.
— Пущай, я не прихотлив. Главное, что кормежка вкусная.
— Принес?
Бабка кивнула. Она достала из внутреннего кармана своего жакета свиток и положила на стол.
— Шеб, кто это? — сложив руки на груди, как можно суровее спросил я, недовольный тем, что он, без моего ведома, приглашает в дом каких-то старух.
— А, извини! Забыл вас представить! — воскликнул тот. — Женя, это Гротт Хмурый — мой товарищ. Гротт, это Женя — хозяин сего жилища, я тебе про него рассказывал.
"Хмурый? Она же бабка! Значит, Хмурая — так вроде правильнее", — подумал я.
Старуха окинула меня оценивающим взглядом, после чего, с нескрываемым скепсисом обратилась к своему товарищу:
— Не хлипковат?
— Не начинай. Забыл про Хинни Вирла?
— Ну, конечно, стоит один раз ошибиться... Сколько ты будешь это мне припоминать? — проворчала старуха Гротт.
— Каждый раз, как ты будешь неодобрительно высказываться относительно моего выбора, — усмехнулся Шеб.
— Видел я твой выбор, сегодня в магазин к нему заходил, тот еще мямля и олух.
— Знаешь, что? Не тебе решать! Если не нравится, я найду другого на твое место.
— Не надо другого! Что ты сразу, другого?
"Эти двое начинают меня раздражать. Кому расскажешь, не поверят! Сидят на моей кухне недотепа с перебинтованной головой — одетый, словно карикатурный персонаж — и старуха по имени Гротт — вся эта ситуация напоминала хреновый анекдот".
— Ребят, я вам не мешаю? — напомнил я о себе, стараясь звучать как можно строже.
— Нет, нет! Что ты? Это же твой дом, — сказал Шеб, расплываясь в широкой улыбке.
— Хорошо, что ты еще не забыл об этом! Хотелось бы узнать... — но мне не удалось договорить, в дверь снова позвонили.
"Кто на этот раз?" — я взглянул на своего гостя с перебинтованной головой и недовольно спросил:
— Ты еще кого-то пригласил?
— Думаю, это Гектор, — кивнул тот.
— Гек-проныра с нами?! — удивленно воскликнула старуха.
— Ага.
— Что же ты сразу не сказал?!
— Как? Разве Шейла не написала об это в письме?
— Ни слова!
— Странно, я же велел ей...
— Нормально! Я, значит, стою под дверью, а они сидят тут и жрут! — на кухню ввалился широкоплечий карлик с густой седой бородой и не менее густой и столь же седой шевелюрой.
"Как он вошел? Дверь же на замок закрыта!"
— Все претензии вон к нему, — ответила старуха Гротт и кивнула на меня.
— Парниша, ты чего теряешься? — проворчал карлик. — Я, голодный, словно орда немытых гоблинов! Давай-ка организуй мне все по высшему разряду!
— Он еще новичок в нашем деле, так, что не будьте слишком требовательны к нему, — сообщил ему Шеб.
— Вашу ж мать! Кто вы такие! — взорвался я, вскочив из-за стола.
— Какой психованный, — недовольно пробормотал карлик.
— Я сразу сказал, что он нам не подходит, — ухмыльнувшись, продребезжала старуха.
