Академик привёл Никиту Сергеевича к промышленной установке, возле которой сосредоточенно работал высокий мужчина с длинным лицом и грустными глазами. При виде Хрущёва он устало выпрямился и обтёр руки ветошью.
— Здравствуйте, Никита Сергеич.
— Здравствуйте, здравствуйте. С кем имею честь, так сказать?
— Юткин Лев Александрович, первооткрыватель электрогидравлического эффекта и разработчик множества способов его применения в народном хозяйстве, — представил Лаврентьев.
— Так-так... И что этот ваш эффект может? — спросил Хрущёв.
— Например, развивать давление в сто тысяч атмосфер, путём подачи относительно небольшого электрического импульса. Таким давлением можно штамповать металл, производить поверхностное упрочнение, дробить камни — с этого я и начинал, — коротко рассказал Юткин. — При сверхвысоких давлениях происходят многие, пока ещё слабо изученные процессы. Например, электрогидравлическим ударом можно очищать сточные воды, и даже деактивировать свиной навоз...
— О! — упоминание в присутствии Первого секретаря новых методов переработки свиного навоза неизменно производило магический эффект. — Расскажите-ка поподробнее, Лев Александрович! Как эта ваша штука работает?
— Да вот, простейшая электрическая схема. Трансформатор, диод, конденсатор, один или два воздушных разрядника, обеспечивающих пробой, и резервуар с водой, в котором установлены электроды. Там всё и происходит. Смотрите сами. Только наушники наденьте, бабах будет хороший, — Юткин протянул Хрущёву и Лаврентьеву по паре больших шумозащитных наушников, третьи надел сам.
Никита Сергеевич натянул на лысину наушники, приготовился.
Юткин положил в форму очередную листовую заготовку, закрыл камеру, зажал её рычажным зажимом. Включил установку. Трансформатор загудел, несколько секунд ушло на зарядку конденсатора, затем между полированными стальными шариками проскочила искра, послышался громкий щелчок разряда, затем сразу — мощный удар, установка слегка вздрогнула. Лев Александрович выключил электричество, открыл камеру и продемонстрировал Первому секретарю готовую деталь.
— Чтобы отштамповать такое изделие, нужен пресс массой несколько сотен тонн, ну, и стоимостью соответствующей, — пояснил Юткин. — А тут — сами видите, установка массой меньше сотни килограммов и энергопотребление куда скромнее.
Ещё я разработал насос высокого давления для подачи топлива в цилиндры дизельного двигателя, работающий на том же эффекте. Сейчас он проходит испытания, после их окончания можно будет ставить вопрос о серийном применении на автомобилях и тракторах. Такой насос значительно проще и дешевле по конструкции.
— Так это же потрясающе! И почему это не внедряется?
— Внедряется, — вставил Лаврентьев. — Но очень медленно, куда медленнее, чем следовало бы.
— А что там насчёт свиного навоза, можно поподробнее рассказать? — не отставал Хрущёв.
— Там механизм воздействия пока не вполне ясен, но суть в том, что электрические разряды и гидравлические удары в резервуаре с водой, смешанной с торфо-навозным компостом в соотношении торфа и навоза 1:2, деактивируют её, делая едкую субстанцию почти безвредной, готовой для применения в качестве удобрения, например, — пояснил Юткин. — Это позволяет получать удобрения во много раз быстрее, чем обычным компостированием. Энергозатраты при этом процессе немалые — примерно 50-55 киловатт на кубометр раствора. (Себестоимость 1 кВт х ч электроэнергии, полученного на ГЭС в 1960-х была примерно 0,1 коп)
Зато этим же способом можно очищать, например, любые сточные воды, включая городские фекальные стоки. Сейчас у меня разработана опытная установка, позволяющая получать удобрения в полностью автоматическом режиме.
— А напряжение нужно высокое? — спросил Никита Сергеевич. — Нужно ЛЭП тянуть?
— Достаточно напряжения бытовой сети.
— Так если поблизости есть ГЭС, такая переработка получается не слишком и дорогой, особенно, если получать в результате удобрение, — тут же прикинул Хрущёв. — С механизмом воздействия учёные рано или поздно разберутся, а мы с вами — практики, для нас важнее применение в народном хозяйстве.
Вот что, Лев Александрович. Работа ваша для страны очень важна. Я вас попрошу — напишите по каждой вашей разработке короткую аннотацию, примерно на страничку, с упором на экономический эффект, и передайте Михаилу Алексеевичу, он передаст мне, а я протолкну через Совет Министров. Вы в Москве живёте?
— В Ленинграде, — ответил Юткин. — В Москву меня на автозавод пригласили, для экспериментов.
— Так... — Никита Сергеевич повернулся к сопровождавшему его помощнику, Андрею Степановичу Шевченко. — Андрей Степаныч, пометьте пожалуйста, мне по возвращении в Кремль позвонить в Ленинград, Спиридонову, чтобы взял работу товарища Юткина на личный контроль и обеспечил поддержку.
А вас, Лев Александрович, я хочу вот о чём попросить. У вас в Ленинграде, может, слышали, есть такая детская организация на базе детдома, называется 'Коммуна юных фрунзенцев'.
— Этих коммун сейчас много, — кивнул Юткин. — Что-то слышал, но не факт, что именно о них.
— С них всё это движение детских и молодёжных коммун и начиналось. Но суть не в этом. Эти ребята по поручению Главкосмоса совместно с Институтом космической биологии и медицины ведут важнейшую научную работу — экспериментальную отработку космической оранжереи для предстоящего полёта на Марс.
— Ого! Дети? — удивился Юткин.
— С научным руководителем, разумеется, — пояснил Хрущёв. — Я вот и подумал, что для космического корабля ваш метод переработки отходов в удобрения — как раз то, что надо. Хочу попросить вас связаться с их научным руководителем, профессором Чесноковым и подключиться к этой работе. Руководство Главкосмоса я попрошу ваше открытие самым внимательным образом изучить и по возможности использовать.
Андрей Степанович, выясните, как с Львом Александровичем связаться, и его контакты передайте профессору Чеснокову, как только будет получено описание метода получения удобрений. Михаил Алексеевич, — Первый секретарь повернулся к академику Лаврентьеву. — Я на вас надеюсь, держите связь через Андрея Степаныча, или через товарища Шуйского. Телефоны у вас все есть.
— Всё организую, Никита Сергеич, — заверил Лаврентьев. — У меня ещё сейчас идёт отработка важной тематики — направленного взрыва. Когда будет результат, хорошо бы вам с товарищем Косыгиным тоже взглянуть. Большая польза для народного хозяйства может получиться.
— Направленный взрыв? Это как в кумулятивных боеприпасах?
— Не совсем, но отчасти похоже.
— Где-то мне попадалась фраза: 'Большинство проблем человечества может быть решено грамотно рассчитанным зарядом взрывчатки', — пошутил Хрущёв.
Лаврентьев засмеялся:
— Точно подмечено. Я, пока методику применения направленного взрыва отрабатывал, у себя на даче все пни повыкорчевал.
— Оп-па! — удивился Никита Сергеевич. — Пни? Взрывом? А дача-то не пострадала?
— Так там же навеска ВВ мизерная, — пояснил академик. — Происходит небольшой хлопок, и всё. Вся сила взрыва уходит в пень.
— Гениально! А детонаторы какие?
— Да любые, я электрические использовал, можно что-то на основе ружейных капсюлей попробовать сделать, ударного действия, по типу реле, — пожал плечами Лаврентьев. — Это уже детали. Дойдём до промышленного применения — придумаем. Есть ещё способ сварки взрывом, тоже сейчас над ним работаем.
— Здорово, Михаил Алексеич! Порадовали, — Хрущёв взял академика за локоть и отвёл в сторону. — Скажите, а Иван Александрович Серов и Пётр Иваныч Ивашутин к вам за помощью не обращались?
— Э-э-э... — Лаврентьев тут же посерьёзнел. — Пока нет. А должны были?
— Ну, у них по роду работы тоже встречается немало 'пней', которых трудно выкорчевать, — вполголоса пояснил Никита Сергеевич. — Им ваши разработки наверняка пригодились бы.
— Если есть такая необходимость — конечно, помогу, пусть обращаются, — заверил академик. — Есть и методики расчёта формы и массы зарядов, и пособия по установке напишем, вплоть до учебных курсов для сотрудников.
— Вот и хорошо, я тогда товарищу Серову передам, — улыбнулся Хрущёв.
Помимо ознакомления с новейшими технологиями и достижениями, Никита Сергеевич, как обычно, пообщался и с рабочими обоих заводов. Его интересовало всё — как платят, как люди оценивают снабжение, обеспечены ли они жильём, питанием на работе, спецодеждой, справедливые ли расценки и нормы, как работает городской транспорт и удобно ли добираться до работы. Эти поездки на заводы и в колхозы помогали держать руку на пульсе, иначе за бесконечной чередой текущих дел очень легко было оторваться от реальной жизни и нужд народа.
Рабочие сразу почувствовали неподдельный интерес Первого секретаря, в разговор вступали охотно. Тем более — в народе знали, что Первый привык решать проблемы, не отходя от кассы, тут же даёт поручения своим помощникам, директорам предприятий и секретарям райкомов и горкомов, а может и всыпать по первое число, если есть за что.
— Жильё дают! — ответили на его вопрос едва ли не хором. — Строят сейчас много, да ещё и порядок заведён чёткий — жильё в первую очередь самым нуждающимся, многодетным и передовикам производства. Кто хорошо работает — без жилья не останется.
— Нормы? А что нормы? Нормальные! — засмеялся пожилой рабочий. — Выполнимые, если работать, а не чаи гонять полдня. Расценки... да кто ж ими доволен бывает? Не срезают, и хорошо. Стабильность есть. Опять же, система перекрёстного премирования работает.
— А систему социальной оценки у вас не вводили? — спросил Хрущёв.
— У нас в цеху — система коммунистического труда, социальную оценку мы не вводили, — ответил рабочий. — В других цехах вводили, люди работают, получают неплохо. Многие пить бросают — невыгодно. У детей в школе успеваемость улучшается — мужики пить бросили, а заняться-то чем-то надо, особенно — зимой. Вот и делают уроки с детьми.
— Снабжение улучшилось! Раньше за хлебом в 6 утра очередь занимали, мясо только по праздникам видели, а сейчас всего завались в магазинах, даже фрукты тропические!
— Снабжению, товарищи, партия и правительство уделяют первейшее значение. — А как на работе питание организовано? — спросил Хрущёв.
— Грех жаловаться, столовая работает, кормят вкусно. Хорошо сделали — скатерти со столов убрали, столы новые, пластиком хитрым покрыты — и горячее можно поставить, и крошки стереть легко. На раздаче сделали самообслуживание, выбор есть из двух-трёх блюд, берёшь то, что нравится, да ещё салатов три-четыре вида всегда, — похвалила женщина в спецовке.
— Рюмочку вот только наливать перестали, — посетовал кто-то из задних рядов.
— Тебе налей! Забыл, как палец едва прессом не оттяпало, после рюмочки-то?
— Дык, это... Тогда не рюмочка была, а стакан целый...
— Транспорт стал лучше ходить, Никита Сергеич! Особенно как трамваи новые появились, эти, скоростные, что по отдельной дорожке ходят. Они и гремят меньше, и идут быстро.
— Да главное — до метро доехать, а там уже в любую точку города удобно добираться.
— Так то в Москве, а в других-то городах метро нет!
— В других городах, товарищи, будем пускать скоростные трамваи и внутригородские электрички, — объявил Первый секретарь. — В Ленинграде вот, уже такую электричку пустили, метро там ещё далеко не весь город охватывает, а у электрички вместимость даже больше, но есть проблема с рельсами, они город разрезают на куски, приходится туннели или эстакады строить. Поэтому трамвай удобнее.
— Да, трамвай, который новый, длинный — хорош. Удобный, зимой тепло, едет быстро!
— Да и ходить транспорт стал чаще!
— Хорошо, товарищи, — улыбнулся Хрущёв. — А в туристические поездки за границу кто-нибудь из вас уже ездил? Или у вас тоже — только начальство по заграницам катается?
— Начальство, конечно, чаще ездит, — ответил один из рабочих. — Но и из нас, из народа, уже многие за границей побывали.
— О! И как впечатления? — спросил Никита Сергеевич.
— Впечатления? Да как вам сказать? Разные впечатления, — ответил рабочий. — У нас тут люди в разных странах побывали. И в Европе, и в Азии, и в арабских странах. В Европе, конечно, нашим всё больше красивые да богатые районы стараются показать. Но иногда проезжали через рабочие районы. Вот где помойка-то! Вот где ужас.
И в Азии тоже самое — бедность и бардак, насмотрелись на ихние 'восточные базары'... С виду да, богато, а посмотришь повнимательнее, что народ покупает, а они больше ходят, да смотрят, чем покупают. Большинство населения живёт очень бедно. Такие лачуги из не пойми чего налеплены! Если с нашей страной сравнивать, то мы-то куда лучше живём...
— Никита Сергеич, — Андрей Степанович Шевченко, наклонившись, прошептал на ухо. — Тут иностранец с женой на экскурсии, увидел вас, спрашивает, можно ли пообщаться?
— Какой иностранец? — удивился Хрущёв.
На завод имени Сталина иностранца не пустили бы, а на МЗМА, где шёл разговор, порядки были менее строгие. Здесь собирались 'Ситроены', и к присутствию французов в цехах уже привыкли. Однако сейчас ситуация была другая.
— Американский писатель, Роберт Хайнлайн, с супругой, — ответил Шевченко.
— Вон оно что... — протянул Первый секретарь.
Приезд Хайнлайна он ещё в прошлом году обсуждал с Серовым. Даже читал его статьи с негативными отзывами о СССР и советском туристическом обслуживании, присланные Веденеевым и обнаруженные в архиве специалистами ИАЦ. При обсуждении сошлись на том, что недостатки в работе 'Интуриста' следует устранить, и передали рекомендации руководству турагентства, а Виктору Васильевичу Гришину было поручено проконтролировать исполнение. Самого же Хайнлайна, как убеждённого антикоммуниста, решили принимать на общих основаниях, не выстилая ковровую дорожку, но и не создавая никаких дополнительных неудобств.
— В конце концов, деньги за поездку он заплатил — надо выполнить свою часть соглашения и предоставить ему всё, что им оплачено, — решил тогда Никита Сергеевич. — Раз уж мужик скандальный — ущерб для нас от его статей будет больше, чем та пара сотен долларов прибыли, что удастся с него получить.
Серов, в свою очередь, дал своим людям в 'Интуристе' свои инструкции:
— Писатель он неплохой, но в жизни — говнюк изрядный, что не редкость. Не вздумайте перед ним стелиться и угождать, если будет строить из себя высшее существо — осаживайте твёрдо, но вежливо. Всё, что оплачено, ему надо предоставить по первому требованию. В конце концов — выделите ему отдельную машину, проще будет.
Жена у него говорит по-русски, сам он по ходу поездки тоже начнёт понимать по-нашему, поэтому следите за тем, что вокруг него говорят. Он к нам приехал не за приятными впечатлениями, а за негативом. Для нас его визит тоже полезен — ему есть с чем сравнивать, поэтому его отзывы для нас — как лакмусовая бумажка, помогут поправить то, что для нас уже настолько примелькалось, что мы и замечать эти недостатки перестали. Он для нас — своего рода 'ревизор Народного контроля'. Будет проситься смотреть заводы, деревни, рабочие районы. Если производство несекретное — пусть смотрит.
